а Джубилит, заметив, что Оссер продолжает
молчать. Решив, что он, видимо, размышляет о  чем-то  неприятном,  до  самой
деревни она не пыталась больше завести с ним разговор.
   Старая  Ойва,  разморенная  жарой,  зашевелилась   в   своем   кресле   и
выпрямилась.
   К ней приблизилась Джубилит, бледная, с ничего  не  выражающим  лицом,  и
спросила:
   - Это ты, Ойва?
   - Я, Джубилит, - ответила старуха. - Дорогая, я знала,  что  ты  придешь.
Мое сердце исстрадалось по тебе.
   - Он здесь?
   - Да. Вернулся из путешествия. Ты найдешь его уставшим.
   - Ему следовало бы быть здесь  после  того,  что  случилось,  -  заметила
Джубилит.
   - Он поступает так, как считает нужным, - резко сказала Ойва.
   Джубилит поняла свою чудовищную  бестактность,  и  во  рту  у  нее  сразу
пересохло. Никому не полагалось критиковать поступки Ренна.
   Она взглянула на Ойву и стыдливо закрыла глаза.
   - Ничего, ничего, дитя мое, - успокоила ее старая  женщина,  дотрагиваясь
до девушки рукой. - Ты огорчена чем-то... Ренн! Она пришла!
   - Заходи, Джубилит, - послышался из дома голос Ренна.
   - Он знает? Никто же не знал, что я приду!
   - Он знает все, - сказала Ойва. - Иди, дитя. Джубилит вошла в  дом.  Ренн
сидел в своем углу, и музыкальный инструмент теперь отсутствовал. В комнате,
кроме подушек, ничего не было.
   Ренн улыбнулся приятной и мудрой улыбкой.
   -  Джубилит,  подойди  поближе.  -  Выглядел  он   плохо,   но   сохранял
спокойствие. Старик положил одну из подушек рядом с собой,  и  она  медленно
опустилась на нее.
   Ренн молчал, и девушка сообразила,  что  он  ждет,  когда  она  заговорит
первой. Тогда Джубилит произнесла:
   - Отдельные вещи трудно понять.
   - Верно.
   Она сплела пальцы и спросила:
   - И ничего не меняется?
   - Всегда что-то меняется, - ответил он. - В свое время.
   - Оссер...
   - Скорее псе поймут Оссера.
   Джубилит собралась с духом и продолжала:
   - Этого "скоро" долго ждать. Я должна узнать сейчас.
   - Раньше остальных? - мягко спросил Ренн.
   - Пусть все узнают вместе со мной, - предложила она. Он покачал  головой,
и взор его потух.
   - Тогда скажи только мне одной. Я сделаюсь частью тебя  и  буду  общаться
только с тобой.
   - Почему тебе так не терпится? Девушка вздрогнула. Не от  холода,  не  от
страха, просто давно сдерживаемые эмоции выплеснулись наружу.
   - Я люблю его, - медленно проговорила она. - А любить - значит охранять и
защищать. Я нужна ему!
   - В таком случае отправляйся скорее к нему,  -  посоветовал  он,  но  она
осталась сидеть, опустив длинные ресницы, и слезы потекли по ее лицу.  Тогда
Ренн спросил:
   - Ты что-то еще хотела мне сказать?
   - Я люблю... - Она вытянула перед  собой  руки,  как  бы  охватывая  этим
жестом и Ренна, и дома, и деревню. -Я  люблю  людей..,  наш  уют..,  как  мы
приходим и уходим, поем и  играем..,  изготавливаем  инструменты  и  одежду.
Любить - значит охранять и защищать.., мне нравится все это. Я люблю Оссера.
Я могу его уничтожить, ведь он ни о чем не догадывается, и  если  решусь  на
это, то защищу вас всех. Если я встану на его защиту, то он уничтожит вас. Я
не  знаю,  что  мне  делать,  Ренн.  Передо  мной  дорога,  -  сквозь  слезы
воскликнула она, - а по обе стороны пропасть, и не остановишься.
   - И понять его - найти ответ?
   - Иного выхода нет! - продолжала она изливать душу, с мольбой  взирая  на
старика. - Оссер - сильный, понимаешь, Ренн.., у  него  есть  что-то  такое,
чего ни у кого из нас нет. Мы только что говорили с ним об этом.  Это  может
изменить нас.., сделать частью его. Своими руками он воздвигает  город..,  и
построит его на наших костях, если мы  попытаемся  помешать  ему.  Он  хочет
снова сделать нас великими.., говорит, что однажды мы были ими, но потом все
растеряли.
