ыл голоден, он буквально выволакивал
меня из кровати!
   Эндрю только засмеялся.
   - А когда он вырос, ты заставил меня отпустить его.
   - Потому что в душе он оставался диким зверем  и  имел  полное  право
жить среди себе подобных.
   - И все-таки мне было обидно. Прошло  много  времени,  прежде  чем  я
забыл его.
   - Зато он не забыл  тебя.  Однажды  я  заметил  его  на  задах  дома.
Насколько я понял, он искал тебя по  запаху.  К  тому  времени  это  был
настоящий хищник, с  внушительными  белыми  клыками,  явно  вожак  стаи.
Однако он вернулся сюда, потому что помнил руки, которые выкормили его.
   Хантер живо представил себе красавца волка с серебристо-серой шкурой,
который так любил облизывать ему лицо шершавым, как терка, языком.
   - Отменный был зверюга, правда? - продолжал Эндрю. - И все же до поры
до времени он барахтался с тобой в траве  и  ел  чуть  ли  не  из  твоей
тарелки.
   - Па, если ты напомнил мне эту историю с какой-то целью, то,  прости,
я не уловил смысла притчи.
   - Наверное, все-таки уловил, просто  не  хочешь  признаться  в  этом.
После Дугала Фрейзера ты - самый упрямый шотландец из всех, кого я знал.
Даже волк, самый дикий из зверей, не забывает того, кто его воспитал.  И
какой бы кровожадной ни была его натура, как бы часто он ни  убивал,  он
испытывает потребность вернуться домой. Он чувствует, что там его примут
любым. Пристало ли сомневаться в  этом  человеку?  Вот  это  я  и  хотел
сказать.
   - Но ведь он все равно вернулся в лес.
   - Потому что там его ждала самка. Пара нужна каждому, Хантер.
   - И это - вторая часть притчи? - усмехнулся тот.
   - Я вижу, ты умнеешь буквально на глазах,  -  одобрил  Эндрю,  звучно
хлопая сына по спине.
   Хантер впал в долгое  раздумье,  уставившись  невидящим  взглядом  на
золотую от солнца равнину, уходящую вдаль.  Здесь  был  его  дом,  здесь
прошло его детство. Все самые лучшие, самые невинные  воспоминания  были
связаны с этой землей. Он прожил вдали от этих мест  целую  жизнь,  став
тем, кого встретила и полюбила Сэйбл. Сэйбл. Здесь был дом его  детства,
но дом его зрелости был там, где согласилась бы жить она.
   - Прошли месяцы с тех пор, как я  видел  ее,  -  сказал  он,  пожимая
плечами. - Когда-то она любила меня, но в  жизни  все  меняется  быстро.
Получается, что я обманул тебя, па, потому что на самом деле я ни в  чем
не уверен. Я принес ей слишком много боли, перевернул вверх дном всю  ее
жизнь. Возможно, она вздохнула с облегчением, когда мы расстались.
   - Думаю, она по-прежнему ждет тебя.
   - Ты можешь только предполагать, но не утверждать, па.
   - Я не предполагаю, а рассуждаю. Твоя Сэйбл вовсе не  пустышка,  если
судить по тому, что она вернула тебя нам. Знаешь, я заранее люблю ее.
   - А я-то!
   - Тогда чего ты расселся, Хантер Далмахоу Мак-Кракен? Хватай  молоток
и лупи им до тех пор, пока не закончишь дом. Ребята вон  как  стараются!
Соображают, зачем ты его строишь. И ведь они правы, а,  сынок?  -  Эндрю
испытующе заглянул ему в лицо. - Это все ради нее?
   Хантер не ответил. Он встал  и  как  следует  потянулся,  разглядывая
недостроенный дом, откуда доносился перестук молотков и визг пилы.  Окна
открывались на восток, позади протекала река, а вокруг, на многие  мили,
катились бесконечные валы трав, волнуемых ветром. Это было именно то,  о
чем когда-то мечтала Сэйбл, и, если она  все  еще  хотела  воплотить  те
мечты,  он  мог  предложить  ей  прекрасный,  совершенный  кусок  земли,
принадлежащий  ему.  Здесь  было  хорошо  прожить  жизнь  и  состариться
счастливыми.
