говорить, - пошла навстречу
собеседница, видя, что он медлит.
     -  Да  никакая  не тайна.  Ежли  интересуешься,  могу  и  рассказать...
Возвращались мы однажды с ерика, ходили купаться.  Мы - это трое ребят и две
девчонки  - Варька и новенькая, которая только  недавно появилась на хуторе.
Тоже,  если не  присматриваться,  красивая, к тому же  веселая -  хохочет по
пустякам. Было уже поздно, живет она на самом краю, попросила меня проводить
до хаты.  Ну, провел,  стоим разговариваем о разной чепухе. Она рассказала о
себе такое, что  уши вянут.  Я  даже усомнился,  все  ли  у нее  дома.  Стал
прощаться, а она и говорит: ты не спеши, послушай, что я  скажу. Я, говорит,
как увидела тебя,  так сразу  и влюбилась. Стал было  отнекиваться, а она за
свое: хочу с тобой дружить и все такое, чуть не со слезами...
     Андрей умолк, не желая, видимо  распространяться  о дальнейшем.  Однако
Марта, похоже, не нашла в ее поведении ничего предосудительного.
     - Совсем, как у Татьяны Лариной! - Заметила мечтательно. - А вот у меня
смелости не хватило. Я так страдала!
     -  Только  Нюське  до  Татьяны  -  как Куцему  до зайца. Любовь  у  ней
оказалась вовсе не такая, какую описал Пушкин, - возразил он.
     - А по-моему, любовь у всех одинаковая. Я имею в виду девочек.
     - Ты слыхала пословицу: "Мать дитя любит и волк овцу любит"?
     - Нет. А при чем тут...
     - Вторая ее половина - как раз про Нюську.
     - Она что - хотела тебя съесть? - не взяла в толк собеседница.
     - Придется объяснить, раз до тебя  не  доходит... Нюська в тот же вечер
сама полезла  целоваться и  не только это. Стала мне противная, и больше я с
нею не ходил, как ни навязывалась.
     Помолчав, Марта заметила:
     - В Краснодаре  у меня осталась подружка Таня. Она немного старше меня,
дружит  с  мальчиком. Так вот она  говорила, что вашему  брату от нас ничего
другого и не надо.
     - Тоже из непутевых?
     -Я  бы  не  сказала.  Просто любит  его безумно  и  потакает  всем  его
прихотям.
     -  Ну, то  в городе. А наши  девчонки  такого с собой  не позволяют.  И
пацаны - редко кто.
     -  Если  ты  не из тех "редко кто", то  я тебя  еще больше зауважаю,  -
пообещала она, как если  б  между ними уже имелась договоренность о взаимном
"уважении".
     - В этом можешь не сомне...
     Не  успел  договорить  из-за  треска,  донесшегося снаружи.  Кинулись к
окошку - по обочине дороги, снижая скорость перед  поворотом, один за другим
проскаивали не успевшие  запылиться  мотоциклы;  следом  прошумели танкетки.
Стало тихо до звона в ушах.
     - Мар-та!  Слезайте! - послышалось  через  некоторое  время со  стороны
лаза.
     Андрей  спустился  по  лестнице   вторым.  Старшая  из  спасительниц  с
любопытством рассматривала  "крестника". -  Ну, братец, и  нагнал же  ты нам
страху! - были ее первые слова. - Жить тебе после  такой переделки сто  лет.
Доча, принеси-ка йод, нужно обработать парню ухо, а то отгниет - кто за него
и замуж  пойдет. И прихвати  рудикову рубашку, она в сундучке снизу.  Пойдем
под навес, Андрюша. Тебя ведь так звать?
     - Вобще - Андрей. А вас?
     - Зови пока что Ольгой Готлобовной, - улыбнулась та.
     - А почему "пока"?
     -  Будешь  моим  зятем  - глядишь,  как-то по-другому станешь звать.  -
Заметив его смущение, поправилась: - Я, конечно, пошутила, извини.