   - По-твоему, величие заключается в городах-башнях и машинах-птицах?
   - Откуда тебе известно про них? Величие... Не знаю,  не  знаю,  -  плача,
пробормотала она. - Я люблю его,  и  он  хочет  построить  город,  подобного
которому у нас не было. Он сумеет, Ренн? Как ты считаешь, а?
   - Смог бы, - спокойно ответил Ренн.
   - Сейчас Оссер в деревне. С ним те, кто возводит  башню.  Они  дрожат  от
страха, ненавидят его, но  боятся  уйти.  Он  направил  в  дальние  деревни,
поселки гонцов с вестью, чтобы завтра с утра народ собирался у подножия  гор
для закладки города. Он хочет за  сто  дней  построить  дом,  в  который  мы
переселимся из деревни. Пригрозив, что сожжет ее. Но зачем.., зачем, Ренн?
   - Затем, чтобы мы почувствовали его силу и уступили ему. Человек, который
в состоянии переселить из одного места в другое целую деревню  за  сто  дней
ради демонстрации своей силы, действительно, способен на невесть что.
   - Что же нам делать?
   - Я думаю, утром мы отправимся к горам и примемся строить.
   Джубилит встала и направилась к двери.
   - Теперь я знаю, что делать,  -  прошептала  она.  -  Больше  я  не  буду
стараться понять. Я просто буду помогать - Да, иди, - попрощался с ней Ренн.
- Скоро ты ему будешь очень нужна.

***

   Джубилит и Оссер стояли на парапете,  любуясь  кровавыми  предрассветными
всполохами на небе. Красное солнце вот-вот должно  было  встать;  белое  уже
поднялось, и теперь его  резкие  причудливые  тени  покрыли  землю.  В  роще
небесных деревьев весело щебетали птицы, а в ее глубине глухо ухали  летучие
мыши с размахом крыльев в семь футов, укладываясь спать.
   - Допустим, они не придут? - засомневалась она.
   - Еще как придут, - мрачно заверил он. - Джубилит,  а  что  тебя  привело
сюда?
   - Я не догадываюсь, что ты замыслил,  Оссер,  и  не  знаю,  правильно  ты
поступаешь или не правильно, но я уверена, будет много боли и трудностей,  и
я.., я пришла, чтобы попытаться спасти тебя. Я люблю тебя.
   Оссер посмотрел на нее сверху вниз; такой же высокий и мрачный, как и его
башня, возвышающаяся над предгорьем, и расхохотался. Его губы дрогнули, и он
спросил:
   - Маленькая бабочка, ты считаешь, что сможешь защитить меня?
   Ее прекрасное и одухотворенное лицо не могло не  тронуть  Оссера.  В  его
мире, помимо двух солнц, вспыхнуло  третье  -  Джубилит.  Обняв  девушку  за
плечи, он засмеялся, подхватил ее, потом осторожно опустил, а сам  подскочил
к парапету и уставился вдаль.
   Потрясенная Джубилит проследила за его взглядом и  на  горизонте,  сквозь
туманную  дымку,  оставленную   поднявшимся   красным   солнцем,   различила
нескончаемую процессию. Они шли и шли - молодые мужчины и старые из  дальних
и близких деревень, а с ними их отцы, матери,  жены  и  сестры,  сидящие  на
всем,  что  могло  перемещаться  па  колесах.  Тут  были  открытые   телеги,
двухколесные брички, в которые впряглись люди, детские коляски,  передвижные
лотки;  четыре  тигровых  быка,  хрипя  и  взрывая  землю,  тащили   широкую
платформу, а за ними шествовали  носильщики,  которые,  сменяя  друг  друга,
несли на шестах разные грузы.
   Оссер презрительно скривил губы и сказал, скорее обращаясь к самому себе:
   - Вот, убедись сама. Перед тобой быдло. Достаточно одного  слова,  и  они
бросаются исполнять твою волю. Болваны. - Он сплюнул и продолжал:
   - Но однажды один из них возразит мне,  и  я  вправлю  ему  мозги,  чтобы
другим было неповадно. А пока.., здесь тысяча рук  и  одна  голова.  Сегодня
состоится закладка фундамента, - воодушевляясь, заметил он, -  а  когда  это
стадо построит дом, то поймет то, что сейчас им невдомек. Они -  "настоящие"
мужчины!
   - Пришли все, - тихо проговорила Джубилит. - Все до одного, Оссер.