   Эндрю поднял молоток и  с  усмешкой  протянул  сыну.  Тот  взял  его,
повертел в руках и отбросил в сторону.
   - Разве ты не собираешься заканчивать дом?
   - Дом подождет, - бросил Хантер на ходу.  -  Сначала  надо  выяснить,
будет ли у него хозяйка.
   Через полчаса, сидя на облучке фургона, он со свистом щелкал кнутом и
молился, чтобы Сэйбл простила его  за  то,  что  ее  ожидание  оказалось
долгим.

Глава 43

   Сэйбл попросила молодого, неопытного и чрезмерно  пылкого  лейтенанта
извинить ее и пошла к дверям веранды, пробираясь между гостями.  Она  до
тошноты устала приветливо улыбаться. Весь вечер кавалеры  не  давали  ей
проходу, но их намерения были унизительно очевидны для нее. Все они  как
один не сводили взгляда с ее глубокого декольте,  из-за  чего  во  время
танца она несколько раз едва не влепила пощечину своему визави.
   Сэйбл давала балы только в угоду отцу. Каждый следующий был  для  нее
похож на предыдущий как две капли воды. Она  не  ждала  от  сегодняшнего
вечера ничего из ряда вон выходящего.
   Еще немного - и можно будет ускользнуть, предоставив остальным  вволю
развлекаться.
   Бальная зала была полна - впрочем, как обычно. В  дом  Кавано  гостей
привлекало не только высокое положение отца, но  и  скандальное  прошлое
дочери. Сенаторы, их  элегантно  одетые  жены  и  расфранченные  дочери,
молодые офицеры и штатские повесы. Вечера Сэйбл пользовались едва ли  не
самым большим успехом в городе. Сплошная элита,  совсем  как  в  стойлах
конного завода, подумала она, пряча усмешку.
   Уже приблизившись к дверям, Сэйбл прошла  мимо  группы  болтушек,  из
тех, что приезжали на бал сплетничать о приглашенных.
   - Можете себе представить, - донеслось до нее, - она месяцами спала у
костра! И притом не одна, а с каким-то  заросшим  волосами,  кровожадным
дикарем!
   - Как ты ошибаешься, Лоэлла! - Сэйбл обернулась в сторону сплетниц  с
ослепительной улыбкой на губах. - На самом деле  мы  спали  очень  мало.
Советую тебе время от времени выбираться в леса с каким-нибудь  дикарем,
чтобы зеленый цвет твоих щек сменился наконец здоровым румянцем.
   Ухватив крошечное  аппетитное  канапе  с  подноса  пробегавшего  мимо
официанта, она сунула его в рот и  прошествовала  к  двери.  "Ну,  будет
теперь разговоров", - подумала она равнодушно.
   Ричард Кавано смотрел  в  сад,  опершись  на  перила  балкона.  Сэйбл
приблизилась.
   - Гости развлекаются от  души,  папа.  Я  бы  предпочла  вернуться  в
ресторан.
   Ее тон был легким, а смех - воркующим, но генерал Кавано обеспокоенно
сдвинул брови. Он прилагал много усилий, чтобы Сэйбл  больше  бывала  на
людях, и возлагал большие надежды на сегодняшний бал.  Празднество  было
объявлено в честь  повышения  его  в  чине  и  перевода  в  министерство
обороны. И вот дочь заявляет, что предпочла бы заняться работой,  вместо
того чтобы развлекаться! Она и так не знала ни минуты передышки  со  дня
возвращения из  Дакоты.  Вставала  затемно,  ложилась  поздно,  говорила
только о работе, ни разу не  упомянув  имени  Хантера.  Бывали  моменты,
когда Кавано хотел разыскать негодяя и потребовать к  ответу,  но  разве
это принесло бы Сэйбл  счастье?  Кроме  того,  генерал  в  общих  чертах
догадывался, что произошло между Мак-Кракеном и его младшей дочерью.
