кое человеческое племя не проникнется  достаточным  интересом  к  самому
себе, чтобы щедро плодиться и размножаться!
   - Когда-то нас были миллиарды, - к немалому его изумлению, сказал Тэнайн.
- И всех стерло в порошок. Знаешь, сколько осталось в живых?
   ТРОЕ!
   Черна была для Брила та ночь, когда он  понял,  до  чего  жалки  все  его
старания раскрыть их секрет. На планете уцелели всего лишь несколько человек
и совершилась какая-то мутация: потомки тех немногих вновь заселили планету,
они  унаследовали  и  передают  из  поколения  в  поколение  новые  свойства
организма, новые способности, - а какие и почему? С таким же  успехом  можно
дознаваться, отчего у них рыжие волосы! В ту ночь Брил пришел к  заключению,
что народом Ксанаду придется пожертвовать; и от этой мысли ему  вдруг  стало
больно, а потом он разозлился на себя. И  в  ту  же  ночь  с  ним  стряслась
смешная и нелепая беда.
   Он лежал на кровати и скрипел зубами в бессильной  ярости.  Было  уже  за
полдень, он давным-давно проснулся и вот сидит, как в ловушке, попавшись  по
собственной  глупости...  и  он  смешон,  смешон!   Потерять   единственное,
величайшее  свое  достояние  -  свое  достоинство  -  по   небрежности,   по
недосмотру, из-за этой мерзкой штуковины!..
   Зашипел сигнал тревоги, и он вскочил: хоть стены  крепки  и  непроницаемы
для глаза, хоть  дверь  никто,  кроме  него  самого,  не  откроет,  но  стыд
нестерпим!
   Это идет Тэнайн, вместе с ветром и птичьими песнями доносится, точно звук
рога, дружеский оклик:
   - Брил! Ты здесь?
   Брил подпустил его ближе и сквозь отдушину рявкнул:
   - Я не выйду!
   Тэнайн стал как вкопанный. Брил и сам удивился,  так  резко  и  сдавленно
прозвучал его голос.
   - Но тебя зовет Нина. Она сегодня собирается  ткать  и  подумала,  может,
тебе интересно...
   - Нет! - оборвал его Брил. - Сегодня я улетаю.  Сегодня  вечером.  Я  уже
вызвал свой шар. Он будет здесь через два часа. Когда стемнеет, я улечу.
   - Тебя чем-нибудь обидели, Брил? Может, это я виноват?
   - Нет, - Брил больше не кричал, но голос его по-прежнему звучал угрюмо.
   - Так что же случилось?
   Брил не ответил.
   - Что-то случилось.  Что-то  плохое,  -  сказал  Тэнайн.  -  Я...  я  это
чувствую. Ты ведь знаешь, друг Брил, добрый мой друг, я всегда все чувствую.
   Брил окаменел от ужаса. Вдруг Тэнайн знает? Вдруг он способен почуять?
   Да, наверно! Брил мысленно  проклял  этот  народ  и  все  его  хитроумные
выдумки, проклял эту планету, и ее солнце, и злую  судьбу,  которая  занесла
его сюда.
   - Во всем нашем мире, за всю мою жизнь я не встречал ничего такого, о чем
ты не мог бы мне сказать, - уговаривал Тэнайн. - Ты же знаешь, я все  пойму.
- Он подошел ближе. - Может, ты болен?  Мне  знакомо  все  искусство,  каким
владели врачи со времен Троих. Впусти меня.
   - Нет!!! - это было уже не слово, а взрыв.
   Тэнайн отступил на шаг.
   - Прости, Брил. Больше я об этом не заговорю. Но  скажи,  что  случилось?
Прошу тебя. Уж наверно, я сумею тебе помочь!
   "Ладно же! - вне себя, чуть не плача,  подумал  Брил.  -  Смейся  сколько
влезет, рыжий дьявол! Мы нашлем на вашу планету Черную Чуму, и тогда плевать
мне на твой смех!" И сказал вслух:
   - Я не могу выйти. Я загубил свою одежду.
   - Да что же ты огорчаешься? Брось ее сюда, что бы  там  ни  было,  мы  ее
исправим и починим.
   - Нет!
   Брил отлично понимал, что будет, если эти гениальные мастера на все  руки
завладеют самым портативным и самым смертоносным оружием,  какое  существует
по эту сторону системы Самнера.
   - Тогда надень мою, - Тэн взялся за пряжки своего пояса из черных камней.
   - Хоть убей, не стану выставляться напоказ в такой  одежонке.  Я  еще  не
вовсе потерял стыд!