   - Тише, - остановил он ее, наклоняясь вперед  навстречу  дующему  в  лицо
ветру и злорадно следя за процессией. Чувствуя его  тяжелые  руки  на  своих
плечах, она неожиданно пришла к  выводу,  что,  когда  его  мысли  захвачены
строительством, ей в его сердце нет  места  и  что  так  будет  продолжаться
всегда и лишь изредка будут налетать мимолетные и счастливые  минуты.  Но  с
болью осознания пришла уверенность, что отныне она навсегда  связала  с  ним
свою судьбу, хотя между ними так мало общего...
   Процессия скрылась из  виду  и  вскоре  приблизилась  к  основанию  горы,
направляясь к башне. Столпившись на наклонном узком участке земли, прибывшие
принялись что-то прикидывать, ковырять почву, оглядываясь  вокруг  и  споря,
где и что посадить, как лучше  сделать  дренаж  и  не  испортить  окружающий
красивый ландшафт. Оссер не верил собственным глазам.
   Он облокотился о парапет и покачал  головой,  осуждая  их  поспешность  и
нерасторопность. Разве так проводят планировку? Ну ладно,  пусть  потешатся,
пока не зайдут в тупик. Тогда он спустится и покажет им, как надо  работать.
Зашедшие в тупик люди - мягкие люди. Теми, кто работает из-под палки,  легко
повелевать.
   В этот момент Джубилит приглушенно вскрикнула, и Оссер быстро обернулся.
   - Что с тобой?
   Она указала пальцем на копошащихся внизу людей.
   - Вон там.., отдающий распоряжения... Видишь, у платформы с камнями?  Это
же Ренн!
   - Ерунда! - воскликнул Оссер. - Он давно не выходит  из  дома.  Чтобы  он
очутился среди пропахших потом строителей? Ты  что?  Этот  человек  общается
только с теми, кто говорит ему, что он прав еще до  того,  как  тот  откроет
рот.
   - Говорю тебе, что это он. Он! - закричала Джубилит, сжимая его  руку.  -
Оссер, я боюсь.
   - Боишься? Чего?..  Клянусь  красным  солнцем.  Он!  Точно,  Ренн  отдает
приказания, словно это его город. - Он засмеялся. - Знаешь,  Джуби,  сильных
людей хватает, но здесь я сильнейший. А ведь он вкалывает на меня!
   - Я боюсь, - прошептала опять девушка.
   - Все бросаются исполнять малейшие его желания, - задумчиво сказал Оссер,
прикрывая глаза ладонью. - Пожалуй, я был не прав, загоняя их  на  работу  и
выжимая все соки... А теперь с его помощью.., хм! Я думаю, у нас дело быстро
пойдет на лад. Он оттолкнулся от парапета и бросился к лестнице.
   - Оссер! Остановись! Прошу тебя, не надо! - крикнула вслед ему Джубилит.
   Оссер замер и смерил ее холодным взглядом.
   - Тебе не переубедить меня, Джуби. Тебе не поздоровится, если  ты  будешь
мешать мне. - Он устремился вниз, перепрыгивая через три-четыре ступеньки, и
вдруг остановился как вкопанный, несвязно бормоча под нос. Джубилит,  затаив
дыхание, приблизилась к колодцу и  увидела  Оссера,  стоящего  на  цыпочках.
Невероятно, но факт - он застыл на самых кончиках пальцев ног, едва  касаясь
сандалиями каменных ступенек.
   Стиснув зубы и упершись руками в стену шахты, сильный и  молодой  мужчина
пытался  сдвинуться  с  места,  но  сандалии  словно  прилипли  к   каменной
поверхности. Его лицо налилось  кровью,  шею  избороздили  вздувшиеся  вены,
плечи захрустели,  а  из  горла  вырвался  сдавленный  хрип.  Ладони  Оссера
скользили по стене, и он висел в воздухе, оставаясь стоять на одних  мысках.
Со стороны это выглядело смешно; он походил на лодку, поставленную на якорь,
которую били и трепали бушующие волны.
   Затем  из  груди  Оссера  вырвался  нечленораздельный  рев,  он  согнулся
пополам, выставил вперед руки, приготовившись, несмотря ни на  что,  нырнуть
вниз, но это движение отозвалось в ладонях острой болью. Тогда  он  принялся
ощупывать стену, но воздух  на  лестнице  превратился  в  вязкую  и  упругую
субстанцию, которая, оставаясь невидимой, была непреодолима.
   Оссеру ничего другого не оставалось, как вернуться на крышу.  Теперь  его
лицо выражало целую гамму  чувств:  от  ярости  и  раздражения  до  обиды  и
унижения.
   Джубилит, ломая руки, закричала:
   - Оссер, осторожней!
