коллегами  произвел  большое  впечатление  вьетнамский  рейд  в   Манипо
провинции Юньнань. Какие потери понесли китайские вооруженные силы?
   - Трудно  сказать  с  достаточной  степенью  уверенности,  -  ответил
Карпов. - Хотя вьетнамцы отлично  понимают,  что  от  них  требуется,  и
всегда пунктуально  выполняют  указания,  они,  тем  не  менее,  склонны
преувеличивать достигнутые успехи. Но это - простительный грех.
   - Ничто нельзя считать простительным в вопросах  войны  и  потерь,  -
твердо возразил Лантин. Он поставил свой стакан и воззрился на  Карпова.
- Я согласился на эту стадию "Лунного камня", поскольку мне  понравилась
идея, заложенная  в  ней.  Использование  вьетнамских  сил  для  захвата
определенных пограничных районов Китая -  идея,  не  лишенная  некоторой
элегантности. А  что  касается  последствий,  то  нам  ничего  не  стоит
объявить через Тача о китайской агрессии в районах, прилегающих к Малипо
и Хатуань. - Лантин имел в виду вьетнамского  министра  иностранных  дел
Нгуэна Го Тача. - Поскольку иностранцы  в  эти  районы  не  допускаются,
установление   истинной   картины   не   представляется   возможным.   У
международной  общественности  будет  только  наше  слово  против  слова
китайцев. Мы можем полностью использовать потенциал, заложенный  в  этой
проверенной временем тактике... Тем не  менее,  всякая  недостоверность,
исходящая от вьетнамцев, может губительно сказаться на всей операции. Мы
не можем себе  позволить  отступничества  и  провалов.  Прежде  чем  это
произойдет, я полагаю, вы пошлете туда чистильщиков, чтобы  они  удалили
сорняки с корнем.
   Карпов внутренне сжался при слове "чистильщики". Вот еще пример того,
как некоторые люди употребляют термины,  не  отдавая  себе  отчета,  что
стоит за ними. Он собирался сказать кое-что  по  этому  поводу,  но  тут
прибыла еда, и он решил подождать, когда они снова останутся наедине.
   - Тебе нечего волноваться по поводу вьетнамцев... - начал он.
   Лантин поднял голову.
   - Мне нечего волноваться по поводу вьетнамцев и даже  всего  "Лунного
камня". Это всецело твоя забота. - Я уже говорил, - продолжал Карпов, не
слушая его, - что поставил своих людей в качестве наблюдателей в  каждое
вьетнамское  подразделение,  задействованное  в  операции.  Все   агенты
проинструктированы, как надо  действовать  в  отношении  смутьянов.  Все
расстрелы...  -  Он  подчеркнул  это  слово,  чтобы  исправить  неверную
терминологию Лантина. - Все расстрелы производятся публично по приговору
военно-полевого суда.
   - Я полагаю,  что  без  некоторой  демонстрации  грубой  силы  нельзя
добиться, чтобы до местного населения дошло, что к чему.
   Карпов уставился на Лантина. Он думал об орудийном и минометном огне,
всего лишь два часа назад сравнявшем с землей два городка, унесшем жизни
двухсот мужчин, женщин и детей. Он думал о раненых солдатах, утопающих в
собственной  крови,  о  покалеченных  детях,  о   беременных   женщинах,
умирающих под развалинами собственного дома.  И  об  этом  самодовольном
типе, который наслаждается  изысканным  обедом,  сидя  с  ним  за  одним
столиком. Ненависть запустила в него свои когти, как тигренок,  которого
он, по легкомыслию, посадил себе за пазуху.
   - Пока, - сказал  он,  мобилизуя  все  спокойствие,  на  которое  был
способен, - никаких инцидентов не было. Никаких.
   - Хорошо, - сказал Лантин, уплетая за обе щеки. - Я хочу,  чтобы  так
же было и впредь - Он поднял глаза на  собеседника,  отодвигая  от  себя
пустую тарелку. Лицо его раскраснелось, словно он только  что  занимался
сексом. - Как насчет десерта? У них здесь  очень  широкий  выбор  всякой
вкуснятины.
   Карпов, который давно уже  не  ел,  а  лишь  гонял  еду  по  тарелке,
отклонил предложение с  изысканной  вежливостью.  Он  раздумывал,  а  не
послать ли сегодня  ночью  на  квартиру  Лантина  группу  захвата  и  не
разделаться ли с ним раз и навсегда? Если бы не  беспокойство  о  судьбе
операции "Лунный камень", заключительная стадия которой оказалась бы под
угрозой срыва, он поддался бы этому соблазну.
