онодательство Германии.
В связи с этой мерой лица еврейского происхождения были изгнаны. Также  были
изгнаны  представители  всех  национальностей,  которых  германские   власти
рассматривали как поселившихся незаконным образом.
     11. Только эльзасцы и лотарингцы, которые  выразили  согласие  признать
себя лицами германского  происхождения,  получали  разрешение  оставаться  у
своих очагов.
     12. Собственность политических организаций и собственность евреев  была
конфискована, так же как и собственность, приобретенная французами после  11
ноября 1918 г.".
     Наилучшим  образом  дух  этих  произвольных  мер  иллюстрируют   слова,
публично произнесенные 16 июля в Страсбурге Робертом  Вагнером.  Подчеркнув,
что  ликвидируются  все   элементы   иностранных   корней   и   иностранного
гражданства, этот высокий чиновник подтвердил, что целью  Германии  является
раз и навсегда "решить" вопрос Эльзаса.
     Такая  политика,  которая  не  могла  быть   функцией   находящихся   в
подчиненном  положении  оккупационных  властей,  была  равносильна   скрытой
аннексии и явно противоречит соглашениям, подписанным Германией в Ретонде.
     Впоследствии французская делегация внесла многочисленные  протесты.  Мы
прилагаем к нашему досье список этих протестов, их  всего  62.  Этот  список
содержится в книге документов под номером РФ-702.
     Германская политика развивалась в трех направлениях.
     Во-первых,  проводилась  совокупность  мер,  которые  имели   -   целью
устранить все, что мы называем французским по духу,  то  есть  все  то,  что
связывало  население  этой  страны   со   своими   определенными   условиями
существования и национальными традициями.
     Во-вторых, - совокупность мер, предназначенных для того, чтобы навязать
местному населению германские нормы во всех сферах жизни.
     И,  наконец,  производились  перемещение  и   колонизация   (здесь   мы
употребляем германскую  терминологию).  Остановимся  вначале  на  устранении
французского духа. Устранение французского гражданства и французского  права
автоматически явились результатом мер, которые будут рассматриваться нами  в
связи с насаждением германских норм.
     Я хотел бы особо отметить здесь,  что  немцы  стремились  прежде  всего
устранить такие элементы французского духа, которые смогли  бы  существовать
даже  при  устранении  условий   национального   существования   с   помощью
юридических средств. Прежде всего они запретили  в  предельно  грубой  форме
употребление французского языка.
     Об  этом  говорится  в   многочисленных   приказах   и   распоряжениях.
Распоряжение от 16 августа 1940 г. озаглавлено: "К вопросу о  восстановлении
родного  языка".  Этот  документ  был  опубликован  в  бюллетене  германских
приказов и распоряжений за 1940 год , документ РФ-703.
     "В  качестве  дальнейшего  проведения  уже   принятых   мер   в   целях
восстановления родного языка эльзасского населения, приказываю следующее:
     1. Официальный язык. Все официальные учреждения в Эльзасе, в том  числе
администрация в общинах, управления корпораций  общественные  учреждения,  а
также церкви и судебные органы должны употреблять лишь немецкий язык  как  в
устной, так и в письменной форме.
     Население Эльзаса должно пользоваться исключительно немецким  языком  в
том случае, когда оно обращается к указанным учреждениям как в устной, так и
в письменной форме.
     2. Имена и фамилии. Впредь следует употреблять имена как в устной,  так
и в письменной форме лишь в их немецком виде даже в  том  случае,  если  они
записаны в метрике о рождении по-французски. С  момента  вступления  в  силу
настоящего приказа в метрики могут вписываться только немецкие имена.
     Эльзасцам, имеющим французские  имена,  которых  не  бывает  у  немцев,
рекомендуется обратиться  с  ходатайством  об  изменении  их  с  тем,  чтобы
выразить свою приверженность ко всему  германскому.  Это  в  такой  же  мере
касается лиц, носящих французские фамилии...
     3. Настоящим запрещается составление на французском языке контрактов, а
также каких бы то  ни  было  документов,  которые  должны  быть  заверены  у
нотариуса. Деловая  переписка  на  специальных  типографских  бланках  и  на
обычных бланках должна вестись на немецком языке.
