вогой наблюдать за пришельцами. Что представляла собой эта  высшая  раса,
уже никто никогда не узнает. Это неведомо даже луанам. Они говорили  только,
что  их  былое  рабство,  длившееся  тридцать  тысячелетий,  показалось   бы
ничтожным мигом по сравнению с теми бедствиями, которые могли бы принести на
Луану  безымянные  пришельцы.  А  те  приблизились  к  Барьеру,  не   будучи
предупреждены, и были поглощены Барьером. Невозможно передать словами, какое
впечатление произвело на луан их  исчезновение.  В  полном  соответствии  со
своей древней философией сочувствия и ценности любой жизни, добра и гармонии
они наблюдали  за  гибелью  бесконечно  высших  с  бесконечным  ужасом.  Они
осознали всю тяжесть своего преступления.
   Эра пика технического прогресса вновь  давно  миновала  на  Луане.  Луаны
снова принялись за работу. Они достигли новых, немыслимых прежде высот.  Они
усовершенствовали свои машины. Они мобилизовали все свои  ресурсы,  движимые
чувством раскаяния и ужасом перед содеянным. По их вине свершилось  распятие
из распятий, и погиб Мессия Мессий.
   И ничего у них не вышло. Барьер был  слишком  хорош.  Планетоид  исправно
уничтожал  все,  что  приближалось  к  Барьеру.  А  сам  планетоид  окружали
несколько мини-Барьеров, причем  некоторые  были  вывернуты  наизнанку  так,
чтобы чужака встречала  уничтожающая  поверхность.  Чужак  за  долю  секунды
распадался на части, поглощался и переваривался. Тогда луаны пошли на новые,
страшные жертвы; в надежде, что защитная система не выдержит перегрузок, они
принялись непрерывно бомбардировать  ее  ракетами,  космическими  кораблями,
каменными  глыбами  со  всех  концов  обширной  галактики  Луаны.  Планетоид
исправно отыскивал чужеродные массы, анализировал  их  химический  состав  и
безжалостно уничтожал, и даже тот факт, что многие, увы, очень многие из них
были пилотируемы, ничего не менял...
   В  конце  концов  луаны  обнаружили,  что  планетоид  производит   больше
смертоносной материи для защиты, чем противник направляет на него;  и  таким
качеством они сами снабдили свое  защитное  устройство,  желая  сделать  его
самовосстанавливающимся.  Тогда  они  прекратили  бомбардировки,  с  горечью
осознав, что все их усилия лишь увеличивают мощь планетоида.
   Теперь они понимали, что первородный грех -  это  не  аллегория.  На  них
самих отныне  лежал  тяжкий  груз  проклятия.  Им  оставалось  только  одно:
разослать предупреждения. Они изобрели передатчики,  рассчитанные  на  любые
типы разумов, разработали языки всех уровней сложности, даже более  сложные,
чем язык символов. Во все углы Вселенной  были  отправлены  мощнейшие  пучки
энергии, несущие информацию. Не доверяя более автоматике, луаны организовали
посты наблюдения за техникой. Наблюдение  это  проходило  в  виде  ритуалов,
выстроенных наподобие религиозных служб.  Сами  наблюдатели  исполнили  свой
долг с истовостью священников. Когда всякая вероятность сбоя автоматики была
полностью исключена, луаны вступили в новый этап своей цивилизации.  Они  не
зависели более от слепых механизмов,  подобных  чудовищному  планетоиду,  не
вернулись к чистому созерцанию, некогда приведшему их к положению  рабов,  и
избежали опасности перехода к бездумному  растительному  образу  жизни.  Они
нашли золотую середину: сохранили древние принципы добра и уважения ко всему
живущему в многообразной и удивительной  Вселенной,  подчинив  им  мощнейшие
технологии.
   И тогда они совершили самое мудрое из своих открытий.  Представшая  перед
ними истина и прежде понималась каждым  из  них  в  отдельности,  но  только
сейчас они осознали ее все вместе, только сейчас ее осознало все сообщество.
Невозможно жить одному. Любое создание должно быть  частью  некоего  целого,
должно существовать нечто большее, нежели совокупность  индивидуумов.  Живые
существа объединяются и строят  города,  основывают  государства,  осваивают
миры. Отдельная жизнь невозможна без поддержки извне организма.  Индивидуум,
лишенный контакта с себе подобными, попросту  не  будет  замечен  Вселенной,
жизнь его бесследно канет в забвение. Луаны же, оказавшиеся  в  изоляции  от
других рас по вине непроницаемого Барьера, признали  наконец,  что  являются
частичкой Великой Жизни и посвятили себя помощи выживанию этого грандиозного
сообщества.