   Плохо соображая, он решил выместить свою злость на девушке  и  замахнулся
на нее кулаком. Оторопевшая Джубилит не пыталась даже уклониться от удара.
   - Оссер! - раздалось снизу.
   Оссер  весь  напрягся  и  так  остался  стоять  с   занесенным   кулаком,
символизируя монумент насилию. Его окликнул Рени.., просто  невероятно!  Эхо
подхватило это слово, прокатилось по холмам и стихло.
   - Оссер, взгляни, как движется стрелка, - продолжал Ренн  спокойно,  даже
доверительно, и эхо его слов снова огласило дремавшее предгорье.
   Оссер в изумлении опустил руку и приблизился к парапету.
   Далеко внизу, у самого подножия большого  холма,  стоял,  задрав  голову,
Ренн. Заметив Оссера,  он  повернулся  к  нему  спиной,  сделал  знак  своим
помощникам, облепившим широкую платформу, и те сдернули брезент,  укрывавший
груз.
   Руки Оссера впились в каменную кладку, а зрачки расширились.
   Сначала ему показалось, что на грубо сколоченной  платформе,  запряженной
быками,  он  видит  крупный  слиток  серебра,  но,  приглядевшись,  различил
очертания машины, машины настолько совершенной по своей форме и  назначению,
что перед ней меркло то, что Джубилит видела по удивительному ящику.
   Сасстен, мужчина, которого Оссер  жестоко  избил,  прыгнул  в  машину  и,
удобно устроившись на сиденье, задним  ходом  съехал  с  платформы.  Машина,
мягко урча, поплыла по-лебединому по пересеченной местности, плавно  опуская
и поднимая свои гусеницы. Затем она  остановилась  и  развернулась  у  поля,
которое размечала одна из бригад, заколачивая в Мягкую землю колья.
   Поблескивающие плоские борта машины раздвинулись и  сложились,  образовав
длинное режущее устройство. Нож опустился, слегка  коснулся  своими  острыми
зубьями поля, на миг замер и вонзился в верхний слой.
   Перед необычным лемехом образовалась кучка земли, и в  следующую  секунду
она полетела от широкого отвала. Машина плавно двинулась вперед, оставляя за
собой два ровных валка. Складывалось впечатление,  что,  сидя  в  гигантской
песочнице, великан провел по ней ладонью, идеально  выровняв  песок.  Машина
работала легко и споро, и человеку невозможно было угнаться за ней.
   Из горла Оссера невольно вырвался тяжелый стон.
   Ориентируясь на разметку, машина доехала до края  ноля,  развернулась  и,
подрезав образованный  валок,  принялась  переносить  его  в  другое  место,
расширяя очищенную полосу земли К немалому своему удивлению, Оссер  заметил,
что наряду с машиной работают и люди.  Их  движения  отличались  не  меньшей
эффективностью и слаженностью. На Оссера они работали спустя  рукава,  когда
каждого приходилось убеждать, порой прибегая к побоям.  У  Ренна  их  словно
подменили: измеряя, заколачивая, перенося, каждый стремился  выполнить  свою
работу играючи, подчиняясь беззвучному ритму причудливой музыки.
   Вот подъехала телега с очень толстыми и высокими металлическими  кольями.
Взявшись вчетвером,  рабочие  установили  их  в  вертикальное  положение  на
очищенном пространстве, один приставил скобу,  а  двое  принялись  кувалдами
заколачивать ее в грунт, пока кол  надежно  не  стал.  Не  мешкая,  четверка
побежала за вторым колом.
   За короткий промежуток времени было вбито  двадцать  шесть  остроконечных
костылей, но на платформе их оставалось еще очень много.  Сасстен  развернул
свою машину и остановился. Отвал плуга поднялся, сложился и снова  слился  с
серебристыми боками машины. Затем Сасстен подъехал к первому  установленному
костылю, который точно вошел  в  паз  на  передней  части  машины.  Раздался
скрежет металла о металл, как будто  обезумевший  исполин  принялся  бить  в
набат, и огромный шип, как нож в масло, вонзился в землю.
   Забив костыль на две трети,  машина  перешла  к  следующему,  от  него  к
третьему.., четвертому. Сасстен работал так быстро, что ему  пришлось  ждать
целую минуту, пока рабочие притащат и установят последний  костыль.  Наконец
наступил долгожданный момент, и над толпой прокатился веселый  гул,  никогда
не звучавший при строительстве башни - доброжелательный и слегка язвительный
смех тех, кто в своей проворности почти не уступил бездушной машине.