     Бухгалтерские книги, финансовые расчеты предпринимателей  учреждений  и
фирм также должны вестись на немецком языке.
     4. Надписи на могилах. Впредь надписи на крестах  и  надгробных  плитах
могут  составляться  лишь  на  немецком  языке.  Это  распоряжение  касается
составления новых надписей в такой  же  мере,  как  и  восстановления  ранее
существовавших".
     Эти меры сопровождались кампанией в прессе.
     Так как население оказывало сопротивление  проводившимся  мероприятиям,
эта кампания продолжалась в течение всего  периода  оккупации.  В  связи  со
сказанным я хотел бы процитировать выдержку из весьма примечательной статьи,
которая была опубликована в "Дерньер Ну-вель де Страсбург" 30 марта 1943  г.
Эта выдержка не предъявляется в качестве доказательства, так как  она  взята
из статьи, которая была опубликована. При чтении ее  создается  впечатление,
что эта шутка. Однако она касается серьезных вещей, так как в ней речь  идет
о репрессивных мерах  в  отношении  лиц,  которые  отказывались  употреблять
немецкий язык.
     Цитирую:
     "Немцы приветствуют друг друга словами "хайль Гитлер".  Нам  больше  не
нужны  французские  приветствия,  которые  мы  постоянно  слышим  в   тысяче
различных вариантов. Элегантное приветствие "бонжур"  не  предназначено  для
грубых эльзасских глоток, для которых немецкий язык был привычным  с  давней
эпохи  Осфрида  фон  Вейссенбурга.  Когда  эльзасец  произносит   "оревуар",
французы думают, что тот говорит по-арабски.
     Когда эльзасцы употребляют французские  слова,  возникают  фонетические
чудища, искажающие наш прекрасный эльзасско-немецкий  диалект,  они  подобны
чертополоху на клумбе. Выкорчуем их! Они недостойны Эльзаса.  Вы  полагаете,
что нанесете женщине обиду, если скажете "фрау" взамен "мадам"? Мы  уверены,
что эльзасцы откажутся от привычки проявлять капризы в пользовании языком, и
властям не придется прибегать к  жестким  мерам  по  отношению  к  тем,  кто
бойкотирует немецкий язык.
     После  запрещения  французского  языка   национал-социалисты   занялись
музыкой.  Таково  содержание  декрета  от  1  марта  1941  г.,  подписанного
начальником управления по  пропаганде  и  просвещению  Дресслером  (документ
РФ-704; он был опубликован в германском официозе "Журналь  Офисиель  Альман"
за 1941 год, страница 170).
     "О  нежелательной   и   вредной   музыке.   Музыкальные   произведения,
находящиеся в противоречии с культурными устремлениями  национал-социализма,
внесены управлением по пропаганде и просвещению  в  список  нежелательных  и
вредных".
     После музыки нацисты принялись за головные уборы.
     Представляю в качестве доказательства документ  под  номером  РФ-705  -
декрет от 13 декабря 1941 г., опубликованный в официальном бюллетене за 1941
год, страница 744, в котором сказано:
     "Носить французские береты (баскские  береты)  в  Эльзасе  запрещается.
Этот запрет касается всех головных уборов, которые по своей форме или  своим
видом напоминают французские береты".
     Нарушение этого запрещения каралось штрафом или тюрьмой.
     В этих регулирующих нормах смешное нередко соперничает  с  одиозным.  Я
почти готов просить у Трибунала  извинения,  но,  действительно,  мы  ничего
здесь не придумали.
     Нацистские руководители вели также упорную борьбу с жителями, хранящими
французские флаги. В  качестве  примера  я  приведу  выдержку  из  документа
РФ-706,  который  по  своему  характеру  является  распоряжением  германских
административных властей; он был обнаружен в Страсбурге, в архиве управления
гаулейтера. Этот документ датирован 19 февраля 1941 г. Я оглашу  три  абзаца
из первой  части  этого  документа,  которые  следуют  за  выдержкой  общего
порядка:
     "Гаулейтер  считает  желательным,  чтобы  управления   блоклейтеров   и
целенлейтеров рекомендовали эльзасскому населению распороть имеющиеся у него
французские флаги и использовать их для домашних нужд...
