пов.
   - Вы, конечно, знаете Юрия Васильевича Лантина, -  представил  Карпов
своего спутника.
   - Естественно,  -  осторожно  ответила  Даниэла.  Лантин  был  членом
Политбюро  и   ЦК   Партии,   одним   из   горстки   людей,   занимающих
головокружительно высокую ступеньку в советской иерархии.
   Даниэла хорошо знала своего шефа. Знала, что зазря он  не  приедет  к
ней из  современного  здания  из  стекла  и  бетона,  расположенного  за
Московской кольцевой  дорогой,  где  размещалась  штаб-квартира  Первого
главного управления. Вид из окон его офиса на верхнем этаже  куда  более
привлекателен, чем из ее замызганного оконца. И не случайно он привел  с
собой на площадь Дзержинского всесильного  Лантина.  Своего  рода  парад
власти. Власти поистине безграничной. Она  внутренне  собралась,  готовя
себя к тому, что сейчас последует.
   Карпов не торопясь зажег сигару,  щелкнув  своей  знаменитой  золотой
зажигалкой. Зажигалка эта вовсе  не  была  предметом  пошлой  буржуйской
роскоши. Даниэла достаточно долго была  знакома  с  Карповым,  чтобы  не
знать ее историю.
   Он был с Юрием Андроповым в Венгрии в 1956 году Жестко и  решительно,
как все в Комитете прекрасно знали, эти  двое  справились  с  невероятно
сложной,  взрывоопасной  ситуацией,  когда  туда  были   введены   части
Советской Армии. И теперь, щелкая зажигалкой, Карпов каждый раз  оживлял
в своей душе память об Андропове.
   -  Я  привел  сюда  товарища  Лантина,  потому  что  он  интересуется
некоторыми делами, находящимися в ведении вашего департамента, -  сказал
он, выпуская клубы ароматного дыма.
   Затем он взглянул, поджав свои тонкие губы, на рдеющий  кончик  своей
превосходной гаванской сигары. Он  всегда  называл  департаментом  отдел
внешней разведки, которым руководила  Даниэла,  предпочитая  никогда  не
употреблять слово "разведка"  даже  за  толстыми  стенами  заведения,  в
котором они находились. Учитывая специфику дел, которыми она занималась,
такие иносказания были вполне объяснимы.
   - И особенно Ничиреном, - уточнил Лантин, заговорив в первый раз.
   Даниэла внимательно взглянула на него,  анализируя  тон,  которым  он
произнес эти два слова. Она всегда считала, что  по  тону  голоса  можно
сказать о человеке очень много.
   Лантин стоял, прислонившись спиной к противоположной  стене,  головой
доставая до рамы стандартного портрета Ленина, повешенного  туда  то  ли
одним из ее предшественников на этом посту, то ли просто по распоряжению
какого-нибудь кретина из хозчасти.  Руки  свободно  заложены  за  спину,
длинные ноги переплетены. На  нем  упомрачительный  темно-серый  костюм,
рядом с которым даже элегантная одежда Карпова казалась  стариковской  и
занюханной.  Выражение  лица  беззаботное,   словно   он   наблюдал   за
соревнованиями по гребле с берега Темзы.
   Даниэле понравилось его лицо: продолговатое, немного мрачноватое.  На
вид ему было слегка за  пятьдесят  -  весьма  молодой  возраст  для  его
высокого поста. Но, может быть, он  выглядел  моложаво.  Длинные  волосы
отливали  металлическим  блеском  при  свете  лампы.  На  щеке  родинка,
делающая его еще более  привлекательным.  Прекрасная  линия  подбородка,
безукоризненная линия тонких усиков,  выразительные  глубоко  посаженные
глаза. Только тонкие, несколько жесткие  даже  в  состоянии  покоя  губы
портили общее в высшей степени благоприятное впечатление от этого лица.
   - Ничиреном руководит генерал Воркута, - объяснил ему Карпов,  верный
своей  привычке  доминировать  в  разговоре  в  любой  компании.  -  Мне
принадлежит  идея   использовать   для   наших   целей   таланты   этого
волка-одиночки. С  его  помощью,  я  полагал,  мы  сможем  вовремя,  так
сказать,   удалять   гнойники,    которые    потенциально    могли    бы
скомпрометировать нас в глазах международной общественности.  -  Даниэла
бросила на него предостерегающий взгляд, но он невозмутимо продолжал:
   - По эффективности этот Ничирен превосходит даже болгар, и куда более
надежен, чем любой из наших агентов-арабов.
   Даниэла подвинула к  нему  по  полированной  поверхности  стола  свою
неэстетично выглядевшую пепельницу.
