задумчиво ответил Смуга. - Гм... Томек еще несовершеннолетний.  Думаю,
что опекун имеет право выступить в дуэли вместо него.
   - Честное слово, прекрасная мысль, - обрадовался боцман.
   - Нашкин и Тухольский, кажется,  люди  порядочные,  они,  наверное,
согласятся, чтобы я заменил Томека.
   - Ничего подобного! - порывисто заявил моряк. - Отец Томека поручил
его моей опеке, значит, и стреляться за него буду я. Не дай бог, чтобы
что-то случилось, я тогда не смог бы показаться на глаза  Вильмовскому
и Салли!
   - Вот что, боцман! Я знаю, что вы за любого из нас  не  задумаетесь
пойти в огонь и в воду, но я здесь начальник, поэтому мне  и  книги  в
руки. Вы поклялись меня слушаться. Я сам выступлю на  дуэли,  лишь  бы
только секунданты  и  Голосов  не  возражали.  Мы  должны  обязательно
обезвредить Голосова.
   - Раз вы заговорили о послушании, мне придется  уступить,  но  если
вам не  посчастливится,  я  без   всяких   дуэльных   проволочек   сам
расправлюсь с Голосовым.
   - Ерунду городишь! Если  со  мной  случится  что-нибудь  плохое,  я
приказываю  вам  с  Томеком  немедленно   отправиться   в   лагерь   к
Вильмовскому и предостеречь  его  об  опасности.  Голосов  и  так  уже
слишком много знает.
   - Ах, о чем говорить, ведь вы его укокошите с первого  выстрела!  А
ты что? Что это с тобой? - изумленно обратился боцман к Томеку.
   Томек, бледный как полотно, вбил пылающий взгляд в  лица  друзей  и
тяжело дышал.
   - Томек, что с тобой? - воскликнул перепуганный Смуга.
   Ища выход из трудного положения, они совсем забыли о Томеке. А тот,
возмущенный до глубины души, не мог произнести ни  слова.  Лишь  после
длительного молчания он взял себя в руки и сказал с дрожью в голосе.
   - Значит, вы... хотите сделать из меня... труса! Вы боитесь, что...
он меня... застрелит... Что подумают обо  мне  люди?!  И  Наташа...  и
Збышек! Если вы не позволите мне стреляться,  я  покончу  с  собой  от
стыда... клянусь вам!
   На глазах Томека показались слезы. Боцман вскочил со стула.
   - Браток, дорогой, это совсем не пришло мне в башку! Правда! Но что
мы сказали бы отцу?
   - Что вы сказали бы отцу? То же самое, что должен буду  сказать  я,
если с кем-нибудь из вас случится несчастье! - ответил Томек,  вытирая
слезы носовым платком. - Я знаю, что вы хотите пожертвовать  собой  за
меня, но ведь это я вызвал штабс-капитана на дуэль...
   Смуга сидел неподвижно, всматриваясь в темное окно. Он повернулся к
друзьям, когда полностью овладел собой.
   - Что ж, боцман, мы забыли, что Томек,  несмотря  на  молодость,  в
самом деле храбрый мужчина, - серьезно сказал  он.  -  Во  время  всех
экспедиций он наравне с нами  переносил  все  тяготы  и  опасности.  О
человеке свидетельствуют поступки, а  не  возраст.  Томек,  ты  будешь
стреляться с Голосовым.
   - У меня сердце разрывается на части от  одной  этой  мысли,  но  я
вижу, что иначе поступить нельзя, - сказал боцман, тяжело  вздыхая.  -
Теперь, дорогой браток, возьми себя в руки и послушай хорошего совета.
Выстрел из пистолета никогда не бывает точным, поэтому  целься  низко,
прямо в живот, тогда его положишь наверняка!
   - Время не ждет, давайте говорить о деле, - сказал Смуга, когда они
опять уселись друг против друга. Какие у тебя планы, Томек?
   - Я хочу обезвредить штабс-капитана, - ответил Томек.  -  Если  мне
посчастливится, Голосов на несколько  недель  выйдет  из  строя  и  не
сможет нам вредить. А мы за это время  доберемся  до  лагеря,  схватим
Павлова и отправимся прямо к Алдану.
   - Нет сомнения, что  если  нам  удастся  обезвредить  Голосова,  мы
выиграем довольно много времени, - согласился Смуга. - Поэтому  мы  не
можем согласиться лишь на обмен выстрелами, что может  ни  к  чему  не
привести. Боцман, идемте к секундантам  Голосова.  Томек,  у  тебя  не
дрогнет рука, когда ты будешь целиться в человека. Помни, речь идет  о
жизни и смерти всех нас!
