подушки были покрыты желтым китайским шелком. Желая  еще  больше
подчеркнуть огромное уважение к гостям,  Батуев  положил  для  каждого
гостя по две подушки, притом  усадил  гостей  вдоль  почетной  стороны
юрты, то есть с левой стороны от входа. Звероловы уселись  на  подушки
"по-турецки".
   Хозяйка угостила всех излюбленным бурятами кирпичным чаем,  который
она раздробила в деревянной ступе и сварила с добавкой молока, масла и
соли. Гости получили чай в новых деревянных чашках,  а  буряты  вынули
свои  собственные  чашки.  Вскоре  перед  гостями  очутился  низенький
столик. Все домашние уселись за  него.  Девушки  поставили  на  столик
большую миску с  дымящимися  пельменями,  посуду  с  вареным  мясом  и
лепешки, поджаренные по бурятскому обычаю  на  бараньем  жире.  Однако
хозяйка, прежде чем поставить эти блюда на стол, бросила по  несколько
жирных кусков из каждой миски в огонь,  чтобы  насытились  также  души
умерших, обреченные на  длительное  странствование  по  земле.  Хозяин
принес жбан крепкого напитка, приготовленного из  молока.  Пир  был  в
самом разгаре, когда в юрту вошел какой-то бедняк,  одетый  в  старые,
рваные лохмотья. Он низко поклонился  перед  алтарем  и  приветствовал
пирующих. Не спрашивая даже, кто он и откуда, буряты пригласили его  к
столу и стали потчевать,  как  гостя.  Путешественники  были  поражены
гостеприимством бурятов по отношению к любому гостю,  вошедшему  в  их
дом.
   Буряты  очень  интересовались   новостями   из   других   стран   и
расспрашивали о них гостей, подсовывая им самые вкусные куски.  Боцман
и тут сумел блеснуть аппетитом, причем, уплетая  бурятские  яства,  он
вел увлекательную беседу о различных приключениях. Когда Батуев узнал,
что путешественники некоторое время находились в  священном  для  всех
буддистов монастыре в Кими,  он  достал  из  сундука  бутылку  русской
водки. И Батуев, и его домашние жадно слушали  интересные  рассказы  о
жизни неизвестных им народов. Они прямо-таки не могли  поверить,  что,
кроме Сибири, существует в мире еще такое  множество  стран.  Конечно,
Томек не преминул рассказать о печальной судьбе  поляков  под  властью
царизма. Буряты не скрывали своего  сочувствия  польским  политическим
ссыльным, которых они неоднократно встречали на строительстве железной
дороги. Ведь они сами должны были терпеть гнет царских чиновников и не
раз возмущенные несправедливостью, оказывали им сопротивление.  Многим
из бурятов приходилось бежать в соседние страны.
   Обед затягивался. Томек с тревогой  смотрел  на  побледневшее  лицо
Смуги, а Смуга никак не хотел встать раньше всех от стола, потому  что
отказ от угощения  считался  у  бурятов  оскорблением.  Томек  спросил
потихоньку Удаджалака, как можно закончить пир, не обижая хозяев.
   - Мы должны показать, что  уже  достаточно  сыты,  -  тихо  ответил
Удаджалак.
   - Я уже давно расстегнул пояс, но на это никто не обратил внимания,
а дядя Смуга так побледнел, что я опасаюсь, не сделается ли ему плохо?
- ответил Томек.
   - Я сейчас тебе покажу, что надо сделать, - шепнул Удаджалак.
   Удобно усевшись на подушках, Удаджалак громко  икнул.  Несмотря  на
тревогу о здоровье Смуги, Томек чуть не прыснул со  смеху,  увидев  на
лицах хозяев огромное удовольствие. Недолго  думая,  он  стал  вторить
Удаджалаку. Боцман сейчас же сообразил в чем дело,  потому  что  этого
рода способ был ему известен по предыдущей экспедиции в Среднюю  Азию.
Он икнул с такой силой, что чуть не свалился с подушек. Это вызвало  у
бурят огромное удовлетворение. Низко кланяясь, они благодарили  гостей
за посещение.
   Поддерживаемый друзьями под руки, Смуга еле-еле доплелся  до  дома.
Вскоре он лежал  на  мягких  овчинах,  укрытый  одеялом.  Его  примеру
последовали  и  остальные  путешественники.  Этой  ночью   один   лишь
Удаджалак вставал два раза, чтобы проверить часовых перед  домиком,  в
котором были заперты хунхузы.
