ихнего прихода и все такое. Он тебя верняк отпустит.
     - Нет, Андрюша, я  этого делать не стану, -  наотрез  отказалась она. -
Обоих нас он не отпустит, а без тебя мне ни свобода, ни даже жизнь не нужна.
Вместе кашу заварили, вместе будем и расхлебывать, чем бы это ни кончилось.
     - Ну и напрасно! Нужно  попытаться использовать этот единственный шанс:
спасешься сама, а может, с помощью мамы и меня выручишь.
     -  Пока доберусь до мамы - я ведь не только станицы не знаю,  но  даже,
где она работает - тебя уже увезут.
     - Спросишь, люди  подскажут.  Зато хоть  ты не пострадаешь. Я не  хочу,
чтоб из-за меня...
     - Нет! И слушать  не желаю.  Вовсе не из-за  тебя.  А  шанс  не  единст
венный: мама вот-вот придет домой обедать...
     - Вчера она не приходила, - перебил он.
     -  Впервые за  все  время.  Придет, узнает, что  я  не  вернулась,  как
пообещала  дедушке,  и  сразу  догадается.  Не  пройдет и  полчаса, как  она
появится здесь.
     - Сегодня все идет нам назло. Поэтому я не советую, я приказываю: делай
так, как я...
     Разговору помешал подошедший к ним рябой.
     - Вы не здешние... Держитесь отдельно да и  своих я знаю почти всех. Чо
такие  невеселые? - Лицо его  светилось  добродушной улыбкой,  и несмотря на
крупные оспины, казалось довольно красивым.
     -  Да,  мы  случайно  попали  в  вашу   компанию,  -  ответил   Андрей,
недовольный, что помешали разговору. - А ты напрасно радуешься! Не знаешь, в
какой переплет попал...
     - Ты на что намекаешь? . .
     - Так вас же надули! Не за товаром повезут нас на поезде.
     - Почему так думаешь?
     -  Не  думаю, а знаю  совершенно точно. Нас с  сестрой схватили намного
раньше, и  тот  чубатый,  что помогал  влезть  на машину,  он говорил совсем
другое. Будто ваши пацаны  выпустили из каталажки арестованных бандитов. Их,
мол, решили "заловить" и узнать, кто именно это сделал.
     - Брешет: ничего этого не было, - заверил рябой.
     - Я тоже так подумал. А посля узнал - немного волоку по-фрицевски - что
на самом-то деле нас хочут угнать в Германию.
     - Как  -  в Германию?  Ах,  гады! Ну,  козел! - скрипнул  зубами рябой,
пригрозив кому-то, по всей вероятности, в станице, - я тебе устрою...
     -  Никому ты  теперь  ничего не  устроишь, -  заметил Андрей,  кивнув в
сторону охраны.
     - Да? Ты не знаешь  Степана Голопупенка! Гад я буду, если не убегу прям
отсюда. Спасибо, что предупредили, - пожал он обоим руки. - Как зовут-то?
     -  Меня -  Андрей, а  сестру - Марта. Но учти: они гнаться не станут  -
пристрелят и все.
     - Нехай лучше убьют на родине!...
     Степан вернулся к своим, стал что-то  с ними обсуждать. Затем вчетвером
перешли на край, от вокзала, озираясь на автоматчиков.  А те поначалу стояли
врозь, затем сошлись вместе: тот, что  стоял от базарчика, не смог прикурить
- отказала  зажигалка.  Пройдя  к  напарнику,  он закинул автомат за  спину,
прикурил сигарету, и они, поглядывая в сторону девчонок, стоявших отдельно и
ближе к ним, стали увлеченно что-то обсуждать.
     Первым с места сорвался Степан. Следом  - еще трое. Стража среагировала
с опозданием: схватились за оружие, кода те отдалились на добрых два десятка
метров. Стрелять  поверх  ребячьей толпы  было  несподручно,  нужно  было ее
обогнуть, что один и  сделал. К  тому времени беглецы, пригнувшись и кидаясь
из стороны в сторону,  отбежали  еще  дальше.  Автоматная  очередь  настигла
последнего: взмахнув руками, паренек упал без крика...
     Стрельба привлекла внимание людей  на насыпи, но пожелавших перехватить
беглецов не оказалось. Стрелявший прошел к убитому, носком сапога перевернул
лицом кверху. Оно было окровавлено, а малец мертв.
