Балаховский: В блоке всегда были человеческие татуированные кожи. Я  не
могу сказать точно, сколько их там было, так как они все время то поступали,
то вывозились. Здесь были не только татуированные человеческие кожи, а также
и дубленые кожи, которые были без татуировки.

     Дюбост: Значит, кожу сдирали с людей?

     Балаховский: Кожу снимали, а затем дубили.

     Дюбост: Продолжайте Ваши показания по этому вопросу.

     Балаховский:   Я   видел   эсэсовцев,   которые   выходили   из   блока
(патологического блока) с дублеными кожами в руках; я знаю по рассказам моих
товарищей, которые работали  в  патологическом  блоке,  что  туда  поступали
заказы на кожи и эти дубленые кожи выдавались в качестве  подарка  некоторым
охранникам и посетителям, которые использовали их для переплетов книг.

     Дюбост: Нам известно, что Кох, который был  начальником  в  это  время,
понес наказание за такую практику?

     Балаховский: Я не был свидетелем  действий  Коха,  это  было  до  моего
прибытия.

     Дюбост: Следовательно, даже после его ухода все еще были  татуированные
и дубленые кожи?

     Балаховский: Татуированные и дубленые кожи  там  находились  постоянно,
поэтому,  когда  американцы  11  апреля  1945  г.  освободили  лагерь,   они
обнаружили в блоке номер 2 татуированные и дубленые кожи.

     Дюбост: Где дубили эти кожи?

     Балаховский: Кожи  дубили  в  блоке  номер  2  и,  возможно,  в  здании
крематория, который был расположен недалеко от блока.

     Дюбост: Согласно Вашим показаниям, эта практика  продолжалась  и  после
Коха?

     Балаховский: Да, но я не могу сказать, в каких размерах.

     Дюбост: Видели  ли  Вы  кого-нибудь  из  крупных  германских  деятелей,
которые приезжали в лагерь для его осмотра?

     Балаховский: Я могу рассказать кое-что в отношении  посещений,  которые
были в лагере Дора.

     Дюбост: Простите, я должен задать Вам еще один вопрос о кожах. Известно
ли Вам об осуждении Коха?

     Балаховский: Я знаю об осуждении  Коха  из  рассказов  моих  товарищей,
которые находились в лагере при Кохе, но лично я не был свидетелем по  этому
делу.

     Дюбост:  Неважно,  нам  достаточно  знать,  что  после  вынесения   ему
приговора продолжалось дубление кож.

     Балаховский: Совершенно точно.

     Дюбост: Вы утверждаете это?

     Балаховский:  Да.  Даже  после  его  осуждения  можно  было  обнаружить
татуированные и дубленые кожи.

     Дюбост: Можете ли Вы нам рассказать теперь, кто  из  видных  германских
деятелей приезжал в лагерь?

     Балаховский:  Связь  между   внешним   миром,   то   есть   германскими
гражданскими и даже военными лицами, и концлагерем  постоянно  существовала.
Некоторые политзаключенные получали  отпуск  и  разрешение  от  СС  провести
некоторое время в своих семьях. С другой стороны, иногда в лагерь  приходили
представители германской армии.  В  50-й  блок  приходили  курсанты  летного
училища. Эти курсанты, и представители германской армии, могли  видеть  все,
что там происходило.

     Дюбост: Что они делали в 50-м блоке?

     Балаховский:  Они  приезжали  по  приглашению   штурмбаннфюрера   Шуле,
осматривали оборудование. В лагерь было сделано несколько таких визитов.

     Дюбост: Какое оборудование?

     Балаховский: Оборудование для приготовления вакцин, лаборатории и др.

     Дюбост: Благодарю Вас.

     Балаховский: Были и другие посетители, например, в октябре 1944 года  в
наш блок приезжали медсестры из германского Красного Креста.

     Дюбост:  Знаете  ли  Вы   фамилии   известных   германских   личностей,
приезжавших в лагерь?

     Балаховский:  Известная  личность,  если  хотите,  принц  Вальдек   унд
Пьермонт, который был обергруппенфюрером СС  и  высшим  руководителем  СС  и
полиции в Гессене и Тюрингии. Он несколько раз приезжал в  лагерь  и  был  в
46-м и 50-м блоках. Он особенно интересовался опытами.

