зэмля будэ пухом!
     Сказав  так,  он  поднялся, замахнулся  лопатой,  плашмя с силой  огрел
"бидолагу" по  голове; тот  судорожно повел лапами...  Затем спихнул в ямку,
забросал землей, потоптался  и, вскинув  черенок на плечо,  поплелся к дому.
Андрей  надломил  пару веток для ориентира и тоже  пошел  обратно, набив  по
дороге карманы и пазуху орешками.
     Ни вечером, ни утром следующего дня за барашком не пришли. Полагая, что
все же  заявятся, его в череду не пустили, привязав в огороде. Замена же ему
уже  была готова. В  ожидании дальнейших событий ребята занялись  рытьем ямы
для зимнего хранения картошки.
     Надо  ли говорить, как  все  они переживали! И  было отчего. Во-первых,
нарушен строгий приказ "худобу не расходовать", во-вторых, вдруг догадаются,
что подсунули не баранину, а собачатину? . .
     Незадолго до  прихода  череды  на  обеденную  дойку  у  двора Кулькиных
остановилась  бедарка-одноконка.  Туман  разразился  лаем,  и  Ванько  вышел
встречать.  Его  поджидали  полицай с  Лехой;  последний  в ехидной  усмешке
показывал редкие зубы.
     - Добрый день, пан полицай, вы...
     - Приехали за овцой. По распоряжению...
     - За какой  овцой? - сделав удивленное лицо, Ванько, в свою очередь, не
дал и ему договорить.
     - За обнаковэнной,  яка  в череди пасэтьця, - с гонором пояснил Леха. -
Ничого прыкыдуватьця прышелэпкуватым!
     - За валашком, что ли? А я его еще вчера прирезал...
     - Як  это  "прирезал"? - повысил голос "пан".  -  Тебя предупреждали об
ответственности?
     - Да знаю... Но понимаете, в чем дело: его корова чья-то боднула. Он бы
все равно не выжил.
     - Брешешь, поди, стервец! - усомнился полицай. - Мясо куда подевал?
     - Да никуда. Присолил и лежит в лоханке. Принести показать?
     -  Показать  бы  тебе  вот этой плеткой!  - выругался  тот;  глянул  на
напарника:  - Шо ж делать?  Приказано доставить живого барашка... У кого тут
еще есть овцы?
     -Та  е  ще  у двох...  - В  голосе  Лехи слышалось  разочарование: ему,
видать,  хотелось  насолить  именно  Ваньку.  - А  чи вин  нэ  брэше?  Давай
подывымось.
     - Тащи лоханку сюда!
     Ванько  обернулся   мигом.  Подходя,   расслышал  последние   слова  из
разговора:
     "... забэрэмо и ризаного, нажарым сашлыкив для сэбэ. "
     С удрученным видом поставил он лохань на передок бедарки,  снял крышку.
Разделанная на куски, собачья туша выглядела вполне правдоподобно.
     - Что-то больно синее, - не понравилось  полицаю. - Ты его  зарезал или
задушил?
     - Он,  пан  полицай, уже был подыхал, когда  я его прирезал... оставьте
его нам, я уже не помню, когда баранины пробовал, - попросил Ванько. - Если,
конешно, можно...
     - Накрой и ставь в ящик сзади! - приказал полицай, а Леха съехидничал:
     - Голову та кышкы тоби оставляемо, ото и покуштуешь баранины!
     Едва бедарка укатила, Ванька окружили ребята:
     - Ну как, получилось?
     - Прорезало?
     Он пересказал весь разговор с приемщиками. Все остались  довольны, хотя
получилось не совсем так,  как хотелось бы: вместо этого барашка  заберут  у
кого-то  другого,  собачатина  пойдет не на  угощение  коменданта  и  прочих
высокопоставленных, а на "сашлык" Лехе и его приятелям...
     Под  вечер, как это было  уже не раз, Андрей с Мартой  занесли Васятку,
после чего  балкой неспеша направились  в  конец хутора. Навестив  мастерицу
наматывать веревку на кол,  уселись под копешку,  все  еще  стоявшую с  краю
акациевой поросли.
     Вчера по известной причине  у Андрея не нашлось свободного времени, они
не "встречались"; да и сегодня перебросились всего несколькими малозначащими
фразами. Поэтому новостей накопилось множество.
