деялся, ты сам сумеешь все понять.
   - Я пытался, - ответил я и огляделся. Кругом опять все  потемнело,  но  я
мог сквозь эту тьму разглядеть людей в кафе, застывших на середине движения.
Какой-то  трехмерный  кадр  немыслимого  кинофильма.  Я  почувствовал,   как
холодный пот струйками стекает по лицу.
   - Где я? - вырвался у меня вопль.
   - Не волнуйся, пожалуйста, - успокаивающе проговорил он.  -  Я  все  тебе
объясню. Будь выше этого.  Сядь,  отдохни,  закрой  глаза  и  постарайся  не
думать. Только слушай.
   Я последовал его совету и постепенно перестал дрожать. Он подождал,  пока
не почувствовал, что я успокоился, и начал говорить.
   - Существует мир созданий психики  -  назови  их  ожившими  мыслями,  или
мечтами, если хочешь. Итак, из всех животных  только  человеческие  существа
могут создавать их. Это биологическое свойство.  В  людях  есть  нечто,  что
соприкасается с этим психическим миром. У людей есть власть открывать  дверь
между двумя этими мирами. Они редко контролируют эту власть; зачастую просто
не осознают ее. Но если дверь открыта, в мире людей  нечто  материализуется.
Для этого достаточно лишь воображения. Если  ты  жаждешь  встретить  женщину
определенного типа и можешь достаточно живо вообразить ее, такая дверь может
открыться, и женщина появится. Ты можешь видеть и трогать ее; она будет мало
отличаться от настоящей.
   - Но.., разница существует?
   - Да. Существует. Она не отделена от тебя. Она часть  тебя.  Она  -  твое
произведение. Вот что я  имел  в  виду,  когда  упоминал  партеногенез.  Эти
процессы схожи.
   - Партеногенез.., погоди, я вспомню... Это процесс  репродуцирования  без
оплодотворения, верно?
   -  Правильно.  Эта   твоя   "материализация"   -   прекрасная   параллель
партеногенезу. Однако, как я тебе уже говорил, этот процесс не дает  больших
возможностей для выживания. Прежде всего, он не дает возможности  переносить
напряжения. Если ожившее создание не  сможет  обрести  других  качеств,  оно
должно погибнуть.
   - Тогда почему выживают партеногенетические животные?
   - Потому что этот процесс обычно свойственен очень простым, одноклеточным
формам жизни. Но учти, - внезапно прервал он свою речь, - я  употребляю  все
эти биологические термины чисто символически. Основные законы, действующие в
обоих мирах, справедливы как для  высших  форм  жизни,  так  и  для  низших.
Понимаешь?
   - Да, понимаю, это просто  примеры.  Но  расскажи  о  способах,  которыми
партеногенетические существа преодолевают напряжения.
   - Все очень просто. Два таких организма позволяют своим  ядрам  некоторое
время двигаться вместе. Затем они разделяются, и каждый  идет  своим  путем.
Это вовсе не репродуктивный процесс. Это просто способ, при  котором  каждый
может обрести частицу другого. Это называется.., сизигий.
   - Ах так, - сказал я. - Но я до сих пор.., подожди... Ты упомянул  о  нем
впервые, когда этот.., этот...
   - Когда Глория встретила Артура, - мягко договорил человек. -  Я  сказал,
что, если это сизигий, с тобой будет все в порядке. Но это не  так,  как  ты
убедился сам. Внешняя нагрузка воздействовала на нее в  такой  степени,  что
оказалась слишком  сильной.  И  ты  пострадал.  Да,  при  действии  реальных
основных законов что-нибудь всегда страдает.
   - А ты? Кто ты сам?
   - Я тот, кто прошел через это, вот и все. Тебе надо понять, что  мой  мир
отличен от того, который ты помнишь. Даже время иное. Хотя я  двинулся  сюда
около тридцати лет назад, я оказался в  состоянии  открыть  дверку  рядом  с
тобой.  Совсем  маленькую,  разумеется.  Я  сделал  это,  чтобы   попытаться
заставить тебя вовремя подумать. Думаю, если бы ты сумел, ты бы уберегся  от
всего этого. Ты мог даже оказаться в состоянии удержать Глорию.
   - Какое тебе до этого дело?
   - Разве ты не понимаешь? В самом деле не понимаешь?
   Глядя на него широко раскрытыми глазами, я покачал головой.
   - Нет, не понимаю. Я... Ты нравишься мне, старина.
   Он фыркнул.
