ожных
манипуляций его можно было превратить в некий гибрид пистолета  и  помпового
ружья. Для этого надо было  только  сдернуть  бляшку-наконечник  с  верхушки
зонта, а затем, надавив сверху на рукоятку, повернуть ее вправо  до  щелчка.
После этого нажатие на кнопку, в мирное время служившую для раскрытия зонта,
производило выстрел. Двинув верхнюю  трубку  зонта  на  себя,  словно  цевье
помпового ружья, можно было выбросить стреляную гильзу, а отпустив - загнать
в ствол новый патрон калибром 5, 45 от "ПСМ". Всего их в рукоятке было шесть
штук.  Правда,  израсходовав  все  патроны,  быстро  перезарядить  зонт   не
представлялось возможным, но зато  обнаружить  в  зонтике  оружие  было  еще
сложнее. Даже Олег не знал, что в зонтике упрятано.  А  милиционерам  вообще
никогда не приходило в голову интересоваться зонтами. Весной, летом и осенью
миллионы  людей  с  зонтами  ходят.  Самых  разных  конструкций.  А  каждого
владельца зонта не остановишь и не повезешь на экспертизу.
   Честно говоря. Люба и  сама  толком  не  знала,  зачем  таскает  с  собой
стреляющий зонт. В работе она его никогда не применяла. Для  самообороны  от
случайной шпаны хватило бы баллончика, расчески и Любиных познаний в карате.
Зонт был гораздо удобнее для нападения, чем для  защиты.  Может  быть,  Люба
носила его именно в надежде на такую вот встречу? А  может,  просто  потому,
что привыкла к оружию и чувствовала себя с ним более уверенно? Она и сама на
эти вопросы с полной определенностью не ответила бы.
   Так или иначе, но, отпустив Жеку метров на тридцать, она пошла следом  за
ним. Очень далеко от него находиться не хотелось,  но  и  дышать  в  ухо  не
следовало.
   Впереди Любы тяжеловесно топала могучая баба, тащившая в каждой  руке  по
здоровенной связке обоев, а  рядом  с  ней  -  детинушка,  несший  на  спине
громадный рюкзак  -  опять-таки  с  обоями.  Прикрываясь  этой  парой,  Люба
выбралась из метро почти незаметно для Жеки. Но только почти.
   Обои, к сожалению, Любу не скрыли. Жека сумел-таки ее  запеленговать.  Но
это его вовсе не испугало. Люба ничуть не походила на существо, опасное  для
здоровья (даже  в  кожно-венерическом  смысле  слова).  Вместе  с  тем  Жека
понимал, что этой метелочке вряд  ли  доверят  получение  "дипломата".  Так,
понаблюдает и уйдет.
   Люба еще колебалась. Если бы она увидела, как кто-то подходит к Жеке,  то
отказалась бы от своего замысла. Наверно, точно так  же  она  поступила  бы,
если  б  увидела,  что  он  шагает  к   автобусам   или   договаривается   с
водителем-частником. Но Жека пошел  в  темноту  парка  Дружбы,  и  этим  все
решилось.
   Она не последовала за ним на ту же аллею, а свернула на какую-то  тропку,
петляющую между деревьев, но ведущую в том же направлении. Тут ей  пришло  в
голову, что надо подготовить к бою зонт. Забежав в неосвещенное пространство
между  несколькими  елями,  она  сдернула  заглушку  с  дула  своего  зонта,
повернула рукоять до щелчка и загнала патрон в ствол.
   Эта задержка ей очень помогла. Потому что она  успела  заметить,  как  по
аллее следом за Жекой двинулись три человека. Если б поторопилась, так и  не
заметила бы их. У нее было одно преимущество - Жека и те, что  шли  за  ним,
двигались ближе к  краю  парка  и  немного  подсвечивались  огнями  домов  и
уличными фонарями Фестивальной  улицы,  а  она  перебегала  на  фоне  темных
деревьев и подтаявшего, черноватого снега.
