ае, если судьба не припасла никаких неприятных сюрпризов.
   Отерев рот тыльной стороной  ладони,  Хантер  закрепил  почти  пустую
фляжку на поясе,  посмотрел  вниз  и  пошевелил  пальцами  ног,  которые
торчали сквозь  протертую  насквозь  кожаную  обувь.  Проклятие!  Он  не
удивился бы, обнаружив волдырь буквально на каждом! А что за  вонь!  Его
не оттереть в горячей воде и за пару  часов,  даже  если  извести  целый
кусок мыла! Ничего странного: ему приходилось спать и в сточных канавах,
и под заплесневелой  от  сырости  корягой,  а  животных,  убитых,  чтобы
поесть, потрошить так быстро и небрежно, что  от  каждой  добычи  что-то
оставалось на одежде. Видит Бог, он смертельно устал от всего этого.
   Хантер помотал  головой,  отгоняя  неуместные  мысли,  бессознательно
нащупал пакет, зашитый под одеждой, и решительно оттолкнулся от  дерева.
Будь рядом случайный свидетель, он не заметил бы и следа слабости на его
лице, только упрямую решимость, только намерение выполнить  свою  задачу
до конца или умереть. Именно так и был настроен Хантер Мак-Кракен.
   Однако ему удалось сделать не более сотни шагов.  Впереди,  там,  где
лес  расступался,  давая  место  небольшой  поляне,  был  виден   сквозь
поредевшие стволы желтый язык  пламени,  вокруг  которого  сгорбилось  в
дремоте несколько сидящих фигур. Отблеск костра  выхватывал  из  темноты
фургон с провиантом.
   В первое мгновение Хантер покрылся ледяной испариной, потом  медленно
отступил в чащу,  откуда  так  стремительно  выскочил  несколько  секунд
назад. Понимая, что где-то  поблизости  должны  быть  часовые,  он  весь
превратился в зрение и слух, намереваясь бесшумно  их  миновать.  Первое
побуждение - расправиться  с  неприятельскими  поставщиками  -  было  им
безжалостно подавлено: он направлен в  тыл  конфедератов  не  для  того,
чтобы помешать поставке продовольствия и медикаментов, а для того, чтобы
доставить секретное донесение. Ему и без того пришлось  прервать  немало
жизней, чтобы продвинуться туда, где он теперь находился.
   Шаг за шагом он осторожно двигался вокруг поляны, стараясь проникнуть
взглядом в густеющий мрак. Левее обнаружилась пара часовых,  которых  он
вовремя заметил и обошел, нырнув под навес из низких ветвей и опустив их
за собой медленно и бесшумно. За этой надежной завесой он  выпрямился...
и почувствовал прикосновение к  горлу  холодной  стали  ружейного  дула,
сопровождаемое щелканьем взводимого курка.
   - Сма-атри-ка, что тут у на-ас... - протянул, словно пропел, голос  с
безошибочно отличимой гнусавостью, свойственной большинству южан.
   Рука Хантера поползла к револьверу, потом, помедлив, нащупала рукоять
ножа. Если был хоть один шанс не потревожить остальных, им  нельзя  было
пренебрегать.
   - Не де-оргайся, синебрюхий! - продолжал конфедерат презрительно.
   Против воли, услышав оскорбительное  прозвище,  Хантер  напрягся,  но
заставил себя сохранять хладнокровие. "Господи,  да  простится  мне  эта
смерть!" - взмолился он мысленно.  Как  обычно,  случившееся  заняло  не
больше времени, чем  вспышка  молнии.  Левая  рука  вцепилась  в  ружье,
надежно заклинив курок. Правая метнулась вперед,  нацелив  лезвие  между
ребрами конфедерата. Хантер с такой силой всадил нож и рванул его вверх,
что тело солдата приподнялось в  воздух.  Треснула  реберная  кость,  ни
звука не сорвалось с губ, только что усмехавшихся так пренебрежительно.
