но  дергаясь,  -  не  могут  заметить  этого   невидимого
излучения, которое привлекает в Вашингтон цвет нации.  В  разных  местах
причастность к власти проявляется по-разному.  В  Нью-Йорке,  финансовой
столице Америки, она выражается в том, что ты  прибываешь  на  очередную
Бродвейскую премьеру в новейшем лимузине "Вольво", в Голливуде,  столице
американского шоу-бизнеса, - в том, что ты  играешь  в  теннис  с  самим
Сильвестром Сталлоне. В Вашингтоне, где,  как  известно  посвященным,  и
сосредоточена истинная власть,  эта  причастность  к  ней  выражается  в
различных  льготах.  Для  директора  Куорри  эти  льготы   были   весьма
многочисленны и очень весомы.
   Для  Энтони  Беридиена  лучшей  из  всех  привилегий  было  обладание
роскошным особняком в Грэйт-Фоллз, штат  Вирджиния.  Построенный  в  XIX
веке посреди неширокой и живописной долины между изумрудными холмами, он
находился всего в часе езды от штаб-квартиры  Куорри  в  северо-западной
части  Вашингтона.  В  прежние  времена  он  был  в  распоряжении   Бюро
стратегических  служб,  а   затем   -   Центрального   разведывательного
управления. Поговаривали даже, что сам Эйзенхауэр и сам Даллес, а  также
"Дикий Билл" Донован во время Второй мировой войны не  раз  пользовались
этим убежищем, но это все из области слухов.  То,  что  Энтони  Беридиен
верил в подобные слухи, проистекало из его безграничной  любви  к  этому
дому.
   Недавно  выкрашенный  в  бежевый  цвет,   дом   изобиловал   арочными
фронтонами, круглыми башенками,  а  к  одной  из  его  сторон  примыкала
необъятных размеров веранда с полом из  сосновых  досок,  выкрашенных  в
элегантный серый цвет. Веранда была заполнена  разнообразными  плетеными
креслами, диванчиками и диванами, обложенными  матрасиками  и  подушками
яркой расцветки:  зеленые  и  белесые  листья  тропических  растений  на
темно-бордовом фоне.
   Интерьеры   гигантских   комнат   были   заставлены    разнообразными
диковинками,  которые  Беридиен  привез  из  различных   частей   света.
Профессиональный  декоратор,  наверное,  поморщился  бы,  увидев   здесь
строгие стулья и письменный стол времен Гражданской войны, соседствующие
с массивными  часами  эпохи  Людовика  XIV  из  позолоченной  бронзы  на
каминной доске из  пятнистого  мрамора  и  замечательным  Чиппендейлским
комодом,  но  Беридиен  был  в  высшей  степени  безразличенк  суждениям
знатоков. Здесь, внутри своего дома, он мог чувствовать  время  во  всем
его величии.
   Медленно  переходя  из  комнаты  в   комнату,   он   мог   проследить
триумфальное шествие западной цивилизации, начиная с  эпохи  Ренессанса,
Здесь, вдали  от  вынужденной  строгости  интерьеров  штаб-квартиры  его
Куорри,  он  мог  парить  на  крыльях  великих  свершений  человеческого
художественного  гения   и   распутывать   сложнейшие   узлы   сплетений
международных интересов, разобраться с которыми он не мог в своем офисе.
   Самым бессовестным образом Беридиен упивался возможностью жить в этом
роскошном доме. Хотя дом был приобретен на средства Куорри, хотя на  эти
же средства содержался и он сам, и вся громадная территория с ухоженными
клумбами с тюльпанами, а также с розарием и с  аккуратно  подстриженными
кустами и деревьями,  -  этот  дом  рассматривался  Беридиеном  как  его
собственность.
   Именно Беридиен дал этому  дому  его  имя  -  Грейсток,  поскольку  в
свободное время он любил читать романы Эдгара Райса Берроуза. Именно его
стараниями этот дом почтили своим посещением Президент, Министр обороны,
члены Объединенного комитета начальников  штабов.  Власть  над  судьбами
людей пульсировала по анфиладам комнат, как кровь  по  жилам,  и  Энтони
Беридиен был причастен к этой власти. Так что он по праву  мог  называть
Грейсток своим домом.
   В этот знойный полдень он и  Генри  Вундерман  сидели  на  просторной
веранде за легким  вторым  завтраком:  холодная  отварная  лососина  под
лимонно-укропным соусом и салат из листьев цикория и итальянского редиса
- любимая закуска Беридиена и, не случайно, коронное блюдо грейстокского
повара.