     По пути сюда он, похвалив и  поблагодарив за помощь в спасении барашка,
увлеченно  рассказывал  в подробностях  об операции  "Сашлык".  Она  слушала
внимательно,  иногда  улыбалась, даже смеялась - в зависимости от излагаемых
обстоятельств. Но при этом от Андрея не ускользнула перемена в ее настроении
- задумчивость, рассеянность, некая угнетенность.  Заметив, что  она и здесь
уже в который раз украдкой вздохнула, он обеспокоился:
     -  Ты  седни  какая-то  не  такая...  Не  заболела, случайно?  -  Марта
отрицательно крутнула головой. - Может, с девчонками не поладили?
     - Ну что ты! нет...
     - Но что-то же произошло? - Повернул ее лицом  к себе. - Посмотри мне в
глаза. Теперь точно вижу: у тебя что-то на душе.
     Высвободившись из ладоней, она склонилась к нему на грудь. - Боюсь даже
говорить...
     Не на шутку встревоженный, он замер в ожидании, что вот сейчас с ее губ
слетит некая  ужасная новость.  Но  Марта, подняв  на него  глаза,  спросила
нерешительно: - Скажи, ты меня любишь? . .
     - Вот те на! Конешно! С самого первого дня.
     - Почему ж до сих пор не сказал мне этого?
     - Так ведь... ты ведь и так знаешь. И потом, я говорил...
     -  Это  на ерике?  Под водой:  "Ихь либе дихь?  " То  не в счет, я хочу
услышать это по-русски.
     - Пожалста: я тебя люблю. Очень! - Андрей обнял ее, привлек и поцеловал
в обе щеки.
     - Не так... Поцелуй по-настоящему.
     "По-настоящему" - значит, в  губы. Такое "удовольствие" он  уже однажды
испытал. На свидании с  Нюськой: она, помусолив, напустила ему в рот слюней,
которые  -  не сплевывать  же  у  нее на  глазах! -  пришлось  с отвращением
проглотить... И он дал себе слово т а к вообще никогда не целоваться! Марта,
конешно, не Нюська, но... мало ли чего взбрело ей в голову...
     - Знаешь, что!.. Не  дури, - отшатнулся от нее. - Что за  блажь  пришла
тебе в голову!
     - Значит, ты  по-настоящему  и не любишь... - На  глаза  ее навернулись
слезы.
     - Да  люблю  же!  Очень люблю, чесно тебе говорю.  Видя,  что  слова не
помогают,  Андрей прижал ее к груди и принялся целовать в лоб, нос, бороду и
обе щеки. Она не возражала, но и не отвечала взаимностью.
     - Машка просится... - Освободилась от объятий. - Пойди отпусти, она уже
знает дорогу домой.
     Почувствовав   свободу,   коза,  несмотря  на   брюхатость,  вприпрыжку
пустилась  по стежке наверх. Андрей сломил две веточки отгонять комаров (еще
не стемнело, как они припожаловали), сел рядом, прикрыл обоим ноги сеном.
     -Так ты  это боялась сказать? - вернулся к прерванному разговору, обняв
и притянув ее к себе.
     - Я  хотела  сперва убедиться,  что  ты меня  любишь. Потому  что нашим
встречам, Андрюшенька, приходит конец.
     - Конец? Почему? . . - В растерянности  он повернул ее к себе лицом: не
шутит ли?
     - Я вчера не  успела... вернее, не решилась сказать, - вздохнула она. -
Гулянку   с   шашлыками  староста   устроил  по   случаю  награды   здешнему
представителю властей...
     - А я сказал ребятам, что у него день рождения, - вставил Андрей.
     -... за то, что он хорошо наладил работы по уборке урожая и поставкам с
колхозных полей.  Это мне  мама сказала. Теперь  его  переводят  в станицу с
повышением то ли звания, то ли должности, и он забирает ее  с собой туда. Не
подумай чего такого - просто как переводчицу.
     - А вы с дедушкой?
     - Мама сказала, что заберет с собой и нас...
     - А как же... как же теперь мы?
     -  Я,  как  узнала,  весь  вечер  проплакала...  Даже  мама  не  смогла
успокоить.
     - Она знает, что ты меня любишь?
     - У меня от нее секретов нет. Жалеет, что так получилось, но по-другому
ей поступить нельзя.
     - Да... Вот так  новость...  - Андрей  помолчал в  задумчивости,  затем
добавил:  - Ну и что!  Мне в  центр ходить  не привыкать.  Разузнаю,  где вы
поселились, и буду приходить в гости. Не так часто, конешно...
     - Пока не надоест... А потом отвыкнешь, найдешь себе другую девочку - и
все...
     - Напрасно  ты так... - Он взял ее ладошку  и  крепко сжал.  - Кишки из
меня вон, ежли я когда тебе изменю! Хочешь, поклянусь?
     - Очень хочу!
