очлег, постелив  сена  из  кем-то  заготовленной копны. В избушке,  по всей
видимости - охотничьей, нашелся керосиновый фонарь, буржуйка, а поблизости -
поленница сухих дров. События  минувшего дня,  ночной переход выбили из сил,
порядком измотали детей, а мягкая постель - не  то что на вагонном полу! - и
распространившееся вскоре  тепло от буржуйки были так приятны, что улегшаяся
покотом братва мигом погрузилась в глубокий сон.
     Разбуженный скрипом двери  - под  утро,  когда в окошко уже  пробивался
слабый свет - Андрей различил в вошедшем комиссара. Тот подсел к дежурившему
здесь Петровичу (остальные трое, доставившие сюда продукты, коротали ночь во
дворе) и спросил: - Ну, как они?
     - Умаялись, бедняжки, спят мертвецким сном. Выйдем, пусть отсыпаются.
     Поправляя  куртку,  которой с  вечера  прикрыл  Марту, Андрей  нечаянно
разбудил и ее.
     - Ты уже не спишь? -  потягиваясь, повернулась она к  нему. -  И я  так
славно выспалась! Как дома.
     -  Меня  разбудил комиссар. Верней, скрип  двери, когда он  вошел.  Он,
видать, эту ночь глаз не сомкнул: такой усталый...
     - А зачем пришел, не знаешь?
     - Как  бы не  за  тобой:  знающих  по-немецки  мало,  а пленных  обычно
допрашивают. Ты бы согласилась быть у партизан переводчицей?
     - Домой хочу... Мама с дедушкой с горя места себе не находят. И за твою
маму боюсь: как там она, при больном-то сердце?
     - У меня тоже душа болит... . Но я бы охотно остался у партизан. Как ты
думаешь, возьмут?
     -  Об этом я не  думала. - В тоне, каким  это было сказано,  угадывался
отрицательный  ответ, и  она,  помолчав,  добавила:  -  Помнишь,  что сказал
Александр Сергеевич:  мы должны остаться в живых,  чтоб  продолжать  начатое
ими! И это касается тебя больше, чем меня.
     Когда  через полчаса  комиссар  с Петровичем  вернулись в  избушку, они
нашли своих подопечных беседующими в полный голос. Правда, шум тут же утих.
     -   Как   спалось?   -   поздоровавшись,   спросил  комиссар;   услышав
одобрительный гул, заметил: - Конечно,  тесновато у вас  тут, но зато тепло.
Заболевших нет? Ну,  и  прекрасно!  Сейчас Петрович сводит  вас  на речку  и
займемся приготовлением горячего завтрака.
     - А шо будет на завтрак? - поинтересовался кто-то.
     - К хлебу  разогреем  мясные консервы, к сладкому чаю -  галеты.  Если,
конечно, они вам не надоели.
     -  Такие,  как  вчера?  Не  надоели!  Вкусные,  хочь  и  фрицевские,  -
послышались голоса. - А потом куда - останемся у партизан?
     - Какое-то время побудете у нас - пока уляжется суматоха у немцев после
вчерашнего. Кой-кого  из вас надо обуть и приодеть - ночи, особенно в горах,
холодноваты. А  потом отправим вас по домам. Небольшими группками, чтобы  не
вызвать интереса у оккупантов. Об этом еще будет разговор, а сейчас - подъем
и все в распоряжение Петровича.
     Предположение Андрея  подтвердилось: комиссар предложил Марте  пройти с
ним  "в   расположение",  чтобы  с   ее  помощью   допросить  пленного.  Она
согласилась,  но при  условии, что  рядом  будет и  Андрей, который ей  "как
брат".
     Путь  туда оказался неблизким: добрых два  часа плутали они по лесистым
склонам,  то  карабкаясь  вверх,  то  скользя  на довольно  крутых  спусках.
Комиссар  ориентировался  по едва заметным затескам на  деревьях,  с помощью
других, только ему понятных примет. Ребята старались не отставать и порядком
притомились. Андрей помышлял уже попросить сделать привал, так как напарница
стала прихрамывать,  но опередил  комиссар: - Отдохнем, ребятки, а то, вижу,
устали с непривычки. Скоро уже будем на месте.
     - Марта недавно была ногу подвернула, - как  бы извиняясь за  задержку,
сказал Андрей. - Поэтому мы за вами не стали поспевать...
     - Она  уже совсем не  болела, да  я поскользнулась на  спуске и  снова,
видно, растянула связки, - пояснила она.