     -  Ольга  Готлобовна,  а  почему  фрицы  драпанули?  -  оправившись  от
смущения, спросил он.
     - Они, детка, не драпанули... Это был всего лишь передовой отряд.
     - А когда нагрянут остальные?
     -  А может завтра, а  может,  аж послезавтра, - дала она понять, что он
явно злоупотребляет  буквой "а". -Я  как-то забыла спросить, а  они доложить
мне об этом не додумались. Для тебя это важно?
     - Подольше б их, гадов, не было!
     Вышла Марта, неся клетчатую рубашку, пузырек с йодом и клочок ваты.
     - Ну-ка, покажи  свое  ухо, черномазый... Крепко  он тебя  оттрепал. Но
ничего, до свадьбы заживет!
     -  Будем надеяться,  что намного  раньше,  -  заметила дочь и  перевела
разговор  на  другое:  -  Мама, как тебе показались непрошенные гости  -  не
страшно было?
     - Как показались?  - спокойно переспросила она, занявшись Андреем. - На
мой взгляд, они  излишне грубоваты, даже циничны, нагловаты, самоуверенны...
Да это и понятно: не с визитом вежливости пожаловали. - Она  вздохнула. -  А
что до страха, то разве что из-за вас, и то поначалу.
     - Этот ихний старшой - он про меня спрашивал?
     -  Интересовался...  .  Ты  ему  палец,  что  ли,  повредил;   грозился
пристрелить. Но я сказала, что вы убежали в подсолнухи, где вас  разве что с
собаками разыщешь.
     -  Я,  конешно,  придал  вам  хлопот...  Извините.  Не  думал, что  так
обернется.
     - Он, мама, нашего петушка от явной смерти спас, - похвалилась Марта.
     - Да? Каким же образом?
     - Этот  черт  хотел  и его  подстрелить, а  Андрей запустил в  него  из
рогатки - в петуха, конечно, - тот и убежал. Этим, кстати, себя и обнаружил
     -  Скорее, некстати. Поступок, конечно, благородный, но не  стоило  так
рисковать из-за птицы, - не одобрила и она.
     - Мама, можно, мы сейчас же и отправимся к Александру  Сергеевичу? А то
он там волнуется! И голодный.
     - Сперва покормлю вас - и  бегите. Сними-ка свою окровавленную,  надень
рудикову, - предложила Андрею.
     -  Мне  нужно  домой  наведаться,  - сказал  он, сняв рубашку.  - Мама,
небось, переживает за меня, а у нее больное сердце. Там и подкреплюсь,
     Солнце близилось  к полудню, набирала силу  жара. Череду пастухи  - ими
сегодня  были женщины - обеспокоенные случившимся, тронули с пастбища раньше
обычного,  и она  уже  шла по хутору. Впереди всех трусцой  бежала корова по
кличке Свинья (прозванная так ребятами за  исключительно "ехидный характер")
она  спешила  укрыться -  от мух и  оводов  в прохладном хлеву.  Ей, однако,
пришлось  перейти  на  шаг  почти  у  родного  подворья:  в  идущем  спереди
мальчугане узнала одного из  тех, кто  частенько  "угощал" по рогам. Это был
Борис.
     - Привет, Шенкобрысь, ты откуда чешешь? - остановил его Андрей.
     - От Веры-Мегеры, а ты? - обменялись рукопожатием.
     - Мать мою,  случаем, не  видел?  -  Он  подумал, что если  дома все  в
порядке,  то  попросит приятеля  вернуться и  сообщить  ей,  мол, "с ним все
благополучно". А сам вернется, давно ведь должны быть на островке.
     - Токо сичас видел.  Правда, издаля, -  сообщил Борис. - А ты разве еще
дома не был?
     - Ты, как всегда, догадлив...
     - И ничего не знаешь? - удивился тот.
     - А что я должен, по-твоему, знать?
     - Так ведь соседку ж твою эти гады убили!..
