вдой, я сделаю для вас гораздо
больше.
     -  Вы  ниспосланы  нам самим господом  богом! -  с чувством  высочайшей
благодарности сказала  Марта. - Это я говорю словами вашего папы, сказанными
в  наш  с братом  адрес.  У  нас на родине в бога не  веруют,  но  я  готова
поверить, что он все-таки есть...
     - Вечером  расскажете нам обо всем подробно.  - Она снова усадила ее на
диван и присела рядом. - Вы, наверное,  за всю дорогу ни разу не помылись  в
бане...
     - Знаю, от нас несет далеко не ароматом... Но это не наша вина.
     - Понимаю. Тебе сколько лет?
     - С четырнадцатого сентября пошел пятнадцатый.
     - Бедняжка! Очень тебе сочувствую. Через полчаса вы будете у меня  дома
и первым делом хорошенько помоетесь. Уже, - сообщила она, выглянув в окно, -
ребята, которых я отобрала, садятся в автобус.
     Через  четверть  часа черный, сверкающий  лаком лимузин доставил  их  к
особняку на какой-то штрассе в центре города.
     Встретить маму выбежал крепыш лет семи, сопровождаемый  прилично одетой
девушкой не  старше двадцати. В  малыше Марта без  труда узнала внука Отто с
фотографии, а в няньке предположила близкую родственницу  - Ирма  назвала ее
Гретхен, что по-русски значило бы ласковое Греточка.
     Сынишка Ирмы сразу же  проявил живой интерес к гостям,  уже  в прихожей
засыпал вопросами и не пожелал с ними расставаться. Мать, выходя с Гретхен в
другую комнату, разрешила ему остаться.
     Дав, видимо, необходимые  инструкции,  хозяйка укатила снова, а  гостям
тут  же было  предложено  пройти в  ванную.  Грета крайне  удивилась чистому
выговору Марты и  еще больше - когда этот кнабе оказался медхен. Приготовила
для нее ванну первой и сама же помогла соскоблить застарелую грязь.
     После  помывки  гости были облачены в халаты. Для  Марты,  кроме  того,
нашлись  кружевные рейтузы и бюстгальтер, по всей вероятности,  из гардероба
Греты, но  пришедшийся  ей  впору.  Надевая его,  не  забыла  про  талисман.
Поцеловав  его и  произнеся шепотом: "Милая моя линзочка,  светлая  память о
комиссаре, спасшем нам жизнь, и дорогой андрюшин подарочек! Спасибо тебе - и
в этот раз ты выручила нас от беды".
     - Что мне  делать  с  вашей одеждой? - спросила Грета. - Там, наверное,
вшей полно... Может, все это выбросим?
     - Не знаю, как у Андрэ, но у меня их не должно быть. По крайней мере, я
не чувствовала, чтоб беспокоили. А что с нею делать - спрошусь у брата.
     - Не  вздумайте!  - запретил "брат". -  Она может еще  нам пригодиться.
Прокипятить,  на  всякий  случай, не помешает.  Не забудь только  про марки.
Слушай, отдай их ей, нехай купит нам что-нибудь заместо халатов.
     Марта вспомнила, что сегодня у ее возлюбленного день рождения и надо бы
заодно купить  ему какой-нибудь  подарок. Сказала об этом Грете. Та, приодев
"сестру", пригласила  с собой и ее.  Оставив  Максика с "дядей  Андрэ",  они
отправились в находящийся поблизости магазин.
     - Купили необходимое для нас обоих, Максику сладостей, а Грете  золотые
сережки. И еще - тебе подарок. Угадай, в честь чего?
     - Сегодня что, уже пятнадцатое октября? Я и забыл совсем!  И что же это
такое?
     - А вот, - вручила она складной ножик в перламутровой  оправе. - Думаю,
тебе понравится.
     - Ух ты! - обрадовался он  подарку. - Два лезвия, и острые, как бритва!
И еще ножнички и швайка.  Ну, это тоже  может понадобиться.  Спасибо,  очень
классная вещичка! И на все это хватило денег?
     - Еще и остались. Тут все дешево и чего только нет!
     Тем  временем  Грета,  приставив  серьги  к  мочкам  ушей, вертелась  у
зеркала, любуясь драгоценными безделушками.
     - Нравятся? - видя, с каким восхищением рассматривает она приобретение,
поинтересовался Андрей.
     Вместо короткого "да" Грета  выдала целую тираду,  из которой он ничего
не понял.