     К 1 мая с. г. ни одно частное лицо не должно иметь французских  флагов.
Это должно быть достигнуто следующим образом: блоклейтеры должны  поочередно
обойти все дома и рекомендовать семьям использовать флаги для домашних нужд.
     Следует также довести до сведения, что после 1-го мая этого года  будут
сделаны соответствующие выводы о взглядах тех лиц,  в  чьем  владении  будут
обнаружены французские флаги".
     Следующий документ под номером РФ-707; он также является  распоряжением
на ту же тему, изданным 26 апреля 1941 г. в Страсбурге. Я хотел бы  огласить
лишь последнюю фразу из этого документа.
     "В том случае, если к 1 июня 1941 г. у  кого-либо  из  эльзасцев  будут
обнаружены французские флаги, эти лица должны быть направлены на один год  в
концентрационные лагеря".
     Нацисты боялись французского влияния в такой степени, что даже  приняли
особые меры, чтобы помешать въехать в Эльзас рабочим из  числа  угнанных  на
принудительные  работы  жителей  оккупированных  территорий,  французов   по
национальности. Об этом говорится в распоряжении  представителя  гражданской
администрации в Эльзасе от 7 сентября 1942 г.;  распоряжение  представляется
под номером РФ-708. Этот документ  также  был  изъят  из  архива  управления
гаулейтера в Страсбурге. Я оглашаю первые строки документа РФ-708:
     "В связи со сложившейся обстановкой при наборе рабочей  силы  начальник
гражданской администрации в Эльзасе принял решение о  том,  что  иностранные
рабочие из всех европейских стран впредь могут быть использованы в  Эльзасе.
Это  не  относится  к  французам  и  бельгийцам,  которые  не   могут   быть
использованы в Эльзасе".
     Предпринимавшиеся немцами меры против французской ориентации  эльзасцев
получили дополняющий эти меры аспект,  заключавшийся  в  попытке  уничтожить
также все внешние признаки, которые могли  бы  указывать  на  принадлежность
Эльзаса к родине, Франции. В связи  с  этим  пунктом  приведу  один  пример.
Представлю наш документ РФ-709.
     Это письмо немецкого посольства в Париже от 7 мая  1941  года,  которое
воспроизведено  в   меморандуме   французской   делегации,   находящемся   в
правительственных архивах. Зачитываю документ РФ-709, он короткий:
     "Германское  посольство  имеет  честь  указать  Генеральной   делегации
французского правительства на оккупированной территории на нижеследующее:
     "Германское посольство проинформировано о том, что в  серии  материалов
по теме, касающейся отечества, французская  радиостанция  на  оккупированной
территории  сделала  радиопередачу  о  деревне  Брумат;  передача   согласно
поступившей  информации  прошла  в  эфир  16  или  17  апреля   1941   года,
приблизительно в 21 час.
     Учитывая, что  Брумат,  расположенный  близ  Страсбурга,  находится  на
немецкоязычной  территории,  германское  посольство  просит  уведомить  его,
действительно ли была сделана такая радиопередача.
     Существуют многочисленные претензии и протесты такого рода, к  счастью,
они носят анекдотический характер. Теперь нам нужно  привести  два  особенно
серьезных эпизода, так как они связаны с нападениями, вопиющими  нарушениями
суверенитета, и даже с преступлениями.
     Первый  эпизод  касается  изъятия  сокровищ  Страсбургского  собора   и
надругательств над ними. По этому поводу я представляю документ РФ-710,  это
письменный протест от 14 августа 1943 г.,  направленный  генералом  Бераром,
председателем французской  делегации  в  комиссии  по  перемирию.  Зачитываю
начало этого письма:
     "Уважаемый генерал!
     С начала войны монсеньер Руш, епископ Страсбургский, передал  сокровища
Страсбургского собора и имущество ряда церковных приходов данной епархии  на
попечение министерства изящных искусств. Министерство поместило эти  вещи  в
безопасное место в замках Отфор и Бордейе в Дордони, где они и находились до
20 мая 1943 года.