   - За короткий срок мы добились блестящих успехов, сотрудничая с  ним,
- сказала она эдаким сверхделовым тоном. - В  Гане,  Чаде  и  Анголе,  в
Ливане, Сирии и Египте, в Никарагуа и Гватемале. Мы засылали его  в  эти
места с самыми щекотливыми заданиями: удалить, как удаляют больной  зуб,
некоторых зарвавшихся революционных лидеров, усиливая  противостояние  в
стране, раздувая революционный пожар, подталкивая страны на новые стадии
революционного  преобразования  общества,  создавая  в   них   то,   что
называется...
   - Идеологической возгораемостью, - закончил за нее Лантин. - Кажется,
так это назвал генерал Карпов  в  своем  последнем  отчете  Центральному
Комитету. Термин хорошо звучит. Мои коллеги его  оценили.  -  Он  слегка
наклонил свою идеально причесанную голову. - Как и работу  этого  вашего
необыкновенного агента.
   Даниэла  поняла,  что  сейчас  надо   быть   особенно   внимательной.
Комплименты от  имени  "службы",  как  принято  среди  военных  величать
начальство, приходится выслушивать нечасто. Кроме того,  если  Политбюро
хотело просто отметить ее за работу с Ничиреном, то  Карпов  уж  конечно
встрял   бы   между   ней   и   высшим   начальством   в   качестве   ее
мецената-покровителя. То, что он позволил Лантину придти с этим к ней  в
офис, это недобрый знак.
   - Стараемся, - через силу улыбнулась она. - Спасибо, товарищ  Лантин.
Приятно слышать, что твою работу оценили в высших сферах. Но служба есть
служба.
   Карпов изучал темный конец своей сигары, украшенный столбиком пепла.
   - Видите ли, товарищ генерал, среди наших сотрудников  распространено
мнение, что государственная власть сосредоточена  в  здешних  коридорах,
где порой услышишь вроде бы в шутку оброненную фразу: "Государство - это
мы". - Он кивнул головой. - Что ж, в этих словах есть доля истины. -  Он
внимательно посмотрел ей прямо в глаза. - Но только доля.
   Карпов наконец стряхнул пепел, с кончика сигары.  Ему  не  надо  было
разъяснять ей, что Лантин представляет более  могущественную  силу,  чем
просто "служба". Истинную мощь Родины. Даниэла  поняла  это  без  всяких
объяснений.
   - Ваш агент, - сказал Лантин, - едва не самоликвидировался  во  время
нападения на него. Причем, чуть ли не в своем собственном  доме,  -  вот
что особенно неприятно! - Он притронулся указательным пальцем  к  нижней
кромке своих ухоженных усиков. - Тем более, что  напал  на  него  отряд,
скомплектованный сотрудниками Куорри, а во главе его был  небезызвестный
Джейк Мэрок.
   -  Мэрок,  Мэрок,  -  повторил  за  ним  Карпов  с  такой  тщательной
артикуляцией, будто это имя было словом из языка, который он только  что
начал изучать.
   Глядя в  потолок,  он  сделал  затяжку,  потом  медленно,  колечками,
выпустил дым.
   - Ничирен положил всех пятерых членов  этого  отряда,  -  постаралась
выгородить своего агента Даниэла.
   - Но не Мэрока, - тон голоса Лантина стал более  жестким,  и  Даниэла
насторожилась, раздумывая, что бы это значило.
   - Выведен из строя, но не  уничтожен,  -  прибавил  Карпов  тоном,  в
котором тоже прозвучали обвиняющие нотки.
   - В свете прежнего безупречного послужного списка вашего  Ничирена  я
нахожу  особенно  огорчительным  то,  что  он  позволил  этому   отряду,
прибывшему в Токио с явно враждебными намерениями, приблизиться  к  нему
вплотную. Прямо у себя дома.
   Даниэла чувствовала на себе взгляд Лантина, который почти  просверлил
дырку в ее щеке, и оторвала свой взгляд от Карпова.  Она  видела  в  его
взгляде что-то странное, что-то явно неуместное для данной ситуации, но,
так и не сумев понять его значения, отложила это в ячейку памяти,  чтобы
обдумать  все  это  на  досуге,  решив  пока  не  мутить  и   без   того
взбаламученные воды.
   - Я полагал, что у него лучше налажена служба информации, - продолжал
Лантин, уставившись на нее своими немигающими глазами. Даниэла подумала,
а не носит ли он контактные линзы? Это могло бы хоть частично  объяснить
неподвижность его взгляда. - Его прошлые заслуги не снимают с него  вины
за разгильдяйство. Я считаю, товарищ Воркута, что вашего  Ничирена  пора
подвергнуть некоторому испытанию.
