о  раздобытому  керосину  долгие декабрьские
ночи,  столь тягостные для детворы (выдержи-ка семнадцать  часов на боковой!
),  нашим  ребятам страшны не  были. Скорее, являлись веселым  и  интересным
периодом отдыха от многодневных забот.  Собираясь у кого-либо  в натопленной
хате, а то и на русской  печи, они и далеко за  полуночь то резались в карты
или   лото,  то  просто  фантазировали,  сочиняли  сказки,  соревнуясь,  кто
придумает поволшебней да пострашней.
     Когда приходила погостить Тамара, собирались у Шапориных; приглашалась,
разумеется, и  Клава. В такие вечера  было особенно интересно, так как кроме
сказок  да загадок затевались развлечения пощекотливей. Всем нравилась, даже
Вере, игра в бутылку. Правда, ее не признавал Миша, не желавший целоваться с
девчонками; но обходились и без него.
     Ранее Ванько  рассказал о своем разговоре со Степаном. Получалось,  что
их  станичные  сверстники  -  а  он наверняка у  них за старшого  - тоже  не
упускают случая  как-то  насолить  оккупантам.  Или,  по  крайней  мере,  их
прислужникам-полицаям, которые в своем усердии зачастую  беспощадней хозяев.
Решено было познакомиться с ними покороче. Может быть, даже удружить им один
из пистолетов. И уж конечно -  поделиться секретом  мины, с  помощью каковой
так удачно насолили Гапону.
     Впрочем,  что до удачи,  то  разве что  керосин. Пожар  старосту особо,
похоже, и не напугал...  Сено вскоре  появилось  у него новое,  дрова  тоже.
Достал  он, надо полагать и  керосину  (правда,  флягу  у  будки  больше  не
оставляли).  А вот  худобу у хуторян изымать продолжали  по-прежнему. Как на
этой стороне балки, так и на той, с чисто казачьим населением, райскую жизнь
которому так щедро сулили в листовках. По словам Клавы, в один из дней свели
коров сразу у семерых ее соседей; отогнали на  станцию и погрузили в  вагон.
Командовал  грабежом обретавшийся на хуторе толстый, как  боров,  в  очках с
толстыми же стеклами, немец.
     Над учетчицкой  все еще  болтался  флаг  со свастикой. Там  по-прежнему
находился возглавляемый им  полицейский участок. Не раз уже  у ребят заходил
разговор о  том,  что надо  бы поджечь это  осиное  гнездо,  но  всякий  раз
приходилось считаться со сложностями и откладывать затею.
     Об  этом же зашел у них разговор, когда в один из вечеров собрались они
у Ванька поиграть в  лото. Горела неярко  лампа, порывисто хлестал за  окном
дождь,  а на столе перед  каждым участником лежали  потрепанные  карточки  с
цифрами в  квадратиках.  Федя доставал из кисета "номера" и, объявив, ставил
на свою.
     -  Помните, Андрей говорил, что видел в бинокль с кургана... Голодовка!
- объявил он очередной номер. - Видел, как из грузовика что-то перегружали в
амбар...  Кочережки! Какие-то ящики и  тюки. Ты глянь, опять цифры-близнецы,
на этот раз барабанные палочки!
     -  Ты,  Хветь,  или  играй, или  говори  -  что-нить одно! - сделал ему
замечание Борис.
     - И  че  ты, воще, хотел этим  сказать?  - накрыв тыквенными  семечками
цифры 33, 77 и II, спросил Миша.
     -  Что  сказать?  -  отложив  кисет  с  бочонками-цифрами  в  сторонку,
обозвался Федя.  - Что амбар этот постоянно на замке и  по ночам охраняется.
Клава  говорила,  что  в  него,  кроме как  с очкастым, никто не ходит - он,
видать, никому ключа не доверяет. А это значит, что в амбаре хранится что-то
очень важное.