     После такого происшествия ребят пинками и  окриками  сгрудили в плотный
табунок и в дальнейшем держали под дулами наизготовку.
     Под гледичей начали появляться разбежавшиеся было торговки. Забрав свои
ряженки  да  семечки, смывались.  Лишь две  из  них несмело,  с остановками,
приблизились к убитому. Автоматчики не обращали внимания, и мальца унесли.
     Еще через четверть  часа  вернулся офицер.  Спокойно  выслушал доклад о
случившемся,  дал какие-то указания,  и под  строгим  конвоем горе-грузчиков
увели наверх, где на  запасном пути их поджидал состав из десятка вагонов. В
товарняк, что стоял впереди  паровоза, по  свежесколоченному трапу затолкали
упиравшихся мальчишек и хнычущих девчонок и задвинули тяжелую, на колесиках,
дверь...
     Яркий день остался по ту сторону, по эту - полумрак и духота. Два узких
окошка  вверху  да голый, притрушенный  застарелым мусором, пол -  вот и все
"удобства".  Когда  глаза  приспособились  к  сумраку, на  лицах большинства
узников можно  было  прочесть  растерянность,  отчаянье  и  страх.  Девочки,
сбиваясь в отдельный угол, продолжали хныкать и растирать слезы по лицу.
     -  Пройду к ним, - сказала Марта.  - Объясню, что происходит и попробую
успокоить. Заодно познакомлюсь, теперь у нас судьба общая.
     - Говори, что  мы с тобой  брат и  сестра, - посоветовал Андрей. -  А я
займусь ребятами.
     Он протиснулся в самую гущу.
     -  Кончай,  братва, шуметь и послушайте,  что я вам скажу!  -  попросил
внимания. Шум поутих. Девчонки, переставая хлюпать носами, тоже придвинулись
вплотную.  Стало  слышно,  как  пшикает  стоящий под парами  локомотив. - Вы
верняк не знаете, что с нами случилось.  Я малость волоку по-фрицевски  и из
ихних  разговоров  кой-чего усек.  Так вот,  нас заманили под видом спичек и
мыла, а теперь еще и  заперли  в этой  духотище  не для того, чтоб  везти на
какой-то там склад! Мы им понадобились, чтоб спастись от партизан.
     Это открытие вызвало глухой ропот.
     - А хиба тут е партизаны? - усомнился шкет лет двенадцати.
     -  Не  перебивай,  дослушай до конца,  -  посоветовали  ему,  и  Андрей
продолжил:
     - Вы  думаете,  что  в  тех вагонах,  позади паровоза?  Не знаете. А  я
разобрал  из  ихнего разговора:  в них  пшеница  и  картошка.  А еще  разное
награбленное  добро.  Теперь они хочут  все это  сплавить в свою  фрицевскую
Германию. А чтоб  партизаны не пустили под откос, прицепили спереди  вагон с
детворой.  Теперь про  партизан:  и  тут е, и повсюду  на  кубанской  земле,
особенно вдоль железной дороги, -  явно  закусил удила  Андрей. - Фрицы токо
про  них  и долдонят: партизаны  мерещутся им под каждым мостом,  под каждым
кустом вдоль дороги и в каждом камыше, ежели я правильно понял. И спасти нас
теперь смогут только партизаны.
     Видя  такую  его  осведомленность, товарищи по несчастью стали задавать
вопросы.  Некоторые  ставили  его в  тупик.  Но он  решил, что  если  где  и
подзагнет,  вреда не  будет.  Главное - успокоить  и вселить  хоть  какую-то
надежду на благополучный исход.
     - А як партизаны узнають, шо в вагони мы? - спросил кто-то.
     -  Думаешь, они  не догадливые? Зачем  нужен вагон спереди паровоза?  И
потом,  - пришла  более убедительная догадка,  -  фрицы верняк  прикрепят на
вагон объявление. Большими,  конешно, буквами,  чтоб  можно  было  прочитать
издаля.
     -  А   если  не  спасут  партизаны,   что  будет  с   нами   потом?   -
поинтересовалась девчушка с  вьющимися кудряшками и миловидным  личиком,  на
вид лет двенадцати.
     - Об этом у них разговоров пока не было... Но я думаю так: отпустят  на
все четыре стороны, как только проедем партизанскую угрозу.