   "Ах, Каролина, я сделал бы все, буквально все, чтобы из ее глаз исчез
этот тоскливый отсвет! Как ужасно сознавать, что виноват я сам... снова.
Если бы только я мог вернуть тот день, когда родился мой первый внук!"
   - Неужели тебе  так  уж  обязательно  уходить,  тыквочка?  -  спросил
Кавано, беря руку дочери. - Здесь собрались все твои  друзья,  им  будет
недоставать тебя.
   - Друзья? - переспросила Сэйбл с невеселой усмешкой, обводя  взглядом
бальную залу. - Разве эти люди - друзья мне? Давно уже нет.
   Ночами ей снилась  прерия  и  сама  она  верхом  на  быстрой  лошади,
смеющаяся, с развеваемыми ветром  волосами,  одетая  в  брюки  и  рубаху
вместо  тяжелых  стесняющих  туалетов.  Ей  снились  золотые   травы   и
пронзительно-яркие звезды. Она просыпалась,  глубоко  дыша,  потому  что
воздух в ее снах был свежим до сладости, напоенным ароматом сорных  трав
и невзрачных цветов.
   И он приходил в ее сны - Хантер.  Она  отчаянно  тосковала  по  нему,
лелея в душе его обещание вернуться, разыскать ее, где бы она ни была.
   - Здесь все чужое мне, папа.
   - Могу я пригласить вас на вальс, мисс Кавано?
   Сэйбл оглянулась.  Заговоривший  склонил  голову,  ожидая  ответа,  и
сердце ее дало стремительный крен при виде угольно-черных волос. Он  был
в чине капитана, широкоплечий и высокий!
   Увы, это оказался один из приглашенных,  капитан  Александр  Мастерс.
Генерал Кавано бросил на дочь умоляющий взгляд.
   - Хорошо, папа, - прошептала Сэйбл, - но после этого танца я уйду.
   Она позволила капитану увлечь ее в самый центр бальной залы.  Объятие
его было крепким, бережным, музыка взлетала и плыла над  танцующими,  но
Сэйбл ничего не слышала, ничего не чувствовала. Она вспоминала.
   Бывали дни, вечера и особенно ночи - холодные, одинокие ночи, - когда
она ненавидела себя за то,  что  позволила  Хантеру  уехать.  Он  обещал
вернуться, он утверждал, что должен покончить  с  прошлым  навсегда.  Но
разве это означало  не  писать?  Ни  единого  слова  в  течение  двух  с
половиной месяцев! Она почти утратила надежду,  которая  одна  только  и
помогала жить. Нет, не только  надежда  на  возвращение  Хантера.  Сэйбл
поддерживало также ощущение растущей в ее теле новой жизни. И все же  ей
было очень, очень одиноко.
   "Верь мне! - сказал Хантер, уезжая. - Не сомневайся во мне".
   Но как долго могла жить вера, если ничто не питало ее?
   Капитан  Мастерс  что-то  шепнул  на  ухо   Сэйбл,   и   та   подняла
вопросительный взгляд на его интересное лицо.  Капитан  охотно  повторил
комплимент:
   - Насколько мне  известно,  мисс  Кавано,  этот  великолепный  бал  -
исключительно дело ваших рук.
   - Это так, - подтвердила она,  с  трудом  удержавшись  от  вздоха.  -
Надеюсь, вам здесь нравится?
   - Теперь - да, - многозначительно улыбнулся молодой офицер.  Заметив,
что Сэйбл приняла его ответ равнодушно, он  еще  больше  заинтересовался
ею. - А знаете, я ведь сегодня обедал в вашем ресторане.  Очаровательное
местечко!