   - Это удивительно. Себе я не нравлюсь. Я вытянул шею и бросил  взгляд  на
Глорию и ее возлюбленного, все еще замерших в этом странном поцелуе.
   - Эти придуманные люди останутся так стоять вечно?
   - Придуманные люди?
   - Я думаю, они именно такие. Знаешь, я даже немножко горжусь Глорией. Как
я ухитрился придумать что-то такое.., такое  красивое,  просто  не  понимаю.
Я.., эй! В чем дело?
   - Разве  ты  не  понял,  что  я  говорил  тебе?  Глория  реальна.  Глория
продолжает жить. Просто ты видишь то, что случилось, когда ты перестал  быть
частью нее. Лео, это она тебя придумала!
   Я вскочил на ноги, положил сжатые кулаки на столик между нами.
   - Это ложь, - задохнулся я. - Я...я - это я, черт возьми!
   - Ты - мечта, продуманная до мельчайших подробностей,  Лео,  и  это  была
превосходная работа. Ты чувствительная душа из другого мира, отлитая в форму
идеала, который придумала Глория. Не пытайся быть  ничем  другим.  Настоящих
людей  не  так  много,  Лео.  Большая  часть   мира   населена   существами,
придуманными немногими. Ты не знал этого? Как ты думаешь,  почему  так  мало
людей из тех, кто тебе встречался, знает что-либо о мире  в  целом?  Как  ты
думаешь,  почему  их  интересы  так  ограничены,  а  окружение   так   узко?
Большинство из них вовсе не люди, Лео!
   - Я - это я, - сказал я упрямо. - Глория не могла придумать  всего  меня!
Глория не умеет управлять экскаватором! Глория не умеет  играть  на  гитаре!
Глория  ничего  не  знает  об  одноруком  рабочем  в  цирке  и  о   погибшем
финне-подрывнике!
   - Разумеется, нет. Глория только придумала человека, за которым бы стояли
такие подробности или им подобные. Работал ли ты на экскаваторе с  тех  пор,
как с ней встретился? Если попробуешь, то  убедишься,  что  не  сможешь.  Ты
играл на гитаре только ей, с тех пор, как встретил ее. Ты  тратил  время  на
аранжировку музыки, которой никто не увидит и не сыграет!
   - Я никем не придуман! - закричал я. - Нет. Если бы я был ее идеалом,  мы
бы остались вместе. Я потерпел неудачу с ней, старина, разве ты  не  знаешь?
Она хотела, чтобы я был агрессивен, а я не был.
   Он поглядел на  меня  так  печально,  что  мне  показалось  -  он  сейчас
заплачет.
   - Она хотела, чтобы ты брал. Но ты часть нее, а ни один человек не  может
взять у себя.
   - Она смертельно боится того, что не  производит  на  меня  ни  малейшего
впечатления. Как быть с этим?
   - Белки и шаги всех этих крохотных лапок? Нет, Лео, это пустые страхи,  и
у нее есть силы избавиться от любого из них. Она никогда не пыталась сделать
этого, но создать тебя без них было нетрудно.
   Я уставился на него.
   - Ты хочешь сказать.., старина, есть еще такие люди, вроде меня?
   -  Множество,  -  вздохнул  он,  -  но  немногие  так  держатся  за  свои
несуществующие, призрачные "я", как ты.
   - А реальные люди знают, что делают?
   - Очень немногие. Очень немногие. Мир полон людей, которые чувствуют себя
несовершенными, людей, у которых есть все, что они только могут пожелать,  и
все же они несчастливы. Людей, которые чувствуют себя одинокими в толпе. Мир
по большей части населен призраками.
   - А.., а война? А античная история! А  новые  модели  машин?  Как  насчет
всего этого? Он снова покачал головой.
   - Часть из этого реальна,  часть  нет.  Это  зависит  от  того,  чего  по
временам хотят реальные люди.
   Я погрузился в печальные размышления. Затем задал ему вопрос:
   - Что ты говорил насчет  возможности  вернуться  в  пространство-время  и
сквозь дверку взглянуть на прошлое?
   Он вздохнул.
   - Если ты так хочешь оставаться при том "я", что она дала тебе, -  сказал
он устало, - ты будешь таким, как сейчас. Но  постареешь.  Тебе  понадобится
некий эквивалент тридцати  лет,  чтобы  найти  свой  путь  в  этот  странный
психический мир, потому что тебе придется поступать и думать, как  человеку.
Зачем тебе это?
   Я решительно сказал:
   - Хочу вернуться назад, даже если на это надо потратить  целое  столетие.