   Она уже кляла себя за дурь.  Надо  было  остановиться  и  прекратить  эту
идиотскую погоню.  Даже  если  те  трое  -  обыкновенные  алкаши,  отошедшие
"сообразить" и не имеющие никакого отношения к мужику в зеленом  плаще,  они
свидетели. А если имеют, то есть, скажем, страхуют его  или  пасут,  то  еще
хуже. Нет, Люба все это понимала, но все равно продолжала идти  за  Жекой  и
теми тремя.
   Жажда мести была явно сильнее разума...
   ...То,  что  девушка,  которая,  как  полагал  Жека,  приставленная   его
сопровождать, куда-то исчезла,  не  удивило  "чрезвычайного  и  полномочного
посла". И что вместо нее за его спиной очутились  три  плечистых  молодца  -
тоже. Хотя,  конечно,  обстоятельство  это  Жеку  не  очень  обрадовало.  Он
понимал, что человек, которому он должен передать кейс в  собственные  руки,
наверняка один не придет. Но и ошибиться  не  хотелось.  Могли  эти  ребята,
например, просто оказаться гоп-стопниками, которые положили глаз на  плащ  и
"дипломат". Конечно, те, кто заставил его  мотаться  по  городу  с  утра  до
вечера, назначали встречу вовсе не  для  того,  чтоб  отдать  желанный  кейс
кому-то другому, но все-таки... Те, сзади, однако, не приближались,  держали
дистанцию.
   Жека  остановился  у  не  оттаявшего  еще  пруда.  Ждал,  пока  подойдут.
Нервничал, но не уходил. Троица подошла, и тот, Кто был среди  них  главным,
неторопливо сказал:
   - Здравствуйте. Я Григорий Андреевич. Что у вас для меня?
   - Вот это, - ответил Жека, протягивая "дипломат".
   Корень, за который Люба зацепилась носком сапога, вовсе не собирался быть
"корнем зла". Он просто торчал себе на проталине, наверно, уже подсасывая из
почвы влагу, необходимую для весеннего пробуждения своего дерева, и  никаких
заподлянок творить не  собирался.  Но  именно  он  стал  причиной  множества
страшных и неприятных событий для немалого числа  людей,  поставив  иных  на
грань жизни и смерти, а других катастрофически разочаровав в самых  радужных
и приятных надеждах.
   Споткнувшись, Люба полетела ничком, инстинктивно выставив вперед  руки  с
зонтом. Как была нажата роковая кнопка - ее память не сохранила. Но то,  что
зонт выстрелил, услышала сразу. Хотя  буквально  через  доли  секунды  после
звонкого хлопка где-то впереди, там, у пруда, мелькнула оранжевая вспышка  и
раскатился гулкий взрыв...
   Как Люба очутилась у метро, припомнить она не  могла.  Может,  бежала  со
всех ног, а может, шла спокойным шагом.  Даже,  видимо,  отряхнуться  где-то
успела, потому что ни контролерша у входа, ни милиционер внимания на нее  не
обратили.
   Голова заработала уже в вагоне. Она  поняла,  что  ее  случайный  выстрел
скорее всего попал в "дипломат", где у мужика в зеленом плаще лежало  что-то
взрывчатое. Она не знала о пластите под обивкой кейса, но догадывалась,  что
взрыв был не хилый. Вряд ли те, что сошлись вчетвером у пруда,  имели  шансы
уцелеть.
   Нет, не так ей хотелось отомстить. Впрочем, удалось  ли  ей  это  вообще,
если б не промысел Божий? Придя домой,  она  зажгла  небольшую  свечку  -  в
старину их называли "копеечными" - и поставила  перед  образом  Спасителя  -
иконой, оставшейся от Сони. Молитв настоящих она не знала, а потому, неловко
встав на колени, стала неумело кланяться и креститься, бормоча одно и то же:
"Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи! Слава  тебе,  Господи!..."  Утром
самолет унес ее в столицу самостийной и незалежной Украины.