     Дюбост: Известно ли Вам, каково было состояние заключенных незадолго до
освобождения лагеря американскими войсками?

     Балаховский: Заключенные в Бухенвальде предчувствовали, что они  должны
быть очень скоро освобождены. 11 апреля  с  утра  в  лагере  был  образцовый
порядок. Несмотря на крайние трудности,  удалось  тайно  спрятать  оружие  -
ящики с гранатами и приблизительно 250 винтовок. Все это было  разделено  на
две партии: в госпитале приблизительно 100 винтовок и в моем блоке  -  около
150 винтовок и ящики с гранатами. Как только американцы стали приближаться к
Бухенвальду, 11 апреля, в 3 часа дня, политические  заключенные,  разбившись
на отряды, схватили, а частью  расстреляли  сопротивлявшихся  охранников  СС
лагеря. Этим охранникам было  очень  трудно  бежать,  так  как  они  уносили
тяжелые рюкзаки с добычей, то есть украденные вещи, то,  что  они  украли  у
заключенных во время пребывания их в лагере.

     Дюбост: Благодарю Вас. У меня нет больше вопросов к свидетелю...

     Кауфман (защитник  подсудимого  Кальтенбруннера):  Вы  -  специалист  в
области исследований по получению вакцин?

     Балаховский:  Да,   я   являюсь   специалистом   по   проведению   этих
исследований.

     Кауфман: Скажите, по Вашему мнению, имело ли все то, что  производилось
там с людьми, какой-то смысл?

     Балаховский: Это не имело  никакого  научного  значения  и  имело  лишь
практическое  значение:  с  помощью  экспериментов  проверяли  эффективность
действия ряда производимых веществ.

     Кауфман: Но Вы должны  иметь  свое  собственное  суждение  относительно
этого, так как Вы сами видели  этих  людей;  Вы  действительно  видели  этих
людей?

     Балаховский: Я очень близко соприкасался с этими людьми, потому  что  в
50-м блоке мне была поручена часть работы по производству вакцины, и в связи
с этим мне хорошо известно, какого  рода  эксперименты  производили  в  46-м
блоке и почему их производили. Я знаю также, что врачи СС были почти  полным
ничтожеством, и мы поэтому могли без труда саботировать производство вакцины
для германской армии.

     Кауфман: Тогда это были действительно очень большие страдания,  которые
должны были испытывать люди перед смертью?

     Балаховский: Конечно, эти люди невероятно страдали, особенно  при  ряде
экспериментов.

     Кауфман: Скажите, Вы это также знаете только по наслышке,  или  Вы  это
говорите на основании своего собственного опыта?

     Балаховский:  В  50-м  блоке  я  видел  фотографии  ожогов,   вызванных
действием фосфора, и не  нужно  быть  специалистом-врачом  для  того,  чтобы
представлять, что должны были  испытывать  люди,  над  которыми  производили
опыты, когда их тело прожигали до костей.

     Кауфман: Так что Ваша совесть была возмущена?

     Балаховский: Совершенно верно.

     Кауфман: Я спрашиваю Вас, как же Ваша совесть позволяла  Вам  выполнять
этот приказ, который не соответствовал Вашему внутреннему убеждению,  почему
Вы не помогали этим страдальцам?

     Балаховский: Это объясняется исключительно просто.  Когда  я  прибыл  в
лагерь Бухенвальд в качестве депортированного, я не скрыл своей профессии, я
сказал Только, что я "лаборант", то есть  человек,  знакомый  с  аппаратурой
лабораторий, человек, не являющийся специалистом; я был  направлен  в  Дора,
там я потерял  из-за  режима,  установленного  СС,  30  килограммов  за  два
месяца...

     Кауфман: Господин свидетель! Я сейчас говорю  только  о  Бухенвальде  и
ничего не хочу знать о Доре. Я спрашиваю...

     Балаховский  (перебивая):  Именно  то,  что   заключенные   Бухенвальда
общались между собой, привело к тому,  что  меня  заставили  возвратиться  в
Бухенвальд.  Господин  Жюльен   Кэн,   директор   французской   Национальной
библиотеки, сообщил обо мне германскому политическому заключенному  Вальтеру
Кюммельсхейму, который был секретарем в 50-м блоке.  Кэн  без  моего  ведома
привлек внимание к тому, что в Дора находится французский  специалист,  хотя
сам я этого не говорил. Вот почему я был отозван СС из Дора, чтобы  работать
в 50-м блоке.