     - Так ты, говоришь,  в школе научилась говорить по-немецки? - посмотрел
ей в глаза проводник, когда уселись на поваленное дерево.
     - Это сказал я, -  уточнил Андрей. - Но она умела  говорить и до школы:
ее родители - советские немцы. Отец ее тоже воюет против Гитлера.
     - Так... Вижу, ты знаешь о ней все...
     - Потому как мы дружим уже давно.
     - А  как попали в заложники  и каким образом познакомились с этим вашим
Отто? - поинтересовался комиссар.
     И они поведали об уже известном читателю стечении обстоятельств.
     Перед   тем,  как   отправиться   дальше,   Андрей,  в  свою   очередь,
поинтересовался:
     -  Товарищ  комиссар,  вам,  случайно,  не  знаком  партизан  по  имени
Александр  Сергеевич?  Он бывший летчик,  звание капитан, был ранен  в руку,
когда его самолет подбили мессеры.
     - Что-то вроде слыхал о таком. Ты с ним знаком?
     -  Мы  видели,  как  он выпрыгнул из горящего самолета с парашютом,  но
угодил в лиман. У меня там была лодка, и мы вот с нею нашли его и спасли.
     - Приносили ему еду и еще достали гражданскую одежду, - добавила Марта.
     - А потом он ушел искать партизан. Я и подумал,  может, вы его случайно
встречали.
     - Может и встречал... Я наведу справки, - пообещал он.
     - А что будет с Отто после допроса?
     -  Если  пленный  действительно коммунист,  он может быть  нам полезен.
Плохо, что не знает ни слова по-русски... Видно,  придется попридержать вас:
надо  хоть немного его подучить. Как бывший учитель он освоится быстро. Как,
согласны потрудиться на пользу  Родине? Вот и прекрасно! А теперь -  пойдем,
уже близко.
     Через четверть часа услышали окрик:
     - Стой, кто йдет! Пароль!
     Окликнули  сблизка, но как Андрей  ни вглядывался, никого обнаружить не
смог. Шагов  через  триста окликнули  еще раз; но  теперь,  заметил,  пароль
назван был другой. "Предусмотрительные!" - подумал с одобрением. Спросил:
     - Они вас разве в лицо не знают?
     - Возможно, узнали, но такой у  нас порядок, - пояснил комиссар.  - Вот
мы и дома.
     Впрочем, никакого дома пока видно не  было.  С одной  стороны  высилась
обрывистая скала, с другой  - зияло  глубокое  ущелье,  впереди  видна узкая
расщелина с  нависающим каменным  козырьком.  Ни  людей,  ни даже  признаков
обжитости. Лишь когда  коридор  расширился, а  на выходе показались деревья,
комиссар  свернул  вбок, к едва заметной пещере.  Здесь за грубо сколоченной
дверью, в  некоем подобии  комнаты, освещенной керосиновой лампой, за столом
сидел партизанский командир. Сложив  лежавшую  перед ним  карту,  помеченную
цветным карандашом,  он  сунул ее в планшет,  кивком ответил на  приветствие
ребят, протянул руку комиссару.
     - Как там, все ли в порядке?
     - Дети накормлены, чувствуют себя хорошо, заболевших нет.
     - У нас тоже  без  осложнений.  Сделан солидный запас  продовольствия и
боеприпасов.  Остальное  пустили  под  откос  километрах  в  пяти  от  места
временного  захоронения; уляжется суматоха - переправим в  более надежное. С
пленным что будем делать?
     -  Допросим, вот  переводчица.  Выясним, что он за  птица. Если тот, за
кого себя выдает, то такие люди нужны.
     - Плохо, что при нем надо держать переводчика, - заметил командир.
     -  Ребята  утверждают, будто он  -  бывший  преподаватель  школы.  Надо
полагать, русский освоит быстро. В этом берется помочь вот она.
     - В самом деле? И сколько для этого понадобится времени?
     - Недели за две, думаю, управимся, - пообещала Марта.
     - Ты тоже говоришь по-немецки? - посмотрел командир на Андрея.
     - Нет, в нашей школе  не изучали.  А с нею я  потому,  что мы  с одного
хутора,  и я помогу  ей  добраться до дому, когда  освободимся. А нельзя  ли
как-то сообщить нашим  матерям,  что мы  живы-здоровы? Они там места себе не
находят от горя - даже не знают, куда мы пропали...
     - Я подумаю,  что можно сделать,  - взял эту заботу на себя комиссар. -
Но вы понимаете, что сделать это быстро невозможно.