ПОСЛЕДСТВИЕ НОМЕР ОДИН

   - Вот и весна... - вздохнул седоголовый человек в штатском с  несколькими
рядами орденских планок на пиджаке. - Ждешь,  ждешь  ее,  а  она  вон  какие
сюрпризики подбрасывает. Что ж ты так, Сережа? Зачем так резко и сразу?
   - Михалыч, это не мои. Могу голову на отсечение дать.
   - Ну, это для тебя не проблема. Ты - Чудо-юдо, у тебя еще десять  штук  в
запасе. Кстати, кто тебе такую кличку придумал?
   - Сынок родной, Димуля.
   - Тот, что погиб?
   - Будем говорить так - тот, что пропал. Пока не найду трупа, буду считать
пропавшим без вести.
   - А все же кто-то должен ответить за Цезаря. Никто  не  верит,  что  этот
курьер был камикадзе-самоучкой.
   - Посуди сам, какой мне резон разбираться с Цезарем? Разве мы с ним плохо
работали? Нет. Это какая-то незапланированная случайность, и все.
   - Очень трудно будет кого-то убедить. У Цезаря много друзей, и почти  все
жаждут крови.
   - Ах, они крови жаждут? Если очень жаждут - могу пустить. Я  в  последнее
время много гуманничал, к сожалению. Уговаривал, убеждал, а стрелял -  мало.
Пусть попробуют говорить на таком языке, посмотрим...
   - Да, тебя, брат, не замай... Но и ты не хорохорься. Я знаю, что  кое-кто
уже поговаривает: "Нам Баринов - не барин, а мы - не холопы".  Иногда  самые
ближние под монастырь подводят.
   - Можно и ближнюю дурную траву - с поля вон.
   - Все можно. Только Цезаря ты тронул зря.
   - Почему я, кто тебе это подкинул, Михалыч?
   - Потому что  никто  другой  на  это  не  решился  бы.  Да  и  логические
построения тоже выводят на тебя.
   - Может, ты, Михалыч, изложишь эти построения?  А  то  пока  одни  только
голословия вкратце слышу.
   - Начнем с прошлого года. Тогда в любимой тобой с  недавних  пор  области
Цезарь работал с Курбаши. Это была прочная связка, надежная и приличная.  Ты
курировал Степу и как-то неожиданно  вывел  в  очень  большие  люди.  Ну,  в
истории с гибелью Курбаши тебя никто не винит, хотя надо признать, что погиб
он очень вовремя. Степа сел на его место и сумел прижать слишком взбухавшего
Фрола. Все это вполне естественные дела. Но потом последовал Рублик, уже  из
соседней области. Здесь-то ты свою причастность отрицать не будешь?
   - Не буду, хотя и подтверждать - тоже.
   - Это уже неважно. Могу тебе сообщить по секрету, что наши с тобой бывшие
коллеги,  изучая  место  происшествия  с  Цезарем  и  Жекой,  обнаружили   в
семидесяти метрах от их  разорванных  останков  маленькую  такую  гильзу  от
пистолетного патрона 5, 45. И как ни странно, из одной  серии  с  теми,  что
оставил  тот  нехороший  гражданин,  который  помешал  Рублику  пообедать  и
побеседовать с тем же Жекой. Пожалуй, для суда тут  не  так  уж  много.  Тем
более что оружие использовалось другое. Но с точки зрения тех  неофициальных
кругов,  которые  эту  информацию,  должно  быть,  тоже   получили,   многое
проясняется.
   - А ты, Михалыч, конечно, это заблуждение поддерживаешь?
   - Я просто констатирую. В свое время мне  тот  же  Цезарь,  царствие  ему
небесное, посоветовал знать свое место: кефир, клистир и теплый  сортир.  Он
сам сделал вывод, что его собираются оттереть с этой золотой  дорожки  после
того, как Рома, заменивший Рублика, вдруг отошел от трудовой деятельности  и
был замечен в компании Фрола. И начал, естественно, искать прямых  контактов
с шефами Жеки.