   На  веранде  они  сидели  из-за  жары  (Беридиен   принципиально   не
оборудовал  комнаты  кондиционерами).  Птицы  щебетали  в  подстриженных
кустах садика и в ближайшей роще. Шмели важно гудели в розарии. Беридиен
самолично налил в  бокалы  минеральной  воды:  в  рабочее  время  он  не
позволял ни себе, ни сотрудникам никакого алкоголя - даже легкого вина.
   - Я рад, что ты пришел, Генри, - сказал Беридиен, отодвигая  от  себя
тарелку и отпивая из бокала.  Вундерман  закончил  свою  трапезу  раньше
него.  Подошел  слуга  и  забрал  грязную  посуду.  Ни  слова  не   было
произнесено, пока он снова не появился с десертом: щербет  с  грушами  и
морковью.
   - После того, как я вспылил на прошлом совещании...
   - Это дело прошлое, Энтони, - сказал Вундерман, будто он в самом деле
мог давать оценку поступкам шефа. - Все забыто.
   - Прекрасно, прекрасно, - откликнулся Беридиен, принимаясь за десерт,
таким тоном, что было  неясно,  относится  ли  его  одобрение  к  словам
Вундермана или к шербету.
   Ел он чисто  механически,  но  на  лице  его  все  время  сохранялось
довольное выражение. Закончив, он вздохнул и  выскреб  ложечкой  остатки
лакомства. Затем налил  себе  кофе  из  стоявшего  на  столике  термоса.
Вундерман к десерту не притронулся.
   - В естественном порядке  вещей  дружба  занимает  большое  место,  -
промолвил Беридиен,  глядя  куда-то  мимо  Вундермана,  похоже,  что  на
мохнатого шмеля на розовом кусте, счищавшего со своих  лапок  пыльцу.  -
Однако я частенько думаю (и я уверен, тебя тоже посещают  такие  мысли),
что мы не живем в условиях естественного порядка вещей...  Мы  с  тобой,
Генри, занимаемся делом, которое само навязывает хаосу окружающего  мира
свой порядок. И вся наша умственная энергия уходит на то,  чтобы  делать
свое дело, несмотря  на  всякие  там  капризы  погоды,  негостеприимство
местности, усилия докучливых вредителей. Я думаю, ты понимаешь, о чем  я
веду речь, Генри.
   - Конечно, сэр.
   - Мы  не  такие,  как  большинство  людей  на  планете,  -  продолжал
Беридиен,  -  и  мы  сами  себя  такими  сделали.  Может  быть,  мы  все
неудачники, с точки зрения этого большинства. Но мы никогда не смогли бы
жить их монотонной жизнью. Я, например, точно знаю,  что  если  бы  меня
запрягли везти этот воз, я бы себе пулю в лоб пустил... Нет, нам подавай
чего-нибудь более захватывающего, вроде танца в темноте  над  пропастью!
Стремиться вперед и не знать, что тебя ждет  за  поворотом,  -  вот  это
жизнь! Но это касается только индивидуальной судьбы каждого из нас, а  в
делах мира мы - стратеги. Мы пророки  и  провидцы,  Генри.  Мы  пронзаем
взглядом будущее и определяем его живые изгибы...
   - Копаясь руками в содержимом кишечников быков и козлов, как  римские
авгуры, - закончил за него Вундерман. Беридиен засмеялся  и  его  взгляд
вернулся из туманной дали на грешную землю.
   - Это ты верно заметил, Генри. Да, я думаю, аналогия очень удачна.  -
Он поёрзал в своем кресле. - Но когда я создавал  Куорри,  мною  двигало
вдохновение. Живые изгибы истории... Изучать их, держа руку  на  пульсе,
жизни, или, как ты выразился, в козлином кишечнике, - вот  для  чего  мы
существуем.  Изгибы  истории   сформировали   нас,   как   земная   кора
сформировалась из клокочущей магмы.
   Он подошел к шкафу, достал оттуда красную  папку,  открыл  ее,  ткнул
пальцем в данные, приведенные на первой же странице.
   -  Вот,  взгляни  сюда!  Задумывался  ли  ты  когда-нибудь,  что  мы,
американцы, сделали с Израилем? Каждый год мы  даем  им  1,7  миллиардов
долларов на военные нужды, а  они  и  так  тратят  на  вооружение  почти
половину их собственного годового бюджета. И вот мы вынуждены давать  им
дополнительно 850 миллионов на поддержание их экономики...