   - Не бойтесь за меня, пожалуйста, - твердо ответил Томек.
   Смуга и боцман вышли из комнаты. Томек остался один. Только  теперь
он отдал себе отчет в ответственности, которую возложил на свои плечи.
"Целься низко, прямо в живот..."  -  припомнил  Томек  слова  боцмана.
Подумав о возможном  убийстве,  Томек  вздрогнул...  Правда,  Голосов,
желая выслужиться, преследовал ссыльных и пакостил им как только  мог,
но все же он мог считать, что исполняет свой долг.
   "Можно ли убить человека только за то, что он опасен  для  нас?"  -
размышлял Томек. Ему казалось, что перед ним предстал отец.  Он  видел
его серьезное, сосредоточенное лицо. Нет, нет, отец  воспротивился  бы
убийству штабс-капитана! Он, наверное, сказал бы, что  такой  поступок
граничит с предательством и трусостью! По всей вероятности, отец и так
не похвалит их за кровавую битву с хунхузами.  Томек  пытался  убедить
себя,  что  хунхузы  -  это  злые,  жестокие  люди,  которые  принесли
множество  вреда  спокойным  жителям.  Несмотря  на  это,  он  не  мог
полностью заглушить голос совести.
   "Нет, я не должен убивать Голосова, - решил он. - Если я  преодолею
собственный страх, мне наверное удастся на время его обезвредить".
   Желая отвлечь себя от неприятных раздумий,  он  обратился  мысленно
к... Салли. Сколько же прошло времени с тех пор, как  он  видел  ее  в
последний раз! Что она делает, думает ли о нем, тоскует  ли  так,  как
он? Легкая улыбка появилась  на  лице  юноши.  Он  вспомнил  пережитые
вместе с Салли  приключения  в  Австралии  и  в  Аризоне,  прогулки  в
Лондоне.
   "Как же долго я ее не видел", - прошептал он. - "Это мой  настоящий
друг!"
   Однако  мысли  его  упорно  возвращались  к  событиям  сегодняшнего
вечера.  Наташа...  это  она  хотела  убить  Голосова,  чтобы   помочь
освободить Збышека. Она подсказала  мысль  вызвать  штабс-капитана  на
дуэль!
   "Так вот они какие, эти революционеры: бесстрашные люди, решившиеся
на все.  Если  Наташа  полюбила  Збышека,  значит, и  он  теперь  стал
великолепным парнем!"
   Думы Томека были прерваны приходом друзей. Они были  серьезны  и  с
трудом скрывали тревогу.
   - Мы разработали условия. Голосов согласился стреляться. Каждый  из
вас имеет  право  сделать  лишь  один  выстрел,  -  сообщил  Смуга.  -
Дистанция - двенадцать шагов. Дуэль назначена через  несколько  минут.
Слуги уже выносят мебель из бильярдного зала.
   - Значит, дуэль  состоится  сегодняшней  ночью?!  Впервые  слышу  о
чем-либо подобном, - удивился Томек.
   - Дело в том, что Голосов весьма уверен в себе, - сказал боцман.  -
Он заявил секундантам, что не намерен портить  себе  настроение  из-за
какой-то глупости. Поэтому дуэль должна состояться сейчас  же, или  ее
вообще не будет.
   - Видимо, он предполагал, что запугает нас этим, - добавил Смуга.
   - Раз так, я готов! - заявил Томек, поднимаясь с кресла.
   - У  нас  есть  еще  несколько  минут  времени,  доктор  послал  за
инструментами и бинтами, -  сказал  Смуга.  -  Послушай,  Томек,  будь
осторожен. Помни, что выстрел  из  пистолета  не  очень  меток.  Ствол
гладкий, не нарезной... лучше  всего  целиться  низко, и  надо  крепко
держать рукоятку. Тогда не подбросит руку вверх!
   - Я об этом помню, дядя, - ответил Томек. - Как-то  боцман  подарил
мне ко дню моего рождения пару пистолетов, из которых я часто стрелял.
   - На дистанции шести шагов  он  гасит  свечу,  -  хвастливо  уверял
моряк. - Моя школа, ничего не скажешь.
   - Послушай Томек, Тухольский шепнул мне, чтобы мы были осторожны  с
противником, - снова отозвался Смуга. - Говорят, он меткий стрелок.
   - Как будет происходить дуэль? - спросил Томек.
   -  Вы  станете  на  расстоянии  двенадцати  шагов  друг  от  друга,
повернувшись спинами. По сигналу "готов" вы  поворачиваетесь  лицом, и
любой из вас стреляет тогда, когда хочет. У тебя твердая рука и меткий
глаз. Советую стрелять сразу же, как только повернешься.