   На  следующем  этапе  стремительно  развернувшегося  строительства   одни
подхватили тяжелый кабель, а другие, вооружившись инструментом, натянули его
между  торчащими  костылями.  После  того  как  кабель  был  подсоединен,  с
платформ, повозок и  телег  стали  сгружать  металлические  детали,  узлы  и
агрегаты. Мужчины и женщины набросились на них с гаечными ключами, кусачками
и другим инструментом и принялись закручивать,  зажимать,  устанавливать.  К
толстому заземляющему кабелю они подсоединили  три  силовых  провода,  после
чего закрепленная растяжками широкая корзина взмыла в воздух.
   Ренн подбежал к повиснувшей конструкции и повернул  рукоятку.  Послышался
пронзительный  тошнотворный  писк  силового  поля,  перешедший  в  надрывное
рокотание, которое, к счастью, быстро вышло за пределы слышимости.
   Под корзиной образовалась розоватая дымка в виде сверкающей  сферы  почти
правильной формы, которая стала  сгущаться  и  вскоре  приобрела  устойчивое
мерцание.
   Толпа, выстроившаяся теперь в одну линию, шумно приветствовала  появление
сферы.  Все  мыслимые  и  немыслимые  средства  передвижения,  прибывшие  на
строительство, направились к мерцающему  объекту,  и  когда  останавливались
неподалеку, люди принимались сгружать тяжелые металлические  предметы.  Чего
тут только не было:  ножки  от  чугунных  плит,  длинные  полосы  оловянного
припоя, колокола, чайники,  каркасы  железных  скамеек,  а  также  кузнечные
наковальни с отдельными деталями горна.., чугунки, кастрюли и  сковородки..,
храповые колеса с собачками от мукомольной мельницы.., гири  и  маятники  от
больших сельских часов...
   Стоящие наготове люди хватали эти предметы  и  с  размаху  швыряли  их  в
странную сферу. Не встречая никакого  сопротивления,  металлические  изделия
без звука исчезали в чреве огненного шара. Платформа за  платформой,  телега
за телегой, коляска за коляской разгружались, а сфере все было мало.
   Она вобрала в себя уже столько, что во много  раз  превысила  собственную
массу, и тем не менее, оставаясь  в  изначальных  габаритах,  требовала  все
новых и новых даров.
   Вскоре, однако, цвет сферы начал  изменяться,  перейдя  из  оранжевого  в
красный, а затем в  темно-коричневый.  Прошло  еще  немного  времени,  сфера
потемнела, потом почернела. Совершенно черная, она блестела ярче и  ярче,  и
вскоре на нее  уже  невозможно  было  смотреть,  и  эта  ненасытная  чернота
требовала чего-то более интимного, чем металл. Железный поток не  переставал
течь, и сфера жадно заглатывала его.
   Внезапно  предгорье  огласилось  ревом  тысяч  глоток,  и   тысячи   глаз
устремились на небо,  туда,  где  на  западе  заблестела  золотистая  искра,
оставляя за собой длинный голубой шлейф. Она быстро промчалась и скрылась за
горизонтом, и спустя мгновение ответом людям был гром, грянувший  прямо  над
их головами.
   Если раньше темп работы был  быстрым,  то  теперь  он  стал  сумасшедшим.
Мужчины больше не ждали, когда платформы с прицепами подъедут к ним, стоящим
у раскаленного шара, а сами подбегали и хватали детали, чтобы, сгибаясь  под
их тяжестью, поскорее швырнуть в центр сферы. Женщины, срывая па ходу с  рук
браслеты и выдергивая из  ушей  серьги,  бросали  свои  украшения  в  сферу,
которая никак не могла  насытиться.  Мужчины,  перебросав  более  или  менее
крупные  предметы,  принялись  за  свои  ножи  и  даже  пуговицы.  И  мелкие
металлические вещи слепящая темнота пожирала все с той же неумолимостью.
   Так продолжалось несколько минут,  пока  по  толпе  снова  не  прокатился
тяжелый вздох, к  которому  уже  примешивалась  тревога.  Все  остановились,
задрав головы. На небе во второй раз вспыхнула золотистая точка,  но  теперь
она походила на мчащийся яйцеобразный предмет, след от которого, как голубой
стяг,  закрыл  полнеба.  Долетавшее  эхо,  казалось,   разорвет   барабанные
перепонки.
   И в том месте, где промчалась комета, долго еще висела голубая полоса...
   Тяжелый стон, в котором  угадывалось  страстное  нетерпение,  вырвался  у
сотен людей и сменился радостными криками, летевшими отовсюду. Это  Сасстен,
сидя в своей прекрасной машине, пробивался сквозь плотно стоявшие  ряды.  На
ходу он выпустил