     Кауфман: Простите, что я Вас прерываю. Не  будем  слишком  вдаваться  в
детали. Я думаю, что все рассказанное Вами сейчас  -  правда,  то  есть  то,
почему Вы попали в лагерь Дора и почему вернулись оттуда обратно. Но я хотел
бы спросить о другом. Я еще раз поэтому спрашиваю.
     Вы же знали, что эти люди,  говоря  человеческим  языком,  просто  были
мучениками, правда это или нет?

     Балаховский: Отвечаю на заданный вопрос. Когда я прибыл в 50-й блок,  я
ничего  не  знал  ни  об  этом  блоке  ни  о  том,  какие  эксперименты  там
производили. Лишь в дальнейшем, когда я уже находился в 50-м блоке, я  узнал
со временем, после того, как я познакомился с  рядом  лиц,  работавших  там,
подробности относительно экспериментов.

     Кауфман: Хорошо. И после того,  как  Вы  узнали  о  всех  деталях  этих
экспериментов постольку, поскольку Вы  являетесь  врачом,  неужели  в  Вашем
сердце не родилось чувства глубокой жалости к этим несчастным?

     Балаховский: Я испытывал к ним большую жалость, но речь шла не  о  том,
жалеть их или нет, так как надо было пунктуально  выполнять  данные  приказы
или в противном случае погибнуть.

     Кауфман: Хорошо. Итак Вы говорите, что если бы Вы  в  какой-то  степени
попытались не выполнить те приказы, которые давались, то Вас бы убили? Верно
это?

     Балаховский: Это не вызывает ни малейшего сомнения. С  другой  стороны,
моя работа состояла в производстве вакцины и никогда  ни  я,  ни  какой-либо
другой заключенный из  50-го  блока  не  бывали  в  46-м  блоке  и  не  были
свидетелями экспериментов. О  фактах,  касающихся  экспериментов,  нам  было
известно лишь на основании регистрационных  карточек,  которые  исходили  из
46-го блока и проходили официальную регистрацию в 50-м блоке.

     Кауфман: Да, но я думаю, что для совести человека нет  большой  разницы
между тем, что Вы являетесь свидетелем страданий или непосредственно  знаете
об этих страданиях. Я хочу задать другой вопрос.

     Председатель:  Вы  сейчас  задали  вопрос?  Не  будете  ли  Вы  любезны
сформулировать вопрос?

     Балаховский: Простите, но я хотел бы ответить на последний вопрос.

     Кауфман: Это не было вопросом. Я хочу задать другой вопрос.

     Балаховский: В таком случае я  хотел  бы  ответить  на  сделанные  Вами
замечания.

     Кауфман: Ваш ответ меня не интересует.

     Балаховский: Но я настаиваю на том, чтобы мне разрешили ответить.

     Председатель: Отвечайте на вопрос, пожалуйста.

     Балаховский: Страдания в лагере имели место  повсюду,  а  не  только  в
блоке, где производили эксперименты. Они  были  в  карантинных  блоках,  эти
страдания испытывали все, кто находился в лагере. Эти люди умирали ежедневно
по несколько сот человек. Царством мук и страданий были все концентрационные
лагеря.

     Кауфман: Скажите, существовали какие-либо инструкции относительно того,
что об этих экспериментах вообще нельзя говорить?

     Балаховский: В принципе эти эксперименты  были  совершенно  секретными.
Всякое неосторожное  упоминание  об  экспериментах,  могло  быть  немедленно
наказано смертной казнью. И я должен  добавить,  что  очень  немногие  знали
подробности относительно экспериментов.

     Кауфман: Господин свидетель, Вы говорили об  осмотрах  лагеря,  которые
имели место, а также и о том, что медсестры  от  немецкого  Красного  Креста
посещали лагерь, а также военнослужащие и что также имели место отпуска  для
некоторых политических заключенных. Скажите,  Вы  когда-либо  присутствовали
при таком осмотре лагеря?

     Балаховский: Я присутствовал при всех посещениях лагеря,  которые  были
мною упомянуты.

     Кауфман: Скажите, посетители этого  лагеря  видели,  что  производились
инъекции  в  область  сердца,  или  видели  ли  они,  что   дубились   куски
человеческой  кожи?  Скажите,   присутствовали   ли   эти   посетители   при
издевательствах?