   За чашкой густого, шоколадно-коричневого кофе Лантин сказал:
   - Я хочу поговорить с тобой о  Даниэле  Воркуте.  Карпов  замер.  Все
внутри его похолодело. Что-то подсказывало ему, что они подошли к самому
трудному  вопросу  сегодняшней  встречи.  Карпов  чувствовал  себя,  как
ребенок, застигнутый в тот момент, когда  он  запустил  руку  в  вазу  с
конфетами. Неужели Лантин узнал о его романе с Даниэлой?  Если  так,  то
как этот гад сможет использовать подобную  информацию  против  него?  Но
следующие слова Лантина показали, что паника была преждевременной.
   - Я никак не могу решить насчет  нее.  -  Лантин  смаковал  кофе,  не
обращая внимание на то, что пауза превращается в затянувшееся молчание.
   Впечатление было такое, словно он  полагал,  что  Карпов  знает,  что
именно необходимо решить в отношении Даниэлы.
   - А что именно? - спросил наконец Карпов, ненавидя себя  за  то,  что
ему пришлось-таки спросить, а еще больше  -  Лантина.  За  то,  что  тот
заставил его сделать это.
   - Хм. - Было не совсем ясно, означал ли этот  звук  раздумье  или  же
Лантин просто прочистил горло. - Не могу я понять,  каково  ее  истинное
отношение к службе.
   Опять Лантин чего-то не договаривал. Карпов был предельно  настороже,
понимая, что любой его ответ на эти полусоображения и  полувопросы  даст
Лантину массу информации к размышлению.  С  другой  стороны,  промолчать
было еще хуже.
   В  конце  концов,  Карпов  решил  дать  ответ  хорошего   начальника,
радеющего о своих подчиненных.
   - Я всегда считал ее лояльным и умным руководителем.
   - Возможно, - сказал  Лантин.  -  Но  это  не  ответ.  Она  руководит
вверенным ей отделом с рвением, которое  меня  беспокоит.  По  мне,  оно
граничит с ксенофобией. Или  это  действительно  так,  или  она  создает
подобное впечатление, чтобы скрыть что-то важное.
   - Чепуха, - решительно возразил Карпов, и тотчас же  ругнул  себя  за
несдержанность: пока не ясно, куда копает этот  тип.  -  Послушай,  Юра.
Отдел, который я вверил Воркуте, является одним из  самых  секретных  во
всем комитете. Не мне  об  этом  тебе  говорить.  Ей  досталась  тяжелая
грядка, но она мотыжит  ее  на  совесть.  Я  думаю,  ты  просто  слишком
подозрителен.
   Лантин беззаботно пожал плечами. -  Возможно.  Но  у  меня  накопился
немалый опыт по части  различных  проявлений  нечистой  совести  у  моих
коллег. Я полагаю, ты не будешь возражать, если я приставлю к ней  своих
людей, чтобы они последили за ней пару месяцев? Так, на всякий случай.
   - Ради бога. Если это так необходимо. Карпов  подумал,  действительно
ли Лантин сомневался в лояльности Даниэлы, говоря  о  нечистой  совести,
или же это просто способ дать понять Карпову, что и сам  он  у  него  на
крючке? Конечно,  глупо  подозревать  Даниэлу,  и  если  второе  из  его
предположений справедливо, то, надо признать, Лантин выбрал  оптимальный
метод, чтобы  продемонстрировать  свою  власть.  Черт  бы  побрал  этого
выскочку, - подумал Карпов. - Я не смогу долго воздерживаться от  встреч
с ней.
   Возвращаясь домой в лимузине Лантина, он подумал, что, пожалуй,  надо
позвонить Даниэле и хотя бы предупредить ее. Но затем отказался от этого
намерения. Он просто не мог себе этого позволить на данном  этапе  своей
игры. Главный его приоритет - это "Лунный камень". Пока  неблагоприятные
обстоятельства не переменились, ему придется проверять каждый свой шаг.
   Но Карпов  дал  себе  торжественное  обещание  отыграться,  когда  он
запустит последнюю стадию своей операции и  будет  уже  не  нуждаться  в
поддержке Лантина. Я не только отомщу, - подумал он, -  но  и  наслажусь
местью, как он сегодня наслаждался  изысканной  пищей.  Я  ему  подсыплю
крысиного яда в его сациви - вот  лучший  способ  для  товарища  Лантина
отправиться на тот свет! Мы с Даниэлой еще отпляшем камаринскую  на  его
могиле.