   Стараясь не смотреть в лицо убитому, Хантер осторожно опустил тело на
траву, вытащил нож и вытер лезвие о штаны. Потом  он  методично  обыскал
убитого и добавил все, что нашел,  к  своим  скудным  припасам.  Особого
внимания заслуживали бумаги, которые Хантер запрятал поглубже.  Все  это
время  он  ни  на  минуту  не  спускал  глаз  с  неприятельских  солдат,
по-прежнему сидевших  у  костра,  но,  когда  тело  убитого  уже  начало
скользить по склону, он невольно бросил взгляд  на  лицо  своей  жертвы.
Лунный свет озарил широко раскрытые  глаза,  полные  запоздалого  ужаса,
губы, искривленные в безмолвном крике, и - к великому ужасу и  сожалению
Хантера - гладкий юный подбородок, еще не знакомый с бритвой.

Глава 1

Вашингтон.
Пять дней спустя

   Чалый жеребец остановился на полном скаку, на мгновение поднявшись на
дыбы и веером разбросав из-под копыт в стороны мелкие  камешки  и  комья
слежавшейся пыли. Верховой соскользнул с седла едва ли  не  раньше,  чем
передние ноги чалого коснулись земли, и так уверенно зашагал  вверх,  по
полумесяцу белой лестницы, как будто этот роскошный особняк  принадлежал
ему. Не обращая внимания на грязные следы, остающиеся на плюшевом ковре,
не удостоив и взглядом  лакеев,  попытавшихся  было  остановить  его,  а
просто раздвинув их плечами, он проследовал дальше, в глубь залы,  туда,
где  группа  разодетых  гостей  только  начинала  рассаживаться   вокруг
роскошно сервированного стола. Рокот беседы смолк, и удивленные глаза со
всех сторон уставились на того, кто позволил  себе  столь  бесцеремонное
вторжение.  Кое-кто  из  деликатных  дам  не  сумел  удержать   возгласа
возмущения - до  того  внешность  нежданного  гостя  не  соответствовала
настроению собравшихся, до того она тревожила и подавляла.
   Полковник  Ричард  Кавано,  повернувшийся  в  наступившей  тишине   к
вошедшему, тотчас двинулся ему навстречу. Черты  лица  полковника  разом
обострились, всякий след любезной улыбки исчез. Он  шел  таким  широким,
нетерпеливым шагом, что, сам того не замечая, волочил за собой  девушку,
упрямо не желавшую отпустить его локоть.
   Когда  они  встретились  в  центре  залы,  вновь  прибывший  замер  в
неподвижности, в полном  соответствии  с  уставом,  глядя  поверх  плеча
полковника Кавано. Его приветственный  жест  был  безукоризненным,  рука
вытянулась вдоль бедра не раньше, чем был получен ответ. Все это время в
помещении царила тишина.
   - Это вы, Мак-Кракен? - спросил полковник, всматриваясь. - Надеюсь, я
не ошибся?
   Бледная тень улыбки коснулась сжатых губ капитана и  исчезла  раньше,
чем была замечена.
   - Так точно, сэр, вы не ошиблись, сэр.
   - Вольно, капитан, вольно! -  махнул  рукой  Кавано,  невольно  качая
головой: он едва узнавал своего подчиненного. - Ну и вид у тебя,  сынок!
Тысяча чертей, ты похож на разбойника с большой дороги!
   - Папа, что за выражения! - ахнуло  трепетное  создание,  по-прежнему
цеплявшееся за его локоть. - И  потом,  наши  гости  все  это  видят!  Я
настаиваю на том, чтобы ты  занимался  делами  где-нибудь  в  специально
отведенном месте.
   Кавано не обратил на дочь ни малейшего внимания.
   - Что, черт возьми, довело тебя до такого состояния, сынок?
   - Долго рассказывать, сэр.