     - Она  сказала, - пояснила Марта, - что давно мечтала об этих сережках,
но они  дорогие, поэтому стеснялась просить брата о таком подарке; что у нее
еще и  уши  не проколоты, но теперь она переборет боязнь и завтра же посетит
салон красоты.
     Благодаря компанейскому характеру Марта еще до похода в  магазин успела
завоевать симпатии Греты,  а заветные сережки сблизили их еще больше: Андрей
заметил, что вели они себя, как близкие подруги.
     Накормив их,  хозяйка  попросила  ее  помочь "состряпать  что-нибудь на
ужин",   и   они   отбыли   на   кухню.   Предоставив   возможность   Андрею
совершенствовать свой немецкий выговор с помощью Максика.  У малыша лексикон
был  богаче не  на  много,  но зато  пользовался  он  им гораздо  увереннее.
Произношение же "онкель Андрэ" вызывало у него заливистый смех.
     К  приезду  взрослых  хозяев,  появившихся,  по  словам  Греты,  раньше
обычного, ужин  был готов,  и  разговор на  интересовавшую всех тему начался
прямо за столом.
     - Ну, давай, расскажи нам пообстоятельней, где и как вы познакомились с
нашим  отцом,  -  начал  Курт  тоном,  в  котором  отчетливо сквозили  нотки
недоверия, если  не сказать больше. - Но учти: без лжи и фантазий! Это может
обернуться для вас неприятностями...
     - Курт, зачем ты так!.. - упрекнула супруга. - Уж не заподозрил ли ты в
них большевистских шпионов?
     - Извини, Ирма, но очень уж все это выглядит подозрительно...
     - Ты же еще ничего...
     - Как-то странно получается,  -  не дал  он ей  договорить:  -  ехали в
Германию на заработки - так,  по крайней  мере, считали их родители - и  при
этом снабдили такой суммой в марках... Или сестра сказала мне неправду?
     - Я  объясню, откуда  у нас  эти деньги,  -  отвечала  Марта  без  тени
растерянности. - Позвольте рассказать все по порядку.
     Хозяин  промолчал, и не только, видимо,  потому, что как раз отправил в
рот кусок бифштекса; а она продолжила:
     - Начну с ответа на "где". Случилось это недалеко от города Краснодара.
Слыхали о таком?
     - Разумеется. Продолжай.
     -  К  середине  августа  мы  оказались в оккупации.  А  через месяц  на
железнодорожной  станции,  вблизи  которой  мы  с  ним, - кивнула в  сторону
Андрея, без стеснения  уплетавшего все, что подсовывала  ему Грета, -  тогда
жили,  ваши  сформировали  состав  из  десятка  вагонов,  груженных  зерном,
картофелем  и  еще  не  знаю  чем.  Как  узнали  мы  позже от  вашего  папы,
продовольствие  предназначалось для нужд армии в  тех местах; мы  же  сперва
думали, что для отправки в Германию.
     - Вы - это кто: ты и твой брат? - потребовал уточнить Курт.
     - Не только: в вагоне нас было около тридцати человек.
     - Ты что-нибудь понимаешь? - бросив взгляд на жену, Курт нервно отложил
вилку и нож, с помощью которых управлялся с бифштексом.
     -  Да, я, извините, немного  забежала  вперед, -  спокойно  поправилась
рассказчица.  -  Сейчас поясню. Но сперва хочу снять грех с  души.. Я вам, -
посмотрела в глаза Ирме, - сказала, что мы с Андрэ брат и сестра, но  это не
так... Просто мы  с ним были соседи и  давно  дружим. И  так получилось, что
последнее  время он остался  жить  на  хуторе - это небольшое,  в  несколько
десятков дворов  поселение - а  мы  с  мамой и дедушкой переехали в  большую
деревню, километров за семь. Четырнадцатого сентября он пришел  к нам, чтобы
поздравить  меня  с  днем  ангела. А  на  другой  день,  когда  я пошла  его
проводить,   мы  попали   в  облаву,  устроенную   властями,  чтобы  набрать
подростков.  Нас  и  еще  около трех десятков мальчиков  и  девочек взяли на
рынке, отвезли на железнодорожную  станцию  и  там заперли  в пустом вагоне.
Затем  этот вагон  поставили впереди паровоза, а  с  боков метровыми буквами
написали слова "ДЕТИ". Теперь понятно?
     - Продолжай, - кивнул Курт.
     -   Сделали  это  для  того,  чтобы  обезопасить  состав  от  партизан:
командование  было уверено, что из-за детей партизаны - я слышала это своими
ушами - не пустят его под откос...