   С таким жаром, какого Брил в нем прежде ни разу не  замечал  (и  все-таки
очень сдержанно), Тэнайн возразил:
   - Когда на тебе платье в обтяжку, ты куда больше бросаешься в глаза!
   Брилу это и в голову не приходило. С тоскливой завистью он  посмотрел  на
невесомую радугу, струящуюся от полированного пояса, потом - на свою плотную
сбрую, сваленную черной грудой у  стены,  под  крюком.  С  той  минуты,  как
стряслась  беда,  он  и  помыслить  не  мог  снова  все  это  надеть,  и   с
младенчества, со времен, когда он научился ходить, еще ни разу он так  долго
не оставался нагишом.
   - А что случилось с твоей одеждой? - сочувственно спросил Тэн.
   "Только засмейся! - подумал Брил. - Я убью тебя, и ты  даже  не  увидишь,
как сгинет твой народ".
   - Я сел на это... как на стул, ведь здесь больше негде сесть.
   Наверно, задел выключатель. Даже ничего не почувствовал, пока не встал. И
теперь мои... сзади... - он запнулся, потом яростно выпалил:
   - Почему с вами ничего такого не случается?
   - Разве я не объяснял тебе? - Кажется, Тэн отнесся к  происшествию  очень
легко. Может, и вправду это для него пустяки.  -  Это  устройство  поглощает
только неживую материю.
   Напряженное молчание.
   - Оставь свою так называемую одежду у порога, - проворчал, наконец.
   Брил. - Пожалуй, я попробую ее надеть.
   Тэнайн бросил пояс к двери и пошел прочь, тихонько напевая. Голос у  него
был такой могучий, что его песенка слышалась еще целую вечность.
   Но вот Брил остался наедине с ветром и птичьим щебетом. Подошел к  двери,
отступил, печально подобрал с полу брюки с огромной дырой сзади,  свернул  и
сунул с глаз долой под остальные вещи на крюке. Опять поглядел  на  дверь  и
даже всхлипнул тихонько. Наконец приложил, куда надо, перчатку  -  и  дверь,
строители которой не предусмотрели, что когда-нибудь понадобится  ее  только
чуть-чуть приотворить, послушно скользнула в сторону, открывая проем во  всю
ширь. Брил даже пискнул, дотянулся до пояса, рванул  его  к  себе,  отпрянул
внутрь и хлопнул по двери, чтоб закрылась.
   - Никто не видал, - со всей силой убежденья сказал он себе.
   И надел пояс. Две половины пряжки сошлись, как руки в привычном пожатье.

***

   Прежде всего он ощутил тепло. Тела коснулся один только пояс, и,  однако,
его всего обволокло теплом, ласковым, надежным... Еще миг - и он ахнул.
   Неужели может ум так переполниться и не ощутить  гнета?  Неужели  столько
понимания может хлынуть в мозг и не разорвать его?
   Он понял, как валик превращает  молочную  жидкость  в  твердые  пластины;
конечно же, тут есть один-единственный способ, и он  чувствует  -  правильно
только так, а не иначе.
   Он понял, как ионы в прессах формуют  камни  для  поясов,  понял  "живую"
ткань, которая стала ему одеянием. Понял, как удалось  рисовать  пальцем  на
белом экране и как образовался вакуум,  когда  ему  потребовался  этот  дом,
построенный именно так, а не  как-либо  по-другому,  и  как  жители  Ксанаду
поспешили заполнить пустоту.
   Он с легкостью вспомнил рассказ Тэнайна, как ощущаешь, что  это  такое  -
играть на скрипке, созидать, строить, формовать,  быть  со  всеми  заодно  и
сообща, и что это за чувство - когда ты словно бы в веселом кругу и вместе с
тем делаешь дело, бродишь беспечно и праздно - и тут же сменяешь  кого-то  у
чана или верстака, в поле на борозде или у рыбачьей сети,  едва  он  оставит
работу.
   Окруженный тихим радужным пламенем, Брил стоял в конуре, похожей на гроб,
смотрел на свои руки и твердо знал: стоит ему захотеть, и руки эти  построят
модель любого города на Кит Карсоне или изваяют самую душу Наивысшей Власти.
   Он твердо знал: он постиг  все,  что  знают  и  умеют  искусники  планеты
Ксанаду, и может делать все то же, что они, надо  только  сосредоточиться  и
думать над задачей, пока не почувствуешь - какое  же  ощущение  должно  быть
правильное именно для тебя. Нимало не  удивляясь,  он  понял,  что  все  эти
возможности и таланты сильнее самой смерти; ибо если человек что-то может  и
умеет, его искусство разделяют  все  и  каждый,  и  когда  он  умирает,  его
искусство продолжает жить в других.