     - Какую соседку, ты че буровишь!..
     - Да теть Шуру Сломову! Своими глазами видел...
     - Как, за что?
     - За Варьку заступалась. Ну, и...
     -  За  Варьку? Говори  толком, что ты  цедишь  по  слову!  -  волнуясь,
потребовал сосед Сломовых.
     - Да язык  не поворачивается говорить такое... Придешь - сам узнаешь. А
я спешу - не знаю еще, как там мои.
     -  Я  проходил мимо, видел и  мать,  и  Степашку: живы и здоровы. Давай
расскажи, раз видел собственными глазами, - настоял Андрей.
     - Ну... - начал тот неохотно, издалека. - Я как раз был у Веры, помогал
резать  яблоки  на сушку,  когда  нагрянули  эти выродки...  - Они  не спеша
двинулись в сторону борисова подворья. - Как  токо заслышали стрельбу, сразу
за пацанов - и на огород в кукурузу. При-таились, слушаем, что происходит на
хуторе. Сперва все  было тихо потом пошла стрельба. Одиночная, но перед этим
несколько раз  вроде как из тяжелого пулемета. Причем, на моем краю. Неужли,
думаем, расстреливают людей? Говорю Вере: сбегаю домой, узнаю, как там мои -
может,  уже и  в живых нет. Она  боится оставаться  одна (теть  Лиза куда-то
отлучилась), но отпустила. Ну, крадусь, значит, огородами, чтоб не попасться
им на  глаза. Токо из вашей кукурузы нырнул в сломовские  подсолнухи, слышу,
кто-то  визжит.  Варька, что ли,  думаю...  Завернул в ихний сад, добегаю до
краю  -  так  и есть:  два  здоровенных лба волокут  ее к  ореху, что  возле
колодезя.  У переднего  в  руке железный автомат, с длинным та-ким рожком. Я
сперва  подумал,  что  расстреливать,  но  потом  дошло...   Она,   конешно,
вырывается, визжит, как  резаная, отбивается ногами, пытается  укусить...  А
этот,  ж-жупел,  который  второй-то, накрутил косу  на руку,  оттягивает  ей
голову назад, а у самого, козла, пасть нараспашку - ему, скоту, смешно...  А
у меня - ну ничего в  руках. Что делать? Я  - к вам  во  двор, думал,  найду
тебя, что-нибудь придумаем; а там тожеть фрицы и больше никого.
     - Нужно было сразу же бежать за Ваньком, - вставил  слово Андрей,  тупо
глядя перед собой.
     - А ну как и его тожеть нет дома? Токо время потеряю. Нашел кирпичину -
и назад: будь что будет, думаю, а издеваться не позволю! Еще издаля замечаю:
автомат висит на суку, а они возятся с нею поодаль. Бросил кирпич, крадусь к
автомату, еще бы несколько секунд!.. а тут, откуда ни возьмись, - теть Шура.
Подбежала  да  как  вцепится одному  в  патлы! Что ж  ты, кричит, с дитем-то
делаешь, морда бесстыжая! А другой - хвать автомат да по голове  ее хрясь...
Она и повалилась.
     Борис умолк, удрученно глядя себе под ноги.
     - А что ж с Варей, ее не отпустили? - с надеждой в голосе поднял Андрей
на него глаза.
     - Какой там!.. -  Борис  снова умолк,  не в  силах  продолжать. - Ты бы
слышал, как она кричала, звала на помощь... А потом замолкла, как  если б ей
рот зажали.
     -  И ты на  все это  спокойно глядел?  -  с  осуждением упрекнул Андрей
товарища. - Надо ж было что-то делать!
     -  Что  я мог  сделать  с  пустыми  руками?  А  у  него  автомат:  взял
наизготовку и зырит  по сторонам, не бежит  ли еще кто  на выручку. А насчет
"спокойно" - думаешь, мне не  больно было все это видеть... слушать, как она
зовет: спасите, где ж вы все подевались? . .