     Балаховский: Я не могу утвердительно  ответить  на  этот  вопрос.  Могу
указать лишь на то, что посетители проходили через мой блок. Чтобы попасть в
него, нужно было пройти почти через весь  лагерь.  Я  не  знаю,  куда  могли
пройти посетители до или после того, как они попадали в блок,  в  котором  я
находился.

     Кауфман: Скажите, кто-либо из Ваших товарищей, может быть, говорил  Вам
о том, что эти посетители лично присутствовали при этих  эксцессах?  Да  или
нет?

     Балаховский:  Я  не  понимаю  вопроса.  Будьте  добры,  повторите   его
пожалуйста.

     Кауфман: Может быть, кто-либо из ваших товарищей говорил вам о том, что
посетители лагеря сами присутствовали при подобных эксцессах?

     Балаховский: Я ни разу не слышал о том, чтобы посетители присутствовали
при совершении экспериментов или при подобного рода действиях. Единственное,
что я могу сказать, говоря о дубленой коже, это то,  что  я  своими  глазами
видел унтерофицеров  или  офицеров  СС,  точно  я  не  помню,  были  ли  это
унтерофицеры или офицеры, которые выходили из 2-го блока с дубленой кожей  в
руках, но это были эсэсовцы, а не какие-либо другие посетители лагеря.

     Кауфман:  Скажите,  эти  посетители,  особенно  медсестры  из  Красного
Креста, знали о том, что эти  эксперименты  с  точки  зрения  медицины  были
совершенно бессмысленными,  или  они  только  хотели  посетить  лаборатории,
осмотреть оборудование и т. п.?

     Балаховский: Я еще раз говорю,  что  посетители  входили  в  мой  отдел
лаборатории, где они видели то,  чем  там  занимались,  то  есть  заполнение
пробирок в условиях стерильности, но я не могу сказать, что видели они до  и
после этого. Мне лишь известно,  что  посетители,  о  которых  я  говорю,  -
курсанты люфтваффе и представители из  Красного  Креста  -  осматривали  все
оборудование блока. Однако, они вне  сомнения  знали,  каково  происхождение
этой культуры и могли предполагать, что эксперименты производились на людях,
так как там  имелись  таблицы,  графические  изображения,  которые  отражали
различные стадии развития культур. Правда можно  было  подумать,  что  кровь
брали у обычных больных тифом, а не больных,  которые  были  заражены  тифом
искусственным путем. Я искренне полагаю, что основной массе  посетителей  не
были  известны  все  жестокости,  которые  происходили  в  46-м  блоке.   Но
невозможно было для посетителей, которые  проходили  в  лагерь,  не  увидеть
того, в каком  плачевном  и  ужасном  состоянии  находилась  основная  масса
заключенных лагеря...

     Кауфман: Вы говорили о том, что политические заключенные могли временно
покидать лагерь. Знали ли эти заключенные о  тех  эксцессах,  которые  имели
место в лагере, и если они об этом знали, имели ли  они  право  говорить  об
этом в Германии?

     Балаховский:   Очень   немногим   политическим   заключенным,    причем
исключительно немцам, разрешали отлучаться из лагеря. Это были  заключенные,
которым  эсэсовцы  доверили  ответственные  должности  в  лагере  и  которые
находились в лагере не менее десяти лет. Это,  например,  был  "капо"  Карл,
начальник столовой войск СС, который отвечал за  эту  столовую.  Он  получил
двухнедельный отпуск для того, чтобы  посетить  свою  семью  в  Цейтц.  Этот
"капо" находился на свободе в течение десяти дней  и  мог  рассказать  своей
семье все, что знал, но я абсолютно не знаю, делал он это или нет.
     Я  могу  лишь  сказать,  что,  безусловно,  он  должен  был   соблюдать
осторожность. Во всяком случае, все заключенные, которые получали разрешение
на отпуск, провели в лагере много времени, о чем я  уже  сказал,  и  были  в
курсе почти всего, что в нем происходило, в  том  числе  они  были  в  курсе
экспериментов.

     Кауфман: И последний вопрос. Если считать, что люди, о которых Вы здесь
говорили, все-таки говорили что-либо своим семьям,  даже  пусть  с  условием
хранить все в тайне, но руководство лагеря узнало бы об этом, не думаете  ли
Вы, что в результате этого могли последовать даже смертные казни?