Хочу найти себя сразу после того, как я встречу Глорию, и  хочу  знать,  как
надо действовать, чтобы остаться с ней до конца ее дней.
   Он положил руки мне на плечи, и теперь в его глазах действительно  стояли
слезы.
   - Ах ты, бедный мальчик, - сказал он. Я посмотрел на него. Потом спросил:
   - Как.., как тебя зовут, старина?
   - Меня зовут Лео.
   - Ox, - сказал я...



   Теодор СТАРДЖОН
   БЫСТРЫЙ, КАК МОЛНИЯ, ГЛАДКИЙ, КАК ШЕЛК...



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Возле Соленых Топей стоит одна деревушка, а в ней  есть  Большой  Дом.  В
Большом Доме жил богатый сквайр, который владел  землями  и  сокровищами,  а
кроме них у него была дочь по имени Рита.
   А в самой деревне жил некто Дел, и, когда он пил в  деревенской  таверне,
его голос гремел подобно грому. Тело у него было сильным и жилистым,  словно
обвитым канатами; кожа - золотистой, а светлые волосы так сверкали,  что  их
блеску могло позавидовать и солнце.
   Болотная вода Топей была ржавой и противной на вкус, но  в  самом  сердце
трясины пряталось  озеро  чистейшей  воды,  заслоненное  плакучими  ивами  и
осинами - озеро с берегами из мха чудесного голубого  оттенка.  Здесь  росла
мандрагора, и в середине лета из земли доносились странные писки.  Но  никто
никогда их не слышал - никто,  кроме  одной  девушки,  чья  красота  еще  не
расцвела и была совсем не заметна. Девушку звали Барбара.
   И вот, как-то раз, когда на землю пали  зеленоватые  вечерние  сумерки  -
такие  тихие,  что  на  деревьях  не  шевелился  ни  один  листок,  -   Дел,
возвращавшийся домой своей обычной дорогой - по аллее, что вела вдоль ограды
усадьбы сквайра, вдруг увидел, что за оградой, набранной из высоких железных
пик,  медленно  движется  какая-то  белая   тень.   Он   остановился;   тень
приблизилась и обернулась Ритой.
   - Подойди к воротам, - сказала она. - Я тебе открою.
   Ее светлое платье было похоже на облако, а на голове  блистал  серебряный
обруч. В волосах  Риты  словно  запутался  ночной  мрак;  лицо  светилось  в
темноте, точно озаренное луной, а в глазах утонула тайна.
   - Но у меня нет к сквайру никакого дела, - возразил Дел.
   - Отца нет, - ответила Рита. - А слуг я отослала. Подойди же к воротам...
   - Мне не нужны ворота. - С этими словами Дел легко подпрыгнул,  схватился
за верхнюю перекладину решетки, подтянулся и одним движением перебросил свое
тело через острые пики. В следующее мгновение он уже стоял рядом с ней.
   Рита посмотрела на его руки: на одну, на другую, и перевела взгляд на его
волосы. Потом она крепко  сжала  свои  маленькие,  изящные  кисти  и  издала
короткий, тихий смешок. А секунду спустя она уже шла прочь  между  аккуратно
подстриженными деревцами сада - шла легко, быстро, не оглядываясь  назад,  и
Дел, сам не зная зачем, последовал за ней. Каждый его шаг равнялся  трем  ее
шагам, но, когда он поравнялся с Ритой, его сердце стучало громко и часто, а
на шее вздувались толстые жилы.
   Так они пересекли газон и поднялись на  широкую  мраморную  террасу.  Дел
сразу увидел открытую дверь, но, войдя в нее, остановился в нерешительности,
ибо Риты нигде не было. Потом  он  услышал,  как  позади  него  с  негромким
щелчком закрылась дверь, и стремительно обернулся.
   Рита была там. Она  стояла,  прижавшись  спиной  к  деревянной  облицовке
стены, и, подняв голову, насмешливо улыбалась ему в полутьме. Дел думал, что
сейчас она бросится в его объятия, но Рита, не отрывая  глаз  от  его  лица,
скользнула мимо, пройдя так близко, что он  почувствовал  исходящий  от  нее
запах фиалок и сандала.