     Оправдания Андрей вряд  ли  слышал. Остекленелым взглядом,  потрясенный
услышанным,  молча  и  тупо  смотрел  перед  собой,  ничего не  видя  сквозь
навернувшиеся слезы.
     - Во двор не заходил? - спросил уже на подходе к борисову подворью.
     -  Там было полно соседей. Хотел узнать,  что и как, но меня завернули,
сказали - пока нельзя.
     Убедившись, что с матерью все в порядке, возвращаться Андрей передумал,
и когда  Борис  прошел в  свою  калитку,  направился  к Марте. Там  его  уже
поджидали.
     - Дома все благополучно? - поинтересовалась Ольга Готлобовна.
     - С мамой? Нормально...
     - Ну и хорошо, что нормально. Хотя по твоему виду этого  не  скажешь, -
От  нее  не ускользнуло угнетенное  состояние паренька, но  расспрашивать не
стала. - Можете отправляться, - разрешила дочери.
     Перемена  не  осталась незамеченной и для Марты. Передавая влажную  еще
рубашку (успела "простирнуть"), она посмотрела оценивающим взглядом.
     - Ты че так смотришь? - заметил он.
     - Какой-то ты не такой... - пожала плечом. -  И могу поспорить,  что ты
не подкрепился.
     Убежала  в хату и  спустя  несколько  минут выволокла  объемистый узел.
Андрей подхватил его, и они побежали к проезду в подсолнухах.
     Здесь  было  по-вчерашнему душно, и они вскоре перешли  на  шаг. Андрей
снял рубашку.
     - Давай сюда, - запихнула в узел и ее.  - Духотища  такая, что и  я  не
против наполовину раздеться... Но вчера я вроде и недолго побыла раздетой, а
кожа порозовела - даже мама заметила.
     - Не ругала, что при мне была раздетой?
     - Она у меня понятливая.
     - Мне твоя мама тоже  очень понравилась... Ты шаровары скинь до лимана.
И давай не сильно спешить, седни - не вчера.
     - Ага,  человек там ждет - не дождется... Ну-ка, два дня не евши! Да, я
ж тебе пирожков прихватила. С картошкой. Будешь?
     - Давай. Как ты догадалась, что я не поел дома?
     - Что-то подсказало...  И еще мне показалось, что ты плакал. Вкусные? -
не  дождавшись  ни  подтверждения,  ни  отрицания,  спросила  видя,  как  он
уписывает за обе щеки.
     - Очень! У твоей мамы - золотые руки.
     - Эти я делала сама, - похвалилась она.
     - Сурьезно? Тогда у вас у обоих золотые. И руки, и сердца.
     - Спасибо. Только не у "обоих", а у "обеих". Запомни.
     Оттого ли,  что угодила с пирожками, или по душе пришелся комплимент, а
скорее  и  то и другое стали причиной прекрасного настроения. У нее. Держась
за узел с другой стороны, шла едва ли не вприпрыжку, ловила взгляд спутника,
всякий  раз  улыбаясь,  пыталась разговорить. Но  тому было  не до  веселья.
Гнетущая  борисова весть не  выходила из головы ни на минуту.  Теть  Шуру он
любил,  как родную, и невозможно было  смириться  с мыслью, что ее уже нет в
живых... А Варя  - сердце кровью обливается, как подумаешь,  какие несчастья
свалились на ее голову. Ох,  Варя, Варя, за  что же судьба обошлась с  тобой
так жестоко? А  как  смотреть теперь в глаза Ваньку, куда  деться от позора,
ведь она его так любит!..
     - Андрюша, ты пришел чем-то расстроенный, - заметила она ему наконец. -
И сейчас, вижу, не в настроении...
     - Откуда ему взяться после всего, что произошло, - ответил, не вдаваясь
в суть, вздохнул и снова умолк надолго.
