а  не  впала  в  истерику,  Марта,  успокаивая,  увела   ее  к
переходному мосту через железнодорожные пути.
     - От  же  дуреха! Че  ж она не сказала  раньше... - возмущался  будущий
отец. - Как же теперь быть?..
     -  Очень просто:  плюнь на документы и смывайся.  Скоро вернутся  наши,
метрики  и  свидетельство  об  образовании  получишь  новые.  А  фрицев  уже
колошматят под Сталинградом, скоро конец войне, вот увидишь!
     Завтрак кончился, ушли оркестранты.  В  рупор несколько раз  объявляли:
провожающим -  освободить перрон; всем отъезжающим собраться у первого пути;
девочки - отдельно, их  вагон - второй  от  паровоза. Тем временем к перрону
стали   подавать  состав  из  товарных   вагонов,  известных  под  названием
пульмановских;  через  не до конца задвинутые  двери  виднелись  двухярусные
дощатые нары.
     -  Скоро  объявят   посадку,  -  поторопил  Андрей.  -  Решайся,  Леха!
Пожалеешь, но будет поздно.
     - Да я-то  уже  решился, -  ответил  наконец тот. -  А как  же  Гришка,
Степка, Борис?.. Если уедут,  а  я  останусь,  как посмотрю в глаза матерям?
Ведь это я их пригласил составить компанию...
     - Знаешь, где их найти?
     -  Договорились собраться  напротив последнего  вагона. Да  вон они,  -
узнал друзей "Леха".
     - Дуй к ним, скажи: здесь, мол, Марта. Хотела бы проститься и  пожелать
доброго пути. Подойдут, и мы гуртом уговорим остаться.
     Кивнув в  знак согласия, Леха (он  не возразил против и  этого  имени),
сказав Тане "сейчас вернусь", убежал.
     Тройка с  котомками за  плечами отделилась  от остальных и вместе с ним
направилась  к переходному  мосту. Но тут  в рупор  предупредили: - Никто не
уходить! Начинался посадка на вагон. Эй, ребьята, назад!
     Распорядитель,   сопровождаемый   вооруженным   солдатом,  заспешил   к
возможным беглецам. Тем пришлось спрыгнуть с перрона вниз  и оттуда помахать
Марте в знак приветствия и прощания.
     - Ви, двое, пошьему не соединяться к товарищей низ?
     Этот вопрос обращен был к приблизившимся было  Андрею  и Марте, которых
он из-за одежды принял, видимо, за своих подопечных.
     - Мы не уезжаем, мы провожающие, - пояснил Андрей. Тот поверил.
     И  тут  до  наших  агитаторов дошло:  не только всех  четверых, но даже
Леньку вернуть не удастся...
     -  Все  насмарку!..  Поздно хватились, ек-карный  бабай!  Но так  этого
оставлять нельзя.  Ты,  Марта,  останься,  а  я - я проеду  с ними. В вагоне
объясним  с  Лехой,  что  к  чему, и  как только  паровоз  где-нибудь сбавит
скорость, спрыгнем на ходу. Ждите нас через...
     - Я  -  с тобой! - решительно заявила Марта. - И не настаивай, не теряй
зря времени!
     Спорить было бесполезно и некогда - началась  погрузка в первый вагон -
и он уступил:
     - Ладно, так и быть... Таня, если мы задержимся, то дня через два сходи
на Красную (он назвал адрес Зои), скажи хозяйке или ее дочери, почему  мы не
вернулись вовремя. Больше - никому! До встречи!
     Марта  последовала  было  за  ним, но через несколько шагов вернулась к
Тане:
     - Это вам с мамой, - достала из  рукава фуфайки пачку денег и сунула  в
сумочку растерянной  подруге. - Здесь  с полтыщи марок. Мы прихватили их  на
случай, если не удастся уговорить ребят словами.  Теперь убедим и без денег.
Пока, Танечка, скоро увидимся, - и, поцеловав вконец  ошеломленную подружку,
кинулась догонять Андрея, зачем-то направившегося к офицеру-распорядителю.
     -  Пан, мы пришли  проводить  друзей, но в последнюю минуту решили тоже
поехать в Германию на заработки. Можно? - спросил он.
     - Та, кане-ешно! Ви - молодец. Присоединяться!
     - А ничего, что у нас нет при себе документов?
     - Нишево, нишево! Токумент оформлять на месте. Тобро пожаловает феликую
Германий!