     Словом,  Марта  подробно  и  правдиво,  как  того  и  требовал  хозяин,
рассказала то, что  известно читателю  по первой части романа. Опустила лишь
случившееся с тремя девочками: язык не повернулся говорить о таких постыдных
вещах.
     Вслух не  реагируя  на услышанное, Курт  больше "каверзных" вопросов не
задавал,  и  у  нее  скаладывалось  впечатление,  что  удастся  развеять его
сомнения и недоверие. Умела сдерживать эмоции и Ирма;  не умела делать этого
только  Грета.  По  натуре впечатлительная  и справедливая,  она  то  гневно
отзывалась  о своих  соотечественниках,  то  ругала  партизан, то тут же  их
хвалила  или  оправдывала действия;  брат к  этому  относился  спокойно,  по
крайней мере, внешне.
     Гуманный  поступок  деда,  напоившего  заложников водой и поделившегося
хлебом, она горячо одобрила, добавив:
     - Наш дедушка - добрейшей души человек! За это и бережет его бог в этой
вашей страшной России.
     Услышав,  что  в  свинцовом   ливне  за  каких-нибудь   пару  минут  от
партизанских пуль полегло столько  народу, большинство которых  -  ровесники
деда, она, всхлипывая, пожалела:
     - Бедные!.. За что, спрашивается?..
     Убийство по приказу комиссара тяжелораненых вызвало гнев:
     - Негодяй! Разве ж это по-человечески?..
     Гнев  вскоре  уступил  место  уважению -  после  того,  как  он  и  его
подчиненные обошлись с дедом более гуманно:
     - Не такие уж они и звери, как нам тут внушают!
     Подробно остановилась Марта и на допросе в каптерке, где Отто рассказал
о своем коммунистическом прошлом. Для нее важно было выяснить, действительно
ли зять исполняет свои гестаповские обязанности только в  силу необходимости
подчиняться сложившимся обстоятельствам. Но Курт свои чувства не афишировал.
Лишь однажды, услышав,  что  Отто  сообщил о его принадлежности  к  гестапо,
заметил:
     - Этого можно было и не говорить.
     - А вы знаете,  так же сказал и комиссар мне. И даже велел предупредить
- правда,  не  от своего  имени  -  чтобы  он  таких подробностей  избегал в
дальнейшем. Иначе, сказал, знание русского  может  и не понадобиться. На что
Грета, хорошо, видимо, зная родного брата, заметила:
     - Мой братик поступил бы так же!
     Старинные  часы мелодичным  звоном  уже  несколько  раз напоминали, что
время позднее, однако  интерес  к мартиному повествованию не иссякал.  Разве
что у Максика: он и в начале, поужинав, предпочел играть с "дядей" в прятки,
но потом и это ему надоело. Начал капризничать, и Андрей, не участвовавший в
беседе, видя что и  мать, и нянька забыли про режим, предложил свои услуги и
с разрешения родительницы увел его в детскую.
     К этому времени Марта успела рассказать все наиболее важное, касающееся
отца  и деда хозяев, создав у  них  твердую  уверенность, что опасность  ему
больше не грозит. Не забыла упомянуть и о деньгах, так настороживших Курта в
самом начале.
     - Мы видели у партизан во-от такой ящик с трофейными марками, - сказала
она. - Им, мне кажется, эти  бумажки не очень-то и нужны. Вот и отвалили нам
с Андрэ целых две тысячи на мелкие расходы.
     Закончить хотела объяснением того, каким образом оказались они в вагоне
с  завербованными  краснодарцами, четверо из которых - ее школьные товарищи.
Очень  хотелось выяснить, что  ждет  их с Андреем  и тех ребят, что отобраны
Ирмой  для  какой-то  особой надобности. Но вынуждена была  отвечать  на  их
вопросы, теперь уже не связанные с Отто.
     - Это правда, - спросила, в частности, Грета на полном серьезе, - что у
вас  в России половина людей все еще  ходит в звериных шкурах  и  едят сырое
мясо?
     - Ну, разве что в Заполярье, на самом севере страны, где морозы доходят
до  пятидесяти  градусов, - пожала  она плечами.  -  Там  жители  занимаются
разведением оленей и в зимнюю стужу носят одежду из оленьих шкур; я об  этом
читала. Случается, что едят и  сырое мясо; только  оно мерзлое  и называется
строганиной. А чтоб у нас на Кубани - такого нет.
     -  А как отнеслись у вас на  Кубани  к  немецкой оккупации?  - спросила
Ирма.