   Мак-Кракен слегка повернулся, позволив своему взгляду на пару  секунд
встретиться  со  взглядом  старшего  по  званию,  и  вновь  вернулся   к
созерцанию некой точки за плечом  полковника.  Этого  короткого  взгляда
было достаточно,  чтобы  Кавано  понял,  чего  стоило  молодому  офицеру
появление в его доме, сумел мысленно увидеть мелькающее лезвие, услышать
выстрелы, крики ярости и боли, вдохнуть запах свежепролитой крови, едкий
пороховой дым и тошнотворную вонь горелой человеческой плоти.  Тот,  кто
стоял сейчас перед ним навытяжку, выглядел безупречно вымуштрованным,  и
все же в нем таились  буйство,  неистовство,  пусть  укрощенные,  но  не
уничтоженные окончательно. Человек чести, брошенный в безумие войны,  он
оказался разрываем меж правилами, принятыми в  цивилизованной  жизни,  и
законом джунглей, постоянно находясь под угрозой  навсегда  остаться  за
чертой,  где  царит  лишь  сила,  и  быть  ею  отделенным  от   прочего,
цивилизованного человечества.
   Девушка  между  тем  надулась   из-за   выказанного   ей   невольного
пренебрежения.
   - Что ж, сынок, - сказал Кавано, - отложим рассказы на  потом,  кроме
одного, самого важного.
   - Насколько я помню, сэр,  мне  еще  ни  разу  не  пришлось  услышать
"можешь быть свободен", пока не было рассказано все до последнего слова.
   Кавано не мог не улыбнуться. Мак-Кракен  протянул  ему  пакет  рукой,
наспех перевязанной грязным бинтом.
   - Папа, ради Бога, не сейчас!
   Девушка переводила негодующий взгляд с  одного  на  другого,  что  не
помешало ее отцу принять пакет и нетерпеливо сломать печати.  Тогда  она
издала звук, напоминающий фырканье раздраженной кошки.
   - В мой день рождения!..
   - Ничего не  поделаешь,  девочка...  -  рассеянно  утешил  полковник,
надрывая конверт.
   Он  извлек  бумаги  и   погрузился   в   чтение.   Так   бесцеремонно
отстраненная, девушка перенесла свое недовольство на  того,  кто  явился
причиной досадной паузы в празднестве, -  на  капитана  Мак-Кракена.  Он
выглядел ужасно, ужасно! Настоящий  дикарь,  увешанный  оружием,  словно
атрибутами варварства, покрытый грязью и даже...  даже  кровью!  Сморщив
нос с неприкрытым отвращением, девушка демонстративно прижалась к  отцу,
как бы стараясь укрыться от неприглядного зрелища.
   - Отпусти же его скорее, папа! Он весь в грязи, - прошипела она.
   Мак-Кракен прекрасно слышал намеренно обидные  слова,  но  лишь  тень
скользнула по его лицу.
   - Веди себя, как  подобает  леди,  Сэйбл,  -  все  так  же  рассеянно
откликнулся отец, не поднимая глаз от бумаг.
   - И от него плохо пахнет!
   - Сэйбл!
   Девушка умолкла, но в отместку раскрыла  веер  с  громким  хлопком  и
начала яростно им обмахиваться.
   Капитан понимал, как он выглядит, и не  нуждался  в  том,  чтобы  ему
напоминала об этом разряженная пустышка. Ей ли было понять, как зудит  и
ноет каждая царапина, каждый волдырь,  каждый  кусочек  грязи  и  каждая
капля пота на его теле! Ему приходилось напрягать всю свою  волю,  чтобы
не поддаться желанию выскочить отсюда и  плюхнуться  в  ближайшую  лужу.