     - Пленный в каптерке. С  ним Борисов, если  не нужен, пришли ко мне,  -
распорядился партизанский командир.
     Каптерка   находилась   неподалеку   и  представляла  собой   землянку,
оборудованную  в  выемке  скальных  пород.  Крышей  служил  накат из бревен,
накрытый сверху дерниной  с живой  травой.  Днем она  освещалась  с  помощью
окошка,  оставленного  в  потолке.  Здесь также  имелась  железная  печка  и
"мебель",  сколоченная наскоро  из  подручного  материала;  стульями служили
чурбаки, на  одном из которых  сидел пожилой  немец  в  форме  рядового,  со
связанными назад руками.
     Отослав   сторожившего  его   пожилого  же,   бородатого   партизана  в
распоряжение командира, комиссар развязал пленного.
     - Узнай,  тот  ли  это человек,  что  разговаривал  с вами той ночью, -
приказал он Марте.
     Пленный не  сразу сообразил,  почему  партизанский начальник  пришел  с
детьми. Но едва  Марта произнесла  "Добрый  день, дядя 0тто", как лицо его в
миг  преобразилось,  он  горячо  и  бурно залопотал,  на  глаза  навернулись
слезы... Выслушав, она стала пересказывать только что услышаное:
     - Он сказал,  что узнал меня по  голосу и четкому выговору. Что  это он
говорил с нами той ночью. Благодарен судьбе - даже мечтать  не мог  о  такой
удаче.
     - И  что же он имеет  в виду под удачей? - достав из командирской сумки
блокнот и приготовившись записывать, спросил комиссар.
     -  Удачей, ниспосланной  богом, он  считает  наш разговор  в ту ночь  у
вагона, так как  это спасло ему жизнь: из нашего  поведения во время ремонта
железнодорожного полотна он  догадался, что мы ожидаем действий партизан. Не
спускал глаз с Андрея, которого принял  за  старшого,  и  после  его свистка
поступил так,  как все ребята, - упал  наземь  и скатился под обрыв. А когда
подошли партизаны, он сделал хенде хох.
     - Он так  и сказал  - "ниспосланной богом"?  -  поинтересовался Андрей,
пока комиссар что-то записывал в блокнот.
     - Конечно! Я ничего не добавляю от себя. А почему ты спросил?
     -  Да так... Учитель,  грамотный человек,  притом коммунист, а верит  в
бога.
     - Может, у него приговорка такая, вроде твоего "бабая".
     - Я от дурных привычек стараюсь избавляться... А ну  спроси, как у него
насчет религиозного опиума?
     -  Этого спрашивать не надо, - кончил записывать комиссар. -  Культовые
догмы,  вдалбливаемые из  поколения в поколение  уже  много  столетий, очень
трудно изживаются. Даже если  давно доказано, что  они  не  имеют под  собой
научного обоснования, а то и противоречат здравому смыслу.
     -  А  зачем  их  вдалбливают?  -   захотел  Андрей  уточнить  сведения,
полученные в школе.
     -  Антинародным режимам  это  выгодно:  религия всегда  помогала делать
трудящихся послушными хозяевам и терпеливыми, поскольку, мол, всякая  власть
от бога. Следующий вопрос будет такой...
     Не  станем,  впрочем,  приводить  в  подробностях допрос,  длившийся  с
небольшими  перерывами  до  позднего  вечера.  Скажем лишь, что  из  ответов
пленного следовало, будто до прихода к власти Адольфа Гитлера Отто состоял в
рядах германской компартии, отстаивавшей интересы  трудящихся. Они выступали
против милитаризации, разъясняли  массам  опасность зарождавшегося  фашизма.
Потом начались  гонения и  репрессии, повальные  аресты  коммунистов.  Чтобы
избежать застенков  гестапо,  пришлось  сменить местожительство и затаиться.
Однако убеждений  своих не поменял,  ненавидит фашизм и фюрера, ему противна
война, и он  готов сделать  все, чтобы она поскорее  кончилась.  Разумеется,
победой Красной Армии.