     - Сказать, что плохо -  все равно, что не сказать ничего... Большинство
тех, кого я знаю, с оккупацией не смирились и надеются, что это временно. Но
есть  и такие, кто  ждал прихода  ваших с нетерпением: это -  бывшие богачи,
которых  советская  власть  раскулачила,  то  есть  отобрала  имущество  как
несправедливо нажитое.  Эти охотно  прислуживают новым властям и из  желания
угодить  и  выслужиться  бывают  более  жестоки  в обращении  со  своими  же
земляками, чем ваши... Кроме, конечно, гестапо.
     - Откуда ты все это знаешь? - удивилась хозяйка. - Вы ведь, в сущности,
еще дети. А рассуждаешь, как взрослая!
     -  Нас  война   повзрослила  досрочно,  -  ответила  она  строчкой   из
стихотворения. - Ну а откуда - конечно, от взрослых, от мамы.
     - А твой папа еще жив? - поинтересовалась Грета.
     - Этого  я не знаю... Его задолго до войны наше правительство заслало к
вам разведчиком. Так мне сказала мама - конечно, под большим секретом.
     - А вот этого и тебе не следовало бы говорить, - заметил Курт.
     - Я учту ваш совет, - пообещала допрашиваемая.
     -  Скажи,  повзрослевшая досрочно... я вижу, ты довольно  эрудированный
ребенок, - что говорят у вас об исходе этой войны?
     - Я уже  говорила, дядя Курт: большинство из тех, кого я знаю, надеются
на победу Красной Армии. И когда  мы были у  партизан, то слышали, будто под
Сталинградом  ваши  уже  встретили решительное  сопротивление.  И что отсюда
начнется перелом в ходе войны.
     Часы давно уже отзвенели полночь, и хозяйки принялись убирать со стола;
Марте  так  и не удалось прояснить  что-либо на свой  счет. Грета, в комнате
которой постелили  и ей и с которой  побеседовала она перед сном, не  смогла
ничего сказать конкретного. По ее словам, живут они в этом городе недавно; о
том, что брату поручено формировать какие-то группы из русских ребят, слышит
впервые.  Обещала  поинтересоваться специально  и,  если  что-то узнает,  то
поделится и с ними.
     Наутро, еще  к спящим, к ним зашла Ирма, одетая по-рабочему, то  есть в
военной форме; присела к изголовью Марты.
     -  Вчера  мы  задержались  допоздна, -  сказала она,  -  и я не  успела
поблагодарить  тебя за все,  о чем ты нам поведала. Дорогая  моя девочка, вы
сделали так много для моего отца, что было бы верхом неблагодарности с нашей
стороны не ответить  вам  тем же.  Хочу  тебя заверить: не тревожьтесь  и не
переживайте: все будет хорошо. Твоего Андрэ мы пристроим к надежным знакомым
под видом работника; ему у них плохо не  будет. Ты при желании можешь жить с
нами.  Вот  пока  и  все, что  я  хотела тебе  сообщить. Мне пора на службу,
остальное обсудим в другой раз.
     Накинув халат, Марта поспешила поделиться услышанным с Андреем, спавшим
в комнате Максика. С ее приходом он проснулся  и подвинулся  к краю кровати.
Она  прилегла  поверх  одеяла, обхватила  его  лицо  ладошками  и поцеловала
"по-взрослому".
     - Ты че это? - шепотом, чтоб не разбудить малыша, удивился он.
     - Сегодня такой день, что имею право поцеловать, как хочу. За вчера,  -
уточнила. - Я же тебя так люблю!
     - Еще успеем нацеловаться. Сперва надо бы подрасти...
     - Целоваться можно и в двенадцать лет, а мне уже пятнадцатый.
     - Ты только за  этим  и пришла? - спросил он, позволив еще раз доказать
степень влюбленности.
     -  Нет, конечно. Пришла сообщить тебе нечто приятное. Только что ко мне
подходила Ирма. Поблагодарила за отца и  заверила, что  сделает для нас все,
что в ее возможностях.
     - А если поточней?
     -  Мне предложила жить с ними, а тебя определят  к надежным  людям. Под
видом работника, но тебе там будет хорошо.
     - А как насчет твоих одноклассников, что будет с ними?
     - Пока  не знаю. Она спешила,  сказала  - об остальном поговорим другим
разом.
     - Договариваешься с ними ты, поэтому хочу посоветовать.
     - Посоветуй. Я сделаю  все, как ты скажешь.  Ты же мой хозяин, а я твоя
раба.