   Вундерман бросил на шефа недоуменный взгляд.
   - А чего же ты хочешь? Чтобы мы  урезали  им  нашу  помощь?  Но  ведь
Израиль - наш единственный верный союзник на Среднем Востоке. Если не мы
их поддержим, то кто? Что-то ты больно круто берешь!
   - Вовсе не круто, -  раздраженно  буркнул  Беридиен,  как  профессор,
которого смышленый студент выставил дураком перед всей  аудиторией.  Его
палец опять указал на красноречивые цифры. - Несмотря  на  нашу  помощь,
Израиль  переживает  тяжелый  экономический  кризис.  Инфляция  до   200
процентов в год! Вдумайся в  эту  цифру!  И  кроме  того,  стоимость  их
шекелей постоянно падает... Нет, что  ни  говори,  а  нечто  радикальное
следует предпринять, чтобы стабилизировать экономику этой страны!
   Он взглянул на следующую страницу.
   - А теперь смотри  сюда:  за  последние  два  десятилетия  страной  с
наиболее высокими темпами промышленного развития была Япония.  Это  тебе
что-нибудь говорит?
   Вундерман смекнул, что,  учитывая  это  настроение  Беридиена,  лучше
продемонстрировать полное  незнание  вопроса,  чем  дать  не  правильный
ответ.
   - Куда ты клонишь, Энтони?
   - А вот куда, - ответил Беридиен. - Израиль, тратя миллиарды долларов
на военные нужды, находится на грани  экономического  краха.  А  Япония,
между прочим, идет полным ходом. - Он весь подался вперед, уперев  локти
в инкрустированную крышку стола. - А почему?  Неужели  только  благодаря
умелому руководству экономикой? Вряд ли! Израильтяне, как нам все хорошо
известно, далеко не глупы. В некоторых сферах деятельности нам бы  самим
неплохо у них поучиться. Так в чем же дело?
   Он сделал паузу и затем сам ответил на свой вопрос:
   - В деструктивной политике! В одном из изгибов  истории,  на  которых
стоит наш Куорри. Открытие, которое  я  сделал  для  себя  давным-давно,
касается природы будущего человечества. Это  будущее,  Генри,  создается
сегодня!
   Беридиен закрыл красную папку и прихлопнул ее сверху ладонью.
   - Все в этом досье! Главный вывод из статистических данных, собранных
здесь, состоит в обратной пропорциональности расходов на военные нужды и
здоровым экономическим развитием страны. Военные расходы Японии ничтожно
малы по сравнению с аналогичными расходами Израиля... Одно  из  наиболее
часто цитируемых высказываний Ленина касается империализма как последней
стадии капитализма. - Беридиен улыбнулся.  -  А  что  может  быть  более
характерно для империализма, чем торговля оружием, а? И, тем не менее, и
Советы занимаются ей, причем весьма основательно...  Общее  мнение  всех
участников   прошлогоднего   совещания   Советских    руководителей    в
Новосибирске сводится к тому,  что  рост  военных  расходов  всегда  был
серьезным тормозом на пути развития экономики этой страны... Или  возьми
Третий мир! Там 31 страна за период с 1965 года по 1985 более чем  вдвое
увеличила военные ассигнования. И  почетное  место  среди  них  занимают
Египет, Ирак, Иран, Сирия. И, пожалуй, мы с  тобой  являемся  одними  из
немногих, кто не удивится, услышав, что к этому списку следует  добавить
Гондурас, Нигерию, Замбию, Зимбабве и  Кувейт.  В  наше  время  торговля
оружием   является   наиболее    активно    развивающимся    компонентом
международной торговли.
   Вундерман издал нутряной звук, прочищая горло.
   - Мы в этой области тоже не отстаем.
   Глаза Беридиена сверкнули.
   - О, да! Какими бы мотивами  ни  руководствовались  лидеры  различных
стран: идеологическими, религиозными или просто политическими, - но  они
чувствуют себя как-то уютнее, когда вооружены лучше, чем их  соседи.  Но
нам также известно, что военные расходы подрывают  не  только  экономику
страны, но и политическую стабильность.
   Вундерман слушал весь этот политический треп вполуха. Он больше думал
над словами босса насчет  дружбы  и  насчет  того,  что  люди  в  Куорри
отличаются от всех прочих, потому что они выбрали для себя особую жизнь,
отличающуюся от жизни, которые ведут прочие. Монотонность.