   - Хорошо, дядя, - сказал Томек, храбрясь, потому что в  его  сердце
стала закрадываться тревога.
   Томек прекрасно отдавал себе отчет в том,  что  теперь  вся  судьба
экспедиции зависит только от  него.  Он  знал  также,  что  оба  друга
тщательно скрывают от него  свои  опасения.  Он  ежеминутно  ловил  их
тревожные, озабоченные взгляды.
   Кто-то постучал в дверь. Вошел Тухольский.
   - Все готово, - заявил он.
   - Тогда пойдем, мы тоже готовы, - ответил Смуга.
   Он взял Томека под руку. Вскоре они очутились  в  бильярдном  зале.
Томек почувствовал красноречивое пожатие руки друга.
   - Я буду осторожен, честное слово... - шепнул Томек.
   Прошло довольно много времени, пока его  глаза  привыкли  к  яркому
освещению зала.
   Врач, одетый в белый китель, раскладывал на столике, поставленном в
сторонке, инструменты и перевязочные средства.  Штабс-капитан  Голосов
появился в сопровождении Нашкина. Обе  стороны  церемонно  поклонились
друг другу.
   -  В  качестве  секунданта  и...  хозяина  дома  я  почитаю   своей
обязанностью еще раз предложить решить ваше дело полюбовно,  -  сказал
Нашкин. - Человек стреляет, а бог пули носит... Не  обижая  ни  в  чем
господина Вильмовского, я думаю, что спор можно  закончить  искренними
извинениями со стороны господина Голосова.
   - Условия дуэли уже  обсуждены  окончательно.  Я  готов,  -  твердо
ответил Томек.
   - Пожалуйста, - сказал штабс-капитан Голосов. - Однако прошу  перед
тем соблюсти некоторую... формальность.  Вы  иностранец,  и  в  случае
несчастья  могут  произойти  осложнения.  Напишем  заявление,  что   я
участвую в дуэли по вашему прямому настоянию, а я подпишу, что если со
мной случится что-нибудь плохое, я не буду  иметь  никаких  претензий.
Все присутствующие подпишут это заявление в качестве свидетелей.
   Тухольский вопросительно посмотрел на Томека и его друзей.
   - Мы не возражаем, и со  своей  стороны  просим  вручить  нам  один
экземпляр такого заявления, - ответил Смуга.
   Все присутствующие подписали заявление. Тухольский достал футляр  с
длинными пистолетами, и они вместе с боцманом зарядили  их. Тухольский
поклонился Томеку и сказал:
   - Вы, как оскорбленный, имеете право первым выбрать оружие.
   Томек взял в руки тяжелый пистолет. Его примеру последовал Голосов.
Тухольский отсчитал шаги, а Смуга установил противников на их места.
   - Можем начинать, - сказал он, ободряя взглядом Томека.
   Штабс-капитан Голосов небрежным движением поднял  тяжелый  пистолет
на уровень головы, направляя  ствол  в  потолок.  Томек  крепко  зажал
рукоятку пистолета, опустил дуло вниз и занял позицию.
   Боцман внимательно следил за каждым движением юного друга.  Заметив
на его лице выражение твердости, он облегченно вздохнул.
   "Хорошо, парень взял себя в руки", - подумал он.
   - Налево кругом! - скомандовал Тухольский. - Я считаю до  трех,  по
команде "готово" прошу повернуться и...  стрелять.  Предупреждаю,  что
каковы бы ни были результаты, каждый из вас имеет право лишь  на  один
выстрел.
   Томек сосредоточенно ожидал команду.
   - Раз, два, три... готово!
   Томек  молниеносно  повернулся.  Поднял  оружие  вверх,  целясь   в
пистолет, который штабс-капитан Голосов еще  держал  у  головы.  Нажал
спуск...
   Раздался выстрел! На момент дым заслонил противника от  Томека.  Он
невольно закрыл глаза и ждал...
   - Доктор!
   Томек  не  разобрал,  кто  крикнул   это   слово.   Открыл   глаза.
Штабс-капитан Голосов еле держался на ногах. Наклонившись  вперед,  он
руками закрыл лицо. Пистолет лежал на полу у его ног. К нему подбежали
врач и секунданты. Подвели его к дивану. Томек подошел как раз  тогда,
когда доктор отстранил руки раненого от его лица.
   - Инструменты и бинты, - потребовал врач.
   Томек ужасно побледнел. Отвернулся, чтобы не  смотреть  на  залитые
кровью губы противника.
   Тухольский подошел к Томеку с пистолетом Голосова.