Если бы его мать случайно оказалась среди женщин, смотревших  сейчас  на
него, или хотя бы узнала о том, что он  позволил  себе  предстать  перед
ними в подобном виде, она наверняка умерла  бы  от  стыда.  Впрочем,  не
нарушение условностей беспокоило его. Условности! Его путь  от  Теннесси
был настоящей гонкой с дьяволом, он устал  так,  что  едва  держался  на
ногах, он умирал от голода, не мылся и не брился Бог знает как давно. Он
повидал столько и столько сделал - малая часть заставила бы весь выводок
леди попадать в обморок от ужаса, узнай они... Но они не узнают,  он  не
позволит себе сломаться сейчас, на глазах у всех.
   Чтобы  как-то  пережить  паузу,  казавшуюся  бесконечной,  Мак-Кракен
разрешил взгляду скользнуть по дочери полковника. Пожалуй, он слишком ей
польстил,  назвав  девушкой,  скорее  она  была  едва  созревшим,   чуть
угловатым подростком, еще не утратившим детской пухлости и не  обретшим,
женской округлости форм. Но уже  сейчас  в  ней  чувствовалось  обещание
будущей красоты. Впрочем, подумал Мак-Кракен не без  ехидства,  с  таким
количеством желчи и такой готовностью ее изливать этот плод скорее всего
увянет, не успев расцвести. Ее роскошный наряд  был  неуместно  женским,
слишком взрослым, и прежде  чем  отец  одобрил  его,  ей,  должно  быть,
пришлось немало потрудиться. Все в ней изобличало избалованного ребенка:
капризный поворот тщательно причесанной головки, надменное пожатие плеч,
раздраженное постукивание атласной туфельки - все это так  и  кричало  о
том, что весь мир вертится вокруг  нее  одной.  Мало  того,  у  нее  еще
хватало нахальства бросать на него возмущенные взгляды!
   Наконец полковник сложил письмо  и  сунул  его  в  пакет.  Мак-Кракен
продолжал смотреть поверх его плеча.
   Ноги  его  были  слегка  расставлены,  руки  соединены   за   спиной,
подбородок вздернут - поза образцового военного, хотя его заметно шатало
от усталости. Поразительно, подумал Кавано с восхищением,  этот  парень,
можно сказать, переплыл кровавую реку, чтобы добраться сюда,  и  у  него
хватает сил соблюдать армейский протокол! Это означало, что капитан  все
тот же, несмотря на внешние перемены, так бросающиеся в глаза.
   - Следуйте за мной, - приказал он, переходя на официальный тон. - Мне
придется написать рапорт относительно этих бумаг. Есть хотите?
   Словно отвечая на эти слова, в животе у Мак-Кракена громко забурчало.
Тот ничем не выдал смущения, сохраняя полную неподвижность.
   - Но, папа!  -  воскликнула  Сэйбл,  которую  полковник  ласково,  но
решительно отстранил.
   Оба офицера обернулись,  успев  сделать  лишь  пару  шагов  к  двери.
Девушка стояла, пылая негодованием, вертя в руках закрытый веер.
   - Ах да! Прошу прощения. Капитан Хантер Д. Мак-Кракен -  моя  младшая
дочь...
   - Я не имею ни малейшего желания быть ему представленной, и ты знаешь
это, папа! - Сэйбл не удостоила ответом поклон капитана, в  который  тот
вложил хорошую  порцию  насмешки.  -  Этот  человек  испортил  мне  весь
праздник! Никто  не  смеет  лишать  меня  дня  рождения,  ни  при  каких
условиях!
   Она топнула ногой, и Ричард Кавано испустил вздох,  взглядом  как  бы
говоря капитану: ну что с ней поделаешь! Он понимал, что происходящее  -
дело его собственных рук, плод многолетнего  поощрения  каждого  каприза
Сэйбл и ее старшей сестры Лэйн, но  полковник  знал,  что  и  впредь  не
сможет отказать им ни в чем, что у него просто не хватит духу для этого.
Так уж повелось с того самого дня, как девочки лишились матери.