   Но, честно говоря, сам Вундерман пошел в Куорри не  для  того,  чтобы
избежать монотонности существования "с девяти до пяти". Он пошел,  чтобы
доказать себе - и  своей  жене  -  что  он  может  добиться  членства  в
престижных клубах, состоящих сплошь из бывших питомцев "Лиги плюща" , по
интеллекту соперничающих с членами "Менсы" .
   Вундерман закончил университет в своем штате, числясь в  середнячках.
Когда он оформлялся на работу  в  Куорри,  его  преподаватели  в  лучшем
случае говорили, что он не блистал успехами в учебе. Многих  приходилось
изрядно тормошить, прежде чем они смогли вспомнить его, а некоторым  так
и не удалось этого сделать.
   Сотрудникам  Куорри,  которые  беседовали  с   преподавателями,   это
понравилось: они усмотрели  в  этой  незаметности  их  будущего  коллеги
положительный фактор. Для агента очень важно уметь растворяться в толпе,
быть незаметным.
   Его будущая жена, Марджори, однако, его заметила.  Она  была  избрана
Королевой на балу выпускников в своем колледже  -  одном  из  колледжей,
известных как Семь Сестер. Она была очень красива и достаточно способна,
чтобы закончить учебу в числе лучших, отстав по оценкам только от  своей
подруги, которой было поручено произнести речь от лица всех выпускников.
   С Вундерманом она познакомилась на  вечеринке,  которую  устроили  их
общие  друзья.  Он  выглядел  настолько  чужеродным  элементом  на  этом
сборище, что она мгновенно почувствовала к нему симпатию. Он так никогда
и не понял, что она нашла в нем, но,  вообще  говоря,  для  него  всегда
казался странным ракурс, с которого женщины смотрят на мир.
   Он так и не понял, что уже ко второму курсу она была  по  горло  сыта
интеллектуальным снобизмом молодых людей, упакованных в костюмы от  Поля
Стюарта, гоняющих по кампусу на собственных  "Ягуарах"  и  "Спитфаерах".
Они ни о чем не умели разговаривать, как только о клубах, игре в поло  и
о прогулках верхом, будто это самые важные вещи на свете.
   Она  увидела  в  Вундермане  обаяние,  которое  другие  принимали  за
скованность. А разговорившись с ним,  она  нашла  в  нем  три  качества,
которые уже отчаялась увидеть в  мужчине:  ум,  здоровое  любопытство  и
уступчивость.
   Ко  времени  их  второго  свидания  она  знала,  что  ей  не  хочется
встречаться больше ни с кем другим. А к четвертому поняла, что  влюблена
по уши.  К  тому  времени  и  Вундермана  не  надо  было  слишком  рьяно
обрабатывать, чтобы  склонить  на  женитьбу.  Марджори  покорила  его  с
первого момента, как подошла к  нему  на  той  вечеринке.  То,  что  она
увлеклась им, казалось ему чудом не меньшим, чем сорвать куш,  играя  на
тотализаторе.
   Его вечные сомнения в ее любви привели к тому, что ему начало сниться
по ночам, что вот он просыпается одним прекрасным утром  и  оказывается,
что он действительно женат на Марджори, но он -  это  не  он,  а  некто,
облаченный  в  харисский  твид  ,  говорящий  с  бостонским  акцентом  и
являющийся членом известного гольф-клуба.
   Этот сон всегда заканчивался тем, что он смотрел на себя в зеркало  и
видел здоровое, загорелое и красивое до пошлости лицо. Затем он, бывало,
трогал лицо руками и  оно  начинало  таять,  как  воск,  и  из-под  него
появлялось его истинное лицо. И во сне его охватывала жуткая паника, что
Марджори сейчас проснется,  увидит  его  в  таком  виде,  поймет,  какую
ужасную ошибку она совершила, и бросит его.
   Их дом был тоже в штате  Вирджиния,  неподалеку  от  Грейстока,  и  в
первые годы их совместной жизни он казался Марджори не только унылым, но
еще и населенным тенями. Многие годы Вундерман отказывал ей в  том,  что
для нее было по-настоящему важным: в праве иметь  детей.  Вундерман  сам
потерял отца (он был моряком), когда ему было  только  семь  лет,  и  не
хотел, чтобы такое же случилось с его детьми.
   Только после того,  как  Марджори  пригрозила,  что  бросит  его,  он
осознал, насколько важно для нее иметь детей. И он уступил, испугавшись,
что  его  повторяющийся  кошмарный  сон  сбудется,   хотя   бы   в   его
заключительной части. Значительно позже, чем у всех  их  университетских
друзей, у них родились дети: мальчик и девочка. Сейчас они  были  уже  в
подростковом возрасте.