   Против воли Сэйбл оттаяла, как только разговор перешел на близкий  ее
сердцу предмет.
   -  Вы  напрасно  назвали  ресторан  моим.  Он   принадлежит   сеньору
Ваккарелло, а я лишь веду дела.
   - Я не впервые побывал в ресторане "У Сальваторе", мисс Кавано, и  не
мог не отметить его теперешнюю утонченность.
   -  Вы  очень  любезны,  -  сухо  ответила  Сэйбл,  впадая  в  обычную
отрешенность.
   - Надеюсь, это не прозвучит нескромно, если я спрошу:  вы  счастливы,
мисс Кавано?
   Раздражение, вызванное подобной смелостью, быстро растаяло  при  виде
искренне заинтересованного лица капитана.
   - Не совсем, - призналась Сэйбл.
   - Ослепительная женщина, равнодушная к балам... Причиной этого  может
быть только мужчина. Ради Бога, мисс Кавано, не смотрите на меня так!  Я
вовсе не хотел задеть вас. (Да  она  поистине  способна  разбить  сердце
одним взглядом этих лавандовых глаз!) Каким же надо быть идиотом,  чтобы
оставить женщину столь  прекрасную,  -  добавил  капитан,  нисколько  не
преувеличивая, от всей души.
   -  Я  уже  слышала  такое  однажды.  -  Сэйбл   засмеялась   коротким
безрадостным смехом. - Лучше бы кто-нибудь высказал эту мысль ему.
   - Нет уж, пусть "он" не знает, как много потерял. Возможно, это  даст
мне шанс.
   И капитан Мастерс  закружил  Сэйбл  с  отточенной  ловкостью.  Флирт?
Почему бы и нет? У этого хотя бы язык неплохо подвешен! Сэйбл надеялась,
что улыбается не слишком холодно.
   - Знайте, капитан, что танец со мной ставит точку на вашей репутации.
   - Все имеет свою цену, мисс Кавано, - улыбнулся тот,  прижимая  Сэйбл
чуточку ближе в знак того,  что  попытка  напугать  его  не  удалась.  -
Например, в этой самой зале есть немало мужчин, которые  согласились  бы
отдать правую руку за то, чтобы оказаться сейчас на моем месте.
   Он верил в то, что говорил, как бы выспренне это ни звучало.  Женщина
в его объятиях была чувственной, загадочной,  ослепительно  красивой,  а
главное равнодушной, что особенно воспламеняло.
   - Как вам не стыдно так бессовестно лгать, капитан?!
   От дверей раздался странный, совершенно неуместный  звук,  в  котором
Сэйбл послышалось что-то волнующе знакомое (не то чтобы она когда-нибудь
слышала стук подков по мраморным ступеням). Музыканты понесли вразнобой,
вытягивая шеи от любопытства, и вскоре умолкли совсем. Танцующие замерли
там, где их застало происходящее. Глаза  капитана  Мастерса  полезли  на
лоб. Сэйбл волей-неволей повернулась туда, откуда доносился  знакомый  и
тревожащий, ритмичный звук.
   - Сэйбл! - раздалось с веранды.
   Одними губами она ответила: "Хантер..." - даже не видя еще того,  кто
породил смятение в зале. Но кто еще осмелился бы на такое  бесцеремонное
вторжение? Поэтому, когда всадник появился в дверях, ведущих на веранду,
бросил поводья ближайшему официанту  и  пошел  через  залу,  она  просто
стояла и смотрела, впивая каждую деталь знакомого  облика,  не  в  силах
броситься навстречу. Хантер. Он выглядел таким  необычным  здесь,  среди
разряженных гостей,  -  мужественный,  статный,  вооруженный  охотничьим
ножом и парой кольтов,  одетый  в  экзотический  костюм,  сверху  донизу
отороченный бахромой,  в  высокие  запыленные  сапоги  и  видавшую  виды
широкополую шляпу! Он был в пути  долго  и,  должно  быть,  весь  пропах
конским потом и пылью. Он шел, оставляя цепочку следов на узорчатом полу
залы, шел обратно в ее жизнь!