   Ворочаясь с боку набок, Томек  постанывал  сквозь  сон. Его  мучили
кошмары... С первых дней  опасной  экспедиции  он  пытался  скрыть  от
друзей гнетущую его тревогу. Он знал, что и они  тоже  скрывали  перед
ним свои опасения. С особой ясностью помнил он ночь перед отправкой их
на маньчжурскую сторону. Именно тогда отец и Смуга,  считая,  что  все
спят, держали тайный совет  до  самого  рассвета.  Но  ведь  Томек  не
спал... Отвернувшись к стене, он притворился спящим  и  слышал  каждое
слово... Теперь во сне его посетили  мучительные  видения...  Запертый
Павловым, отец сидит в клетке с тиграми; Томек  зовет  его  и  просит,
чтобы он не ехал в Нерчинск. Потом ему приснился Збышек с кандалами на
ногах, который взывал о помощи...  Боцман  варил  хунхузов  в  большом
котле и приглашал Томека на пир; но прежде, чем  он  стал  каннибалом,
Смуга перестрелял несчастных и стал срывать с них скальпы. Томек хотел
помешать ему в этом, но хунхузы вдруг ожили. С диким криком они  стали
выскакивать из котла. Боцман ждал  их  с  ножом  в  руке.  Вдруг  отец
заслонил собой этих несчастных...


XII

КОРЕНЬ, РОЖДЕННЫЙ МОЛНИЕЙ

   Внезапно разбуженный, Томек вздрогнул  и  сел  в  постели.  Еще  не
совсем проснувшись, он увидел над собой  лицо  склонившегося  боцмана.
Только теперь Томек сбросил с себя остатки ужасного сна.  Со  двора  в
самом деле уже доносились голоса людей, ржание и фырканье лошадей.
   - Я тебя разбудил, потому что ты прыгал  на  постели,  как  рыба  в
сети, - сказал боцман. - Вставай, буряты уже  запрягают  тарантас.  Мы
сейчас поедем к буддийскому знахарю.
   - Жалко,  что  вы  меня  не  разбудили  раньше!  -  ответил  Томек,
облегченно вздыхая. - Я видел страшный сон...
   - Видимо, тебя мучили кошмары от слишком обильной пищи!
   - Возможно, но я здорово перетрусил.
   - Ого, у меня есть опыт в этом  деле!  Однажды  во  время  рейса  в
Кейптаун ребята вынуждены были вылить мне  на  голову  ведро  холодной
воды, так как решили, что я с ума сошел во сне!
   - А что вам приснилось?
   - Ах, какая-то  негритянка  хотела,  чтобы  я  женился  на  ней,  и
потащила меня к алтарю...
   Томек расхохотался. Боцман всегда боялся даже думать о женитьбе.
   - Ты, браток, не смейся над чужим несчастьем, потому что  в  случае
чего тебя никто не пожалеет! - пробурчал моряк.
   - Но ведь с вами ничего не случилось! Вы же остались холостяком!
   - Пожалуй, да, но кто там знает, не потому  ли,  что  я  на  всякий
случай в Кейптауне вовсе не сходил на берег.
   - А я и не знал, что вы так суеверны!
   - Хоть это и сон, но береженного бог бережет! Дело  в  том,  что  в
Кейптауне одна девчонка в самом деле строила мне глазки! Как только мы
входили в порт, она уже там меня поджидала...
   Услышав рассказ о неизвестном ему до  сих  пор  эпизоде  из  бурной
жизни друга, Томек совсем развеселился. Он  быстро  набросил  на  себя
одежду  и  вышел  на  крыльцо.  Смуга,  одетый  в  дорогу,  сидел   на
ступеньках. Выглядел он очень плохо. Сыновья Батуева кончали запрягать
лошадей в тарантас.
   - А я уже думал, что нам придется ехать без тебя, -  сказал  Смуга,
увидев Томека.
   - Боцман только что меня разбудил.  Сейчас  я  оседлаю  лошадей,  -
ответил юноша.
   - Лошадей оседлал Удаджалак, а ты лучше позавтракай перед  дорогой,
- сказал Смуга с бледной улыбкой.
   - После вчерашнего обжорства мне совсем не хочется есть. Вот, одену
куртку и буду готов!
   - Томек поищи-ка в рюкзаке молитвенную  мельницу  и  захвати  ее  с
собой, - сказал Смуга.
   - Хорошо, захвачу!