 
*** 
 
   Привет, Роджер, - кивнул своей ястребиной головой Энтони Беридиен.
   В его офисе царил полумрак, и сквозь жалюзи на  огромном  окно  можно
был видеть в вашингтонских сумерках  освещенный,  как  фонтан  в  парке,
Белый Дом. Глаза Беридиена утопали  в  тенях,  отбрасываемых  кустистыми
бровями.
   - Хочешь, расскажу тебе кое-что о нашем айсберге? - предложил он -  Я
как засел за компьютер в пять утра, так и не вставал.
   Донован опустился в кожаное кресло, похожее на шезлонг и почти  такое
же удобное.
   - И что же ты высидел? Беридиен хмыкнул.
   - Кое-что. Можешь сам посмотреть. -  Он  передал  пачку  компьютерных
распечаток и, пока его помощник колупался в  лабиринте  схем,  таблиц  и
разрозненных данных, выжидательно смотрел на него. - Похоже, наш айсберг
принимает очертания самого Ничирена.
   - Как такое может быть? Он  всюду  значится  как  свободный  художник
мокрых дел.
   -  Да,  они  постарались,  чтобы  у  нас  было  о  нем  именно  такое
представление.
   Донован удивленно вздернул брови.
   - Дезинформация? Так, значит, русские...
   - Вот именно!
   Беридиен грохнул по столу кулаком.
   - Этот айсберг обретает не только очертания, но и размеры. И  знаешь,
Роджер, чем большая часть его  появляется  над  поверхностью  моря,  тем
более ощутимыми становятся силы, управляющие его движением.
   - Карпов?
   - Предположение обоснованное, но неверное, - Беридиен прямо-таки млел
от сознания силы, которую ему давали знания разведчика.
   Знание  -  сила:   вот   лозунг,   который   во   многом   определяет
направленность личности Беридиена, - подумал Донован.
   - Ты еще не разобрался в тонкостях иерархии КГБ. Те два. с  половиной
года, что ты провел в Париже по поручению Госдепартамента, может быть, и
послужили расширению твоего кругозора в разных вопросах, но только не  в
этом.
   Беридиен произнес эту тираду на самом  низком  регистре  голоса,  что
всегда делало его речь особенно убедительной. Президент часто говорил  -
за закрытыми дверями, разумеется,  -  что  Беридиен  может  кого  угодно
купить и продать. Даже обычно ершистые сенатские подкомитеты.
   - Ничирен слишком элегантен, чтобы им управлял Карпов. - Он поднял со
стола фигурку стеклянной совы и подержал  ее  в  руке,  пока  стекло  не
нагрелось. - Похоже, что Ничирен ни в  коей  мере  не  является  наемным
убийцей, продающим свои услуги тому, кто больше заплатит, за которого мы
его принимали. У него есть определенный источник  питания,  направляющий
его действия. И этот источник - небезызвестная Даниэла  Воркута.  До  ее
прихода советская внешняя разведка была не учреждением,  а  конторой.  А
теперь нам приходится зубами отстаивать  свои  интересы,  сталкиваясь  с
кагэбистами даже по незначительным  поводам.  -  Он  встряхнул  головой,
будто впервые осененный  этой  мыслью.  -  Я  полагаю,  генерал  Воркута
подвела под нас свой айсберг и позволяет водной  стихии  постепенно  его
выталкивать.
   Донован взглянул на часы. - Сегодня у тебя еженедельный медосмотр. Мы
можем продолжить разговор по пути, и таким образом сбережем время.
   Они вышли в коридор, голые стены которого были выкрашены  в  охристый
цвет. Никаких дверей ни справа, ни слева. Коридор  заканчивался  лифтом,
открывшимся от прикосновения ладони Беридиена. Внутри  было  только  две
кнопки. Нажав на нижнюю из них, Беридиен  заставил  лифт  провалиться  в
шахту.
   Шестью этажами ниже двери лифта открылись, и они оказались в анфиладе
стерильно белых комнат, одна из которых представляла собой  операционный
театр, оборудованный новейшими лазерными скальпелями и  диагностическими
приборами.
   Дежурный взял их пластиковые удостоверения личности, опустил  в  щель
турникета и затем бесстрастно наблюдал, как они проходили в ослепительно
белую  комнату  со  столом,  на  котором   громоздились   многочисленные
пузырьки, бутылочки и пробирки, снабженные  этикетками  на  таинственном
врачебном языке.  В  одном  углу  была  небольшая  полукруглая  раковина
умывальника,  рядом  с  которой  стояло  ведро  с  педалью  для  отходов
врачебного производства и бройеровский стул с гнутыми ножками, на спинку
которого пациент мог повесить одежду.