     - Так мы об этом уже толковали, еще когда было тепло, - припомнил Миша.
- Что надо бы в него слазить на разведку, и если там нет такого, что рванет,
- поджечь. Ты это же обратно хочешь предложить?
     - Не обратно, балда, а снова, - поправил его Федя. - Только не поджечь,
хотя теперь это - как раз плюнуть. У нас ведь есть лимонка.
     - Предлагаешь взорвать, воще?
     - Причем, вместе с очкастым!
     - А как это, воще, сделать, воще?
     -  Залезть внутрь, закрепить там лимонку, а кольцо  ниткой  соединить с
дверью, она открывается наружу. Дернет - и вдребезги!
     -  Хорошая мысля!  -  похвалил Ванько.  -  Но,  опять же, если  там нет
взрывчатки.  Иначе  кой у кого повылетят стекла, а на дворе зима. Надо, чтоб
не навредить своим.
     - Ежли  нельзя будет взорвать,  то  разведать,  нет  ли чем поживиться.
Правда, дело это рисковое, не нарваться б на пулю, - заметил Борис.
     -  Риск можно  свести на нет, - возразил  Ванько.  - Полицай  наверняка
отлучается погреться. Надо установить, надолго ли, как часто и все такое.
     - В холодрыгу долго и  не  понаблюдаешь, разве что из окна хаты. Кто  у
нас живет там ближе всех к амбару? - Борис посмотрел на Федю.
     - Если имеешь в виду Клаву,  то  их хата  далековато,  я уже думал. Вот
Иринка - их двор почти напротив.
     При  упоминании  этого  имени  Рудик  вздрогнул  и  живо  повернулся  к
говорившему:
     - Ир-ринка? Это какая же?
     - Уже и забыл? А помнишь, летом на ерике... - усмехнулся Миша.
     - Ты ей  тогда еще и письмо накатал. Клава мне по секрету говорила, что
оно  очень ее взволновало, - не Клаву, конешно. Иринка долго мучилась - идти
или не идти к тебе на свидание; но гордость пересилила.
     - Сурьезно?..  -  Эта новость не  на шутку и его взволновала. - Она мне
тогда крепко в душу залезла... Я бы и теперь не прочь с нею задружить!
     - Знаем, как ты дружишь! Не вздумай!.. - поморщился Федя.
     - Да ты че ровняешь!  Это  же  не Нюська, я бы ее ни в жисть не обидел,
честное слово, - горячо заверил недавний блудник.
     -  Зарекалась  свинья  дерьмо жрать, да никто  не  верил!  И  правильно
делали, воще...
     - А теперь Клава еще и порассказала  ей, что ты за гусь. Так что ничего
у тебя не выйдет!
     - Ладно, насчет амбара мы еще поговорим. Сходим  и прикинем на месте. А
щас продолжим игру, - предложил Ванько.
     В нашем повествовании уже несколько  раз упоминалось о взаимоотношениях
Рудика  с Иринкой; приспело время  остановиться на них подробнее.  Случилось
это в начале лета на ерике. Нанырявшись с вербы до  посинения, Рудик с Мишей
улеглись  согреться-позагорать на берегу. Вовсю сверкало июньское  солнце, в
вербах попискивали пичуги, сплетая на кончиках веток уютные  висячие гнезда;
от  воды  тянуло  свежестью  и тонким  ароматом  цветущих  поблизости желтых
водяных петушков. Блаженно-дремотный  покой загорающих потревожен был визгом
девчонок,  раздевавшихся  неподалеку  и  -  кто боязливо,  кто с  разбегу  -
осваивавшихся с водой.
     Когда шумная  орава  уже  беспечно  плескалась на  мелководье  любимого
лягушатника, Миша, натянув трусы, незаметно подкрался к кучке пестрой одежи,
прихватил платье поцветастей и незамеченным отполз обратно.
     Платье оказалось сарафаном, то есть без рукавов, что несколько нарушило
план, предусматривавший "завязать сухаря".