     Отвечая  на  вопросы о семейном положении, пленный  сообщил,  что имеет
взрослую дочь, которая  замужем за земляком - сыном бывшего коммуниста, тоже
вынужденно  сменившего  предместье  Берлина  на заштатный городишко  на  юге
Германии.  Не  скрыл и опасную  для  себя  деталь - Курт, так  звать зятя, в
настоящее время служит в гестапо; но делает это в силу необходимости. Так уж
сложилось  на  его  родине, что  приходится, вопреки  убеждениям и  желанию,
делать то, что диктуют сложившиеся обстоятельства. Впрочем, Отто полагает  и
даже уверен,  - добавила Марта, - что зять не злоупотребляет  возможностями,
какие присущи нацистам-фанатикам.
     - Не подобные ли обстоятельства вынуждают и его сотрудничать с  нами? -
задал вопрос комиссар.
     - Господин комиссар  вправе  предположить подобный вариант,  - перевела
Марта ответ  дословно.  - Но это  не  так.  Каждый  трезвомыслящий немец уже
понимает, что победить Советский Союз не только трудно, но и невозможно. Что
эта военная авантюра фюрера закончится крахом, и  чем дольше она  продлится,
тем  многочисленней  будут жертвы с обеих  сторон.  Я  очень хочу,  чтобы их
избежало хотя бы мирное население, а по окончании войны в Германию пришла бы
демократия по советскому образцу.
     Комиссар слушал внимательно, что-то записывал  себе  в  блокнот. Ответы
казались заслуживающими доверия. На вопрос, беспокоивший пленного, пообещал,
что   расстрел  ему  не  грозит,  Сибирь  -  тоже,  если  согласится  честно
сотрудничать.  Но  для   этого  прежде   необходимо   научиться  понимать  и
изъясняться по-русски. В этом ему помогут "ниспосланные богом". Это известие
было воспринято им с радостью и благодарностью.
     По окончании допроса, уходя, комиссар сказал Марте:
     -   Посоветуй  своему  ученику,  но  не  от  моего  имени,   впредь  не
распространяться по  поводу зятя-гестаповца: его  могут неправильно понять и
знание русского не понадобится.
     Все  последующие  дни и  долгие  вечера в  этой  же  каптерке шли уроки
русского  языка.  Заучивались   наиболее   обиходные   слова  и   их  четкое
произношение, правильное написание и прочтение. Школьница в роли учительницы
и  учитель в качестве ученика показали  себя исключительно  способными:  уже
через неделю  "дядя Отто"  довольно сносно изъяснялся  по-русски, все  реже,
беседуя с Андреем, просил помощи у Марты - напомнить, как переводится то или
иное слово.
     Отсутствовавший  все это  время  комиссар  был  немало удивлен,  когда,
наведавшись в "школу", мог говорить с  пленным почти без помощи переводчицы.
Тщательно  подбирая   слова,   слегка   перевирая  падежные  или  глагольные
окончания,  тот,  изредка  заглядывая в  записи,  умел  довольно-таки  полно
формулировать  свои  мысли.  Правда, отвечая  или спрашивая  сам, то  и дело
поглядывал   на  учительницу  и  в  случае  неодобрительного  кивка  тут  же
поправлялся,  касалось  ли  это  неправильного ударения  или  иного  дефекта
произношения.
     - Какой новост  для  менья приносить от главный командований  коспо-дин
комиссар? - спросил он.
     - Не надо называть меня господином, - поправил его тот.  - Это у нас не
принято. Правда,  обращение "товарищ" тоже надо  еще заслужить, но будем  на
это надеяться. А  пока  я  для вас  гражданин или просто комиссар. Что же до
командования, то  оно проявило интерес к тому, что вы -  немецкий коммунист.
Ваше желание способствовать  победе Красной Армии - одобрены, как и обещание
освоить русский в столь короткий срок.
     - Я уже  имеет успех благодарья  этот умний дети, - то ли  похвалив сам
себя, то ли пожелав выразить благодарность ребятам, ответил он.
     - Успехами я доволен.  Думаю,  дело пойдет  еще быстрее при помощи  вот
этого.  - И комиссар  достал  из  нагрудного  кармана  нетолстую, размером с
записную, книжицу.
     -  0, русско-немецкий  и немецко-русский  словарь!  - обрадовался Отто,
прочитав  название на коленкоровой обложке. -  Это есть  то,  что мне ошшень
необходим!
     Не  без  удивления  узнав,  что  все  эти  дни  занятия  здесь  шли  по
шестнадцать  часов  в  сутки,  комиссар  объявил  ребятам  благодарность  и,
расстегнув полевую сумку, добавил:
     - Трудились  вы по-стахановски и заслуживаете не только устной похвалы.
Вот вам еще и по шоколадке.  Но это подарок... от  кого  бы вы думали? -  От
вашего Александра Сергеевича.
