о предложением. В этом случае
мы, без сомнения, сможем выторговать для себя лучшие условия, чем те, на
которые пришлось бы согласиться сейчас.
   И  вот  теперь,  наблюдая,  как  Цунь  наливает  в  чашки   крепкого,
подслащенного чая, а в стаканы - виски, Питер Ынг мучился. Пища, которую
он только что проглотил, хотя и легкая, лежала у него в желудке свинцом.
Он сделал три  глубоких  вдоха  и,  отхлебнув  горячего,  сладкого  чая,
почувствовал себя лучше.
   - Мистер Ынг, - начал Цунь Три Клятвы, - ваши фирмы и моя никогда  не
сотрудничали. Об этом  все  знают.  В  тех  сферах,  где  наши  интересы
пересекались, мы всегда были непримиримыми конкурентами.  Но  до  вражды
никогда дело не доходило. Поправьте меня, если я не прав.
   Его пауза осталась без ответа. Цунь Три Клятвы удовлетворенно кивнул,
довольный.
   - Наши торговые дома всегда были сильными конкурентами  по  множеству
причин, и наша гибкость -  не  последняя  из  них.  Ведь  повсеместно  и
повседневно  требуется  смена  деловой  политики.  Особенно  здесь.   За
последние десять лет мы все были свидетелями целого ряда всплесков  и  в
политике, и в бизнесе, которые буквально преобразили Гонконг. И  они  же
изменили наше видение будущего.  Уход  Маттиаса  и  Кинга  тоже  вызовет
изменения, пожалуй, не очень приятные для всех нас.
   - Это точно, - согласился Ынг.  -  Во  всяком  случае,  на  ближайшее
будущее   для   всех   деловых   людей   Гонконга   последствия    будут
катастрофическими.
   К удивлению Ынга, Цунь улыбнулся.
   - Ну, возможно, и не для всех, мистер Ынг.
   - Простите, я вас не совсем понял. Питер напрягся, пытаясь понять все
нюансы, скрытые в последних словах собеседника.
   - Я готов поделиться с вами секретной информацией, - сказал Цунь  Три
Клятвы. - Но прежде был бы признателен, если бы ваш тай-пэнь  представил
свидетельство своей искренности.
   - Разве мое прибытие сюда по первому вашему  требованию  не  является
таковым?
   - Возможно, - ответил Цунь, но тон его голоса говорил о том,  что  он
так не считает. - Однако я бы  хотел  знать,  пожелает  ли  Эндрю  Сойер
рискнуть многим, чтобы загрести в ближайшие месяцы в полном смысле этого
слова кучу денег. Ынг  задумался  на  мгновение,  вспоминая  данные  ему
инструкции.
   - Деньги, - сказал он, - есть  источник  нашего  процветания.  Только
мертвый и уже зарытый в землю бизнесмен не хочет делать деньги.  Тем  не
менее,  с  годами  учишься  обуздывать,  так  сказать,   жажду   наживы,
вырабатывая в себе мудрую осторожность.
   Сказать так, - подумал Цунь Три Клятвы, - значит ничего  не  сказать.
Однако и это говорит мне о многом. Отсюда и будем исходить.  Когда  река
встречает на своем пути скалу, она меняет русло.
   - Конечно, - сказал  он.  -  Кредо  богатого  человека:  умеренность,
выдержка и терпение. Я понимаю. -  Он  взглянул  на  часы,  стоявшие  на
письменном столе. - Но я вижу, мы с вами засиделись. В мои намерения  не
входило надолго отрывать вас от дел. Пожалуйста, примите мои  извинения.
Ынг запаниковал. Он понял, что его выставляют за дверь. Он понял  также,
что если он вернется к Сойеру с пустыми руками, когда  маячила  выгодная
сделка, ему завтра же будет вручен красный конверт с выходным  пособием.
Будь ты трижды доверенным человеком  компании,  -  тай-пэнь  никогда  не
простит тебе такого ляпсуса.
   - Почтенный Цунь, - сказал  он,  пожалуй,  немного  поспешно,  -  мне
кажется, я не совсем ясно выразился. Вы должны извинить меня. Я  не  так
скор на ногу, как  мой  тай-пэнь.  Мои  родители  были  медлительными  и
терпеливыми людьми, и меня они воспитали в том же духе.
   Клянусь Восемью Бессмертными Пьяницами,  -  подумал  Цунь,  -  да  он
настоящий златоуст. При виде такой смиренности любой гвай-ло полез бы  в
карман за мелочью, чтобы подать ему на пропитание.