     - Может, на подоле? - спросил он совета у приятеля. - С примочкой...
     - Материя  красивая...  Может, не  будем  жмакать? -  пожалел  Рудик. -
Подразним немного и все.
     Миша согласился, и они стали ждать, пока хозяйка накупается.
     Спустя полчаса звонкое девчоночье племя высыпало на берег.  Одни, стуча
зубами,  сразу  же стали  одеваться; некоторые -  прыгали  на  одной  ножке,
наклонив голову и пытаясь вылить попавшую в  ухо воду. Кто-то из них заметил
наблюдавших  из-за кустика  пацанов,  визгом  оповестил остальных;  похватав
одежду,  стайка  упорхнула  одеваться на  безопасное расстояние.  Лишь  одна
купальщица растерянно озиралась, не найдя сарафана и не зная, что же делать.
     - А она ничего, - заметил Рудик. - И на мордочку, и вобще... Кто такая,
не знаешь?
     Миша,  мочаливший  в  зубах  длинную  травину, обильно чвиркнул  сквозь
верхние резцы, ответил безразлично:
     - Не нахожу ничего особенного... А вижу впервой. Отдадим, что ли?
     - Дай-ка я сам... Нужно познакомиться.
     Поднялись  и, ухмыляясь, стали  приближаться.  Незнакомка  хотела  было
убежать к уже одетым подружкам, но, узнав свой сарафан, осталась.
     Подойдя ближе, Миша вряд ли изменил  свою  оценку, тогда как Рудик, уже
начинавший  "замечать"  девочек,  нашел,  что сблизка  незнакомая  и  впрямь
симпатяшка: стройная, светловолосая, голубоглазая, с "мордочкой", от которой
не оторвать взгляда.  Ровесница, прикрыв ладошками довольно крупные луковицы
грудей, смотрела на него без страха, но осуждающе и с презрением.
     -  Не  твой,  случайно? У  кутенка  отняли.  -  Он  встряхнул  сарафан,
повертел, как  бы давая возможность опознать.  В то же  время  бесцеремонно,
если не сказать - внаглую, изучал хозяйку, отчего миловидное личико ее стало
пунцовым.
     - За дурочку принимаешь!.. Отдай сейчас же, бессовестный!
     Не  просьба - требование. Гордая, подумал Рудик. И стыдливая. Нашенская
не стала бы краснеть да прикрываться - давно бы выхватила и удрала.
     -  Пожалста!  -  Он подошел  вплотную,  протянул  сарафан.  Когда же та
попыталась схватить, отдернул руку.
     От Миши не  ускользнула поспешность, с какой она тут же снова  прикрыла
ладонью оттопыренный коричневый  сосец. Когда же  Рудик  предложил  всерьез,
поднеся одежку к  самому носу, а она потребовала положить и обоим исчезнуть,
это его задело, и он сказал:
     - Под-думаешь,  цаца какая, воще!.. - И добавил  презрително:  - Больно
нужно нам смотреть на твое вымя...
     У жертвы от обиды и унижения повлажнели глаза.
     - Не  обращай на  него  внимания,  он  вобще  грубиян!  -  Сказав  так,
посоветовал сочувственно:  - Я выполню твой  приказ в точности, но за это ты
скажешь, как тебя звать. Идет?
     В ответ - косяк, полный презрения.
     - Не скажешь, как звать, - потопаешь домой в  одних трусах! - припугнул
"грубиян". - Идем, повесим на вербу и нехай достает, воще, как хочет.
     - Я скажу... - пошла на уступки девчонка, испугавшись.
     - Ну так бери! - Рудик вернулся и  положил сарафан  к ее ногам.  -  Или
скажи имя и мы исчезнем.
     - Помоги надеть...
     - Пожалста! - Рудик накинул его на голову, подержал, пока просунет руки
наружу.