   Не проходило и дня, чтобы  Вундерман  не  беспокоился  за  детей.  Но
беспокойство входило в качестве непременного компонента в его чувства  и
к Марджори. В этом она была абсолютно права: раз уж он выбрал  для  себя
такую жизнь, он должен проститься со спокойствием навсегда.
   - Политическая нестабильность, - говорил между тем  Беридиен,  -  это
то, на чем мы с тобой зарабатываем себе на хлеб. Вот как я сформулировал
цели нашего учреждения двадцать пять лет назад.  Кеннеди  согласился  со
мной. Его имя стоит под нашей  хартией,  и  я  чертовски  этим  горжусь.
Попытки пересмотра и его личности,  и  его  правления,  участившиеся  за
последнее время, на мой взгляд, просто отвратительны. Это был президент,
способный принимать мужественные решения. И он  увидел  необходимость  в
нашем абсолютно автономном существовании от ЦРУ. Нам это всегда было  на
руку: мы не раз использовали  это  агентство  в  качестве  мальчика  для
битья, показывая время от времени всему миру их  идиотизм.  Такого  рода
вещи  всегда  приятны  публике:  они  заставляют  ее  чувствовать   свое
превосходство над власть имущими. - Беридиен издал добродушный смешок. -
Я думаю, даже ты  не  подозреваешь,  что  я  сам  был  причастен  к  тем
скандалам.  Некоторые  "джентльмены  прессы"  слишком   близко   к   нам
подбирались, и я, с благословения Президента, использовал  скандал,  как
дымовую завесу. - Он пожал плечами. - Так или иначе, обычно следующие за
этим чистки послужили ЦРУ во благо. Таким образом, они освобождались  от
наиболее гнилого валежника... Кстати о  расчистке  валежника,  Генри.  Я
планирую послать в Японию за Марианной Мэрок твоего лучшего  чистильщика
Стэллингса.
   - Я понимаю, зачем именно его, - ответил Вундерман. - Стэллингс хорош
для двух вещей:  разработки  стратегических  планов  и  террористических
актов.
   - Да, ты в этом абсолютно  прав,  -  признал  Беридиен,  рассматривая
прижатые друг к другу подушечки пальцев с таким видом, словно  Вундерман
сообщил ему нечто  новое.  -  Тем  не  менее,  это  не  скоропалительное
решение, можешь быть уверен.
   Он достал из кармана пиджака свернутый лист папиросной бумаги и подал
его Вундерману. Тот взял его, осторожно  развернул.  Одного  взгляда  на
текст, напечатанный на листе, было достаточно, чтобы почувствовать холод
в области желудка.
   -   Это   доклад   "швейцаров"   по   поводу   телефонного    звонка,
зафиксированного СНИПом,  -  пояснил  Беридиен  с  ноткой  того  особого
спокойствия  и  отрешенности   в   голосе,   которым   судьи   объявляют
обвинительный приговор, давно ожидаемый всей страной.
   Вундерман оторвал глаза от бумаги.
   - Тот звонок был сделан из Дома Паломника.
   - Вот именно. Из того самого дома, где Ничирен ждал Джейка Мэрока.  -
Беридиен взял бумагу из рук Вундермана. - Прости,  Генри.  Ты,  конечно,
помнишь, что я только что говорил насчет дружбы. Для таких людей, как мы
с тобой, это роскошь.  А  временами  она  становится  опасной  роскошью.
Боюсь, что сейчас именно такое время... Необходимо выяснить, что  общего
между Марианной Мэрок и Ничиреном. Мы должны дойти до  корня,  и  причем
немедленно. И, самое главное, выкорчевать  предательство,  если  таковое
будет обнаружено. - Он сделал паузу. - Ты со мной согласен, Генри?
   Вундерман сидел, как оглушенный. Он вспомнил, как, бывало, он навещал
Джейка в Гонконге. Марианна заботилась о  нем,  как  о  родном  дядюшке.
Водила его по колонии, рассказывая о  ее  истории,  о  смеси  диалектов,
религий и воззрений ее обитателей. Показывала  ему  дворец  Губернатора,
Королевский жокей-клуб. Она знакомила его  с  каждым  из  районов  этого
своеобразного города, с миром отчаянного азарта китайских игорных домов,
аромата китайской кухни, с миром причудливой  китайской  архитектуры.  А
когда он