     -  Слышишь,  как стучит, - прижал он ее  ладошку  к  груди. - Этим  вот
любящим серцем  клянусь,  что ни через год,  ни через  сто  лет  ты  мне  не
надоешь, не отвыкну и не полюблю другую! Поклянись и ты.
     - И я  клянусь... быть верной тебе и нашей любви до самой  смерти!  Она
подставила лицо для поцелуя, но Андрей предупредил:
     - Только не по-взрослому, ладно?
     - Да ладно уж... - и взяла инициативу на себя.
     Подтвердив  словесные заверения такими вот  действиями, посидели молча,
слушая взволнованный  стук сердец.  Несмотря  на  предстоящую  разлуку,  оба
чувствовали себя в эти минуты вполне счастливыми. И  неизвестно,  сколько бы
это продолжалось, если бы  не все  то  же комарье,  заставившее вспомнить  о
приготовленных веточках.
     Вскоре  услышали  радостный визг,  и  Тобик  ухитрился  лизнуть  сперва
хозяйку, потом Андрея.
     - Ты как нас нашел? - удивился тот. - А ну брысь! Ляжь и  не топчись по
ногам.
     -  Пойдем уже отсюда, - предложила Марта.  - Посидим на навесе,  он уже
свободен. Я  вчера спала  там  напару  с ним.  Ветерок, ни  одного комарика.
Правда, долго не могла уснуть...
     -  А  мы тебя вспоминали, не  икалось?  Наверно, когда добром поминают,
тогда  не  икается.  Хотел  прийти,  но  пока  откопали  да  дотащили  зтого
"барашка", пока сняли шкуру... Он, несмотря что больной, а жирный оказался и
мясистый. И псиной почти не вонял. Идем, а то комарье совсем обнаглело!
     На навесе лежало старое ватное одеяло. При свете месяца было видно, что
одна  сторона  его  сшита  из разноцветных  лоскутков. Сложенного вдвое, его
хватило для обоих впритирку, но в душе каждый находил, что это даже хорошо.
     Едва они умостились, как скрипнула дверь.
     - Тобик идем-ка со мной!
     Мать отвела пса к будке, привязала,  вернулась  в сени и  тут  же вышла
снова. Не одна.
     - Сюда  больше приходить не следует, - услышали они слегка приглушенный
голос. - Где поселюсь,  пока не знаю, но установить  это вам  трудностей  не
составит. Да, передайте...
     Тут  залаял  Тобик, учуяв чужого,  и  ребята дальнейшего  разговора  не
расслышали.
     - Кто это? - спросил Андрей шепотом.
     - Наверное, связной партизанского подполья, - ответила она так же тихо.
     Проводив гостя, Ольга Готлобовна отпустила пса снова и ушла в хату.
     - Часто приходят? - теперь уже громче поинтересовался он.
     - При мне второй случай.
     - Знали б они, что мы с тобой здесь!
     - Мама, возможно, догадывалась.
     - Еще мне знаешь, почему жаль, что вас не будет? Теперь, в случае чего,
некому будет предупредить, как это было с зерном и барашком.
     - Ничего  не поделаешь... - вздохнула она.  -  Мама говорит, что теперь
женщинам станет  полегче - перестанут, что ни день, гонять на  работы. Да  и
вам не надо будет возиться с малышами.
     - У нас окромя них  забот хватает. С огородами почти управились, теперь
надо  подумать о кормах  для  худобы, о топливе на зиму. Придется также всем
подшефным выкопать  ямы для картошки,  упрятать  ее так, чтоб не нашли, если
вздумают отобрать на прокорм "новых властей".
     В  отличие  от Марты, всякий  раз  просившей  "посидеть еще  немножко",
Андрей свидания старался  не затягивать дольше полуночи: "во всем надо знать
меру". Но в этот раз они просидели, вернее -  пролежали, почти до утра: ведь
это  последнее  их ночное  свидание здесь,  на хуторе.  Как  будет  дальше -
неизвестно, но лучше - вряд ли...
     По  погоде  непохоже,  что  наступил  сентябрь.  Жаркие  дни  упорно не
признают календарной осени, хотя на глазах тают, укорачиваются.
     Разве  что ночи стали свежей, прохладнее,  поубавилось  комара.  Да еще
природа  дело свое знает  четко: давно  спровадила  пернатую  певчую братию;
покинули  лиман всевозможные перепончато-лапчатые; потянулись в дальние края
журавли;  поблекла,  без  мороза облетает листва акаций, пожухла трава, сады
тронула проседь...
     Все  чаще  заставляет  вздрогнуть  пронзительно-хриплый  вороний  крик.