     Посадка  шла организованно и быстро. Первыми по трапу поднялись в вагон
девчонки,  их  было около двух десятков.  Затем  трап переставили  ко  входу
следующего  вагона,  в  который  запустили до  тридцати  ребят  -  и так  до
оконечного.  В  каждый  вагон  последним  поднимался  вооруженный  автоматом
солдат. С перрона процедуру провожания и посадки снимала кинокамера.
     Андреев  вагон  (назовем  его  так для краткости)  загруженным оказался
неполностью: сюда осталось всего  пятнадцать  отъезжающих, и половина "купе"
пустовала. В нем не было ничего, кроме голых нар.
     Когда  состав наконец  тронулся  с  места и,  набрав  скорость, оставил
позади жилые застройки, пацаны, кто не успел на станции, по очереди мочились
в  приоткрытую  дверь;  приставленный  для  порядка  солдат,  не  говоривший
по-русски, милостиво  разрешал это  делать. Не обращал он внимания и  на то,
что шестеро недочеловеков скучковались в дальнем углу и о чем-то шушукались.
0 чем -  читателю  догадаться  нетрудно:  теперь  уже  трое  агитаторов вели
обработку остальных мартиных одношкольников.
     Разагитировать их  большого труда не  составило. Главным в доводах было
то,  что Марта разоблачила  "эту гнусную  фрицевскую  хитрость, подслушав их
разговоры между собой". Решено было твердо: сбежать, чего бы  это ни стоило!
Если  не  удастся сделать  этого  на подходе  к  остановке,  когда  снизится
скорость до безопасной для Марты, то  дождаться, когда поведут в столовую  -
так было обещано начальством.
     Однако,  поразмыслив здраво, от первого  - спрыгнуть на ходу - пришлось
отказаться. Во-первых,  солдат  -  как  быть  с ним?  Можно,  конешно, отняв
автомат, и  "треснув  им  по  северному  полюсу", фрица обезвредить.  А  что
станется с  остальными, если откажутся последовать  их примеру? Кроме  того,
Андрей опасался за Марту - а  ну  как снова повредит ногу, как это случилось
на базаре.
     - Я не очень верю, что нас станут водить в столовую, как вам обещали на
бирже,  -  подвел он  окончательный итог. -  Скорей всего,  будут кормить  в
вагонах. Но в туалет-то сводить обязаны. Здесь даже параши нет. И вот тут мы
обязательно слиняем. Не на первой станции, так на следующих.
     - А как станем домой добираться, чем питаться? - спросил Гриша.
     - Главное - что мы останемся на Родине, а домой доберемся! Но спешить с
этим не надо: там нас, вернее - вас, найдут и в лучшем случае отдубасят так,
что мало не покажется. А  питаться -  вот у меня пачка ихних денег, - достал
он из рукава несколько бумажных купюр. - Тут хватит всем и не только на еду.
Где взял? Это  неважно. Добрые  люди дали на случай, если бы  вас не удалось
отговорить от поездки в рабство.
     Долго  еще  совещались  они,  стараясь  заранее предусмотреть возможные
отклонения от  намеченного плана. Одного только не смогли  предусмотреть: на
первой  же  станции  - это  была Усть-Лабинская  - все  вагоны, едва  состав
остановился  и  автоматчики  спрыгнули  вниз,  были  безо  всяких объяснений
закрыты наглухо и взяты на запор...
     Спустя какое-то  время дверь андреева вагона слегка отъехала,  в  проем
швырнули  с дюжину легких одеял, подали пару фляг. Одна оказалась с питьевой
водой,  другая  -  пустая, справлять  нужду; затем дверь  задвинули, снаружи
клацнул запор.
     Потолкавшись взад-вперед  -  похоже, добавляли вагонов -  поезд, теперь
уже   наверняка,   взял  маршрут  на   Германию.  В   отличие  от  того,   с
продовольствием,  этот шел с  коротенькими остановками круглосуточно. Трижды
по  утрам на каких-то станциях меняли фляги да кидали, как собакам, по булке
черного хлеба на  брата.  Под  монотонный стук  колес  на стыках  минуло  по
меньшей мере трое суток...
     Л и ш ь на территории Польши режим сменили на более щадящий. Здесь всех
пересадили в  другой поезд.  Пассажирский.  Им  вагон попался  с  санузлом и
умывальником, с удобными сидениями и спальными полками. Правда, набили,  как
в бочку селедок, но зато, впервые за все время, хорошо покормили.