   Вот какие идеи владели умами добровольных узников, когда к  их  владениям
подлетел  корабль  с  Земли.  Луаны  ахнули,  узнав  о  приближении  землян,
разыскивающих новые планеты для расширения своего жизненного пространства. К
ним наконец явилась Великая Жизнь - жизнь, которой они  должны  помочь  и  с
которой сами они составляют единство. До появления землян луаны  чувствовали
себя  пленниками,  запертыми  в  осажденном  городе,  путником,  бредущим  в
пустыне, отрезанной от тела  конечностью.  Земля  вернула  Луану  к  Великой
Жизни, и Луана включилась в поиски необходимых землянам планет.

***

   Вшивая  перспектива.  Экспедиция  самоубийц:  шкипер  и  обезьяноподобный
чернорабочий, не видящие дальше своего носа, три  неисправимых  мечтателя  и
невостребованное, да и непригодное для пользования существо из Девотряда.  И
еще я, Палмер, возможно, знающий правильный ответ. Я верил в свою  гипотезу,
мне нравилась ее математическая логика. Я не надеялся или почти не надеялся,
что мы сможем ее проверить - проверить, что называется, по полной  программе
и победить. Люди слишком мало знают. Они не умеют четко мыслить.  Они  вечно
нажимают не на  те  кнопки.  Палмер  должен  иметь  тысячу  рук  и  обладать
способностью находиться в тысяче мест одновременно - тогда, может  быть,  он
осуществит свою мечту стать тонкой, как паутина,  ниточкой,  которая  свяжет
Жизни двух рас. Я могу все испортить,  твердил  я  себе,  пока  мы  тащились
сквозь субпространственное ничто  -  а  ведь  в  субпространство  мы  попали
благодаря изобретенному луанами генератору. Я иду, я иду к вам,  повторял  я
про себя, обращаясь к луанам, но со мной враги. Я все испорчу. Дорогие  мои,
вас, как и меня, одолеет глупость, ведь глупость -  это  последний  и  самый
страшный враг, и его нам с вами не победить.
   Я молча смотрел, как Поттер ковыряет в носу; я молча сносил  покашливание
Донато; я молча благословлял ушастого Ингленда за то, что он практически  не
вступал в разговоры;  я  старался  припомнить,  из-за  чего  в  первый  день
обезьянка Нильс Блюм показался мне таким  смешным,  нарочно  смеялся,  чтобы
припомнить,  и  не  мог;  иногда  я  проклинал  Донато  за  его   назойливую
услужливость; я игнорировал шкипера, потому что, скажите на милость, кому же
захочется выслушивать монологи  об  устройстве  нашего  корабля  и  кораблях
прежних дней?.. Я не произносил ни слова в тех  случаях,  когда  меня  могла
услышать девотрядовка, и внутренне содрогался каждый раз,  когда  кто-нибудь
из моих спутников что-то при ней говорил и  тут  же  начинал  сомневаться  и
оправдываться, так как она немедленно повторяла его слова.  Но  я  ничем  не
выражал своего неудовольствия, разве что однажды предложил  шкиперу  кормить
девотрядовку чем-нибудь получше, чем та бурда, которую  получали  мы:  вдруг
кто-нибудь из мужчин тогда  решит,  что  в  ней  есть  хоть  что-то?  Шкипер
согласился, отчего мы выиграли вдвойне. Во-первых, за столом  мы  теперь  не
созерцали Вирджинию, а ее трапезы проходили  теперь  в  "обезьяннике"  среди
швабр и банок с чистящими аэрозолями, а если  Нильс  Блюм  возражал,  то  он
вполне мог бы по-обезьяньи забиться  куда-нибудь  в  темный  угол  и  жевать
солому. Я проходил однажды мимо их клетки. Они  сидели  рядом  за  крошечным
столиком Блюма, едва не касаясь друг друга  локтями,  не  смотрели  друг  на
друга и  не  разговаривали.  И  она  -  плакала,  и  видит  Бог,  я  здорово
обрадовался. Я хотел было  спросить  обезьянку,  как  ему  удалось  добиться
такого, но потом решил не связываться с чернорабочим.
   Мы  добрались  до  места  и  вынырнули  из  ниоткуда  куда-то.  Выглядела
галактика Луаны впечатляюще: длинная  изогнутая  колбаска  и  черный  Барьер
внизу. Мы подлетели достаточно близко, чтобы уловить приветствие луан.