   Вскоре Смуга с удобством расположился в тарантасе.  Батуев  вскочил
на передок, подобрал вожжи и  свистнул  на  лошадей.  Трое  звероловов
вскочили в седла и поскакали за  тарантасом.  Они  быстро  мчались  по
изрезанному рытвинами тракту.  Не  задерживаясь,  миновали  укрытую  в
долине казацкую  станицу.  Она  внешне  выглядела  совсем  иначе,  чем
бурятский улус. Усадьбы были ограждены высокими заборами, в домах было
по нескольку окон и крылечки с навесами на  низеньких  столбах.  Кроме
дома, на каждой усадьбе стояли  хозяйственные  постройки,  которых  не
было в бурятских улусах. Батуев  погонял  лошадей,  и  вся  кавалькада
скоро выехала на край обширной  равнины.  Здесь  на  небольшом  холме,
среди рощи, стоял буддийский дацан(*51).
   Звероловы были восхищены живописным видом монастыря. Построенный по
правилам   буддийской   архитектуры,    отличающейся    необыкновенной
легкостью,  оригинальными  формами  и  живыми  красками,   трехэтажный
монастырь поражал стройностью и красотой. Каждый  верхний  этаж  храма
был значительно меньше, чем нижний, и отделялся  от  него  террасой  и
резной крышей, далеко выходящей за стены нижнего этажа. По углам крыши
были изогнуты вверх; над ними, а также над входом  в  храм,  виднелись
позолоченные "хорла", то есть буддийские круги, символизирующие вечное
круговращение. По обеим сторонам каждого хорла  виднелись  изображения
косуль.
   Батуев остановил лошадей у ворот,  прорезанных  в  каменной  стене,
окружающей  монастырь.  Звероловы  спешились  и  привязали  лошадей  к
тарантасу. Потом они помогли Смуге выйти из тарантаса и подвели его  к
воротам. Здесь, как обычно перед  буддийскими храмами, справа от ворот
стояла  большая  молитвенная  мельница,  барабан  который  был  покрыт
священными письменами. Проходя рядом с  мельницей,  верующие  буддисты
поворачивали ручку барабана,  так  как  верили,  что  это  равносильно
чтению написанных на нем молитв.
   На пороге монастыря их встретил молодой монах  в  красном  одеянии.
Батуев объяснил ему, что прибывший из далеких стран ангаши(*52) просит
врачебной помощи у святого ламы.  Монах  нисколько  не  удивился  этой
просьбе. Видимо, подобные посещения были часты в  этом  монастыре.  Он
наклонил голову в знак согласия и ввел гостей внутрь ограды монастыря.
В этот момент в храме никого не было. Между  двумя  рядами  деревянных
колонн, поддерживающих перекрытие, в самом  центре  храма,  находилось
изваяние сидящего Будды.  У  его  подножья  стоял  алтарь  со  многими
мелкими изваяниями божеств  и  мисками  с  жертвенными  дарами.  Запах
полевых цветов смешивался с одуряющим ароматом благовоний.  С  потолка
свисали флаги с священными письменами и длинные  хоругви,  на  которых
были  изображены  буддийские  божества.  Стены  храма   были   покрыты
живописными изображениями различных  воплощений  Будды  и  его  святых
последователей.
   Молодой монах раздвинул тяжелую портьеру. За ней показались ступени
лестницы, которая вела на верхний этаж. Монах провел  путешественников
в комнату, стены которой были  обиты  шелковой  материей.  Вдоль  стен
лежали толстые циновки для сидения, рядом с  которыми  стояли  низкие,
лакированные столики. В углу находился домашний  алтарь  с  золочеными
фигурками святых.
   Едва путешественники уселись на  циновках,  как  появился  "святой"
лама.  По  виду  трудно  было  определить  его  возраст.   Коричневая,
блестящая кожа на его лице не носила следов морщин, только под глазами
виднелись мелкие складки. Лама внимательно взглянул на гостей, отвесил
им поклон, наклонив голову в высокой, желтой шапке, сужавшейся  вверху
и немного согнутой вперед. Лама был одет в темно-красную пелерину  без
рукавов из китайской парчи. Поверх  пелерины  была  повязана  светлая,
широкая шаль, один конец которой лама перебросил через плечо на спину.
За шелковым поясом у него были заткнуты большие четки, а  в  руках  он
держал  небольшую  молитвенную  мельницу.  Смотря  на   гостей,   лама
одновременно медленно вращал колесо мельнички. От ламы доносился запах
благовоний.
   Путешественники встали с циновок, приветствуя  ламу.  А  он  сказал
что-то молодому монаху тихим, бесцветным голосом. Тот сразу  же  исчез
из комнаты, но вскоре появился вновь. От имени  своего  настоятеля  он
поочередно вручил путешественникам  цветные,  тонкие,  шелковые  шали,
которые буддисты дарят только очень  почетным  гостям.  Молодой  монах
делал это чрезвычайно торжественно, низко кланяясь каждому.