     И  тут случилось то,  чего  он  никак  не  ожидал.  Едва  продев  руки,
незнакомка с размаху влепила ему оглушительную пощечину и кинулась наутек.
     - Ог-го! - подойдя, присмотрелся Мишка. - Всю пятерню видать...
     Рудик оторопело смотрел, как удирает девчачья ватажка.
     - Ну, с... синеглазка, погоди у меня!.. - погрозил кулаком вслед. - Это
тебе даром не пройдет!
     - Давай догоним, воще, и наклепаем как следует!
     - Черта с два их теперь догонишь... Говоришь, пятерню видать?
     - Вся щека аж красная... Так тебе  и надо, воще! Жаль,  что сапатку  не
расквасила у всех на виду.
     - Ты че это? - удивился Рудик раздражению приятеля-соседа.
     - А то! Что дался опозорить на виду у шмакадявок!..
     Пострадавший не нашелся с ответом, и они понуро побрели на свою лежку.
     - Ничего,  мы  еще  на  ней отыграемся!  - повторился Рудик,  придумав,
очевидно, достойную кару.
     -  Надо было  отхлестать  сразу.  А  через  полмесяца  -  это будет  не
возмездие, а простое фулиганство.
     - Почему - "через полмесяца"?
     - Дура она, что ли, попадаться тебе раньше!
     - Заставить прилюдно извиниться - не имеет значения, неделей раньше или
позже, - оправдывался "оскорбленный", в душе соглашаясь, что дал-таки маху.
     -  Посмотрим, как это у тебя получится,  - с сомнением  отозвался Миша,
снимая  трусы.  - Идем прыгнем еще парочку раз да надо домой, я обещал долго
не задерживаться.
     Купание вернуло  его  в  равновесие,  и  о  случившемся  он  больше  не
вспоминал. Что же до Рудика, то душевно он был не в себе весь остаток дня. А
потом еще и ночью заснуть долго не мог.
     Тут  надо  внести  ясность: в  мыслях  его  происходил  сдвиг.  Чувство
оскорбленности  и  намерение  сквитаться  постепенно уступали место  чему-то
вроде  одобрения  и  даже  некоторого  восхищения находчивостью  незнакомки.
Находчивостью  и решительностью. Надо быть очень  смелой, чтобы  рискнуть на
отомщение таким вот оплеушным способом! Из просто симпатяшки она  постепенно
превратилась в очаровашку. Такой неотразимой мордашки, таких  синих-пресиних
глаз ему еще видеть не доводилось. И никогда так не хотелось познакомиться с
девчонкой, подружиться, просто поговорить...
     Только вот каким  образом?  Она же его теперь презирает, боится, станет
всячески избегать. И все-таки  нужно попытаться! Сходить с Мишкой к Клавке -
она была  в той компании, выведать, кто такая,  откуда, к кому и  надолго ли
приехала и все такое прочее. А там видно будет,  что  делать дальше. Словом,
засыпал Рудик без  всякого гнева на Синеглазку  и с еще неясной, но приятной
надеждой в сердце.
     Наутро заявился к соседу спозаранку. Они  с Клавой учебный год отсидели
за  одной  партой, и Мишке запросто будет  найти  с нею общий язык. При этом
нужно будет прикинуться, будто  они осознали  свою вину  и даже готовы, если
надо, попросить у новенькой прощения за некультурную выходку.
     -  Клавка  обязательно  передаст  разговор,  новенькая  перестанет  нас
бояться, - пояснил "идею" Рудик. - Снова придет на ерик купаться - тут мы  с
нею и поквитаемся!
     Миша,  не  подозревая,  что приятель влюбился в новенькую по  уши,  что
затеяно все  это отнюдь  не  ради  мести,  идею  одобрил и охотно согласился
помочь.
     Клаву  заметили  издалека: она  присматривала  за  гусятами,  щипавшими
спорыш около двора. Рудик спрятался, а Миша направился к ней один.