   Но о нем я вам не расскажу.

***

   Капитан Стив собрал нас  в  кают-компании  в  десять  часов  утра.  Я  бы
непременно разозлился, конечно, если бы мне было  что  делать  или  хотелось
что-нибудь сделать именно в это время суток.  Но  делать  мне  было  нечего,
поэтому я, скрепя сердце, присоединился к остальным -  Поттеру,  Ингленду  и
Донато. Блюм с девотрядовкой сидели у себя, там, в царстве швабр,  насколько
я понимаю. Капитан пригласил всех нас садиться,  а  сам  остался  стоять  во
главе длинного  стола.  Самоуверенно  постучав  ложечкой  по  кофейнику,  он
произнес:
   - Господа, как вам, безусловно, известно, мы прибыли туда, где нам с вами
надлежит действовать. Вас четверо, вы признанные специалисты, каждый в своей
области, насколько я, конечно, понимаю, и каждый из вас разработал свой план
относительно того, каким образом возможно преодолеть Барьер  Луаны.  Мне  не
стоит говорить о том, - добавил он и тем  не  менее  продолжал  так,  словно
говорить все же стоило, - какое огромное значение имеет ваша миссия. От  вас
сейчас зависит - полностью, полностью зависит - будущее  человечества.  Если
вы (или же кто-нибудь другой) не найдете решения проблемы луанского  Барьера
в самом скором времени, вся наша цивилизация  погибнет,  взорвется,  подобно
умирающей  звезде,  изнутри.  -  Он  кашлянул,   стесняясь   торжественности
собственных слов, и Донато с радостью присоединился к его кашлю.
   Я заметил, как широкая ладонь Ингленда дернулась, и он  поспешно  прикрыл
ее другой, чтобы его раздражение не слишком бросалось в глаза.
   - Итак, - продолжал капитан. Вынув руку  из  бокового  кармана  брюк,  он
неожиданно извлек  оттуда  дистанционный  микрофон.  -  Господа,  необходима
запись. Мистер Палмер, вы - первый?
   - Я должен говорить первым? - с нажимом переспросил я.
   - Итак, сэр, ваш  план.  Ваши  предложения,  проекты  или,  если  угодно,
замечания, по проблеме преодоления Барьера.
   Я окинул взглядом аудиторию - кашляющую, ковыряющую  в  носу,  вытирающую
слезящиеся глаза - и сказал:
   - Прежде  всего,  мой  план  во  всех  деталях  представлен  компетентной
комиссии, сиречь людям, разбирающимся в моей проблематике. Я полагаю, что  у
вас есть дискета с изложением моего плана. Предлагаю вам просмотреть текст и
избавить нас обоих от неловкости.
   - Боюсь, вы меня не поняли, - проговорил  капитан.  Кажется,  он  начинал
нервничать. - Идет запись. Устное изложение крайне необходимо. Запись  ваших
выступлений.., гм.., идет.
   - Значит, - рявкнул я прямо в микрофон, - останется запись о том,  что  я
не привык делать доклады перед аудиторией, которая  не  поймет  девяти  моих
слов из десяти. Я предлагаю тем, кто будет слушать эту запись, обратиться  к
соответствующим архивам, где подробно  представлен  мой  проект.  Тогда  они
смогут убедиться как в том, что проект представлен, так и в  том,  что  сами
они не в состоянии в нем разобраться. - Я взглянул на капитана. - Думаю, для
записи этого достаточно, лейтенант?
   - Капитан, - мягко поправил он. - Да, конечно.
   - Я ошибся, - сказал я. - А непреднамеренных ошибок я не  совершаю.  -  Я
указал на микрофон. - В общем, я хотел бы, чтобы в  записи  остались  только
эти мои слова.
   - Мистер Поттер, - произнес капитан, и я сел, весьма довольный собой.
   Поттер вынул из ноздри палец и тут же вставил его обратно.
   - Бу, я-то бе против того, чтобы все рассказать, - прогундосил он.  -  Вы
знаете, я спец по бехабике  полей.  Я  произвел  бекоторые  расчеты,  и  они
показывают, что  давление  ба  поверхбости  Барьера  подвержебо  бгновен-ным
колебаниям на балых участках  из-за  воздействия  сфокусированных  багнитных
полей, очень бощных, до ста биллионов гауссов  ба  квадратный  сантибетр.  Я
сказал - биллионов, - уточнил он, - а не биллионов.