   - Вот и нашел, - проворчал Чудо-юдо, -  хотя  я  этот  грех  на  душу  не
возьму!
   - Это вопросы религиозные - брать или не брать.  Но  ведь  факт  остается
фактом. В течение  года  ты  в  этой  области  изменил  ситуацию  целиком  и
полностью. Зачем, позвольте спросить? Прибрал к рукам Иванцова  с  Рындиным,
через них - практически все силовые структуры. Там уже о какой-то  Береговии
поговаривают...Ты в уме ли, Сережа? Может, ты со своими научными делами  уже
свихнулся?
   - Почему свихнулся? Никак нет, нахожусь в здравом уме и трезвой памяти.
   - Неужели ты думаешь, что это удастся? Ты репортажи из Чечни смотришь?
   - Если в этой Береговии что-то  начнется,  моих  следов  там  не  найдут.
Помяни мое слово.  А  вот  Цезарь  покойный,  кстати,  немало  в  этом  деле
засветился. Это ведь он, строго  говоря,  жаждал  тамошней  независимости  и
немалую работу провел. Шутка ли! Взять под  контроль  такой  транзит  разных
мелко сыпучих грузов! А ты, кстати, не думал, что он кому-то  еще  на  хвост
наступил? Со своими,  так  сказать,  "наполеоновскими"  планами?  Ведь  этой
дорожкой сейчас немало народу заинтересовалось. А он сел  поперек  и  проезд
закрыл. Не думал? И, кстати сказать, этим людям весьма приятно было бы, если
б  Цезарь  исчез,  а  на  меня  охотничий  сезон   открыли.   Вполне   могли
подсуетиться...
   - Может быть, может быть... - задумчиво сказал Михалыч.  -  Но  народ  до
таких сложных ходов еще не дорос.  Им  гораздо  проще  поверить  в  то,  что
"Боливар не выдержит двоих".
   - Михалыч, а какая, по-твоему, сумма нужна, чтоб их разубедить? Не  очень
мне охота сейчас затевать войнушку. Может,  ты,  как  всеобщий  консультант,
уточнишь?
   - Сумма? Не знаю, не знаю...  Мне  кажется,  что  никаких  переговоров  и
компенсаций эта публика иметь не захочет. Или все, или ничего.
   - Удобные ребята, ничего не скажешь.
   - Наверно, Сережа, для тебя не секрет, что ты многим надоел. И в  органах
власти, кстати, тоже. Другой бы, извини меня, награбив столько, сколько  ты,
уже давно прекратил бы суетиться. У тебя внуков сколько? Четверо? Свез бы их
в теплые края, на островишко какой-нибудь, жил бы там и в ус  не  дул.  Тебе
сколько лет?
   - Пятьдесят семь.
   - Немало уже. А посмотришь - богатырь, Илья Муромец. Говорят, ты штангу в
двести кило толкаешь?
   - Случается. Хотя теперь нечасто. Но давай-ка, Михалыч, от моего здоровья
немного отвлечемся. Насчет моего отъезда в теплые края  -  это  твое  личное
мнение или тебе об этом кто-то намекнул?
   - Не буду скрывать - намекнули. Но кто именно  -  не  скажу,  хочу  своей
смертью помереть. А то, не дай Бог, проскажешься.  Или  уцепишься  за  этого
добряка. Ведь люди разные, одним тебя подай зажаренного на постном масле - и
точка, а другие - подобрее, понимающие - готовы тебя  отпустить  с  миром  и
даже там, за кордоном, не трогать.
   - Вот в это последнее обстоятельство, дорогой  ты  мой  Михалыч,  мне  не
особенно верится. Здесь я  себя  попрочнее  чувствую.  И  забор  крепкий,  и
ребятишки надежные. А туда все сразу не возьмешь. Особенно нужных  людей  из
казенных домов.