Разжиревшая на  брошенных хлебах, дремлет многочисленная их стая на проводах
и  крестовинах телеграфных  столбов вдоль гравийки, черной  тучею  время  от
времени накрывая подсолнухи. Серо подсолнуховое поле,  в недобрый час созрел
здесь  богатый урожай семечек... Впрочем, почему  "в недобрый"? Что  ни день
хуторская пацанва,  а  также  взрослые,  забираются  в  глубь  плантации  и,
пригибая корзинки к ведрам выколачивают семечки  запасаются в зиму; полицай,
зачастивший теперь  в  станицу,  на "уборку"  смотрел сквозь пальцы, видимо,
запрещать указаний не поступало. Наши ребята для себя запасы уже сделали, не
забыв  и  про   подопечных  ребятишек.  А   сегодня  закончили  изготовление
специальной "мажары" -  тележки с  удлиненным и  расширенным к верху кузовом
для подвозки подсолнуховых шляпок и стеблей.
     В прошлом году топливо приходилось таскать за километр-полтора из степи
на  горбу.  Пока  наберешь  вязанку  да  донесешь  -  на  уроки  времени  не
оставалось. А тут и уроков нет, и  торчи - вот они, у самого двора: бери  не
хочу. Да токо че их таскать на спине, решили ребята, и "забацали" мажару.
     - Воще  -  годится!  -  похвалил  Миша, попробовав  возок  на  легкость
качения. - Возить будет - одно удовольствие. С кого начнем?
     -Я думаю, с теть Лизы, - предложил Борис. - У нее топить совсем нечем.
     - Говорил бы без фокусов: с Верки, а то замуж не пойдет, - не удержался
Миша, чтоб не поддеть.
     - С Веры так с Веры, - согласился Ванько. - Она того заслуживает. И ты,
Мишок, на нее не наедай.
     - Я не на  нее, а на  Шенкобрыся.  Не люблю двухличных: думает  одно, а
говорит другое.
     - Посмотрим,  как  ты себя  поведешь, когда какая-нибудь приглянется, -
заметил Ванько.
     - Мне  не приглянется. Была охота, воще, - провожай домой, ходи  вокруг
на цыпочках, а уедут, так еще и чахни из-за них! ...
     Это был камушек в огород Андрея.
     Не прошло и двух недель, как Марта уехала  с Дальнего, а ему кажется  -
не виделись сто лет. Днем еще так-сяк,  заботы и хлопоты отвлекают от мыслей
о  ней, а приходит вечер - тоска и скука зеленая.  Тянет сходить в  станицу,
узнать, где поселил их фрицевский комендант, увидеться, поговорить... Но дел
у ребят пока невпроворот, и  он решил  потерпеть. Четырнадцатого  сентября у
нее день рождения - заодно и поздравит, и повидаться повод подходящий. Своим
намерением поделился с Ваньком и Федей.
     - А как ты узнаешь, где они теперь живут? - поинтересовался сосед.
     - Подежурю возле стансовета, там зараз  комендатура: мать  верняк ходит
обедать домой.
     -  Я тоже давно собираюсь проведать тетю, до элеватора тебе попутчик. А
хочешь - сходим на разведку вдвоем, - предложил Ванько.
     - Да нет, справлюсь один, - отказался он от  компаньона. - Меня заботит
другое: что бы ей такое подарить в честь важной даты?
     - У деда  Мичурина  розы в  палисаде  - залюбуешься.  Можно преподнести
букетик. Они уже редкость, а девчонки цветы любят, - подал мысль Федя.
     - Не, это не то... До обеда завянут, станут некрасивыми.
     - Если  Марта тебя  любит,  то подарок  не  имет  никакого значения,  -
заверил его Ванько.
     - Неудобно заявиться с пустыми руками...
     -  Тогда подари ей свою линзу  от бинокля, -  предложил  сосед еще один
вариант. - Она сама по себе красивая,  а главное - как  память о  комиссаре,
спасшем вам жизнь.
     Утром  четырнадцатого Андрей оделся во  все  новое,  пообещал  матери к
вечеру вернуться, и они с Ваньком отправились в гости.
     На здании стансовета болтался флаг - красный, с белым кругом посередине
и черной  жирной  свастикой. Над парадным  входом укреплен в золоченой  раме
грозный орел с хищным клювом и злобным взглядом; в когтистых лапах держал он
все  ту  же паукоподобную свастику. У  ступеней  припаркован лимузин который
Андрею не раз приходилось видеть  на хуторе. Из распахнутого окна доносилась
гортанная  нерусская  речь. Отойдя  на почтительное  расстояние,  он  выбрал
невдалеке место напротив и стал ждать.