     В числе сокровищ  и  упомянутого  имущества  находилось,  в  частности,
облачение для отправления  богослужений,  которым  мог  пользоваться  только
епископ - часть облачения была его личной  собственностью  -  а  также  мощи
святых, сосуды и предметы для исполнения церковных обрядов.
     Министерский советник Крафт, попытавшись несколько раз - но  безуспешно
- добиться согласия от  монсеньера  Руша,  20  мая  обратился  не  только  к
префекту Дордони, но и к директору по вопросам религии с просьбой  разрешить
изъять помещенные на хранение предметы. Столкнувшись с  отказом  со  стороны
этих двух высокопоставленных  лиц,  он  заявил,  что  возвращение  в  Эльзас
имущества католической церкви будет поручено полиции безопасности.
     В результате на заре 21 мая войска проникли в замки Отфор и  Бордейе  и
заняли их, невзирая на протесты попечителя. Предметы,  являющиеся  святыней,
были погружены на грузовики и увезены в  неизвестном  направлении.  В  числе
изъятых вещей оказались освященные сосуды и  ритуальные  предметы,  а  также
мощи святых, почитаемые верующими. Тот факт, что эти священные предметы были
изъяты лицами, не связанными с церковью и  по  закону  не  имевшими  на  это
права, а также условия проведения операции вызвали негодование и единодушное
осуждение верующих".
     В связи с данным документом я желал бы привлечь  внимание  Трибунала  к
одному факту, с которым мы часто будем сталкиваться в последующем; по нашему
мнению, этот  факт  крайне  важен  для  настоящего  процесса.  Речь  идет  о
постоянном вмешательстве со стороны различных  немецких  администраций  и  о
сотрудничестве этих администраций друг с другом. Так,  приведенный  документ
должен показать Трибуналу, что министерский советник  Крафт,  представлявший
гражданскую службу, занимавшуюся  национальным  образованием,  обращается  к
полиции СС с просьбой добыть  предметы,  которые  ему  не  удается  получить
собственными усилиями.
     Второй эпизод, который я хотел бы  привести,  связан  со  Страсбургским
университетом. С начала войны Страсбургский университет, являвшийся одним из
лучших французских университетов, переехал  в  Клермон-Ферран,  где  и  была
продолжена преподавательская деятельность. После оккупации Эльзаса, с учетом
того, что эта оккупация фактически представляла собой аннексию,  университет
не возвратился в Страсбург, а остался в городе, где нашел  убежище.  Нацисты
выражали  по  этому  поводу  свое  сильное  неодобрение   в   многочисленных
угрожающих меморандумах.
     В этой связи мы хотели бы представить документ РФ-711. В этом документе
мы вновь столкнемся с министерским советником Гербертом Крафтом, о котором я
говорил при представлении предыдущего документа. Представляемый мною  сейчас
документ имеет номер  РФ-711,  это  оригинал  за  подписью  Крафта.  В  этом
меморандуме, датированном 4 июля 1941 года,  советник  Крафт  выражает  свое
разочарование  по  поводу  шагов,  предпринятых  им  в   отношении   ректора
Страсбургского университета господина Даньона.
     Я полагаю, что  уместно  зачитать  очень  короткую  выдержку  из  этого
меморандума,  чтобы  показать,  какова  была  наглость  немцев  и  к   каким
угрожающим методам они прибегали даже в той части Франции, которая  не  была
еще оккупирована. Выдержка, которую я собираюсь зачитать, - последний  абзац
на странице 2 документа РФ-711.
     Крафт пересказывает конец своего разговора с ректором. Цитирую:
     "Я оборвал разговор,  встал,  и  между  прочим  задал  ему  вопрос,  не
является ли решение адмирала Дарлана для него приказом от его правительства.
Когда я выходил, то добавил: "Надеюсь, что Вас не арестуют". Он  побежал  за
мной, заставил меня повторить это замечание, и  иронически  воскликнул,  что
это было бы для него большой честью".
     Этот документ может вызвать улыбку, однако  речь  идет  о  деле  весьма
серьезном.