   Молодая медсестра в накрахмаленном халате приветствовала их.
   - Вы пунктуальны, как всегда, мистер Беридиен. Доктор ждет вас.
   - Она всегда ждет, кровопийца, - пробурчал Беридиен.
   - Вы что-то сказали? - переспросила сестра, будто не расслышав.
   Беридиен подождал, пока она выйдет, потом повернулся к Доновану.
   - Теперь,  когда  мы  знаем  хозяев  Ничирена,  более  насущной,  чем
когда-либо, становится задача его устранения.
   - И как же это сделать? Во всех вопросах, относящихся к  Ничирену,  у
нас был только один авторитет - Джейк Мэрок.
   - Был, - согласился Беридиен. - До эпизода на реке Сумчун. Та поездка
сократила его авторитетность вдвое.
   - Его люди погибли. От рук Ничирена, я полагаю, хотя и не уверен: его
рассказ по возвращении был сбивчив и, как  я  теперь  понимаю,  неполон.
Пожалуй, нам надо было пораньше догадаться заменить его в Гонконге.
   - Теперь об этом рассуждать уже поздно, - холодно сказал Беридиен.  -
Душа офицера не должна обливаться кровью за его солдат, когда  он  ведет
их в бой. Я хочу,  чтобы  ты  помнил  об  этом,  Роджер,  когда  тебя  в
следующий  раз  будет  одолевать  соболезнование.  -   Последнее   слово
прозвучало в его устах, как слово "болезнь". - Но вот что  действительно
нам важно узнать, так это то, что именно произошло  на  реке  Сумчун.  Я
имею в виду, до резни.
   Донован с любопытством взглянул на шефа.
   - А как ты узнал, что произошло нечто важное?
   - По всему виду Мэрока, - серьезно ответил Беридиен. - Я  знаю  своих
оперативников. Мэрок всегда был отлично приспособленным к  нашей  работе
неприспособленцем. - Он усмехнулся. - Я знаю, это звучит, как  парадокс.
Президент не любит этого моего выражения, но он  не  имеет  моего  опыта
жизни в теневом мире... Я  имею  в  виду  следующее.  Мэрок,  наряду  со
Стэллингсом, был нашим лучшим агентом. В чем-то он даже превосходил его.
Например,  в  таланте  организатора.  Мы  никогда  не   получали   таких
первоклассных разведданных из своей точки в  Гонконге  до  прихода  туда
Мэрока. Он прирожденный организатор. Люди  льнули  к  нему,  считали  за
честь работать под его руководством. - Донован  отметил  про  себя,  что
Беридиен говорит о Джейке, как о покойнике. - Но все переменилось с  тех
пор, как он вернулся из поездки на Сумчун. Он потерял контакт с  Дэвидом
Оу и даже со своей женой. Он будто отсек себя от всех,  кто  ему  прежде
был дорог. Если бы я так хорошо не  знал  его,  я  бы  подумал,  что  он
задумал умереть.
   - В деле Мэрока нет завещания на случай смерти, - подтвердил Донован.
- Если мне не изменяет память, наш психолог говорил,  что  у  него  была
просто исключительная воля к жизни.
   Беридиен кивнул, начиная раздеваться. - Тем больше причин  задуматься
над тем, что же могло произойти на той злополучной реке.
   Он повернулся, рассеянно вешая на стул рубашку. - Это возвращает  нас
в первый квадрат: к нашему  айсбергу,  к  Ничирену.  Ну  и,  конечно,  к
Даниэле Воркуте... Роджер, я хочу, чтобы ее выгнали с  работы.  При  ней
отдел внешней разведки превратился в страшное оружие. Я думаю, нам  надо
подкинуть им немного дезы. Мы этим  встряхнем  Карпова,  как  скворца  в
клетке, и вынудим его сделать то, что при обычном раскладе он не стал бы
делать.
   - Например, отделаться от Воркуты?
   - Это было бы превосходно, - признался Беридиен. - Но  на  это  уйдет
некоторое  время,  поскольку  потребуется  провести   некоторую   работу
исследовательского характера. А пока, не откладывая дела в долгий  ящик,
займемся ликвидацией Ничирена. Пошли туда Стэллингса.  Он  любит  бывать
среди этих недомерков. - Беридиен взобрался на смотровой стол. -  Сейчас
начнутся пытки, черт бы их побрал!