     Одако предположение, что  она ходит обедать домой, не оправдывалось: ни
одна женщина не появилась ни из парадных, ни из каких-либо  других дверей до
самого вечера.  Подумал  уже о возвращении  домой, когда, примерно в  начале
восьмого  (часы  на  всякий  случай  оставил Ваньку при  расставании), Ольга
Готлобовна сошла-таки со  ступенек комендатуры.  Отойдя, свернула на мощеную
кирпичом  аллею  - как раз ту, где  на скамье облюбовал наблюдательный  пост
Андрей. При ее приближении он поднялся, смущенно улыбнулся и сказал:
     - Здрасте, Ольга Готлобовна!
     - Здравствуй... Ты что здесь делаешь? - узнав, удивилась она.
     - Да вот....Захотелось вас проведать...
     - Вон оно что! Ну, идем. Одна из нас как раз именинница.
     - Я знаю: Марте исполнилось четырнадцать лет.
     -  Спасибо   за  внимательность.  Она,  полагаю,  обрадуется.  -  Ольга
Готлобовна оглядывала его с приветливо-ироничной улыбкой. - И ты не побоялся
- в такую даль, один да еще и на ночь глядя.
     - Мы вышли из дому еще утром.
     - Это с кем же?
     -  А  с Ваньком. У него  тетя живет  на край  станице, так он к  ней  -
проведать.
     - Ванько - это тот мальчишка, что один всю нашу картошку выкопал да еще
и вам помогал выбирать? Кулькин, кажется?
     - Он самый. А силища у него бычачья, эт точно.
     - Видела его несколько раз - по внешности не скажешь,что силач.
     - А насчет  бояться, так я в станице не впервой, потому  и  ждал вас до
последнего.
     Тобик - его здесь не привязывали  - встретил у калитки, прыгал,  визжал
от радости, ухитрился  несколько раз  лизнуть в лицо. У выбежавшей встретить
Марты удивление сменилось едва сдерживаемой радостью.
     В квартире  Ольга Готлобовна  сразу же прошла в комнату отца, а дочь не
упустила возможности  обнять  гостя и приласкаться;  затем,  против  желания
хозяина, стащила  с него  куртку, кепку,  снятые им самим  сандалии и унесла
куда-то.
     - Вот уж не думала!.. - воскликнула вернувшись.
     - Не ждала?
     - Что ты, ждала! Жутко соскучилась!
     - А говоришь - не думала.
     -  Так ведь уже смеркается. - Примостилась, обняв,  к нему на колени. -
Почему так поздно?
     - Раньше не получилось. А ты еще красивше стала. Поздравляю тебя с...
     Тут вошла мать,  Марта соскочила с колен, и слова поздравления остались
недосказанными.
     - Ты бы, доча,  нас первым делом накормила. У  Андрея с утра ни росинки
во рту, да и я нынче без обеда.
     -У меня, мамочка, давно уже все готово!
     Она упорхнула на кухню, а гость попытался отказаться:
     - Я, теть Ольга, всего на минутку... Только поздравить - и домой. Мама,
небось, ждет-не дождется...
     - Ты знаешь, что  сейчас сказал наш гость? Хочет сразу же уйти домой, -
огорошила она дочь.
     - Как?... - чуть не выронила посуду та.
     - Уже ведь поздно... а я обещал вернуться седни.
     - Вот потому, что уже поздно, никуда  мы тебя  сегодня  не отпустим,  -
твердо  заявила  хозяйка  квартиры.   -  Сейчас  по  ночам   ходить  опасно.
Переночуешь у нас. Мама знает, куда ты ушел?
     - Знает, но...
     - Никаких но. Загляни к дедушке,  он  занедужал, а хотел бы, говорит, с
тобой повидаться тоже.
     - Ой. я и забыл про него совсем!... - спохватился гость.
     Не успели старые приятели обменяться несколькими фразами, как заглянула
внучка:
     - Ты, дедуль, с нами поужинаешь или сюда принести?
     - Спасибо, я  ужинать не буду. Ты ведь недавно меня покормила. И с днем
аньгела я тебя уже поздравлял.
     Перед праздничной трапезой Ольга Готлобовна,  поздравив дочь  и пожелав
всего, что в таких случаях полагается, заметила:
     -  По такому случаю не мешало бы и  шампанским  чокнуться... У нас есть
что-нибудь соответствующее?
     - А как же! Свежий грушовый компот.
     - Лучшего и придумать  трудно!  - шутливо одобрила мать.  - Неси-ка  да
прихвати серебряные бокалы.
     Бокалов,  разумеется,   тоже  не  оказалось.  Воспользовались  кружкой,
граненым стаканом да фарфоровой чашкой без  ручки (п