   - Насчет нужных людей это ты прав. Но видишь, как сейчас министр  шерстит
милицию? И по другим конторам волна пойдет. Я не специалист,  но  знаю,  что
уже не одна твоя паутинка оборвалась. А не думал, почему?
   - Думал, Михалыч, думал. Выборы на носу,  надо  ж  показать  народу,  что
власть с преступностью и коррупцией борется. Но это ж смех один!  Сержантов,
которые у бабок тысчонки вымогают, - увольняют, а генералов - не торопятся.
   - Это все верно. Только может кому-то  прийти  в  голову  и  до  генерала
добраться. Хотя бы и запаса. Смотри, не считай себя совсем  неприступным-то.
Подумай.
   - С тобой, Михалыч, надо говорить, гороху наевшись. Намеки, намеки  одни.
Ты говори прямо: копают под меня?
   - Ну, под тебя всю жизнь копают... - прищурился Михалыч.
   - Как всю жизнь копают я знаю, а вот как сейчас, в  конкретное  время,  с
удовольствием узнал бы.
   - Могу сказать только одно - на сей раз ветер с Запада довлеет над ветром
с Востока...
   - Серьезно?
   - Крайне серьезно. Как я понял, разговор об очень больших деньгах  пошел.
А ты, как в народе говорят, совсем близко к  этим  деньгам  подошел.  Еще  в
прошлом году, кажется?
   - Нет. В позапрошлом. Спасибо, что подсказал, Михалыч. Теперь  мне  почти
все ясно. Если б ты еще сказал,  кто  их  здесь  проталкивает,  я  бы  тебе,
пожалуй, серьезно помог в твоем финансовом положении...
   - Зачем, Сережа? Все, что надо,  у  меня  есть:  кефир,  клистир,  теплый
сортир... А вот кто проталкивал, подсказать могу: господин Соловьев.  Только
он в настоящее время из игры выбыл. Временно.
   - По моим данным, его в джипе сожгли, - нахмурился Баринов.
   - Его твой тезка и ученик увел,  -  нехотя  произнес  Михалыч.  -  Сергей
Сорокин. И собирается с Иванцовым и  Рындиным  по  поводу  Соловьева  крепко
торговаться в  самое  ближайшее  время.  Тебе,  я  думаю,  это  будет  очень
интересно узнать. Потому  что  Соловьев,  как  я  думаю,  крепко  завязан  с
"Джемини-Брендан", а та - с "G & К". Все твои старые друзья-соперники.
   - И что поставит в ценник?
   - Этого я не знаю. Не докладывал. Но торговля будет,  это  точно.  Потому
что Соловьев много знает и в том числе то, как Рындин с Иванцовым, заполучив
денежки от "Джемини-Брендан", готовы были продать им твой  объект  в  "Белой
куропатке".
   - Ну и почему же не продали?
   -  Потому  что  испугались.  Решили  подставить  Сорокина,  а  заодно   -
ликвидировать своих, так сказать, партнеров. Соловьев шантажировал  Иванцова
этой прошлогодней историей с иконой и  отпущенным  смертником.  Кроме  того,
пообещал, что дочка Иванцова, которая в Москве учится, может  стать  жертвой
маньяка. Ну а те хотели свалить всю историю  на  Степу  и  Сорокина,  Рындин
надеялся обезопаситься и от тебя, и от друзей Соловьева.
   - Похоже на мои данные, - заметил Чудо-юдо. - Значит, Сорокин ушел просто
так, без помощи Рындина?
   - Да, Сережа, именно так. Но вот как он сумел испариться с места  засады,
хотя  Рындин  точно  знал,  как  они  отходить   будут?   Он   случайно   не
человек-невидимка, этот твой ученичок?