     Он  решил не  говорить ей  о случившемся -  все равно ведъ узнает,  так
пусть лучше от  кого другого. Язык не поворачивался говорить  с  девчонкой о
таком.  Она,  может,  и  слова-то такого  еще  не  слыхала  -"насильничать";
спросит, что это такое, а как объяснишь?
     Лишь  у лимана  разговор  возобновился.  Марта не  сдержалась,  чтоб не
набрать букет цветов. Каждому новому радовалась, как дитя конфете.
     - Скажи,  чудная гроздь? -  поделилась восхищением с  ним. - Не знаешь,
как называется?
     - Заячий горошек, - ответил безразлично.
     - Понюхай, какой изумительный запах! - предложила другой экземпляр.
     - Запах, как запах, ничего особенного...  И вобше, нюхай ты  их сама, -
отмахнулся от очередного "чуда".
     Заметил: обиделась. Осудил себя за невоспитанность: всю  дорогу молчал,
как сыч, да еще и нагрубил ни за что. Она-то ведь не знает, что у него тяжко
на душе. Через силу улыбнулся:
     - Нет, они, конешно, очень  красивые  и душистые. Особенно этот. Дай-ка
нюхну. -  Понюхал,  покрутил  в пальцах. -  Пахнет,  как  мед.  А  как будет
по-немецкому цветы?
     -  По-немецки, -  поправила  она.  - Один -  ди блюме,  а  если много -
"блюмен".
     - А это самое... как сказать: я люблю цветы?
     - Ихь либе блюмен.
     - Их либэ блюмен,  - дважды повторил он. - А как по-немецки местоимение
"тебя"?
     - Дихь... - она задержала на нем взгляд. - А зачем тебе знать?
     -Так просто...  Спросил  из  любопытства.  Мы с пацанами тоже придумали
что-то вроде немецкого,  -  поспешил он переменить тему разговора. - Когда в
войну играли.
     - Интересно! Скажи что-нибудь на своем немецком.
     -   Пожалста:   спаты-спакра-спаси-спава-спая   спаде-спаво-спачка,   -
протараторил "немец".
     - Тарабарщина какая-то, а не немецкий, - пожала она плечами.
     -  Сперворазу никто не понимает,  эт точно. Но потом быстро научается и
понимать, и разговаривать.
     - Как быстро - за неделю, за месяц?
     - Ежли догадливый, то и за час можно.
     Марта посмотрела на него  с сомнением, как бы  говоря: ну  и  мастер ты
заливать!
     -  Все очень  даже просто,  - стал ей объяснять.  - Слово  разбиваем на
слоги, например: ха-та.  Потом перед  каждым  слогом произносим какую-нибудь
приставку, допустим - "спа". Получается: спаха-спата. Уловила?
     - Ну-ка, повтори-ка еще раз. Только помедленней.
     -  Слушай  внимательно: спама-спарта,  спаты,  спакра-спаси-спава-спая,
спаде-спаво-спачка.
     На этот раз она разобрала: Марта, ты красивая девочка.
     -  Схватила  только  первое  слово:  Марта,  -  не  созналась   она  из
скромности. - Скажи еще что-нибудь.
     - Кау-каже, спака-спаже-спаца, накапри-накашли, - несколько усложнил он
фразу, но она тут же воскликнула обрадованно:
     -  Хоть  ты и  хотел  меня запутать,  но я поняла все! Ты сказал: "Уже,
кажется, пришли"
     - Ну вот,  а ты говорила!  Теперь уж точно начинаешь мне  нравиться. За
сообразительность, конешно.
     - Спасибо и на том...
     Расстояние  до островка преодолели быстро: Марта все больше осваивалась
с ролью помощницы, работая  шестом. Попробовала было  и веслом,  но  тут  не
совсем получалось: лодка норовила повернуть обратно.
     Судя по широкой улыбке, какой встретил их появление подопечный, здесь и
впрямь заждались.
     - Уже  и не надеялся, что будете  сегодня у меня. - Ухватил за  скобу и
вытащил лодку на треть длины. - Здравствуй, Андрюша, здравствуй, Марточка! -
пожал он обоим руки в ответ на приветствие устное.