     - Правда?!  - радостно, в один  голос  воскликнули  ребята. - Вы  с ним
виделись? Как он, рука уже зажила?
     - Значит, нашел партизан! А где он сичас?
     -  Рука  зажила,  партизан,  как  видите,  нашел   и  сейчас  командует
диверсионным подразделением,  - сообщил он приятные новости. - Узнав, что вы
здесь, обрадован  был не меньше  вашего. Ждет встречи с нетерпением. Кстати,
он  рассказал мне о  своих августовских  приключениях,  и я полностью с  ним
согласен: вы - настоящие пионеры-ленинцы.
     - Спасибо. А дять Саша сюда прийти не смог?
     - Хотел сделать это незамедлительно - забрать вас к себе. Но я попросил
недельку повременить. Знай, что вы тут так преуспели, то и не стал бы.
     - А можно, мы с Отто там дозанимаемся? - предложила Марта; она, отломив
от шоколадки  четыре квадратика, угостила лакомством и его, но тот, отщипнув
один, остальное вернул с благодарностью.
     -  Боюсь,  что там вам  не удастся заниматься  столь  же продуктивно...
Давайте уж, как договорились! Впрочем, мы преподнесем ему  приятный сюрприз:
не через  семь, а дней через  пяток примем  у вашего подопечного  зачет  - и
капитан сможет обнять вас раньше обещанного мною срока. Идет? Ну и отлично!
     Ровно через  пять дней  после  этого  разговора  комиссар доставил всех
троих в новый партизанский отряд.  Но  командира с  его диверсионной группой
"дома" не оказалось: еще не вернулись с задания. В этот же день Отто отбывал
в распоряжение более высокой инстанции. Ребята тепло и  душевно простились с
человеком,  за  две  неполных  недели  ставшим  для них  почти  как  родным.
Договорились,  если  все будет благополучно,  встретиться  после войны, а до
этого списаться, как  только  Кубань будет  очищена  от  оккупантов:  Андрей
оставил  ему свой хуторской адрес. А  еще накануне Отто подарил им на память
фотографию, запаянную в прозрачный целлофан для защиты от сырости. Со снимка
смотрела, улыбаясь,  красивая молодая  женщина - его дочь  Ирма  и  малышок,
обнявший деда, - внук Максик. Но герметичность пришлось нарушить: на обороте
карточки  была  сделана  дарственная  надпись по-немецки,  гласившая:  "Моим
спасителям Марте и Андрею от  благодарного Отто. Кубань, 09.42 г." И подпись
неразборчиво. Отто  просил также,  чтобы  после войны, если  ему  не суждено
будет дожить до этого времени, кто-нибудь из них с помощью этой фотокарточки
и сообщенных им адресов разыскали в Германии  его родственников или знакомых
и рассказали бы им об этих днях.
     Вряд  ли надо  подробно  описывать  волнующую  встречу  наших героев  с
Александром Сергеевичем, вернувшимся  из  рейда  в тыл к неприятелю. Все это
легко представить.
     По  должности  капитан  в отряде  считался вторым  лицом,  но  ни  одна
партизанская  вылазка  в окрестных  местах  не обходилась  без  его участия.
Разведка  на  месте,  подготовка  операции  и  ее  дерзкое  осуществление  с
причинением   врагу   ощутимого   урона   -   все   это   делалось  под  его
непосредственным руководством. А умение скрыться с места диверсии, не понеся
потерь,  создало  командиру заслуженный  авторитет  и  уважение товарищей по
оружию - это ребята заметили с первых же дней пребывания.
     Располагался отряд  в горах, поросших густым, труднопроходимым лесом, в
котором в изобилии росли  также каштаны, орешник, кислицы, груши.  Раньше  в
эти места из окрестных станиц и  даже Краснодара приезжало и приходило много
любителей набрать грибов, кизила,  каштанов. Этой осенью  Андрей, ходивший с
партизанами  на  заготовку лесных  даров,  гражданских  лиц  не  встречал  -
война...
     После того, как он собственноручно, на другой же день по прибытии сюда,
написал записку-весточку  родителям и  она ушла  неведомо каким  образом  по
нужному адресу,  ребята успокоились  и уже  не торопились  попасть  домой: у
партизан им нравилось. Тем более, что они были тут полезными. Марта помогала
женщинам (их было всего трое) готовить пищу, стирать и чинить одежду, сушить
грибы и многое другое; Андрей, как  уже упоминалось, ходил