   - Терпение - прекрасное качество, - заметил он небрежным тоном, чтобы
показать, что не обиделся, но когда у нас на доске возникает кай хо,  мы
должны мгновенно заполнить этот пробел, иначе нас обыграют.
   - Вот и мой тай-пэнь тоже так всегда говорит, - сказал Ынг,  прижимая
руки к груди и как бы демонстрируя этим жестом  облегчение,  которое  он
почувствовал.
   - Хорошо, - сказал Цунь Три Клятвы, кивнув для пущей  убедительности.
- А теперь позвольте мне сообщить вам по секрету, что  решение  компании
"Маттиас и Кинг" покинуть колонию позволяет предвидеть  изменения  в  их
деловых проектах. Особенно долговременных.
   Пульс Ынга участился. Он почувствовал, куда клонит Цунь и  постарался
умерить свое возбуждение.
   - Как вам, вероятно, известно, - продолжал Цунь, - Маттиас, Кинг и  я
являемся партнерами коммунистов  по  Камсангскому  проекту  в  провинции
Гуандун. Маттиас и  Кинг  уведомили  меня,  что  они  выходят  из  дела.
Конечно, они предложили мне выкупить их акции через  Пака  Ханмина.  Но,
честно говоря, я не могу себе сейчас позволить так далеко заходить:  это
может поставить под угрозу мой собственный бизнес. Так что  я  предлагаю
их третью часть проекта вашему торговому дому.
   Тысячи вопросов теснились  и  голове  Ынга.  Почему  он  делает  свое
предложение именно компании "Сойер  и  сыновья"?  Почему,  например,  не
"Союзу пяти звезд", главному собственнику на Новых Территориях? Было  бы
логичнее предложить  именно  им.  И  действительно  ля  Маттиас  и  Кинг
предлагали свою долю Цуню? Может, он врет насчет причин, по  которым  он
отклонил это предложение? Ну и многие другие. Но Питер понимал,  что  он
не может задать ни одного из  этих  вопросов.  Не  может  даже  выказать
своего интереса.
   - Камсанг, - осторожно заметил он, - дорогостоящий проект,  если  моя
информация верна.
   Цунь Три Клятвы кивнул.
   - Шесть миллиардов долларов США. Ынг чуть не поперхнулся  виски.  Лян
та мадэ! - подумал  он.  -  Эдакого  ценника  не  увидишь  ни  на  каком
энергетическом проекте!
   -  Но,  -  продолжал  Цунь,  -   потенциальные   доходы   практически
безграничны. Если удастся достроить Камсанг и запустить его.
   Глаза Ынга сузились.
   - Какие-нибудь проблемы?
   - Будущее Гонконга и большей части южного Китая зависит  напрямую  от
Камсангского проекта, - ответил Цунь.  -  Наши  энергетические  ресурсы,
мягко говоря, ограничены. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что с нами
случится, если прекратить подачу воды. Камсанг же предназначен не только
для того, чтобы  снабжать  нас  электричеством,  но  и  решить  проблему
водоснабжения. Полностью. Ынг выпрямился в кресле.
   - Никогда об этом не сдыхал.
   - Естественно. Это же секретный  проект.  Камсанг  обеспечит  дешевое
опреснение воды при любой концентрации солей.
   - Превращение морской воды в питьевую? Цунь Три Клятвы кивнул.
   - Никаких ограничений в водоснабжении для гонконгцев!  Вода  в  любое
время суток и в любых количествах!
   - И какие же проблемы?
   - Советы, - с сокрушенным  видом  ответил  Цунь.  -  Они  уже  дважды
пытались сорвать проект. И, надо полагать, будут пытаться снова и снова.
Вот в этом и состоит главный риск.  И  он  многократно  возрастет,  если
Советы выведают секреты Камсанга. - Он испытующе посмотрел  на  Ынга.  -
Так что вы сами понимаете, почему мне нужен ответ  от  вашего  торгового
дома немедленно.
   В голове у Ынга творилось Бог знает что.
   - Я должен обсудить это с тай-пэнем.
   - Мистер Ынг, - сказал Цунь Три Клятвы, подымаясь, - я  говорю  не  о
днях, а о часах.
   Питер кивнул, тоже вставая.
   - Я понимаю.
   - Хорошо. - Цунь Три Клятвы величественно взмахнул рукой. - Мой сынок
проводит вас. Ынг поклонился.
   - Спасибо за гостеприимство, тай-пэнь.
   Цунь Три Клятвы проследил, как Питера  Ынга  проводили  по  трапу  на
берег. Затем он  тихо  позвал  кого-то.  В  узком  коридорчике  из  тени
возникла неясная фигура.