     Вскоре за  окнами стали проплывать ухоженные,  с аккуратными двориками,
без  следов  войны, деревни.  На  полустанках  - надписи  по-немецки, обилие
портретов  Гитлера  -  ехали  по  германской  земле.  Приходили  глазеть  на
диковинных пассажиров местная ребятня и взрослые, по большей  части женщины.
Из их  разговоров  Марта, а  с нею  и неудавшиеся  возвращенцы, окончательно
убедились:  привезли  их сюда в качестве рабочего  скота, и жизнь их ожидает
скотская...
     Стоит, видимо, упомянуть: за время следования никто из  посторонних  не
заподозрил в Марте  представительницу другого пола. И еще: пятеро  ее друзей
спаялись  в дружный коллектив, если  не  сказать - семью.  А  где дружба  да
сплоченноить, там, как известно, и сила. В андреевых вагонах - и когда ехали
взаперти,  и  после  -  поддерживались  дисциплина   и  порядок.  Решительно
пресекались нецензурщина, характерная для мужских обществ, чьи бы то ни было
поползновения качать  права и верховодить или делать что-либо такое, от чего
Марте пришлось бы краснеть.
     Однако близился  конец пути и  час, когда  всех ее защитников  разберут
бауэры и  прочие  хозяйчики,  а  то  и рядовые обыватели себе  в  услужение.
Мужчины   здешние  все   на  восточном  фронте,  вкалывать   на   земле,  на
фабриках-заводах некому - вот и везут молодежь с оккупированных  территорий.
Триста человек, если не больше, из одного только Краснодара!
     По  мере продвижения  в глубь страны вагоны освобождались от чужеземных
пассажиров,   и   ребятам  представлялась  такая   картина:   их  придирчиво
осматривают, ощупывают, выбирают на свой вкус жены воюющих,  вдовы, инвалиды
или  престарелые...  Как  еще  недавно  делали  это в  отношении  негров  на
невольничьих рынках. Только тогда рабов покупали, а теперь - бери бесплатно.
Противно и страшно!..
     Подобная участь тревожила и пугала, особенно Андрея  с Мартой: быть  ли
им вместе или  хотя  бы  поблизости  друг  от  дружки,  чтобы  видеться хоть
изредка?  Неужели  пути разойдутся и они  потеряются  навсегда? Такое вполне
возможно, и сердце не находило покоя...
     Поможет  ли и на этот  раз заветный талисман - подарок Андрея в день ее
четырнадцатилетия? - думала она. Эта линзочка  от бинокля комиссара хранится
бережно у  самого сердца - под левой грудью  в специальном кармашке лифчика,
куда зашила ее будучи у партизан.
     Последнюю полусотню пацанов - столько оказалось в их вагоне - ссадили с
поезда  на какой-то большой  узловой станции;  в двух  автобусах привезли  в
город.  Это давало  слабую надежду на то, что работать предстоит на  фабрике
или заводе,  а значит -  не разберут поодиночке и друзья  не потеряют  связь
между собой. Но  и такая перспектива радовала мало: Марта будет разоблачена,
и разлука неизбежна...
     И вот, кажись, роковой час настал.
     День, когда  "покупатели"  должны  были  разобрать  по  своим владениям
бесплатных гастарбайтеров, совпал,  похоже,  с выходным: ребят  разместили в
одной   из  школ.  В  классе  уже  собралось  несколько  солидных  мужчин  -
фабрикантов  или их представителей. Так  решил Андрей.  Они с Мартой  заняли
переднюю  парту в среднем  ряду, поближе к столу, чтобы слышать, о  чем  там
говорят.
     Да, эти люди пришли сюда за рабсилой. Но,  видно, не все еще собрались;
а  может, не  прибыло начальство. Добрых полчаса они  обсуждали  вопрос, как
поделят "контингент"  - разрешат  выбирать  или заявки удовлетворят согласно
нумерации  в  списке,  чтобы  никому  не  было  обидно  - товар-то  не  весь
высококачественный. Тут вспомнилось, что документы на них так оформлены и не
были, а значит, нет их фамилий и в списках. Убеги они из этой школы, их и не
кинулись бы. Но как и куда убежишь, где скроешься?..
     - Будь  у  нас адреса, мы  бы, может, разыскали фрау  Ирму, дочь нашего
Отто, - поделилась Марта пришедшей  на ум идеей. - Но  они остались  дома. А
она бы точно нам помогла.
     - Кто ж знал, что так обернется... - посочувствовал ей Андрей.
     - А  помнишь, в  первый день оккупации,  когда  мы спрятались у нас  на
чердаке, я  говорила про  папу.  Что  его  еще до войны  заслали  в Германию
разведчиком. Может, он где-то неподалеку отсюда... Уж он-то  нас  бы выручил
из беды.