     - Привет Пушок! -  отвлек он ее от чтения какой-то книжки. - От  шулики
цыплаков стережешь? - кивнул в сторону гусят.
     - Во-первых,  у  меня есть имя... И это  вовсе не цыплята -  тебе  что,
повылазило? - не очень любезно обозвалась она.
     - Разве? А похожи, воще, на индюшат. Но это неважно. Я к тебе, воще, по
делу: что это за шмак... за девочка была с вами на ерике?
     - А зачем тебе? - насторожилась бывшая одноклассница-однопартница.
     - Ну, это, как его... Мы  хочем перед нею извиниться за вчерашнее. Токо
не знаем ни как ее звать, ни где живет, ни кто, воще, такая.
     - А ты  не брешешь? - усомнилась Клава Пушок. - Дай честное пионерское,
что это правда и что вы не будете ее бить.
     - Может, потребуешь еще  и землю есть для  доказательства? Нечего из-за
пустяков, воще...
     - Ну, тогда и не скажу!
     Миша поймал ее за косу:
     - Хочешь, чтоб наполовину укоротил? Мне недолго! - Он достал из кармана
складник, зубами откинул лезвие.
     - Пусти, дурак! - схватила за руку. - Все равно не скажу! Отпусти косу,
а то укушу...
     Миша отпустил со словами:
     - Да пошутил я, воще... А ты и поверила.  Чес-слово бить не собираемся.
Рудик давно уже отсердился.
     - Ну,  смотри! - погрозила  Клава пальцем, после  чего сообщила о своей
новой подружке и соседке нужные ребятам сведения.
     Он  узнал,  что  звать  новенькую Ира, живет она у дедушки  с бабушкой,
потому что папа с мамой ушли на войну - они оба медики. И что если побьют ее
за вчерашнюю пощечину, то тогда они оба пошляки и подлецы.
     Со  жгучим  нетерпением поджидал Рудик напарника.  Опасался:  вдруг  он
сообщит, что Синеглазка приехала погостить всего на недельку и скоро уедет в
какой-нибудь  Краснодар  или  Темрюк?  Такая  перспектива  повергала  его  в
отчаянье. Не дожидаясь,  пока  тот  начнет докладывать все  по  порядку,  он
опередил его вопросом:
     - Ну что, она еще не уехала с хутора?
     - Этого можешь не бояться. Токо мстить ей у меня лично охота отпала.
     И рассказал все, что узнал от Клавы.
     Рудику не терпелось  увидеть ее  хоть  издали,  но  уже  сегодня. Чтобы
все-таки не вызвать у товарища подозрений, он пошел на хитрость:
     -  Клавка  навряд ли поверит,  что мы  способны  на  извинения...  Чего
доброго, разгадает нашу хитрость, - высказал "опасения" Рудик. - А эта Ирка,
как  ты и  предполагал, с  месяц  не  выйдет со своего двора. И  после такой
давности поздно будет требовать даже паршивого извинения...
     - Так что ты, воще, предлагаешь? - не понял помощник.
     - Нужно  прям сичас зайти к деду Мичурину  (Ира оказалась его внучкой),
позвать ее и хотя бы через  забор извиниться самим. Для блезиру, конешно,  -
поспешил уточнить, так как Миша скривил кислую мину.
     - Ладно, начали - так доведем это дело до конца, - согласился он.
     Дед Мичурин знаком был нашим героям давно.  Не столько он  сам, сколько
его  знаменитый  сад. Знаменит  же  он  был тем,  что здесь всегда было  чем
поживиться, начиная  с майских черешен, ранних абрикос, малины, слив,  яблок
или груш-бергамот. Понятно, что  наведывались они  сюда,  как правило, после
захода солнца.  И  хотя дед  мог их в этом лишь подозревать,  было  если  не
боязно, то  стыдновато  являться ему на глаза... Поэтому какое-то  время они
просто посидели на лавочке у его калитки, не решаясь заходить во двор.