   Смуга в свою очередь  подарил  "святому"  ламе  резную  молитвенную
мельницу из знаменитого монастыря в Кими, а потом вручил ему  денежное
пожертвование на монастырь. Таким образом,  совершился  обмен  первыми
подарками. Молодые послушники внесли котелок с чаем и деревянные миски
с сухими пирожными, сладостями и  фруктами.  Лама  достал  из  складок
своей одежды личную чашку и протянул ее послушнику, разливавшему  чай.
Для гостей были поставлены красные фарфоровые чашки.
   Не переставая вертеть руку  молитвенной  мельницы,  лама  развлекал
гостей беседой. Он рассказывал о своем пребывании в  священной  Лхасе,
расспрашивал о монастыре в Кими. Батуев слушал рассказ ламы с набожным
вниманием, время от времени склоняя голову на  грудь.  Лама  прекрасно
говорил по-русски, хотя с несколько  гортанным  оттенком,  характерным
для большинства  монголов.  Живые,   черные   его   глаза   непрерывно
переходили от одного лица к другому, пока не остановились  на  бледном
лице Смуги. Лама прервал речь, всматриваясь в Смугу. Все  замолкли,  а
лама, не отрывая взгляда от Смуги, тихо сказал:
   - В буддийской святыне любой человек найдет  то,  чего  ищет,  хотя
русские попы считают наши монастыри местопребыванием дьявола.  Русские
чиновники и попы не считают братских(*53) людьми.
   - Мы не русские чиновники, - поспешно сказал Томек. - Мы явились  к
вам, достопочтенный лама, с просьбой помочь нашему раненому товарищу.
   - Вы правильно сделали. Русские врачи заботятся только о том, чтобы
получить мунгум(*54). Прошу вас, идите за мной, дорогие гости!
   Лама ввел путешественников в комнату, отделенную портьерой. Это был
его врачебный "кабинет" и одновременно аптека. Две стены  от  пола  до
потолка были заняты полками  с  разнообразными  сосудами,  на  третьей
стене висели пузатые кожаные мешочки с тибетскими надписями.
   Лама помог Смуге раздеться и посадил его на циновку  у  окна.  Снял
повязку с раны. Рана немного гноилась. Лама взял  со  стены  несколько
мешочков. Стал сыпать зелье  в  один  из  сосудов,  бормоча  при  этом
заклинания, или,  возможно,  молитвы.  Руками  он  делал  над  сосудом
какие-то таинственные движения и, поворачивая голову,  тихо  сплевывал
за себя.
   Боцман незаметно подтолкнул Томека локтем.
   - У нас по деревням знахарки тоже лечат так глупых  баб...  -  тихо
сказал он по-польски.
   - Тише, боцман, - прошептал Томек. - Пусть совершают  свои  смешные
обряды, лишь бы лекарство подействовало.
   - Твоя правда, браток, только приготовь  на  всякий  случай  чистые
бинты, потому что этот священник, хотя он  и  пахнет  как  парфюмерная
фабрика, моется, пожалуй, редко.
   Томек бросил на друга возмущенный  взгляд,  но  все  же  достал  из
подручной сумки бинты. Он положил их на циновку рядом со  Смугой.  Тем
временем лама разлил снадобья по мисочкам.  Шелковым  платочком  обмыл
снадобьями рану. Смуга переносил эту процедуру весьма терпеливо. Когда
лама принес какую-то черную мазь, Смуга пододвинул свои бинты. Вскоре
перевязка была окончена.
   - Ты вовремя пришел сюда. Злой дух хотел  уже  поселиться  в  твоем
теле,  но  я  его  прогнал  заклинаниями,  -  сказал  лама,   закончив
перевязку.  Теперь  он   начал   тщательное   обследование   пациента.
Выслушивая и выстукивая его, беззвучно  шевелил  губами,  морщил  лоб,
словно выражал гнев. Наконец, закончив осмотр, лама обратился к Смуге.
   - Тебя уже лечил кто-то из наших благочестивых ламов, -  сказал  он
громко.
   - Ты не ошибаешься, достопочтимый господин, - ответил Смуга. -  Это
было в монастыре в Кими. Во  время  своей  прежней  экспедиции  я  был
ранен...
   - Можешь мне не говорить об этом, я все знаю, - перебил его лама. -
Внутри тебя притаился ужасный злой  дух...  Кто-то,  при  помощи  яда,
помог ему овладеть твоим телом.