   - Ну, это слишком сложно, чтоб я тебе объяснил. Но для меня  лично  такой
фокус секрета не составляет. Не Рындину,  конечно,  с  Сережей  тягаться.  У
Сорокина материально-техническое  оснащение  на  уровне  XXI  века,  причем,
возможно, второй половины.
   - И у тебя, стало быть, тоже?
   - У меня? Кое-что имеется. Но объяснять не буду. А то  у  тебя,  Михалыч,
раньше времени может  инсульт  приключиться...  Давай-ка  вернемся  к  нашим
баранам. Допустим, что друзья Соловьева каким-то образом узнают о  том,  что
он жив и находится у Сорокина. Будут торговаться?
   - Думаю, будут. Только не уверен, что  Серега  им  так  просто  Соловьева
отдаст. Впрочем, им ведь главное - узнать, что Иванцов их за нос водил.  Они
сразу же запустят ту машинку, которая за бугром лежит.
   - А они знают, где?
   - Теперь знают. Поскольку Цезарь тебя боялся, подстраховался он немного.
   - Негодяй  он  последний...  -  проворчал  Чудо-юдо.  -  Жалко,  что  уже
взорвался, а то б еще раз убил...
   - Так или иначе, но в истории с отпущенным бандитом ты  тоже  запачкался.
Есть сведения о том, что иконой ты очень интересовался. И что какой-то  ключ
из нее уже прикарманил...
   - Ну и что?
   - Два месяца назад в Гамбурге какой-то курд покушался на некоего Рудольфа
фон Воронцоффа. Покушавшийся был убит охранниками, а Воронцофф не пострадал.
Но криминальная полиция, как ни странно, добралась до заказчика, и  оказался
им некий Курбан Рустамов, известный некоторым  кругам  как  Кубик-Рубик.  Он
каким-то образом исчез  из  Германии,  но  если  как  следует  поискать,  то
найдется, и не где-нибудь в Узбекистане, а в  Москве.  Дальше  объяснять  не
надо. Воронцофф, если до него дойдет информация о  твоей  творческой  работе
против него, немало тебе неприятностей  доставит.  Ты  лучше  знаешь  каких.
Поэтому та группа, которую можно условно  назвать  "соловьевцы",  и  ближнее
окружение Цезаря считают себя при козырях. В принципе,  если  в  ситуации  с
выборами будет неопределенность или  произойдет  большая  замена  в  силовых
структурах и прокуратуре, то осложнения будут и здесь.
   - Спасибо, что объясняешь ситуацию, - с легкой иронией  улыбнулся  Сергей
Сергеевич. - Значит, их требование состоит в том, чтоб я убрался за  кордон?
Или это программа-минимум?
   - Во всяком случае, твое вмешательство  в  российские  дела  должно  быть
минимальным. А  лучше  -  никаким.  Заваруху  в  области  устраивать  крайне
нежелательно.
   - Они очень простые, эти ребята, - осклабился Чудо-юдо.  -  А  главное  -
скромные.  Вполне  могли  бы  потребовать,  чтоб  я  повесился  на   воротах
Александровского сада.
   - Сережа, ты, наверно, сейчас слишком взвинчен, чтобы принимать  решения.
Подумай, поразмысли, время у тебя есть.
   - Сколько у меня этого времени?
   - Можно поговорить о трех днях. Думаю, это их устроит.
   - А почему не 24 часа?
   - Потому что они реалисты и не требуют невозможного. Кроме  того,  знают,
что тебя опасно припирать к стене. В конце концов, все последствия конфликта
с тобой, так сказать, на глобальном уровне они осознают  и  не  меньше  тебя
заинтересованы в мирном исходе.
   - Тем не менее ультиматумы  предъявляют.  На  прямые  переговоры  они  не
пойдут?
   - Нет, ни в коем случае. Они знают, что вести разговоры  с  человеком,  у
которого есть целый арсенал  средств  воздействия  на  психику,  -  себя  не
уважать. Только через меня.
   - Удобно ты устроился, Миха