   НАДО ТОЛЬКО СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ - вот в чем секрет, краеугольный камень,  вот
ключ ко всей их хитрой механике.  Тут  ни  при  чем  мутации  и  нет  ничего
"сверхчувственного" (что бы ни означали эти слова), это просто механизм, как
и всякий другой. Ты владеешь мастерством, чувствуешь его; передо мною  стоит
задача. Когда я сосредоточусь на своей задаче, возникает потребность в твоем
искусстве; через живое пламя, в которое ты облачен, ты  передаешь  его  мне;
через пламя, одевающее меня, я принимаю твою мысль. Потом  я  действую;  что
своего я внесу в исполнение - это  зависит  от  моих  способностей.  Если  я
прибавлю что-то к твоему искусству, мое станет  еще  полней  и  совершенней;
значит, мое ОЩУЩЕНИЕ лучше - и в следующий раз, когда оно понадобится, уже я
буду передавать его другим.
   Брил понял также, какая власть заключена в этом новом способе общения,  и
вдруг подумал: теперь его родную  планету  можно  сплавить  в  такое  единое
целое, какого еще не бывало во вселенной. На  Ксанаду  этого  не  произошло,
здешний народ развивался, как придется, его не прокалили заранее  в  горниле
суровой дисциплины и не ковали молотом власти.
   Но на Кит Карсоне! Весь народ Карсона приобщится  ко  всем  искусствам  и
талантам,  а  над  ним  будут  стоять  и  править  им  Наивысшая  Власть   и
Государство, создавая вакуум потребностей и мгновенно его заполняя.
   Да, так и должно быть (каким-то краешком сознания Брил вдруг удивился - а
почему Государству не поделиться этим новым всеобъемлющим пониманием со всем
народом?),  ведь  вместе  с   новыми   знаниями   приходит   еще   небывалая
торжественная преданность отечеству, его установлениям и святыням.
   Брил с трепетом расстегнул пояс и повернул левую половину пряжки  тыльной
стороной. Да, вот она, химическая формула. Теперь  он  знает,  как  осаждать
состав, как прессовать камни, он воспламенит новые живые пояса  -  миллионы,
говорил Тэнайн, миллиарды.
   Тэнайн говорил... но почему он не сказал, что в этих  одеяниях  и  таится
источник всех чудес планеты Ксанаду?
   Так ведь он, Брил, об этом и не спрашивал!
   И ведь Тэнайн умолял - надень такую тунику и станешь одним из нас.
   Несчастный дурень всерьез вообразил, что таким способом можно  поколебать
Брила в его верности родному Карсону! Что ж, ладно,  Тэнайну  и  его  народу
тоже можно кое-что предложить, и это будет  выгодно  обеим  сторонам;  очень
скоро, если пожелают, жители Ксанаду смогут присоединиться к  блистательному
воинству нового Кит Карсона.
   В недрах черного мундира, висящего на стене, что-то прозвенело.
   Брил  засмеялся  и  собрал  свою  старую  сбрую,  все  пожары,  взрывы  и
оцепенение, что дремали, скрытые в ней, в потаенном мощном оружии.
   Хлопнул ладонью по двери, выскочил  за  порог,  где  уже  дожидался  шар,
забросил в люк свою  старую  одежду,  и  она  съежилась  на  полу  -  жалкий
опустевший кокон. Брил прыгнул следом,  радостный,  сияющий,  и  тотчас  шар
взлетел в небо.

***

   Не прошло и недели, как Брил возвратился в  систему  Самнера,  а  на  Кит
Карсоне уже появились и были испытаны первые копии чудесных поясов.
   Не прошло и месяца, а уже двести тысяч карсонцев  облачились  в  радужные
одеяния, и восемьдесят фабрик работали круглые  сутки,  выпуская  все  новые
пояса.
   Не прошло и года, а по всей планете миллионы и миллионы людей радостно  и
согласно, как никогда  прежде,  выполняли  каждое  пожелание  своего  Вождя,
повинуясь, словно несчетные пальцы одной руки.
   А потом, с пугающим единодушием, в один и тот же миг все радужные  одежды
замерцали и погасли, ибо настал час, о котором  уже  знал  Брил:  пора  было
окунуть их в молочную  кислоту.  Так  и  сделали  в  торопливом  испуге,  не
колеблясь и не тратя времени на испытания: кто раз отведал  этой  лучезарной
зависимости, уже не мог без нее обойтись. Неделю все шло хорошо...