   Даниэла  хотела  возразить,  но,  вспомнив  предостерегающий   взгляд
Карпова, прикусила язычок, удержав готовые сорваться неосторожные слова.
   - Какого рода испытание вы предлагаете? - поинтересовалась она.
   - Вполне конкретное, - ответил Лантин с некоторой томностью,  которой
Даниэла не могла не восхититься. - И времени много не  займет,  и  будет
вполне убедительным.
   - Что же это? - в тон  ему  спросила  Даниэла.  Лантин  оторвался  от
стены, заполняя  комнату  своей  прямо-таки  физически  ощутимой  аурой.
Невозможно  было  невнимательно  отнестись  к  тому,  что  он  собирался
сказать.
   - Вот что вы сделаете, товарищ Воркута, -  тихо  произнес  он.  -  Вы
подошлете к  нему  других  своих  агентов.  Пусть  они  держат  его  под
наблюдением. Запишут кое-что  на  магнитофон  и  видеокассету,  если  вы
полагаете, что это необходимо. Я хочу знать со всей определенностью, что
он  не  утратил  своего  инстинкта  убийцы.  В   случае   положительного
результата испытания передадите ему  свой  приказ  ликвидировать  Джейка
Мэрока.
   Сигара  генерала  Карпова  потухла.  Он  раздавил  ее  в  пепельнице,
стоявшей на рабочем столе Даниэлы.
 
*** 
 
   Цунь Три Клятвы смотрел на Абердинскую  бухту.  Он  стоял  на  палубе
своей большой джонки, прислонясь спиной к перильцам. За  бортом  плясали
лохматые  волны,  низкое  черное  небо   подобно   савану   висело   над
Южно-Китайским морем, - последствие недавнего шторма. Но не непогода его
беспокоила.
   В левой руке он держал листок прекрасной  рисовой  бумаги,  аккуратно
свернутый вчетверо. Но аккуратность пославшего это письмо не спасло  его
от пятен и терракотово-бурой грязи, осквернивших послание на его  долгом
пути до адресата.
   На  бумаге  был  иероглиф,  состоящий  из  пяти  вертикальных  линий,
написанный стилем,  характерным  для  северных  провинций,  выходцев  из
которых здесь, на юге, называют "хакка". Но это писал не хакка. Огромная
лапища Цуня Три Клятвы сжалась в кулак, сминая тонкий листок.  Сердце  в
груди забилось сильнее, разгоняя по жилам кровь.
   Сердце Дракона - вот как они называли его тогда. В  этих  словах  был
особый смысл, глубину которого мог постичь только посвященный.
   Значит, началось, - подумал он. Но, возможно, уже поздно.
   Сердце Дракона - вот как было озаглавлено закодированное послание.  И
именно эти слова произвели гальванизирующий эффект на Цуня  Три  Клятвы.
Именно побуждаемый ими, он с должной  поспешностью  послал  Сынка  Номер
Один за Верзилой Суном. По протоколу, подобная честь полагалась  персоне
уровня Верзилы Суна.
   Прыгающие на волнах огоньки, рассыпанные по гавани, не занимали  Цуня
Три Клятвы. Его мысли вновь и вновь возвращались к обещанию, которое  он
дал во времена давно прошедшие.
   Сердце Дракона. Его  вызов  на  последний  акт  драмы  можно  считать
состоявшимся в тот момент, когда Сынок Номер Два поднялся на борт, держа
в руке запечатанную красным сургучом  металлическую  трубку,  в  которой
притаился, как гремучая змея, свернутый вчетверо листок рисовой  бумаги.
Или, возможно,  -  этот  вызов  фактически  начался,  когда  эта  трубка
заливалась сургучом с обеих сторон так далеко отсюда.
   Он пожал плечами. Чему быть, того  не  миновать.  Ну,  это  он  может
повторять про себя до тех пор, как небесные драконы настолько обленятся,
что перестанут просыпаться и посылать на землю дождь  и  гром,  сражаясь
друг с дружкой. По правде говоря, это будет бесплодная победа.
   Семья, семья, - думал Цунь Три Клятвы. - Жизнь - ничто без семьи.
   В этот момент он услышал негромкие звуки  за  спиной  и  почувствовал
незначительное покачивание джонки. Потом опять тишина, нарушаемая только
плеском волн прибоя. Его глаза остановились на  том,  что  он  сжимал  в
кулаке. Пальцы левой руки будто налились невероятной  силой.  Как  огнем
горят от слов, начертанных на бумаге.