   - Что за необыкновенный случай, - сказал он. - Вы  попали  в  курок
пистолета, который отскочил и ударил Голосова прямо в рот.
   - Он жив? - спросил Томек, стараясь, чтобы голос его не дрожал.
   - Будьте спокойны, отлежится.
   Томек присел в сторонке. Вскоре  к  нему  подошел  боцман,  который
вместе со Смугой помогал доктору.
   - Курок пистолета выбил  у  него  зубы,  изранил  губы  и  язык,  -
обеспокоенно сообщил он. - Медик кончает начатое тобою  дело.  Удаляет
выбитые зубы.
   - Его жизнь вне опасности? - спросил Томек.
   - Что ж, его пистолет спас ему башку, но  пакостить  он  сможет  не
скоро. Рана чертовски неприятная. Он ежеминутно теряет сознание.
   - Слава богу, - шепнул Томек.
   - Да, что  ты,  браток?  Неужели  жалеешь  этого...  жандарма?!  Ты
говоришь так, будто и не думал отправить его на тот свет!
   - Я не хотел его убить. Целился в пистолет... - искренне  признался
Томек.
   - Тьфу, сто дохлых акул тебе в зубы! А если бы он вышел невредимым?
   В зал вошли слуги. Они на руках вынесли стонущего Голосова.  Смуга,
Нашкин и Тухольский подошли к Томеку.
   - Поздравляю вас, Голосов получил болезненный  сюрприз,  -  говорил
озабоченный Нашкин. - Придется ему полежать  две-три недели. Вы на всю
жизнь его проучили.
   - Я хотел бы дать вам дружеский совет, - начал сотник Тухольский. -
Так или иначе, а дуэли запрещены. Было  бы  хорошо,  если  бы  вы,  на
всякий случай, по возможности быстро, уехали из Нерчинска. Завтра дело
получит  огласку,  начнется  следствие.  Отсутствующих   вызывать   на
дознание    невозможно.    Я     покажу     его     превосходительству
генерал-губернатору заявление, подписанное Голосовым, и  надеюсь,  что
дело тем и окончится.
   - Совет правильный и хороший, -  признал  боцман.  -  Когда  уходит
ближайший поезд?
   - Только завтра в полдень... - ответил Тухольский.
   - Я распоряжусь предоставить в распоряжение гостей  мою  карету,  -
предложил Нашкин. - К полудню вам удастся проехать значительный  кусок
пути. А там, на одной из станций, вы пересядете в поезд. Вы,  господа,
оказали мне большую услугу при поимке банды хунхузов. Я не  хотел  бы,
чтобы вас встретили неприятности.
   -  Большое  спасибо,  мы  сейчас  же   возвращаемся   в   гостиницу
Клеменсовича, - сказал Смуга. - Через полчаса,  не  больше,  мы  будем
готовы в дорогу.
   - Разрешите  попрощаться  с  вами,  господа,  мне  надо  к  гостям,
которые, вероятно, обеспокоены и удивлены нашим долгим отсутствием,  -
сказал Нашкин. - Танцы, как всегда, продлятся до  утра,  а  утром  все
могут болтать сколько угодно! Штабс-капитан Голосов останется у  меня,
и я постараюсь окружить его всяческой заботой.
   Тухольский любезно  проводил  гостей  к  выходу  через  сад.  Таким
образом, они обошлись без нежелательных встреч с другими гостями.  Но,
несмотря на эти меры предосторожности, кое-кто  заметил  выходящих.  К
ним подошла стройная девушка.  Она  преградила  им  дорогу, когда  они
проходили мимо великолепной оранжереи. Это была Наташа.
   - А вы что здесь делаете? - удивился Тухольский.
   - Я  обязана  поблагодарить  господина  Вильмовского  за  рыцарскую
защиту моей чести, - ответила она.
   - Ах, тогда мы не станем мешать, -  улыбнулся  сотник,  увлекая  за
собой Смугу и боцмана.
   Как только Томек и Наташа остались одни, девушка шепнула:
   - Вы необыкновенный человек... Если бы не то, что я люблю  Збышека,
я могла бы влюбиться в вас. До свиданья!
   Наташа встала  на  цыпочки  и  поцеловала  Томека.  Прежде  чем  он
опомнился, девушка исчезла в глубине оранжереи.


XVI

ПАВЛОВ

   Павлов с  трудом  поспевал  за  боцманом  и  Томеком,  которые  шли
впереди. Он ускорял  шаг  и, вытирая  платком  лицо,  покрытое  потом,
украдкой поглядывал на молчаливых спутников. Особую тревогу  возбуждал
в нем Броль, этот высокий,  широкоплечий  укротитель  диких  животных.