   Я отметил про себя, что при прослушивании записи будет трудновато уловить
разницу.
   -  Очень  хорошо,  мистер  Поттер,  -  проговорил  капитан.  -  Итак,  вы
предлагаете  пробить  Барьер  одномоментно   путем   использования   мощного
сфокусированного магнитного поля. Я вас правильно понял?
   Поттер кивнул, и его правая рука при этом, естественно, дернулась.
   - Отлично, - сказал капитан.
   Взглянув на Поттера, я инстинктивно продул ноздри. Его профессия для меня
была так же отвратительна, как и его любимое занятие.  Если  бы  я  в  своей
области разбирался так же слабо, как он в своей, меня ни за  какие  коврижки
не заставили бы говорить на профессиональные темы вслух.
   - Мистер Донато?
   - Да, капитан Стив! Да, сэр! - Донато вскочил, и щеки  его  вспыхнули.  -
Да,  сэр,  я  занимаюсь  баллистикой,  поэтому  я   предлагаю   использовать
двухступенчатые ракеты, которые можно направить в сторону Барьера. Они будут
сконструированы таким образом, что в момент контакта с поверхностью  Барьера
произойдет разделение, и один сегмент попадет  внутрь,  а  второй  останется
снаружи. Теория гласит, что, несмотря на мгновенную реакцию планетоида,  его
сенсорные устройства не регистрируют в  одной  точке  в  один  момент  более
одного события. Мне представляется, что с пятидесятипроцентной  вероятностью
планетоид отметит, что одна половина ракеты отделилась и внутрь  не  попала.
Если мы произведем минимум сто тридцать выстрелов в четыре приема,  направив
ракеты под чуть различающимися углами, то сможем убедиться,  справедлива  ли
моя теория.
   - Справедлива! - не удержался я. - Ах ты.., козел вонючий!  -  Впервые  в
жизни я так грубо обозвал человека, но другие слова не приходили мне на  ум,
когда я смотрел, как он краснеет и улыбается, выслуживаясь. - Да с  чего  ты
взял...
   - Мистер Ингленд! - гаркнул  шкипер.  Я  ни  разу  не  слышал,  чтобы  он
настолько повышал голос. Признаться, я был  сильно  удивлен.  Прежде  чем  я
успел прийти в себя, Ингленд поднялся.
   - Относительно pa... - произнес  он  хриплым  полушепотом,  и  тут  голос
изменил ему. Он с шумом  проглотил  слюну  и  неуверенно  улыбнулся.  -  Что
касается ракет, мое первое предложение  состоит  в  том,  чтобы  исследовать
природу  управления  убивающих  ракет,  установить  частоту  и  длину  волны
командных импульсов, управляющих ими.  Получив  эту  информацию,  мы  сможем
найти способ уничтожать или отклонять  эти  ракеты.  И  второе  предложение.
Запустить к Барьеру на низкой скорости ряд твердых  тел,  чтобы  установить,
какие металлические компоненты входят в сплав, из которого  состоят  ракеты.
Тогда мы разработаем соответствующие сенсорные приборы и  генератор  особого
поля, отклоняющего ракеты.
   - Очень разумно, - одобрил капитан, и я хмыкнул про себя. Ну  откуда  ему
знать, что здесь разумно, а что нет? Это же специальный вопрос! - А  теперь,
когда наша небольшая дискуссия открылась,  может  быть,  вы  мистер  Палмер,
измените ваше решение и присоединитесь к нам?
   Я как раз об этом и думал.  В  конце  концов,  стоило  бы  внести  толику
здравого  смысла  в  эту  оргию  вопиющей  некомпетентности,   просто   ради
контраста.
   - Хорошо,  я  согласен,  -  сказал  я.  -  Хотел  бы  вам  сообщить,  что
единственным эффективным методом решения проблемы является метод, основанный
на давлении взрыва. По-видимому, из всех нас я один обратил внимание на  то,
что Барьер имеет форму почти идеальной  сферы.  А  сфера  образуется  тогда,
когда некая пластичная оболочка подвергается внутреннему  давлению,  которое
уравновешивается   давлением   снаружи.   Таким    образом    поддерживается
динамическое  равновесие,  как  в  случае  воздушного  шарика,  наполненного
воздухом. Вы улавливаете мысль?
   - Продолжайте, - отозвался капитан и  наклонил  голову,  делая  вид,  что
внимательно слушает.