   Томек и боцман изумленно переглянулись. Откуда лама мог знать,  что
Смуга был когда-то ранен отравленным ножом?
   - Твоя новая рана ничем тебе не  угрожает.  Через  два  дня  можешь
снять повязку, - продолжал лама. - Опасность представляет первый  злой
дух. Он только дремлет в тебе, но порой пробуждается. Вот и теперь...
   Томек побледнел, да и боцман не на шутку  обеспокоился.  Неужели  в
самом деле Смуге опять что-нибудь угрожает? Томек вдруг вспомнил,  что
врачи кабаки Буганды не ручались за полное выздоровление Смуги.
   - Ты вовремя обратился ко мне. Правда, злой дух останется  в  тебе,
но я его снова усыплю, - сказал лама.
   Он  снял  со  стены  еще  несколько   мешочков.   Достал   из   них
мелкотолченое сухое зелье и стал  смешивать  его,  все  время  бормоча
заклинания и делая руками таинственные жесты. Потом часть порошка лама
бросил в сосуд с водой, который поставил на огонь, а  остальную  часть
лекарства всыпал в мешочек. Так прошло несколько минут. Лама  налил  в
чашку отвар из зелья, подал чашку Смуге и сказал:
   - Выпей это лекарство. Я составил его из чудесного корня  растения,
которое, по древним преданиям, рождается от удара молнии. Это растение
усыпит злого духа твоей болезни.
   - Что же это за растение, уважаемый  лама?  -  недоверчиво  спросил
боцман.
   - Это жень-шень(*55), досточтимый господин, - ответил лама.  -  Уже
больше трех тысяч лет корень этого  растения  применяется  в  народной
медицине. Его нелегко найти, потому что  растет он только  по  берегам
источников, которые появляются из земли после удара молнией.
   - И это в самом деле  целебное  растение?  -  продолжал  спрашивать
боцман.
   - В знак того,  что  это  животворное  и  целебное  растение,  боги
придали его корням вид человеческого существа. Древние китайские врачи
делали из этого корня лекарство,  которое  могло  на  некоторое  время
отогнать смерть от человека, лежащего на смертном одре.
   Смуга выпил  отвар,  поданный  ему  ламой,  а  боцман,  как  всегда
любопытный и недоверчивый, спросил опять:
   - Можешь ли ты, уважаемый лама, открыть нам тайну, откуда ты  узнал
о чудесном действии этого корня?
   - Достопочтенный чужестранец, искусство  врачевания  я  получил  от
мудрецов священной Лхасы, само название которой говорит о том, что она
находится под особым покровительством богов. На тибетском языке  Лхаса
значит Земля Богов. Согласно древней монгольской легенде, храм в Лхасе
возник благодаря невольной помощи слепого мудреца. Как видно, это  был
знак благоволения со стороны богов.
   - Это чрезвычайно интересно. Досточтимый  лама,  очень  вас  прошу,
расскажите нам эту легенду, - попросил Томек.
   Боцман и Смуга поддержали его просьбу.
   - Я с удовольствием расскажу вам, достопочтенные  гости,  но  прошу
вас в мою келью, где больной удобно отдохнет на циновках.
   Все вернулись в комнату ламы.  Молодые  опять  принесли  котелок  с
горячим чаем. Когда все расселись, лама начал рассказ.
   - Давным давно, в царстве Жунь(*56) пастухи вознамерились построить
большой храм. Место для его постройки они выбрали в живописной долине.
Они долго свозили в долину  ценные  материалы,  а  когда  их  накопили
достаточно,  принялись  за  работу.  Общими   усилиями   они   возвели
великолепные стены и уже кончали строительство, как вдруг  все  здание
рассыпалось в  прах.  Пастухи  чрезвычайно  этим  опечалились,  но  не
оставили мысль построить в этом месте святыню. Вскоре они  возобновили
работы. Однако и на этот раз почти уже законченное здание  развалилось
без какой-либо видимой  причины. То же  самое  случилось  и  во  время
третьей попытки построить храм.
   Святые ламы не могли ничем помочь. Тогда хан  царства  Жунь  вызвал
самого знаменитого в своей стране  прорицателя.  Но  и  тот  не  сумел
ответить на вопрос, почему не удается закончить  строительство. Однако
он сказал, что тайна эта известна одному святому мудрецу, находящемуся
где-то на востоке.
   Хан немедленно позвал отважного и хитрого ламу, которого послал  на
поиски мудреца. Лама посетил все известные страны к востоку от царства
Жунь.  Остор