Павлов уже давно испытывал чувство страха  перед  мнимо  неуклюжими  и
добродушными великанами. Несколько  лет  назад  именно  такой  великан
свихнул в самом начале его карьеру в царской охранке. И даже  чуть  не
лишил его жизни. Это было в Варшаве, куда Павлова  откомандировали  из
Петербурга для слежки за польскими революционерами.
   Сразу же после прибытия  в  Варшаву  новый  начальник  поручил  ему
расследовать  дело   о   таинственном   распространении   нелегальных,
революционных листовок. Молодой, честолюбивый агент  с  необыкновенным
рвением принялся за работу.  Судьба  ему  покровительствовала.  Вскоре
безошибочный полицейский инстинкт помог ему раскрыть источник,  откуда
в город поступали запрещенные издания. Не  желая  ни  с  кем  делиться
успехом, Павлов сохранил в тайне результаты своей работы и  подготовил
ловушку, в которую должны были попасть заговорщики.
   Павлову удалось установить, что  руководителем  тайной  организации
революционеров был учитель географии одной из варшавских  гимназий,  а
его связным - молодой великан, ученик слесаря, работающий в мастерских
Варшаво-Венской железной дороги. Долго Павлов плел свою  предательскую
паутину. Но в конце концов  совершенно  точно  узнал,  когда  и  каким
образом  нелегальная  литература  поступает  к  учителю.  Терпеливость
агента была вознаграждена. Вооруженный  револьвером, он  застал  обоих
заговорщиков в момент передачи связки запрещенных изданий.
   К своему несчастью, Павлов  не  принял  в  расчет  решительности  и
отваги молодых революционеров. Рослый и, казалось,  мешковатый  ученик
слесаря неожиданно ловко подскочил к нему и молниеносным ударом кулака
по голове  лишил  сознания.  Правда,   Павлов   успел   нажать   курок
револьвера, но пуля полетела в потолок, никому не причинив вреда.
   Случайно в этом же самом доме жил  один  из  чиновников  канцелярии
генерал-губернатора Варшавы. Услышав выстрел, он по телефону  уведомил
полицию, которая нашла оглушенного  агента  охранки.  Оба  заговорщика
успели улизнуть из холостяцкой квартиры, захватив с собой  нелегальную
литературу и оружие Павлова.
   Приключение неудачливого агента вскоре стало достоянием  гласности.
Начальство Павлова, возмущенное  его  самоуправством,  воспользовалось
случаем и отослало агента в Россию с не очень лестным отзывом  о  нем.
Это весьма неблагоприятно отозвалось на  дальнейшей  карьере  Павлова.
Несколько месяцев спустя его перевели в Нерчинск.
   Шли годы...  Способный  агент  добился  в  конце  концов  желаемого
повышения.  Его  назначили  чиновником  для   особых   поручений   при
канцелярии губернатора. Со временем он забыл о постигшей его неудаче.
   Однажды губернатор назначил его сопровождать  экспедицию  по  ловле
диких животных в Приамурье. Это назначение Павлов принял  без  особого
энтузиазма. Девственная тайга, где в изобилии  водятся  хищные  звери,
таила в себе множество опасностей. Кроме того, Приамурье кишело  тогда
бандами бродяг и  хунхузов.  Но,  как  только  Павлов  познакомился  с
участками  экспедиции,  он  забыл  о  своих  опасениях.   Безошибочный
инстинкт полицейского агента подсказал  ему,  что  звероловы  выдавали
себя не за тех, кем они были в действительности. Поэтому он  день  ото
дня все более внимательно стал присматриваться к ним...
   Массивный и грубоватый немец Броль и англичанин Броун приводили ему
на память какие-то неясные образы.  Походка  Броля  больше  напоминала
моряка, чем зверолова. Слишком часто у него срывались с  уст  польские
слова, да еще притом  с  характерным  варшавским  акцентом,  что  было
странно для немца. Сдержанный и молчаливый англичанин Броун  относился
к юному участнику экспедиции, Томеку Вильмовскому, почти  с  отеческой
нежностью. Индиец  Удаджалак,  несмотря  на  гражданскую  одежду,  был
больше  похож  на  солдата. Руководитель  экспедиции Смуга поддерживал
среди своих спутников железную  дисциплину.  Его  холодные  и  как  бы
предостерегающие взгляды закрывали рот даже многоречивому Бролю.
   Через  несколько   недель   постоянного   пребывания   в   обществе
таинственных звероловов  Павлов  пришел  к  выводу,  что  ловля  диких
животных - не единственная цель их пребывания в тайге. Он  безустанн