     - Фрицы задержали...
     - Я  так и подумал: стрельба слышна  была и  сюда... И вы не убоялись -
среди бела дня?
     - А  их уже  на хуторе  нет. Натворили делов и  укатили,  изверги  рода
человеческого.
     - Дядя  Саша, как ваша рука, без осложнений?  Возьмите вот,  - передала
узел Марта.
     - Спасибо, пока что не беспокоила. Тяж-желый! Небось, устали тащить.
     - Не-е, мы ж несли вдвоем.
     На верху  островка  появился  довольно  просторный  шалаш  из  зеленого
камыша.  Покатые  стенки  защищали  от палящих  лучей,  продувался ветерком,
сегодня  посвежевшим настолько,  что  не  звенел ни  один  комар.  Здесь,  в
холодке, хватило места всем.
     -  Ну-ка,  показывай,  что  там  такое  тяжелое,  -   видя,  что  Марта
распаковывает узел, сказал летчик, не скрывая нетерпения.
     Сегодня он выглядел отдохнувшим, посвежевшим с  лица, без  волдырей  от
комариных ужаливаний. Успел соорудить жилье и вскипятить воды:  под треногой
висел накрытый тарелкой котелок.
     - Мы положили тут все, о чем  вы  вчера беспокоились, - стала объяснять
хозяйка, доставая нечто  большое, завернутое в полотенце. - Андрюш, расправь
немного парашюта - будет заместо скатерти.
     От полотенца исходил вкуснейший аромат свежеиспеченного хлеба, и глазам
предстала круглая зарумянившаяся буханка, разрезанная начетверо.
     - Ух-х! - потянув  носом, воскликнул летчик. -  Ну и дух, просто голова
кружится! - Отщипнул от горбушки. - Даже еще теплый!
     За хлебом  на  импровизированной  скатерти стала  появляться  и  другая
снедь; Марта поясняла:
     -  Это  вот  вареная  индюшатина.  Здесь  соль...  Помоги  же  больному
разломить!  - подсказала  напарнику;  тот  достал  ножик  и  помог  отделить
индюшиный  окорок.  -  А  здесь  завернуто   сало:  оно  соленое,  долго  не
испортится; будет вам прозапас. Тут еще кое-что из одежды - посмотрите сами,
- отложила  узел в  сторону. -  Куртка, рубашка,  брюки;  ношенные,  но  еще
крепкие; дедушкины, должны вам подойти.
     -  Огромное  вам  спасибо!  -  завтракая,  поблагодарил  изголодавшийся
островитянин.
     - Подкрепляйтесь  да посмотрим рану.  Мама велела  обязательно  сменить
повязку на стерильную.
     - Рана  не беспокоит. -  Он  пошевелил пальцами больной  руки. - Но раз
мама велела, значит, сделаем. Сами-то вы не голодны?
     - За нас не беспокойтесь, - заверил Андрей. - Марта, а где ж груши?
     - Ой, я и  забыла! Они в самом низу. А еще вам записка! -  спохватилась
она.  Вылезла из шалаша, достала из "кармана" на груди  сложенный вчетверо и
пришпиленный булавкой носовой платок - в нем лежал клочок бумаги. Вернувшись
вручила его адресату.
     -  Ну-ка,  что  тут...  -  стал  пробегать глазами,  перестав при  этом
дожевывать  откушенное.  Пройдясь  несколько  раз,  сунул  в  карман,  снова
накинулся   на  еду.  -  Так  что  там  за  делов   натворили  изверги  рода
человеческого? - спросил после некоторой паузы, глядя на все  еще коричневое
от йода ухо Андрея.
     - Немец чуть было не застрелил Андрюшку!..
     - Даже так? - испуганно вскинул голову летчик. - Ухо - это его работа?
     - Ухо -  ерунда...  Соседку, тетъ Шуру,  насмерть  убили. Авто