     -  "Нету  чудес,  и  мечтать о них нечего", - вспомнил Андрей известную
строчку из Маяковского. - Я с ним полностью согласен.
     - А я в чудеса верю... Без этого не стоило бы и жить.
     Их  перешептывания прерваны  были  появлением военных.  Офицера в форме
гестаповца сопровождали мужчина и женщина. Андрей в рангах не разбирался, но
определил,  что эти  званием пониже. Еще один "фриц", вооруженный автоматом,
остался стоять у двери.
     Гражданские,  вскочив, дружно  вскинули  руки и приветствовали вошедших
возгласом "хайль Гитлер"; военные ответили лишь взмахом руки.
     - Господа, - обратился к ним офицер,  -  мне поручено  извиниться перед
вами за задержку  мероприятия, по  случаю  которого вы  здесь собрались: оно
переносится на более поздний срок. А пока прошу оставить помещение.
     Хайлькнув еще  и на  прощание, те  направились к выходу. Офицеры заняли
место за столом, разложив перед собой какие-то бумаги.  Тем временем женщина
уже шла вдоль  крайнего ряда  парт, присматриваясь  к сидящим  за ними столь
пристально, словно надеялась встретить знакомых или родственников.  Впрочем,
пристально - не  то  слово; скорее придирчиво, потому что некоторым из ребят
жестом  приказывала  подняться,  а  то и  выйти из-за  парты.  После  такого
изучения либо  сажала  на  место,  либо велела пройти к столу.  Там  один из
офицеров,  хорошо  говоривший по-русски, спрашивал  фамилию,  находил  ее  в
списках, делал отметку; второй, выше званием, записывал что-то у себя, после
чего опрошенный занимал место у классной доски.
     Из  первого ряда было отобрано трое  пацанов, все - крепыши, здоровяки;
среди них оказался и Гриша. А вот сидевший с ним за одной партой Степан фрау
по вкусу почему-то не пришелся, хотя был отнюдь не хил.
     У Андрея и Марты, с интересом следивших за отбором, повеселело на душе,
когда еще двое - Ленька и  Борис, сидевшие в их ряду, тоже были отправлены к
столу: вкалывать будут вместе. Когда до конца ряда оставалось три парты (тут
еще один подросток привлек внимание разборчивой немки), Марта шепнула Андрею
на ухо:
     - Андрюша, эта фрау, как две капли воды,  похожа на дочь нашего Отто...
- Она  достала из потайного кармана фуфайки  подаренное им фото. - Глянь: те
же брови, нос, губы, родинка на левой щеке - все, как у нее.
     - Точно: похожа. Неужели?..
     Тем временем похожая  поровнялась с их партой. Посмотрела оценивающе на
Андрея,  сидевшего  ближе  к ней,  движением кисти приказала  подняться.  Не
ожидая приглашения, он вышел из-за парты. И тут  же отослан был к столу, где
создалась уже небольшая очередь.
     Марта тоже привлекла ее внимание,  но выражение лица явно говорило: тут
что-то не  то! Приподняла треух,  затем  пристально  посмотрела в глаза... И
Марта  решилась: поднялась и, наклонившись  ближе,  полушепотом спросила  на
немецком языке:
     - Скажите, вас зовут фрау Ирма?
     -  Я-а...  -  дас ист зо, -  ответила та  с некоторым удивлением, что в
переводе на русский звучало бы как "Д- да... это так".
     - А вашего мужа - Курт?
     - Ты откуда знаешь? И почему так чисто говоришь по-немецки?
     Удивившись  еще  больше  и  слегка  растерявшись,  Ирма  сформулировала
вопросы не совсем  так, как следовало бы в ее положении; и уж явно  опешила,
едва не утратив над собой контроль, когда услышала:
     - Мне надо  бы с вами поговорить... у меня добрые вести от  вашего папы
Отто. - И она передала ей фотокарточку.
     Не скрывая волнения, Ирма  подошла  к  столу, кивком  отозвала старшего
офицера в сторонку, что-то тихо стала ему объяснять.
     - Это ты и есть Марта? - вернувшись, уточнила дочь  Отто.  - Я выслушаю
тебя обязательно, но чуть позже.
     - Фрау  Ирма,  - задержала ее Марта,  - рядом со  мной  сидел  мой брат
Андрэ, упомянутый  в  дарственной  надписи. В списках его нет,  мы  случайно
оказались среди этих ребят.