   Он послушно пошел за ней и оказался в просторной  гостиной  -  совершенно
темной,  но  полной  неярких  бликов  от  полированного   дерева,   финифти,
выделанной кожи и вышитых золотом гобеленов. Там Рита  распахнула  еще  одну
дверь, ведущую в другую,  меньшую  комнату,  где  пол  был  застлан  толстым
розовым ковром, а на столе в центре горели свечи. Стол был накрыт на  двоих;
перед каждым  прибором  стояло  пять  бокалов  из  драгоценного  хрусталя  и
поблескивало массивное столовое серебро - такой же признак  роскоши,  как  и
ограда из железных пик вокруг усадьбы. К овальному окну в стене  вели  шесть
ступеней из полированного тика.
   - Здесь, - сказала Рита, указывая на окно, - взойдет для нас луна.
   Потом она знаком велела Делу сесть в кресло, а сама подошла к буфету, где
выстроились в ряд графины с вином: с красным, как  рубин,  и  с  белым;  со,
странного вида игристым напитком, пузырьки в котором были почти коричневыми;
с розовым и с янтарно-желтым. Взяв первый из них, Рита налила вино в бокалы,
потом подняла крышки со стоявших на столе  блюд,  и  в  тот  же  миг  воздух
наполнился  дивными,  чарующими  ароматами.  Здесь  были  горячие  сладости,
маринады, редкие морские  лакомства,  нарезанная  ломтиками  дичь  и  особым
образом приготовленное мясо, каждый кусочек  которого  был  искусно  обернут
цветочными лепестками и нашпигован заморскими фруктами  и  мягкими  морскими
моллюсками. Но особенно хороши были специи, каждая  их  которых  имела  свой
собственный голос, ясно различимый в  общем  букете,  как  бывают  различимы
отдельные голоса в слитном рокоте толпы в отдалении, и Дел  узнал  шафран  и
кунжут, кумин, майоран и мускатный орех.
   И все это время он в изумлении следил за Ритой - за тем, как свет свечей,
падая на ее лицо, делал его похожим на лунный  лик,  и  удивлялся  уверенной
сноровке ее рук, которые исполняли все  необходимое  без  всякой  помощи  со
стороны глаз. Рита казалась Делу очень собранной, и в то же  время  губы  ее
как будто слегка подрагивали от беззвучного  сдерживаемого  смеха,  а  грудь
вздымалась от множества  волнующих  тайн  и  секретов,  которые  вскипали  и
бурлили в ее крови.
   Потом они сели к столу, и овальное окно то желтело, то  темнело  по  мере
того как свечи разгорались ярче или пригасали. Рита наливала  в  бокалы  все
новые и новые вина из буфета, и Дел обнаружил, что каждое из них подходит  к
каждому новому кушанью как майское тепло - крокусу, и как первые заморозки -
поздним яблокам.
   Дел догадывался, что это -  какое-то  колдовство,  но  поддался  ему  без
возражений и сомнений, зная, что приторная сладость будет  в  нужный  момент
перебита чем-то резким и острым, и  что  его  искусственно  вызванная  жажда
будет утолена. Видел он и то, что Рита тоже за ним наблюдает, и что  от  нее
не укрылся ни жаркий румянец на его щеках, ни даже возбужденное  покалывание
в кончиках его пальцев. Правда, удивление Дела с каждой минутой  становилось
все больше, но он не боялся - нет, не боялся.
   За все время Рита произнесла едва ли несколько слов, но  наконец  трапеза
была закончена,  и  они  поднялись.  Девушка  потянула  свисающий  со  стены
шелковый шнурок, и деревянная панель отворилась; столик бесшумно скользнул в
какую-то темную выемку в стене, и панель сама встала на  место.  Потом  Рита
жестом указала Делу на изогнутый угловой диванчик,  и,  как  только  он  сел
рядом с ней, обернулась назад и сняла со стены лютню, висевшую на стене  над
ее головой. А Дел, который уже потянулся к Рите, чтобы заключить ее  в  свои
объятья, замер в смущении, ибо не знал, как обнять девушку  с  инструментом.
Она же лишь насмешливо сверкнула глазами,  не  сделав  ни  малейшей  попытки
разрешить его затруднение.
   Потом Рита наконец заговорила, и пальцы ее бегали по ладам лютни, а слова
выстраивались друг за другом, словно сходясь и расходясь в  такт  музыке.  В
эти минуты у Риты прорезались как будто  десятки  голосов,  и  Дел  невольно
спрашивал себя, который же из них действительно принадлежит дочери  сквайра.
Порой она принималась петь, а иногда просто выводила голосом мотив без слов.