   - Извини, что  заставил  тебя  ждать,  боу-сек.  Это  слово  означает
"драгоценный камень".
   - Ничего, - ответила Блисс, заходя в  каюту.  -  А-ма  угостила  меня
восхитительным ужином.
   Блисс по привычке называла Дочку Номер  Один,  свою  старшую  сестру,
своей а-ма, то есть "матерью".
   -  Ты  мне  хочешь  что-то  сообщить.  -  Цунь   произнес   это   без
вопросительной интонации, наливая  им  обоим  виски  в  чистые  стаканы,
которые он достал из ящика стола.
   - Джейк Мэрок в Японии.
   - Вот как? - он повернулся к ней. -  За  судьбу  Джейка  Мэрока!  Они
выпили.
   - Как-то странно пить такой тост, - сказала она. - Будто мы  с  тобой
творцы его судьбы.
   - Что за мысли, боу-сек! Будто ты не знаешь, что судьба  не  делается
людьми. Она есть часть природы вещей.
   В ее глазах был страх.
   - Может быть,.. - начала она и остановилась. -  Может  быть,  ты  мне
теперь скажешь, зачем тебе надо было, чтобы я направила  его  в  Японию?
Его лицо потемнело.
   - Ты выполняла волю йуань-хуань. - В данном контексте это слово могло
означать "кольцо" или "круг". - Я не мог бы  любить  тебя  больше,  даже
если бы ты была моей родной дочерью.  А  ведь  я  считаю  тебя  таковой,
боу-сек, но в то же время выделяю  тебя  среди  своих  детей.  Тебя  мне
прислали на воспитание и обучение. И ты знаешь многое  из  того,  о  чем
другие мои дети не знают. Одной тебе ведома правда.
   Он пристально смотрел на нее.
   - Ничто не должно изменять предначертания йуань-хуань.
   Кажется, прошла вечность, прежде чем он перевел взгляд с нее на стол,
где лежал перекидной календарь.
   - К сегодняшнему дню, - сказал он, меняя тему, чтобы избавить  ее  от
лишних упреков, - Ничирен уже должен найти свою часть фу. - Он посмотрел
на нее, будто принимая какое-то решение.
   - Я не солгал  тебе.  Его  направили  туда,  чтобы  он  действительно
возвратил себе свою часть фу.
   - Но зачем? Какое значение она может иметь в современном мире?
   - Она заключает в себе силу. Силу, которой ее наделили давным-давно.
   - Силу делать что?
   - Этого я не могу сказать. Возможно, сама жизнь даст  ответ  на  твой
вопрос.
   Какое-то время они сидели молча.  Блисс  потупила  голову,  словно  в
такой позе ей лучше думалось.
   - Отец, кто еще включен в йуань-хуань2 - спросила она наконец.
   На мгновение ей показалось, что он сейчас взорвется от возмущения. Он
вскочил, но тут же какая-то поразительная мысль пришла ему в голову и он
рухнул в кресло, как подкошенный.
   - Поразительные вещи, - сказал он  тихо,  -  творятся  в  этом  мире.
Раньше никто из моей семьи не осмелился бы задать мне  такой  вопрос.  И
вот извольте! Его задаешь мне ты! Женщина!
   Он покачал головою.
   - Отец, - сказала она, приближаясь к нему.  -  Я  не  хотела  гневить
тебя.
   Она опустилась перед ним на колени, склонив голову.
   - Не надо так, - сказал он. - Не надо, доченька. Но внутренне  он  не
мог не растаять от такого дочернего послушания. Что поделаешь? Такой  уж
она человек: послушание и преданность странным образом сочетаются в  ней
с независимостью. Впрочем, и это тоже результат воспитания,  которое  он
ей дал.
   - Даже тебе, курьеру йуань-хуань. такие вещи  не  положено  знать,  -
сказал он назидательным тоном. - Во многие тайны этой  организации  тебя
нельзя посвящать.
   - Но почему? Джейк неизбежно начнет задавать вопросы. Чем  дольше  мы
будем вместе, тем больше вопросов он задаст. И что же, в ответ я  должна
молчать?
   Он долго не отвечал, и Блисс не знала, то ли он не  слышал,  что  она
сказала, то ли он просто не хотел отвечать.
   - В настоящее время важно, чтобы  Джейк  знал  как  можно  меньше,  -
наконец произнес он. -  Это  входит  в  твое  задание.  Я  понимаю,  это
нелегко. Но задание есть задание, и  оно  должно  быть  выполнено...  Ты
знаешь меня, боу-сек. Знаешь лучше, чем кто-либо  из  всех  моих  детей.