     15 июня 1943 года германское посольство составило  записку,  которую  я
представляю в качестве документа РФ-712. Этот документ находился  в  архивах
Высокого суда и заверен секретарем этого суда. Привожу текст этого документа
РФ-712, опуская его начало:
     "Германское посольство полагает, что весьма желательно найти разрешение
вопроса о пребывании Страсбургского университета в Клермон-Ферране.
     Мы были бы счастливы узнать, что под шапкой "Страсбургский университет"
новые публикации появляться не будут, с тем чтобы такие публикации не  могли
приводить к новым разногласиям.
     Германское посольство приняло к сведению  тот  факт,  что  министерство
национального образования не  будет  в  последующем  заполнять  на  кафедрах
профессорские вакансии.
     Далее предлагается, чтобы на бланках "Страсбургский университет"  более
не выдавались удостоверения о сдаче экзаменов".
     Завершая тему о Страсбургском университете, я хочу указать Трибуналу на
известный вопиющий факт, а именно на то, что в четверг 25 ноября  1943  года
германская  полиция   захватила   здание   Страсбургского   университета   в
Клермон-Ферране, арестовала профессоров и студентов, подвергла их проверке и
депортировала значительное число людей. В ходе этой  операции  полиция  даже
стреляла в двух профессоров; один был убит, второй серьезно ранен ..
     Эти факты широко известны, однако я считаю, что  лучше  доказать  их  с
помощью документа. Этот документ не включен в нашу книгу документов, попрошу
Трибунал принять его в качестве приложения.
     Это сообщение господина Хеппфнера, декана литературного факультета.

     Председатель: Это у Вас оригинал документа?

     Фор: Да, Ваша честь. Зачитываю:
     "Дата - 25 ноября 1943 года, четверг. Занятия, начавшиеся в  10  часов,
приближаются к окончанию. Когда я выхожу из комнаты, студент, стоящий у окна
в зале, делает мне  знак  подойти  и  указывает  на  внутренний  двор  перед
кафедрой физики, где мы видим, что на страже стоит солдат вермахта в  каске,
сапогах, с автоматом в руках. "Давайте попытаемся убежать". Слишком  поздно.
В то же мгновение со всех сторон раздаются дикие крики, коридоры и  лестницы
заполняются топотом тяжелых  сапог,  лязганием  оружия,  яростными  криками,
кого-то, сопротивляющегося, куда-то волокут.  Солдат  пробегает  по  зале  с
воплем: "Все во двор  -  передайте  другим".  Все,  естественно,  понимают".
Вторая выдержка:
     "Один из наших, Поль Колломп, был хладнокровно убит выстрелом в  грудь,
этот факт подтверждает очевидец. К сожалению, это действительно имело место.
Вне сомнения, все произошло  следующим  образом.  Когда  Колломпу  приказали
покинуть секретариат, где он находился, то он  повиновался,  как  показалось
полицейскому, слишком медленно, и  тот  яростно  нанес  ему  удар  в  спину;
инстинктивно наш коллега обернулся, и  полицейский  выстрелил  ему  прямо  в
грудь. Смерть наступила почти мгновенно, а тело оставалось лежать до вечера.
Дошел до нас и другой слух - не знаю, откуда. В  нашего  коллегу  с  кафедры
протестантской  теологии  господина  Эппеля,  очевидно,   стреляли   в   его
собственном доме, куда полицейские отправились его искать. Он  получил,  как
было впоследствии установлено, несколько  пуль  в  брюшную  полость,  однако
чудом выздоровел и даже пережил ужасы Бухенвальдского лагеря".
     Как я уже указывал Трибуналу сегодня утром,  обвинение  не  располагает
доказательствами  того,  что  такие  преступления  совершались  по   приказу
германского правительства. Однако, я тем не менее считаю, что  целесообразно
было сообщить Трибуналу об этом последнем  эпизоде  германских  мероприятий,
направленных  против  Страсбург-ского  университета,  так  как  этот  эпизод
является звеном в цепи, и, в определенном  смысле,  кульминацией  предыдущих
инцидентов.  Действительно,  мы  видели,  что  эти  меропр