   - А я думал, - сказал Донован, заметив  в  дверях  врача,  -  что  ты
привык к ним. Сам ведь  издал  приказ,  согласно  которому  руководитель
Куорри обязан раз в неделю проходить медосмотр в присутствии  одного  из
старших офицеров.
   Врач, очень миловидная сорокалетняя женщина, к  которой  Донован  был
весьма неравнодушен, продела руки Беридиена в рукава больничного халата.
У нее было красивое славянское лицо с высокими скулами, пышные  груди  и
отличные, длинные ноги. Донован был бы не прочь полежать между этих ног.
Она приветствовала Беридиена и Донована профессиональной улыбкой,  давая
понять им, что для нее они не более чем обычные пациенты.  Раз  в  месяц
она и Донована прощупывала и простукивала - с  день,  обведенный  в  его
календаре кружком.
   - Пожалуй, - сказал Беридиен, - в следующий раз я пошлю на  медосмотр
вместо себя своего заместителя Вундермана.
   Врач смерила его  строгим  взглядом,  как  расшалившегося  подростка.
Беридиен засмеялся, как будто получил очко в свою пользу.
 
*** 
 
   Остался гореть только один фонарь. В его  янтарном  свете  овал  лица
Комото казался твердым как камень.
   - Мэрок-сан.
   Уважительная добавка к имени указывала на изменение отношения, и  для
японца это весьма знаменательно. Он  вынырнул  из  темноты,  окутывавшей
дальний конец лужайки, как рыба, поднявшаяся  в  верхние  слои  воды  из
пучины.
   Сначала Джейк почувствовал его  приближение,  затем  увидел  медвежьи
очертания фигуры. Свет упал на свободную рубаху и хакаму. Только  потом,
когда он остановился перед Джейком, черты его лица возникли из ночи.
   Лицо   его   было   закупоренным,   если   воспользоваться   японским
идиоматическим выражением, которое Джейк вспомнил, глядя на него. Хара -
его внутренняя сила - ощущалась в нем  буквально  осязаемо.  Все  прочее
было излишне.
   Он протянул руки. На ладонях лежала стрела, выпущенная Джейком.
   - Я полагаю, она твоя.
   Как во сне, Джейк взял стрелу из рук оябуна. Он уже довольно давно не
полностью осознавал совершаемые им действия. И  только  теперь  до  него
начало доходить, что он все-таки преуспел  в  том,  ради  чего  все  это
затеял.
   Эта стрела была частью личного оружия самурая - именно этого самурая.
В полном смысле слова она была частью наследия его  предков.  И  конечно
же, просто  так  ее  не  отдают,  только  как  признание  исключительных
достоинств другого человека. Джейк вспомнил, что  в  феодальные  времена
сэнсеи  определенного  вида  боевого  искусства,   встречаясь   впервые,
обменивались дарами из своего личного боевого арсенала,  чтобы  скрепить
свой союз, заключаемый их даймио, то есть их господами.
   Джейк поклонился.
   - Домо аригато. Комото-сан.
   Он заметил, что рядом с ними уже нет Тоси. Они с  Микио  Комото  были
одни. Черные кроны деревьев  смыкались  у  них  над  головой.  Вместе  с
сидящими на них присмиревшими птицами  и  стрекочущими  цикадами  черные
ветви раскачивались в ночном бризе, придавая саду  движение,  будто  это
был не сад, а залитое лунным светом безбрежное море.
   - Пора бы и выпить, - сказал оябун. Они выпили виски "Сунтори".  Сидя
на татами перед низким самшитовым  столиком,  они  беседовали  о  разных
материях, как будто всю жизнь были задушевными друзьями. Трудно было  бы
поверить, что всего час назад они были врагами.
   - Кеи Кизан, соединился  с  предками,  -  сказал  Комото.  -  Он  был
агрессивными задиристым, но, без сомнения, самым славным  представителем
своего клана.
   - Он причинял вам неприятности.
   - Я думаю, - рассудительно сказал Комото, - что  было  бы  правильнее
говорить, что не он, а его дружок  Ничирен  причинял  нам  неприятности.
Тосима-ку стала яблоком раздора между моим кланом и кланом Кизана  из-за
Ничирена.
   - Как это случилось? - спросил Джейк, наливая им обоим еще  виски.  -
Что такого ценного в Тосима-ку, чтобы ради него проливать кровь?
   - Ничего, если не считать, что эта  территория  исконно  принадлежала
клану Комото.
   - Тогда я сомневаюсь, что Ничирен имеет ка