     - Вот как? Сейчас верну обратно.
     Сказав так, она  подошла к Андрею, жестом  указала на парту и  занялась
третьим рядом.
     - В чем дело, почему меня вернули? - спросил он, хотя и догадывался.
     - Я сказала, что ты мой брат, что это ты упомянут в дарственной надписи
и что нас в списках нет.
     - Значит, она оказалась...
     - Да, той самой Ирмой! Очень  обрадовалась, узнав, что  я имею сведения
об отце. Она выслушает нас, как только освободится.
     Отобрав ровно десять человек, самых здоровых  и, по мнению Марты, самых
красивых, фрау Ирма с нею  и  Андреем уединились в одной из  комнат; судя по
наличию глобуса,  наглядных пособий  и  прочих школьных принадлежностей, это
была учительская.
     -  Так  что  вам известно  о  моем  отце?  - усадив их на  диван и  сев
напротив, спросила она первым делом. - Он жив?
     - Конечно. Мы виделись с ним недели две назад.
     - Где и при каких обстоятельствах?
     - На Кубани под городом Краснодаром. Он попал в плен к партизанам.
     - Майн гот! - ужаснулась Ирма.
     - Да вы не переживайте, ему ничто не угрожает, уверяю вас! Я вам сейчас
объясню, как это случилось...
     - Ладно, не здесь. Твой брат тоже говорит по-нашему?
     - Да, только похуже, чем ваш папа по-русски.
     - Папа? По-русски? - переспросила дочь.
     - Мы с ним, - кивнула  на Андрея,  - обучили его русскому  всего за две
недели.
     - Дас ист зо? - перевела она взгляд на него ("Это так?")
     Марта  объяснила ему, в чем  дело,  так как беглую речь тот воспринимал
слабо.
     - Я, фрау  Ирма, аллес,  вас заген майн швестер,  ист зо, -  ответил он
хоть и коряво, с запинками, но по-немецки (перевод: "Да, фрау Ирма: все, что
говорить мой сестра, верно") и добавил: - Абер онкель Отто шпрехен... забыл,
как по  ихнему "лучше", -  глянул  на Марту;  та  подсказала. -  бестерн унд
шнеллер. Я  не  думал,  что нас занесет в  Германию,  и не очень-то старался
изучать ваш  язык. К сожалению,  - добавил уже на русском; Марта перевела ей
концовку.
     -  Странные  вещи  вы  говорите... -  не зная, видимо,  верить или нет,
покачала та  головой. -  Впрочем, разберемся.  Сейчас  я отвезу вас  к  себе
домой.
     - Тетя Ирма, -  видя, что обращаются с ними не по-казенному, обратилась
Марта, - офицер, с которым вы совещались, он и есть ваш муж Курт?
     - Ты угадала.
     - Мне дядя Отто говорил, что он служит в гестапо...  а теперь видим, он
большой начальник.
     - Вас это пусть не беспокоит.
     - А нас тоже зачислят в отобранную вами группу?
     - Об этом мы еще поговорим.
     - Я спросила  потому, что нам  бы  очень хотелось быть всем вместе... В
эту  группу попало  трое наших земляков, вернее - моих школьных товарищей. А
один,  к сожалению,  остался...  Извините  за  бестактность,  но могу я  вас
попросить?..
     - Я тебя поняла. Как его фамилия?
     - Туманов.  Он сидит в ряду, с которого вы начинали, на третьей  парте,
один.
     - Сейчас сделаю замену. Но надо кого-то исключить...
     - Чтоб не заменить на нашего же? - догадалась Марта. - Среди отобранных
есть один приметный: на нем серое пальто с воротником из облезлого меха.
     Немка  вернулась в класс, когда оформление документов заканчивалось, но
"воротник из облезлого меха" еще был у стола.
     -  Необходимо  произвести замену,  - сказала она  мужу,  и Степан занял
место   у  стола.  Вернувшись   в   учительскую,  сообщила  о  произведенной
перестановке.
     В порыве  благодарности за все, что она для них сделала,  Марта  хотела
было обнять и, как  то бывало в отношении матери, расцеловать ее в обе щеки;
но  сочла,  что  это будет  слишком  большая вольность.  Решила ограничиться
рукой, однако Ирма отдернула ладонь, воскликнув:
     -  Что  ты,  девочка!  Это  мне следует  благодарить тебя  за радостную
весточку. Мы давно уже не получаем писем, и я не находила себе места.
     - Вы не представляете, как много уже сделали для меня и моих друзей!
     - Если все, что ты сообщила, окажется пра