Временами  Рита  казалась  где-то  очень  далеко   от   него,   озадаченного
неожиданным скачком ритма или перерывом мелодии, а иной раз  -  так  близко,
что казалось, будто она в состоянии расслышать биение и шум крови у  него  в
ушах, и тогда она  начинала  аккомпанировать  ему,  выводя  быстрый,  слегка
насмешливый ритмический рисунок. И снова она пела слова, которые  Дел  почти
понимал:

   Нужна пчела цветам, нектаром полным,
   А мыши - кошка, дождь - кустам,
   И мы с тобой нужны друг другу
   Как звезды - солнечным лучам...

   Или выводила непонятное:

   Эйк йа рандефл, рандефл фай,
   Орель йа рандефл коун,
   Эн йе, эн йе, йа бандерби бай,
   Эн сор, эн се, ен соун.

   Но и это Дел тоже почти понимал.
   А потом - еще  одним  своим  голосом  -  она  рассказала  ему  историю  о
гигантском мохнатом пауке и крошечной розовощекой девочке, которая нашла это
чудовище между листами  полуоткрытой  книги,  и  сначала  Дел  испугался  за
девочку и пожалел ее, но потом, когда Рита - очень  красочно  и  подробно  -
описала ему, какие страдания  довелось  пережить  насекомому,  чей  дом  был
разрушен этим визжащим от страха и любопытства гигантом (а пауку даже  самая
маленькая девочка должна была показаться настоящим великаном), Дел  уже  сам
смеялся над собой и чуть не плакал от жалости к бедному паучку.
   Так незаметно пролетело несколько часов,  и  где-то  в  промежутке  между
песнями Рита все же оказалась в его объятиях, но уже в  следующее  мгновение
она очень ловко вырвалась  из  рук  Дела.  А  когда  он  невольно  ахнул  от
неожиданности и разочарования, она  сказала  ему  новым  голосом  -  голосом
низким и мрачным:
   - Нет, Дел. Мы должны дождаться луны.
   Тут его чресла заломило от невыносимой тяжести, и Дел внезапно понял, что
стоит в самой неудобной и неестественной позе - наполовину  приподнявшись  с
дивана и протягивая вперед судорожно сжатые руки, словно все еще чувствуя  в
пальцах гладкую и тонкую ткань ее платья, которое проскользнуло  сквозь  его
пальцы, как вода. И,  осознав  это,  Дел  с  негромким  и  странным  звуком,
нисколько не подходящим к обстановке, упал обратно на диван и несколько  раз
разжал и сжал пальцы, стараясь  избавиться  от  ощущения,  что  он  все  еще
касается белой, тонкой, как паутина, ткани.  Наконец  он  поднял  взгляд  на
Риту, и она рассмеялась и высоко подпрыгнула, проделав это  так  легко,  что
ему на мгновение показалось, будто на долю секунды она зависла в  воздухе  и
слегка потянулась, и только потом опустилась на пол подле него - опустилась,
клюнула в губы поцелуем и снова то ли отпрыгнула, то ли отлетела в сторону.
   Шум в ушах Дела и так уже был невыносимо громким; теперь же он обрел вес,
словно нечто материальное. От этой тяжести голова его поникла, и он поскорее
уперся надбровьями в сжатые кулаки, а  локти  поставил  на  колени.  Так  он
ничего не видел, но продолжал отчетливо слышать шелест платья кружившейся по
комнате Риты и ощущать запах фиалок и сандалового  дерева.  Судя  по  всему,
девушка танцевала одна, танцевала, отдаваясь восторгу движения и радости  от
его близости, и тихо напевала что-то и сбивчиво  шептала  какие-то  слова  в
такт мелодиям, раздававшимся в ее мозгу.
   Наконец Дел понял, что Рита остановилась. Он не слышал больше  ни  звука,
но был уверен, что она по-прежнему где-то рядом. Медленно,  с  усилием,  Дел
поднял голову. Рита замерла  в  самом  центре  комнаты,  напоминая  огромную
ночную бабочку, а ее глаза стали совершенно  темными,  словно  все  тайны  и
секреты вдруг поднялись со дна ее души к самой  поверхности.  Настороженная,
выжидающая, она смотрела на окно.
   Дел проследил за ее взглядом. Большой овал окна  больше  не  был  черным:
стекло покрылось словно светящейся серебристой пыльцой. Дел медленно  встал.
Стекло продолжало туманиться, серебристый налет становился ярче, и наконец в
углу окна показался кусочек самой луны, которая вползала на небо,  с  каждой
минутой становясь все больше.
   Дел перестал дышать, поэтому он отчетливо  слышал,  как  дышит  Рита.  Ее
дыхание было частым и таким глубоким, что ток воздуха заставлял чуть  слышно
вибрировать ее