Лучше, чем когда-либо знала моя  жена.  Я  -  традиционалист.  Отказ  от
наследия предков  чреват  только  одним  пеплом.  Поддержание  традиций,
которые сделали нас такими, каковы мы есть  на  сей  день,  -  это  наша
обязанность, если мы не хотим конца нашей культуры.  Гвай-ло  забрали  у
нас очень много, но хотят еще больше. Они ненасытны. Они не остановятся,
пока не заберут у нас все.
   Цунь Три Клятвы смотрел на нее своими старыми-престарыми глазами. Ему
очень хотелось дотронуться до нее, хоть это и  не  принято  в  китайской
культуре. Она ему была так дорога, сердце его было полно такой  любви  к
ней и боли за свою страну, что оно, казалось, не выдержит и  разорвется.
Его рука дернулась, но осталась лежать на подлокотнике кресла.
   - Никогда не отказывайся от традиций,  -  сказал  он  наконец.  -  Не
поддавайся соблазнам перенять  деловую  хватку  американцев,  аффектацию
английского "общества". В один прекрасный день  тебя  может  потянуть  к
западным ценностям: их быстрым автомобилям, их хищнической философии. Ты
можешь почувствовать, что тебе хочется стать своей среди  них  и  забыть
край, который взрастил тебя.
   Блисс чувствовала отца рядом с собой. Это, по идее, должно было бы ее
успокоить, но сейчас она, наоборот, дрожала от ощущения  обеспокоенности
и страха, волнами исходившими от него.
   - Я выполню то, что от меня требует йуань-хуань, - заверила она его.
   Цунь Три. Клятвы посмотрел на нее с нежностью. Он поднял свой  стакан
и залпом допил виски.
   - Я в этом не сомневаюсь, боу-сек.
 
*** 
 
   Когда  Стэллингс  проснулся,  было  уже  одиннадцать  часов  дня.  Он
вытаращил глаза, посмотрев на часы. Потом вспомнил, что он  добрался  до
отеля только в три часа ночи,  проболтавшись  без  толку  весь  вечер  в
различных притонах якудзы. Он свесил  ноги  с  кровати,  сел,  разгребая
пальцами спутанные волосы. Просто уму не постижимо, со сколькими  людьми
он переговорил, сколько версий отбросил! Но это не важно.  Главное,  его
попытки найти следы Ничирена ни к чему не привели. Впрочем,  чему  здесь
удивляться? Несмотря на то, что он свободно говорил по-японски,  он  все
равно гайдзин. И,  будучи  иностранцем,  он  не  имел  ни  одного  шанса
проникнуть в святая святых  японского  преступного  мира.  Вот  черт!  -
подумал он. Еще один дурацкий день, который он  так  бездарно  провел  в
Токио, пытаясь прошибить лбом каменную стену.
   Поднявшись с кровати, он  заметил,  что  у  кнопки  вызова  горничной
мигает  лампочка,  возвещая,  что  для  него  на  вахте  есть   какое-то
сообщение. Он поднял трубку и попросил соединить его с консьержем. Так и
есть: кто-то оставил для него записку.
   - Когда вы ее получили? - спросил он.
   - Извините, сэр. Я пришел в девять. Она была уже в вашей ячейке.
   Стэллингс повесил трубку, мысленно завязывая на память  узелок:  надо
поговорить с ночным консьержем, когда тот придет. Он протопал в ванную и
стоял под холодным душем, пока не почувствовал себя человеком.
   Облачился в легкие брюки цвета хаки и полосатую рубашку. На ноги одел
легкие мокасины и, прихватив нейлоновую куртку, спустился вниз.  Проходя
мимо вахты по дороге в столовую, взял адресованную ему записку.
   После первой чашечки крепчайшего кофе открыл конверт. "До моего слуха
дошло,  -  прочел  он,  -  что   вы   интересуетесь   вопросами   весьма
специфического и деликатного характера. Конечно, вы понимаете сами,  что
ответы на ваши вопросы не валяются где попало и что., необходимо принять
некоторые меры предосторожности, чтобы избежать неприятных  последствий,
прежде чем снабдить вас этими ответами. Кроме того, поскольку ответы так
же  опасны,  как  и  вопросы,  они  стоят  недешево.  Поэтому,  если  вы
по-прежнему хотите получить их, будьте  на  платформе  станции  "Гиндза"
токийского метро сегодня в 12.30".