   Духом Белого Тигра клянусь, что выполню,  что  положено,  чтя  взятые
обязательства! Он судорожно порвал пополам бумагу -  слишком  деликатный
материал, чтобы хранить слова, которые, возможно, могли бы изменить мир.
В волны их, и пусть плывут, как пятна лунного света, пока их не поглотит
бездна Южно-Китайского моря. Тем не менее, они останутся в его сознании,
будто выгравированные на нем. Он сделал три глубоких  вдоха  и  медленно
отвернулся от воды. Скоро ему надо отправляться в путь,  чтобы  быть  на
месте в назначенное время. Никто, даже Сынок Номер Один, не знал, с  кем
он встречался в запутанном лабиринте протоков вверх по реке.
   Сун Бо-хань, известный уже довольно долгое время  только  под  именем
Верзила Сун, полученным  им  от  триады,  стоял  в  лунном  сиянии.  Его
массивная, напоминающая формой гигантскую  грушу  фигура  вырисовывалась
четким силуэтом - широкий в бедрах, почти без шеи  и  с  такими  кривыми
ногами, что они бы выглядели  комично  у  любого  другого  человека.  Но
только не у Верзилы Суна. Он был "489", то есть руководителем, тройки 14
К.
   Пройдя по поскрипывающей под  его  шагами  палубе,  он  повернулся  и
смачно сплюнул через борт джонки.
   - В субботу состоится гонка  "Дракон",  -  сообщил  он.  -  Мой  брат
говорит, мол, ставь на лодку Т.И. Чуна. А я говорю  ему,  мол,  нет.  Мы
выиграем, если поставим на лодку Цуня Три Клятвы. -  Он  стоял  напротив
собеседника, внимательно следя за выражением его лица,  заботливо  пряча
собственные эмоции под совершенно непроницаемой маской. - Может, сходить
к букмекеру и посоветоваться, как мне лучше распорядиться моими  в  поте
лица заработанными таэлями . Как никак, лодка Чуна  выиграла  в  прошлом
году.
   Цунь Три Клятвы и глазом не моргнул.
   - Клянусь Небесным Драконом, загребной Т.И. Чуна победил жульнически!
В это раз я твердо наказал своим людям не пускать их вперед себя ни  при
каких обстоятельствах.
   -  Это  звучит  совокупляюще  серьезно,  -   заметил   Верзила   Сун,
присаживаясь на свернутый канат. - Вы двое  беретесь  за  дело  с  таким
жаром, что от вас может не остаться ни косточки, чтобы поживиться другим
тай-пэнями .
   - Я думаю, ты преувеличиваешь, - сказал Цунь Три Клятвы. Он  закончил
набивать свою трубку, выточенную из слоновой кости,  и,  поднеся  к  ней
зажженную спичку, раскурил. Сделал несколько быстрых затяжек, прежде чем
продолжить. - Междоусобицы в наших краях - это образ жизни. До некоторой
степени они стимулируют экономику.
   Он произнес это очень осторожно,  потому  что  слишком  много  эмоций
скрывалось за этими словами. Междоусобицы между торговыми фирмами -  это
одно дело: они действительно были частью образа жизни в Гонконге. Но его
отношения  с  Т.И.  Чуном  -  это  иное  дело.  Слишком  много   личного
примешивалось к деловой конкуренции. Слишком ужасного, чтобы даже просто
думать об этом.
   Верзила Сун проворчал:
   - Ты приобретаешь танкеры Доннели и Туна, а Т.И. Чун - "Южнокитайскую
электронику". Хотелось бы мне знать, сколько денег он вбухал в то, чтобы
блокировать твои торговые  сделки.  Сколько  денег  потратил  ты,  чтобы
блокировать его? Ведь должен быть предел возможностям даже для тай-пэней
вашего с Чуном калибра! В  какой-то  момент  ваша  резервная  наличность
может оказаться в опасно малом количестве. Транжирить ее в наших  водах,
ставших за последнее время  особенно  опасными  из-за  этих  нечистотами
питающихся коммунистов - значит накликать несчастье. Ну а акулы, ходящие
кругами вокруг, делают положение вообще смертельно опасным.
   - Ты имеешь в виду акул типа "Маттиаса и Кинга", "Сойер  и  сыновья",
"Тихоокеанский союз пяти звезд"? - Цунь Три Клятвы вынул трубку изо рта.
   Он был очень доволен, что разговор ушел в сторону  от  опасной  темы,
связанной с Т.И. Чуном.
   - Совокуплялся я извращенным способом с этими вонючими  иностранцами!