   А потом, как и задумали хитроумные мастера с планеты Ксанаду,  включились
все остальные звенья черных поясов, многократно усилив действие первых двух.
   Полтора миллиарда людей, которым год  назад  подарены  были  практические
навыки живописи, музыки и зодчества и  понимание  теории  технических  наук,
внезапно получили новые познания: им открылись философия, логика  и  любовь,
они поняли, что такое сочувствие,  проникновение,  терпимость,  что  значит,
когда род человеческий объединяется не повиновением, но сознанием  братства;
когда ощущаешь, что ты в содружестве и согласии со всей жизнью во вселенной.
   Когда в людях,  наделенных  столькими  талантами,  пробуждаются  подобные
чувства, они уже не могут  быть  рабами.  Едва  их  озарило  светом,  каждый
сосредоточился на одном: быть свободным! - и почувствовал, что  это  значит.
Каждый  постиг  свободу,  стал  ее  мастером,  знание  и  мастерство  тотчас
передавались от одного к другому - и в краткий миг среди полутора миллиардов
людей не осталось ни одного, кто не был бы превыше всех иных  умений  одарен
талантом свободы.
   Так перестала существовать культура  Кит  Карсона,  вместо  нее  возникло
нечто новое и стало распространяться на планеты соседних солнечных систем.
   И поскольку Брил знал, что такое сенатор, и  хотел  стать  сенатором,  он
стал сенатором.

***

   Тэнайн и Нина сидели обнявшись и  тихонько  напевали,  как  вдруг  бокал,
который стоял во мшистом углублении, мягко зазвенел.
   - Еще один явился!  -  сказал  Уонайн  (он  сидел  у  ног  родителей).  -
Любопытно, что проймет этого? Из-за чего он  выпросит,  возьмет  взаймы  или
украдет у нас пояс?
   - Не все ли равно, - с наслаждением потягиваясь, ответил Тэнайн. -  Пусть
получит пояс, это главное. А который же  это,  Уонайн?  Шумливая  машинка  с
обратной стороны малой луны?
   - Нет, - ответил сын, - тот еще сидит на месте, и верещит, и  воображает,
будто мы его не замечаем. А это опускается силовое поле,  которое  два  года
висело над округом Быстрого крыла.
   Тэнайн засмеялся.
   - Это будет наша победа номер восемнадцать.
   - Девятнадцать, - задумчиво поправила  Нина.  -  Я  точно  помню  -  ведь
восемнадцатый только что улетел, а семнадцатый был  тот  забавный  маленький
Брил из системы Самнер. Знаешь, Тэн,  тот  человечек  даже  на  минуту  меня
полюбил.
   Но это был сущий пустяк, и о нем тут же забыли.




   Теодор СТАРДЖОН
   КЛЮЧИ ОТ НЕБА



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   На этот  раз  счастье  улыбнулось  ему  так  ослепительно,  что  он  даже
зажмурился.
   Джимми задержался на перекрестке - он обитал  в  той  части  города,  где
улицы еще пересекались на одном уровне, - и  ждал  зеленого  светофора,  как
вдруг на столбик неподалеку прямо  перед  его  глазами  легла  рука.  На  ее
запястье красовался тонкий золотой браслет с часами. Диминг  зажмурился  как
раз из-за этих часиков: такие ему приходилось видеть  второй  раз  в  жизни;
изумительная безделушка! Узенькие цифирки, вырезанные из рубина, играли роль
стрелки, поочередно загораясь каждый час, а  минуты  показывал  бегающий  по
циферблату ржаво-янтарный лучик. Энергию часикам поставлял геомагнетизм -  и
тысячи лет не достало бы, чтобы они испортились или стали отставать.
   На какой-то планете в Крабовидной туманности представители одной из самых
малоизвестных человечеству разумных рас дерзнули заняться точной  механикой;
оттуда-то и привозили такие часики.
   Диминг оторвался от часиков и перевел глаза на лицо их владелицы.  Он  не
относился к числу  страстных  любителей  животных,  однако  знакомых  женщин
классифицировал в соответствии с правилами зоологии.  Поэтому  среди  них  в
зависимости от внешности встречались цыпочки, жабы, зайчики и сучки.
   На сей раз перед ним была старая коза.