   Подписи не было, как не было никакой дополнительной информации ни  на
самом листе нелинованной бумаги, ни на простом белом конверте, в который
этот лист  был  вложен.  Естественно,  не  было  ни  марки,  ни  печати,
поскольку письмо было просто оставлено на  вахте.  И  человека,  который
принес его, не остановили на пути к стойке  консьержа,  и  сам  консьерж
безропотно дал ему ключик к почтовой  ячейке  Стэллингса.  Единственное,
что он знает, так это то,  что  послание  было  доставлено  между  тремя
часами ночи и девятью часами утра.
   И еще одна деталь. Письмо написано определенно мужской рукой.
   Стэллингс посмотрел на часы. Уже за полдень. Надо поторопиться, чтобы
поспеть к назначенному времени. Он дал себе ровно минуту, чтобы  оценить
складывающуюся ситуацию. Были ли у него причины отказаться  от  встречи?
Он не мог придумать ни одной. Если он оставит без внимания эту записку и
будет продолжать вечернее интервьюирование всяких темных  личностей,  он
просидит в Токио до судного дня.
   Тем не менее, осторожность не помешает. Он быстро расписался на чеке,
оставив завтрак нетронутым. У него были дела поважнее в  его  номере.  И
очень мало времени на их выполнение.
 
*** 
 
   У Айпин чувствовал, что его совершенно доконала эта длинная,  трудная
неделя, в течение которой он выстраивал в боевой порядок  силы  ЦУН  для
решительного броска с целью  проникновения  в  гонконгскую  операцию  Ши
Чжилиня. Поэтому за обедом, в дополнение к сушеным медузам, корню лотоса
и супу из мякоти бамбука он решил заказать хай шень,  сильнейший  тоник,
известный в Китае. Эти морские слизни, выловленные  у  южных  берегов  и
высушенные на солнце, в течение недели вымачиваются в  родниковой  воде.
На второй день их очищают, чтобы они разбухли, и эта напоминающая резину
масса размягчилась. В последний  момент  к  ним  добавляют  внутренности
карпа, и все это готовиться на сильном  огне  в  соевом  соусе,  который
придает пикантный вкус этому деликатесу.
   У Айпин опустил свое громоздкое тело на стул перед заранее заказанным
столиком. Его большие глаза сверлили почтительно склонившегося перед ним
официанта. Он заказал свой излюбленный и самый дорогой  чай  гуаньинь  -
"Железная   богиня   милосердия".   Он   пил   только    его,    вопреки
распространенной традиции переходить летом на чай с жасмином.
   Более шести футов ростом, со странно выпирающей грудной клеткой,  что
в Китае считается уродством, он  сидел  на  стуле  неестественно  прямо.
Особенности его комплекции в сочетании с огромными  глазами  делали  его
похожим на гигантское насекомое. Но его острый,  как  бритва,  интеллект
делал его одним из наиболее влиятельных людей в правительстве.
   Ресторан находился в полуподвальном  помещении  неуютного  здания  из
стекла и бетона  на  площади  Тяньаньмынь.  Туристам  его  называли  как
Всекитайский Народный Дом Съездов, и  это  было  ложью  только  отчасти.
Кабинет У Айпина выходил окнами на юг. Он всегда мог  видеть  из  своего
окна мавзолей Мао.
   Хотя его гость еще не появился, У Айпин решил не ждать его прихода  и
заказал все, что надо. Хотя это и было нарушением этикета, но он терпеть
не мог, когда приглашенные опаздывают. Бледный официант низко поклонился
и поспешил убраться поскорее с министерских глаз.
   Ресторан  этот,   как   и   прочие   заведения   подобного   рода   в
государственном секторе, был довольно убогим на вид, и мебель в нем была
подчеркнуто  функциональная.  Но  повара  здесь  были   отменные.   Хотя
визуальные и слуховые образы  значили  очень  мало  для  У  Айпина,  его
сведения по части гастрономии были просто легендарными.
   Он повернул голову, ибо его ноздри уловили неприятный запах,  которым
потянуло от соседнего столика. Какой-то министр, которого У Айпин  почти
не знал, сидел там с зажженной миниатюрной сигаркой  "Тай  шань".  Этого
запаха У Айпин просто не переваривал.  Он  уставился  на  наглеца  своим
немигающим взглядом, пока тот не почувствовал, что на него смотрят, и не
повернулся в его сторону. Он сразу стушевался, быстро смял  свою  сигару
и, расплатившись по счету, поспешил убраться от греха.
   В этот момент гость У  Айпина  вошел  в  ресторан  и  ему  немедленно
указали на столик "хозяина", стоящий на  другом  конце  нерадующей  глаз
обеденной залы.
   - Нин-хао, - поприветствовал его  У  Айпин,  слегка  поклонившись.  -
Добрый день.