   Сэйбл стояла, прижимая ладонь к сердцу, сознавая театральность  своей
позы и нимало о том не заботясь. Да  и  что  было  делать,  если  сердце
угрожало выпрыгнуть из груди?
   - Я сказал, что найду тебя, - и вот нашел.
   Хантер остановился перед ней -  такой  громадный,  такой  усталый,  с
лицом, оттененным свежей щетиной.  Он  был  самой  жизнью.  Хантер!  Его
неукротимая натура сказывалась в беспокойном, жестком блеске глаз.
   - Я не сомневалась, что ты придешь.
   Капитан Мастере, давно уже переводивший взгляд с  одного  из  них  на
другого, отошел в сторонку и сделал оркестру знак продолжать. Он  утешал
себя мыслью, что с самого начала не имел и шанса, а  значит,  при  таком
раскладе удачно избежал разочарования.
   Вальс снова взлетел над толпой. Без лишних слов Хантер закружил Сэйбл
по  зале,  подавая   пример   другим   парам,   все   еще   медлящим   в
нерешительности. Впрочем, он не заметил бы, даже если бы они танцевали в
полном одиночестве. Много дней он гнал коня по полям и лесам,  трясся  в
товарном вагоне и снова садился в седло - и все это время его сводило  с
ума опасение, что Сэйбл разлюбила, Сэйбл не дождалась. Он  ожил  лишь  в
тот момент, когда спрыгнул с коня в дверях залы и увидел ее,  стоящую  с
прижатой к  сердцу  ладонью.  Он  по-прежнему  ревновал,  и  теперь  эта
ревность имела конкретный объект - молодого военного в чине капитана,  в
объятиях которого он застал ее. Хантер и не думал обвинять Сэйбл.  Такая
красивая, полная жизни  женщина  не  могла  просто  забиться  в  угол  и
томиться в ожидании. Она честно предупреждала его об этом. И все же  она
жила полной жизнью, занималась делами.  Должно  быть,  у  нее  появилась
масса поклонников. И  зачем  только  он  оставил  ее  так  надолго?  Вот
дьявольщина!
   - Почему ты не говоришь мне, что я провонял конским потом... и  своим
в придачу?
   - Я еще не успела забыть этот запах, - безмятежно откликнулась Сэйбл.
   Взгляд ее был мягким, без малейшего оттенка упрека.
   - Как ты жила без меня, Фиалковые  Глаза?  -  вдруг  спросил  Хантер,
наклоняясь к самому ее уху.
   - Прекрасно, просто прекрасно, - ответила она все  тем  же  спокойным
голосом. - А как жил ты?
   - Я вообще не жил! Мне было так одиноко, так мерзко  и  беспросветно,
что я едва не удавился от пребывания в собственной никчемной компании, -
сообщил он и был вознагражден улыбкой. - Вот-вот, я так и знал, что тебя
это позабавит!
   - Если ты говоришь всерьез, то мне никогда не казались забавными твои
мучения, Хантер. Никогда.
   - Какой я все-таки олух! Пошутить - и то не умею.
   Он сознавал, что имеет один-единственный шанс вернуть Сэйбл,  и  если
эта попытка не удастся, другой попросту не будет. Самое странное, что  и
Сэйбл  чувствовала  нечто  подобное,  зная,   каким   неуклюжим,   каким
косноязычным  становится  человек  в  момент  решающих  объяснений.  Они
посмотрели в глаза друг другу, почти  физически  ощущая,  что  парят  на
грани между сияющим счастьем и беспросветным несчастьем.
   - Я люблю тебя... - начал Хантер, но она перебила:
   - Не говори этого!
   - Почему? - испугался он.
   - Потому что это только слова и сами по себе они  ничего  не  значат.
Лучше ответь, хочешь ли ты поделиться со мной всем, что у тебя  в  душе?