     Балаховский: Безусловно, если семьи не хранили это в тайне  и  об  этом
узнали  бы  эсэсовцы,  в  данном  случае,  безусловно,  заключенным  грозила
смертная казнь.

     Кауфман: Благодарю Вас.


ИЗ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ Ф. БУА

     {IMT, vol. 6, p. 263-278}

       ----------------------------

                           Стенограмма заседаний
                           Международного военного трибунала
                           от 28 и 29 января 1946 г.



     Дюбост: Свидетель, показания которого  я  попрошу  Трибунал  выслушать,
должен уточнить один важный момент, который оставался невыясненным в течение
нескольких недель. Трибунал помнит, что во время представления доказательств
моими американскими коллегами встал вопрос,  приезжал  ли  Кальтенбруннер  в
лагерь Маутхаузен? В качестве  доказательства  я  представляю  свидетельские
показания  господина   Буа,   который   должен   показать   Трибуналу,   что
Кальтенбруннер был в Маутхаузене. У свидетеля есть  фотографии,  на  которых
зафиксирован этот визит и Трибунал ознакомится с ними.

     Председатель: Очень хорошо. Ваше имя?

     Буа: Франсуа Буа.

     Председатель: Повторяйте за мною слова присяги...

                    (Свидетель  повторяет слова присяги)

     Дюбост: Вы француз?

     Буа: Я испанский беженец.

     Дюбост: Вы родились 14 августа 1920 г. в Барселоне?

     Буа: Да.

     Дюбост: Вы фоторепортер? И Вы были заключены в лагерь Маутхаузен с...

     Буа: С 27 января 1941 года.

     Дюбост: Вы представили следователям некоторое количество фотографий?

     Буа: Да.

     Дюбост: Они  будут  демонстрироваться  на  экране  и  Вы  покажете  под
присягой, в каких условиях и где Вы сделали эти фотографии?

     Буа: Да.

     Дюбост: Как Вы достали эти фотографии?

     Буа: В связи со своей профессией  я  попал  в  Маутхаузен  в  отдел  по
установлению  личности  заключенных  в   лагере.   Там   имелся   фотоотдел.
Разрешалось фотографировать все, что происходило в лагере, для отправки этих
фото верховному командованию в Берлин.

                        (Демонстрируются фотографии)

     Дюбост: Это общий вид каменоломни. Здесь работали заключенные?

     Буа: Большинство заключенных.

     Дюбост: Где находится лестница?

     Буа: Внизу.

     Дюбост: Сколько там ступенек?

     Буа: Сначала было 160, а затем 186 ступенек.

     Дюбост: Можем перейти к следующей фотографии.

     Буа: Это  двор  каменоломни  во  время  приезда  рейхсфюрера  Гиммлера,
Кальтенбруннера, гаулейтера Линца и других, имена которых мне неизвестны. Вы
видите труп человека, упавшего сверху в  каменоломню.  Такие  случаи  бывали
каждый день.

     Дюбост: Можно переходить к следующей фотографии.

     Буа: Снимок сделан в апреле  1941  года.  Мои  товарищи  испанцы  тянут
вагонетку, наполненную землей. Это работа, которую нас заставляли делать.

     Дюбост: Кто сделал этот снимок?

     Буа: На этот раз это был Пауль Риккен, профессор из Эссена.

     Дюбост: Можно переходить к следующей.

     Буа: Это эпизод с одним сбежавшим австрийцем. Он был столяром в гараже.
Он сделал ящик, в который можно было спрятаться и  таким  образом  выйти  из
лагеря. Но через некоторое время его поймали. Его  поместили  в  тележку,  в
которой перевозили трупы в крематорий, и сделали  там  надпись  на  немецком
языке: "Все пташки возвратились" Его приговорили  к  смерти.  Провели  перед
строем из  10  тысяч  заключенных  под  музыку  оркестра  цыган.  Когда  его
повесили, тело его качалось на ветру,  а  оркестр  играл  мелодию  известной
песни "Черный Биль".

     Дюбост: Следующая. Кто делал эти снимки?

     Буа: Фриц Корнати, обершарфюрер  СС.  Он  был  расстрелян  в  Голландии
американскими войсками в 1944 году.
     Этот человек на снимке,  русский  военнопленный.  Его  пове