-  Верзила  Сун  даже  сплюнул.  -  Но  как  собаку  тянет  испражняться
обязательно посередине дороги, так и тебе  не  избежать  столкновения  с
двумя последними. Ну а что касается "Маттиаса и Кинга",  то  здесь  дело
попроще.
   Цунь Три Клятвы ничего не сказал.
   - До меня дошли кое-какие слухи, - осторожно заметил Верзила Сун.
   "Интересно, сколько кантонец потребует за свою информацию?" - подумал
Цунь Три Клятвы, наклоняясь и  шаря  рукой  в  темноте  среди  свернутых
канатов.
   - Хочешь выпить? - осведомился он, доставая бутылку "Джонни Уокера".
   - Не откажусь. Во рту, как в пустыне Сахара, от этой  совокупляющейся
погоды! - изрек Верзила Сун, принимая бутылку и прикладываясь к горлышку
по-матросски.
   Затем вернул ее хозяину и с должным почтением наблюдал, как тот  тоже
сделал пару глотков, держа бутылку вверх дном.
   Соблюдая все  необходимые  в  таких  случаях  приличия,  Верзила  Сун
продолжил:
   - У меня есть троюродный брат, который не входит  в  мою  триаду.  Он
служил капитаном на одном из торговых кораблей. Недавно он  приходил  ко
мне со своей проблемой. Вот она в чем состоит: сущим наказанием во время
его рейсов стали кражи. Не то, чтобы по-крупному воровали, но достаточно
для того, чтобы встревожить его хозяев. Они заявили, что будут  вычитать
у него из жалования стоимость похищенного. Мой троюродный  брат  уверяет
меня, что сделал все возможное, чтобы подловить вора или воров,  но  все
безрезультатно. Вот  он  и  пришел  ко  мне.  -  Верзила  Сун  засмеялся
неприятным, лающим смехом и закончил. - И я сказал ему, что помогу, хотя
дело это явно лежит вне сферы моей компетенции.
   Цунь Три Клятвы выжидающе посмотрел  на  собеседника,  но  когда  тот
ничего не прибавил к своей истории, заговорил сам, постукивая трубкой  о
поручень, чтобы выбить из нее остатки табака.
   - Ох уже эти слухи! Порой платишь  за  них  весьма  высокую  цену,  а
потом, при свете дня, оказывается, что они ничего не строят. - Он продул
мундштук трубки. - Надо быть очень осмотрительным, когда имеешь дело  со
слухами.
   Верзила Сун сочувственно закивал.
   - Да, от слухов, полученных не из авторитетного источника, не  больше
пользы, чем от совокупляющихся крыс на корабле. Я  и  сам  не  отдам  за
пустые слухи ни медяка. Первым делом я взвешиваю, насколько  авторитетен
источник. И друзьям своим всегда советую поступать так же. Это для  меня
закон.
   - Я думаю, пришла пора еще  немного  дерябнуть,  -  сказал  Цунь  Три
Клятвы.
   Когда они закончили очередной раунд, Верзила Сун наконец сообщил:
   - Я слыхал, что Маттиас и Кинг покидают Гонконг,  возможно,  же  этой
осенью.
   - Покидают Гонконг? - Новость  чрезвычайно  заинтересовала  Цуня  Три
Клятвы, но он притворился безразличным. - Да это просто смешно!
   - Возможно. Тебе и мне. Но не гвай-ло! Вероятно, тай-пэни  этих  фирм
так напутаны нашим светлым коммунистическим будущим,  что,  несмотря  на
уверения правительства КНР о пятидесятилетней  отсрочке,  полагают,  что
лучше смыться, пока не поздно.
   - Их уход вызовет значительную нестабильность.  Их  вклады  в  банках
окажутся под угрозой. Только  подумай,  что  станется  с  индексом  Ханг
Сента! Клянусь духом Белого Тигра, рынок отреагирует  на  это  как  воды
пруда на камень, брошенный в него. Осень 1983 года опять повторится.
   Верзила Суй кивнул.
   - Ханг Сенг упал на двести пунктов за десять дней,  когда  коммунисты
начали свою кампанию запугивания нас  нашим  будущим.  Потом  он  слегка
оправился, но что если  гвай-ло  знают  то,  чего  мы  не  знаем?  Такое
возможно, как ты думаешь? Лично я за свои шестьдесят  семь  лет  усвоил,
как  самый  главный  урок,   что   всякое   возможно.   Что   если   эти
совокупляющиеся коммунисты нарушат слово? Что если они заявятся сюда  до
2047 года? Что тогда бу