     Но вот хрипло скрипнула дверь, из сеней вышла с ведром Иринка. Одета  в
светлое, выше  колен, платьице, босиком, стройная  и  легкая. У Рудика  чаще
забилось сердце, а Миша отметил:
     - Она  и правда  ничего себе. Против  наших.  К  колодезю  пошла. Давай
зайдем под видом попросить напиться.
     - Давай... Уже возвращается. Пошли!
     Увидев нежданных гостей  да еще и узнав в них  вчерашних обидчиков, Ира
не  стала  вступать  с  ними в разговоры и  поспешила скрыться  в хате. Миша
постучал было в дверь, но никто не появился. Направились уже к выходу, когда
их окликнули:
     - Вы, хлопци, чего хотели?
     На пороге стоял дед  -  высокий, болезненного вида, с серой и  длинной,
как у  Льва Толстого,  бородищей и косматыми  бровями. Опираясь на  палочку,
осторожно спустился с приступок.
     -  Здрасьте,  деда!  -  поприветствовал  его  Рудик.  -  Извините,  что
побеспокоили... Можно у вас попросить водички?
     - Чтой-то пить хотца, - уточнил Миша.
     -  Попросить-то  оно  можно...  -  Старик  подошел  ближе,  разглядывая
посетителей и  медля  с  ответом;  Мише показалось  это подозрительным:  еще
огреет палкой...
     - Если нет, то мы, воще... - попятился в сторону калитки.
     -  Ну  почему ж нет?  Есть  водичка. И  холодная, и  свежая, и  вкусная
-только что из колодезя... Но я вот подумал: давать вам или не давать?
     - Жалко, что ли, воще!..
     - Да  нет,  не жалко...  Признайтесь  честно:  это не  вы,  пострелята,
обломали давеча черешеньку?
     - Какую черешенку, деда, вы че... - возмутился Миша.
     - Нешто так можно? Пришли бы днем, попросили бы по-хорошему - да рази я
отказал бы? -  стал  выговаривать  дед.  - Ешьте,  сколько  влезет!  Или  уж
шкодничали бы, да аккуратно, зачем же ветки обламывать, деревце калечить...
     - Напрасно, дедушка, вы нас заподозрили, - сказал Рудик. - Мы, конешно,
бывали в ваших черешнях, случался такой грех... Но не давеча, а еще в мае. И
мы ни одной веточки не сломали, честное слово!
     - Бог вас знает... А почему зашли напиться именно ко мне?
     -  Да так... чисто  случайно.  Увидели, что  ваша внучка несет  в ведре
воду, ну и зашли. А она почему-то пожадничала.
     - Ну, если так... Иринка! - позвал он внучку; та тут же высунула голову
из-за двери. - Вынеси-ка хлопцам водички попить.
     Через минуту она вернулась с полным  ковшиком. Миша "для блезиру" отпил
несколько  глотков  прямо из  ее рук. Подавая  Рудику,  зарделась, как маков
цвет, но  глаз не отвела.  Возвращая ковшик, поблагодарив, он  тихо, чтоб не
расслышал дед, добавил:
     - Извини  за  вчерашнее... И  не бойся, я уже все  позабыл и  мстить не
собираюсь.
     Ничего не ответив, она скрылась  за дверью, и утолившие жажду,  пожелав
деду здоровья, покинули двор.
     В  тот  же  день  Рудик  накатал  письмо  такого  содержания:  "Дорогая
Иринка-Синеглазка,  извини меня  и  моего  друга Мишку  за  подлую  выходку,
которую  мы  отчубучили  тогда. Хотели подшутить,  но, поверь, мы не имели в
виду украдать именно твой сарафанчик. Просто так случилось. Наверно, потому,
что  он очень  красивый.  А  может,  это  самой судьбе вздумалось  таким вот
образом свести нас с тобой