Могу ли я быть уверена, что однажды ты снова не вычеркнешь меня из своей
жизни на несколько месяцев? Что,  если  тебе  снова  покажется,  что  ты
недостаточно хорош для меня?
   - Ты считаешь, что я расстался с тобой охотно?
   - Даже если нет, все равно это случилось,  Хантер.  Теперь  это  наше
общее прошлое.
   - Прости.
   Эта мольба о прощении не понравилась Сэйбл. Она любила его  гордым  и
сильным и сейчас охотно ущипнула бы, чтобы показать, что не нуждается  в
выяснении отношений.
   - Мне знаком этот взгляд! - усмехнулся Хантер. - Боюсь,  Сэйбл,  тебе
придется признать, что я был  тогда  глуп.  Я  жаждал  вернуться  домой,
потому что верил, что это решит все.  И  -  можешь  себе  представить  -
вернуться оказалось недостаточно.
   - Да ну? - воскликнула она с иронией.
   - Это так, черт возьми! Только я должен был убедиться в этом сам,  на
своем опыте, потому что упрям, как всякий шотландец.
   - О, да! И это не единственный твой недостаток.  Ты  чертыхаешься  по
поводу и без повода.
   - А ты впредь строго указывай мне на это. Лет через десять я,  может,
и перестану. - Сэйбл остановилась посреди танцевального па,  не  обращая
внимания на окружающих, и Хантер снова наклонился к ее уху:
   - Я, конечно, потерял право задавать вопросы...
   - А ты попробуй задать какой-нибудь. Может быть, я и отвечу. Ну,  что
именно тебя интересует?
   - Ты все еще любишь меня?
   -  М-м...  -  начала  Сэйбл,  но  когда  лицо  Хантера   стремительно
потемнело, сказала с глубочайшей убежденностью:
   - Конечно, люблю!
   - Значит ли это, что ты выйдешь за меня замуж?
   - Конечно, выйду! - Она прижалась к его груди теснее,  чем  позволяли
приличия, в этот момент чувствуя себя восхитительно безрассудной.  -  Но
только если ты поцелуешь меня!
   - Как? - преувеличенно удивился Хантер. -  Прямо  здесь?  На  виду  у
гостей? А как же твоя чопорность?
   - Если ты не поторопишься, - прошипела  Сэйбл,  хватая  его  за  полы
куртки, - то я покажу тебе "чопорность", сама  набросившись  на  тебя  с
поцелуями!
   - Господи Иисусе! Вымани женщину в леса на пару недель -  и  придется
потом укрощать ее, как необъезженную лошадь!
   - Вот ужас-то, правда?
   Окончательно развеселившись, Хантер прижал ее к себе так, что дама из
ближайшей пары издала шокированный писк. Не обращая на это внимания,  он
склонился к губам Сэйбл. Еще  несколько  возгласов  донеслось  с  разных
сторон. Ахали в основном престарелые леди. Девушки на выданье  смотрели,
блестя глазами от восторга, замужние дамы  с  завистью  перешептывались,
мужчины поглядывали, скрывая улыбки одобрения. Впервые кто-то  осмелился
целоваться на виду у всех с таким пылом.
   Генерал Кавано решил, что настал момент  для  объяснения,  и  пересек
залу с притворно негодующим видом.
   - Надеюсь, Мак-Кракен, вы отдаете себе отчет, что  означает  подобное
поведение на глазах у всех присутствующих?
   - Это означает, что я люблю вашу  дочь,  Ричард,  -  ответил  Хантер,
отстраняясь.
   Его звучный голос был прекрасно слышен  в  каждом  уголке  залы,  тем
более что музыка вновь умолкла - оркестранты  снова  тянули  шеи  поверх
голов гостей. Заметив наконец, что их пара является  объектом  всеобщего
внимания, Хантер огляделся и повторил:
   - Да, люблю - на случай, если не все слышали. Надеюсь, генерал,  ваше
влияние поможе