   Вид у нее был такой, словно за три с  небольшим  десятилетия  ей  удалось
прожить лет шестьдесят. Даром что стоял  еще  ранний  вечер,  она  была  уже
здорово под мухой; потому-то ей и пришлось опереться на столбик,  дожидаясь,
как и Джимми, светофора. Она еще не обратила на него внимания; это было  ему
на руку, и он сделал вид, что, как и она, поглощен своими мыслями.
   Часа за два управлюсь, подумал он, однако через мгновение, когда  женщина
пошатнулась слегка, а  затем  восстановила  равновесие  слишком  поспешно  и
слишком старательно, - как и положено пьяному, который  перестает  сохранять
достоинство и начинает шататься, - снизил срок до полутора часов. Спорим?
   Светофор сменился, и Диминг  шагнул  на  мостовую  еще  прежде,  чем  это
сделала  женщина.  За  углом  он  задержался,  разглядывая  ее  отражение  в
витринном стекле, как она приближается: шла  прямо,  однако  ее  то  и  дело
заносило в сторону. Он пропустил ее вперед и к своей радости увидел, что она
свернула в коктейль-бар. Он направился в противоположную  сторону,  вошел  в
ресторан, а там прямиком в мужской туалет. Оставался  один  недолго,  однако
этого времени  хватило  вполне;  с  верхней  губы  исчезли  жесткие  коротко
подстриженные усики, с глаз - темно-желтые контактные линзы, так что  теперь
его глаза были голубые. Зачесал гладкие  темные  волосы  на  пробор,  уложил
волнисто. Достал из кармана полудюймовой толщины пробковые стельки,  которые
изменили ему походку, прибавив росту, и так уже  значительного.  Потом  снял
пиджак, вывернул наизнанку и расстался с серым, бесцветным  обликом  мистера
Диминга, второго заместителя администратора в гостинице  "Роторил",  и  стал
спортивным парнем залихватской наружности - Джимом  Молнией.  Джимми  Молния
всегда появляется и исчезает в туалетах,  однако  не  из-за  того,  что  ему
требовалось уединиться, но потому только, что это было  единственное  место,
куда  не  заглядывали  эти  чертовы  Ангелы;  собственно,  зачем   им   туда
заглядывать, раз они все равно ничего не едят?
   Выходил из  ресторана  Диминг  с  приятной  уверенностью,  что  никто  не
заметил, как в туалет вошел он, а вышел Джимми Молния. За  углом  он  открыл
дверь коктейль-бара.
   Мрачный Диминг сидел на краю  постели.  Подбросил  часы  и  поймал  их  в
воздухе.
   В полтора часа он не уложился; потребовалось почти два с половиной.
   Не принял во внимание, что она  до  такой  степени  может  привязаться  к
каким-то часикам. Не захотела снять, чтобы он рассмотрел их  получше,  и  не
поверила, что идут неточно, а  он  может  их  в  два  счета  отрегулировать:
поэтому пришлось пустить в ход старый свой трюк  с  полуночным  купанием.  В
машину ее удалось посадить так, что она не заметила номера, а потом он умело
припарковался над рекой в темном местечке. Правда, он  ошибся  в  оценке  ее
опьянения. Рассказывая о своем муже, от которого только и осталось, что  эти
часики,  она  слишком  протрезвела,  и  пришлось  потратить  слишком   много
успокаивающих ласковых словечек, чтобы она сменила тему. В конце  концов  ее
все-таки удалось уговорить снять одежду и часы  и  сложить  все  на  берегу;
тогда  он  подхватил  все  и  помчался  к  машине  прежде,  чем  она  успела
воскликнуть: "Ах, Джимми, как ты можешь!" больше двух  раз.  Он  понятия  не
имел, как она доберется в город, но какое ему до этого дело? В  ее  портмоне
он нашел пятерку и удостоверение  личности.  Деньги  он  сунул  в  карман  -
примерно столько потрачено на угощение, - а остальное сжег вместе с одеждой.
Если не считать того, что работа, как обычно, чистая, она ничем не похожа на
его прошлые делишки; ничто так наверняка не приводит в объятия Ангелов,  как
обыкновенное преступление, совершенное рутинно. Можно было гордиться собой.
   И он был горд, но также и подавлен,  а  это  бесило.  Эта  подавленность,
равно как и угрюмость и раздражение, были ему чужды, и он никак не мог взять
в толк, почему они вечно наваливаются как раз после удачного дела.
   Было немало причин для того,  чтобы  быть  довольным.  Он  был  рослым  и
симпатичным, ловким как Ангел, а может, даже и ловчее; промышляет  этим  уже
столько лет, и никогда не возникло даже  опасения,  что  попадется.  Чертовы
зомби. Кое-кто утверждает, что это роботы. Друг