   - Ну-ну,  моя  тыквочка!  -  сказал  он  примирительно,  запечатлевая
отеческий поцелуй на лбу дочери. - Разумеется, твой день рождения  очень
важен, но пойми, где-то умирают люди, и я должен повиноваться долгу.
   С этими словами он оставил дочь и поспешил к двери.
   - Долг! Все дело в этой войне!
   Девушка надула губы и еще раз топнула ногой,  нимало  не  беспокоясь,
что  тем  самым  нарушает  образ  благовоспитанной  молодой  леди.   Она
проследила взглядом за своим щегольски одетым отцом, бок о бок с которым
шагал неописуемо грязный капитан Как-бишь-его. Однако  кислое  выражение
недолго портило хорошенькое личико Сэйбл Кавано. Вновь заиграла  музыка.
Несколько офицеров - знатных и богатых молодых людей - окружили ее, горя
желанием заключить в объятия и увлечь в круг танцующих.
   Капитан между тем последовал за полковником в вестибюль  особняка,  к
двери его домашнего кабинета. Дочь  Кавано  улетучилась  из  его  мыслей
сразу, как только исчезла с глаз. Где-то  и  впрямь  умирали  люди.  Его
люди, что было особенно горько.

***

   Некоторое время спустя, опустошив вместительную тарелку и поставив ее
на  поднос  отиравшегося  поблизости  лакея,  Хантер  почувствовал  себя
значительно лучше. Прежде чем лакей испарился, капитан успел ухватить  с
подноса  хрустальный  графинчик  виски  и  намерен  был  отдать  напитку
должное.
   Теперь ничто не тревожило его гордости. Денщик полковника выстирал  и
выгладил  его  форму,  пока  сам  Хантер  мылся  и  соскабливал  со  щек
многодневную щетину. Привалившись спиной к холодному мрамору колонны, не
спеша потягивая крепкий напиток, Хантер чувствовал себя более или  менее
в ладу с самим собой. Он даже протанцевал один из танцев с Лэйн  Кавано.
Впечатление, которое он вынес из  их  короткой  беседы,  было  не  самым
лестным для старшей дочери полковника: она была  той  же  Сэйбл,  только
более зрелой.
   Краем уха Хантер услышал поблизости воркующий женский смех, призывный
полувздох-полустон, и улыбнулся, радуясь за всех тех, кто  этим  вечером
получит шанс коснуться нежной женской плоти.
   - Зачем вы мучаете меня? Завтра я отправляюсь на фронт!  -  взмолился
кто-то шепотом.
   Должно быть, ответом ему было отрицательное движение  головы,  потому
что послышался глубокий вздох разочарования. "Тебе  попалась  дразнилка,
приятель. Не повезло!" - мысленно  обратился  Хантер  к  неизвестному  и
сделал хороший глоток из своего стакана.
   - Из уважения к вам я предлагаю вернуться в комнаты...
   - И это все, что вам от меня нужно?  -  кокетливо  прошептал  женский
голос.
   - Вы ведь знаете, что это не так, мисс Кавано!
   Хантер насторожился,  весь  превратившись  во  внимание,  и  бесшумно
заглянул за колонну, у которой стоял.
   - Тогда зачем нам идти в комнаты? - Женский пальчик, обтянутый шелком
перчатки, скользнул по рукаву формы вниз.
   - Но я... я не ручаюсь за  себя!..  -  пролепетал  офицер,  судорожно
схватившись за край каменной скамьи, на которой притаилась парочка.
   В этот момент Хантер громко  и  продолжительно  прокашлялся.  Молодой
человек вскочил на ноги  и  засуетился,  поправляя  прическу,  одергивая
форму. В наступающих сумерках была заметна краска смущения на его щеках.
Хантер коротким кивком приказал ему пройти в дом.