   - Так вот, нам понадобится тороидальное тело,  оборудованное  генератором
субпространства и альтернатором. Оно приблизится  к  поверхности  Барьера  и
начнет переходить из пространства  в  субпространство  с  высокой  частотой,
причем некоторый участок Барьера, а именно тот, что окажется  внутри  кольца
тора, будет участвовать  в  этих  колебаниях,  то  есть  на  какое-то  время
перестанет  существовать,  выйдя  в  субпространство.  Я  предполагаю,   что
появление подобной дыры вызовет взрыв барьера, подобно тому,  как  воздушный
шарик  лопается   вследствие   маленького   прокола.   Q.E.D.   , лейтенант.
   Я сел.
   - Капитан, - устало поправил меня он, посмотрел мне в глаза и заявил:
   - Мне крайне жаль, но я вынужден сообщить  вам,  мистер  Палмер,  что  вы
полностью не правы. Блюм! - неожиданно рявкнул он. - Несите кофе!
   - Ага,  -  раздался  совсем  рядом  голос  обезьяны.  Это  "ага"  впервые
прозвучало хотя бы отдаленно похоже  на  "есть,  сэр".  Ясно  было,  что  он
приготовил поднос еще до  того,  как  услышал  приказ,  так  как  явился  он
немедленно и поставил на стол дымящиеся  чашки,  после  чего  ретировался  в
уголок. Краем глаза я заметил, как девотрядовка выползла из своей  клетки  и
тихонько встала рядом с ним. Но в тот момент меня не занимало  ничто,  кроме
беспрецедентно наглого заявления капитана. Я поднялся на ноги,  чтобы  иметь
возможность смотреть на него сверху вниз в прямом смысле и  спросил  ледяным
голосом:
   - Я полагаю, вы хотели сказать, что с вашей точки зрения я не прав?
   - Вы не правы  в  корне.  Барьер  -  это  геометрическое  явление,  а  не
материальное тело, и к нему заведомо неприменимы представления, справедливые
для материальных объектов.
   Всем моим знакомым известно, что я легко вспыхиваю, когда меня  задевают,
если только не постараюсь сдержаться. В этот раз я очень постарался.
   - Я свел воедино все данные о поверхности Барьера,  -  проинформировал  я
капитана, - и выразил их в  математических  формулах,  а  они  неопровержимо
доказывают, что данная поверхность именно такова, как  я  указал,  и  должна
вести себя так, как я рассчитал. Вы забываете,  адмирал,  что  останетесь  в
дураках не только сегодня, но и навечно, поскольку идет запись.
   - Я капитан, - пробормотал он, повернулся в кресле и извлек какой-то лист
из груды папок, которые я до сих пор даже не  замечал.  Лист  этот  издалека
выглядел так, словно неумелые пальцы ребенка красным  карандашом  нарисовали
на нем рождественскую елку. - Уравнение номер один-три-два,  -  провозгласил
капитан. - Четыре пи сигма на тэту плюс  корень  квадратный  из  четырех  пи
сигма, все в квадрате.
   Мне бросилось в глаза, что он не читает с листа, а  говорит  наизусть,  а
бумагу держит в руках для проформы.
   Я сказал:
   - Я помню это уравнение. И что?
   - Ничего хорошего. - Капитан поморщился. - Гм... - Он протянул лист  мне.
- Из предыдущих уравнений следует, что сигма - не целое число, а  факториал.
Следовательно, вы внесли в свои расчеты постепенно  нарастающую  ошибку.  Да
что там, взгляните сами.
   Я взглянул. Взглянул и увидел, что неуклюже  нарисованная  рождественская
елка на самом деле  представляет  собой  серию  поправок,  внесенных  в  мои
расчеты красным карандашом. Упомянутая капитаном величина была исправлена  в
трех местах в данном уравнении и семь раз - в следующем.  А  дальше  красные
пометки шли сплошь. Я спросил:
   - Можно узнать, кто взял на себя смелость вторгаться в мои расчеты?
   - О, это я, - безмятежно ответил капитан. - Мне показалось, что  было  бы
неплохо на всякий случай еще раз все перепроверить, и я рад, что мне  пришла
в голову эта мысль. И жаль, что она не пришла в голову вам.
   Я всмотрелся в лист. В горле у меня запершило.  Тот,  кто  поработал  тут
красным  карандашом,  должен  был  иметь  основательные  познания  в  высшей
математике. С языка у меня готовы  были  сорваться  кое-какие  слова,  но  я
сдержался, так как они были предназначены для защиты моих уравнений  от  его
обвинений, но в данном случае не  было  никакой  возможнос