     -  Ну-ну, хватит  лизаться,  -  попытался он уклониться  от  дальнейшей
ласки. -  Скажешь  так:  мне не нужна хорошая  житуха, если что-то нехорошее
готовят  нашим соотечественникам.  Надо  бы  узнать, для  чего  их отобрали.
Может, хочут... ну хорошо, хотят, - учел он ее замечание, - хотят сделать из
них карателей или шпионов. Ты этого хочешь? И я нет. Нехай лучше буду делить
с ними лишения  и все что  угодно, но зато мы  останемся русскими -  верными
Родине  и  советской власти. Так  и  скажи,  когда  будет разговор обо  мне,
поняла?
     - Конечно! Так и скажу. А как быть мне?
     -  Ты можешь жить у них. Видеться нам, может, и не  придется часто,  но
переписываться разрешат. А может, вы с Гретой когда проведаете или...
     Видимо,  шепот стал слишком  громким, а  может, время пришло, но Максик
проснулся,  вскочил  со своей  кроватки  и тоже  пожаловал к  онкель  Андрэ,
помешав продолжить беседу.
     - Ну и как, обрадовала своего любимого братика? - улыбнулась  ей Грета,
сделав паузу перед  последним словом  и пристально  посмотрев  на  ее  губы,
заметно  порозовевшие;  она  успела уже  заправить  постели.  -  Максика  не
разбудили?
     - Говорили шепотом, но он все-таки под конец проснулся; и сразу к нему.
А что до обрадовала, то я  бы не  сказала... Нет, он, конечно, благодарен за
обещание покровительства.  Но,  говорит, не для того  мы рисковали  потерять
родину, чтоб теперь искать легкой жизни только для себя. Иначе говоря, Андрэ
будет проситься к нашим ребятам, чтобы разделить их судьбу.
     - Странный, однако,  у  тебя  дружок... Я его не  совсем понимаю.  А ты
уверена, что он тебя любит?
     - Конечно! Мы друг без друга  жизни себе не представляем - я  говорю не
только за себя.
     -  Но если его включат в эту  команду  и ушлют  в какую-нибудь школу  в
другом городе - вы же не сможете видеться.
     - Ну и что ж... Нас устроит и переписка.
     -  Удивительные вы  люди,  русские... -  заключила  для себя  Грета.  -
Жертвовать своим счастьем ради других - это же глупо...
     - Хочу  тебя  попросить: при  случае скажи брату,  что  если  он желает
сделать  для  нас  добро,  то пусть  лучше сделает немного, но  и  для  моих
земляков! Ирму я сама об этом попрошу, а его неудобно...
     - Передам обязательно. И такую же просьбу выскажу от себя лично.
     -  Спасибо, Гретхен, ты так добра!  - обняла  ее Марта.  - Не знаю, как
тебя и благодарить...
     О  решении  Андрея  отказаться  от  личного благополучия  и его желании
присоединиться к землякам Ирма узнала в тот же вечер.
     - Даже  так? -  удивилась и она. -  Зачем ему  это?  А  что  ты об этом
думаешь?
     -  Вы уж извините, но  его решение  разделяю и я... Поясню. Вы отобрали
самых  крепких  и  здоровых  ребят. Нам  думается,  это  неспроста. Их хотят
сделать предателями, шпионами или чем-то вроде этого?
     - Не совсем так... Но участь им готовилась незавидная.
     - Не знаю,  что  вы  имеете в виду,  лучше  пусть бы они  делали  самую
тяжелую  работу,  но... В  общем,  если Андрэ будет  с  ними  рядом, из  них
подонков не сотворят.
     - Но ведь  я пообещала все уладить и не только в отношении вас двоих! -
заверила ее Ирма.
     - Я вам верю. Но он твердо решил  быть рядом с ними,  - стояла на своем
Марта.
     - Ну, если твердо... -  пошла  та  на  уступки.  - Подумаем и над  этой
проблемой. Хотя, признаюсь, это усложнит дело...
     - Будем вам всю жизнь благодарны!
     - Я посоветуюсь, с кем надо; завтра к  вечеру, возможно, будет известен
результат.
     - Спасибо, тетя  Ирма, вы к нам  так добры! -  с искренностью, на какую
только была способна, поблагодарила ее Марта.
     На следующий день, возвратясь, как всегда, поздно вечером, она сообщила
своим привередливым подопечным: просьба их учтена.  Завтра утрясут кой-какие
мелочи, а уже  с раннего  утра следующего дня они оба  присоединятся к своим
землякам, и всех их отправят на новое место. Куда именно, уточнено не  было,
но ребят заверили: там они будут в боль-шей б