   На лице Сэйбл Кавано ясно выразилось все неудовольствие, испытываемое
ею от неожиданной помехи только что начавшемуся флирту.  Она  поднялась,
наблюдая за тем, как ее кавалер исчезает за дверями бальной залы,  потом
раскрыла кружевной веер, уже печально известный Хантеру, и начала изящно
помахивать им над своими обнаженными плечами. Помедлив, она  направилась
к капитану, преувеличенно и несколько вызывающе покачивая бедрами.  Тому
едва удалось сдержать рвущееся наружу насмешливое фырканье.
   -  Мисс  Кавано,  прошу  прощения  за  то,  что  вновь  мешаю   вашим
сегодняшним развлечениям.
   - Вновь? - переспросила Сэйбл, на секунду наморщив свой гладкий  лоб.
- Разве мы уже встречались?
   Шелковые юбки коснулись носков его сапог. Она подошла гораздо  ближе,
чем позволяли правила приличия.
   - Да, мы встречались, - усмехнулся  Хантер.  -  Не  помните?  Вы  еще
сказали, что я весь покрыт грязью и плохо пахну.
   - О!
   На лице Сэйбл  отразилось  что-то  отдаленно  напоминающее  смущение.
Хантер в ответ с томным видом  прикрыл  веки  и  многозначительно  повел
головой в сторону скамьи:
   - Надеюсь, на этот раз вы не против моего общества? Или вы  предпочли
бы, чтобы из-за колонны появился не я, а ваш отец?
   - Ах, это! Это ничего не значило,  поверьте.  Мне  просто  необходимо
было чем-то заняться.
   Бессердечная  сучка,  подумал  Хантер  с  внезапной  злобой.  У  него
безотчетно  сжались  кулаки  от  желания  раздавить  молоденькую  дрянь,
растереть в пыль.
   - Что тебе необходимо, малышка, так это чтобы кто-нибудь задрал  твои
накрахмаленные юбки и  как  следует  выдрал  тебя  ремнем  по  кружевной
заднице! - процедил  он  негромко,  но  внятно,  надеясь,  что  девчонка
услышит.
   Она услышала и  ахнула,  оскорбленная.  Однако  рука,  вскинутая  для
пощечины, так и не коснулась щеки Хантера. Он остановил ее на полувзмахе
и держал брезгливо, зажав запястье между двумя  огрубевшими,  бронзовыми
от загара пальцами.
   - Как вы смеете! Папа отдаст вас за это под трибунал!
   - Да ну?
   Сэйбл забилась, пытаясь освободиться,  шипя  от  злости  в  трепетных
попытках  разжать  пальцы,  казавшиеся  ей  стальными.  Хантер   холодно
наблюдал за ее усилиями, приподняв черную бровь.
   - Итак, мисс Кавано, вам нравится дразнить мужчин,  разжигать  в  них
надежду, что им подарят немного ласки  накануне  отъезда  на  фронт?  На
фронт, где они будут сражаться  за  то,  чтобы  вы  могли  оставаться  в
безопасности  и  устраивать  праздник  в  день  своего   знаменательного
появления на свет! А знаете ли вы, что играете с огнем?
   - Джентльмен не только не позволит себе того, на что вы намекаете, но
не станет и думать на эту тему! -  начала  Сэйбл  пылко,  но  запнулась,
когда хмурое лицо Хантера приблизилось.
   - Джентльмен уважает леди, помните об этом, - отрезал  он.  -  Только
представьте себе, что произойдет,  если  однажды  мужчина,  которого  вы
будете дразнить слишком долго, забудет об уважении  к  вам  и  к  вашему
отцу, если он...
   Неожиданно для себя Хантер поддался порыву, чего никогда не случалось
прежде. Он резко привлек девушку к себе, дав Сэйбл первый  раз  в  жизни
ощутить, что такое близость мужского тела.
   - Он просто возьмет то, что ему так беспечно предлагают!
   - Нет! Я не думала... Отпустите меня, прошу вас!