     Его ответы вернули заложникам некоторое присутствие  духа. Вернувшись в
свой угол, девчонки окружили Марту. Мужская часть строила предположения, как
же  все-таки  пойдет дело дальше: станут ли  кормить,  будут  ли выводить до
ветру или придется ходить в угол  вагона. Выдастся  ли случай задать лататы,
как это сделал Степка Голопуп (его знали многие как отчаянного заводилу).
     Спустя час,  а  может, и все два, паровоз  вдруг  ожил:  задышал  чаще,
коротко  свистнул, вагон дернулся, и под колесами  сперва нечасто,  потом во
все  возрастающем  темпе  застучали стыки.  Вернулась  Марта  в расстроенных
чувствах.
     -У тебя ножик острый? - спросила, присев рядом.
     - Конешно. А зачем он тебе?
     - Надо спороть с платья синие ленточки. И немедленно.
     - Зачем? -  удивился он. -  Пацаны,  а  ну отвали,  дайте  поговорить с
сестренкой! - Те послушно отодвинулись.
     - Ты, возможно, не обратил внимания... Когда мы были еще внизу, эти два
верзилы пялили глаза на девочек. И говорили такие гадости... У  меня  сердце
кровью обливается, как подумаю!..
     - Уж не снасильничать ли собираются?
     - Именно  так... Даже  Лена с Нелей, вон  те, что постарше, догадались,
хоть и не понимают их языка. И особенно не избежать этого мне.
     - Почему так решила? - обеспокоился не на шутку Андрей.
     -  "А вон та, в  платье  с синими полосками,  - настоящая конфетка! " -
Так, если слово в слово, сказал обо  мне один из них. И добавил:  жаль, мол,
что старшой заберет это лакомство себе...
     - Что ты говоришь! - ужаснулся Андрей.
     Вот я  и подумала: нужно поскорее убрать  с платья это украшение - буду
не так приметна.
     -  Полоски  убрать  нетрудно.  Но ты  больше  приметна  другими  своими
украшениями. Как быть с ними?
     - Ты о чем? - не поняла она.
     - Будто не знаешь: привлекательная мордочка, стройная фигурка. А особую
похоть вызвали у них, мне думается, твои выпуклости спереди. Их тоже надо бы
убрать.
     - Груди что ли? Но как же их уберешь...
     -  Придумать  надо.  Ленты  в  темноте  спороть  не  получится,  но  мы
отчекмарим  их вместе с подолом. Платье длинное, и три сантиметра его  почти
не укоротят. Как и рукава.
     - И зачем только я его напялила, такое приметное! - пожалела она.
     - Лучше б ты родилась не такой красивой, - в свою очередь пожалел и он.
-  Но я  тебе  помогу. Лицо  мы  обезобразим,  с помощью слюны  и пыли. Косы
расплетем, волосы  перепутаем.  Будешь  выглядеть, как полоумная идиотка, на
которую и смотреть-то противно. Не возражаешь?
     - Конечно, нет! Спасибо, что додумался.
     - А вот сиськи... их надо примотать туго-туго, чтоб  стали, как лепешки
Наверно, больно будет, они ведь у тебя еще твердые.
     - Потерплю. Только чем примотаем?
     -  На  мне новая майка. Сделаем из нее  широкий  бинт, но  чтоб хватило
обмотать тебя раза два-три. А закрепим примотку лентами.
     -  Ты у меня такой  сообразительный! -  Исполненная  благодарности, она
обняла его и приникла щекой к лицу.
     Через некоторое  время  состав  сделал остановку на  какой-то  станции.
Взобравшись на  плечи  высокорослого крепыша по  имени Серега, Андрей  через
зарешеченное окошко хотел сориентироваться, куда их завезли. Но  не удалось:
никаких построек видно  не было; похоже, что  стоят в  тупике. Оставив вагон
здесь, паровоз куда-то укатил.
     Еще засветло (если можно так сказать про полутемный вагон) они с Мартой
успели  управиться  со  всем,  что  намечали.  Переделывая   "выпуклости"  в
"лепешки", он поинтересовался:
     - А что это твердое под левой сиськой?
     - Твой вчерашний  подарок, - пояснила бывшая именинница. - Я догадалась
прихватить его утром с собой.
     - Нашла место! Давай мне в карман. А то потеряешь.
     - Не  потеряю.  Низ лифчика двойной,  я, когда  ты сидел  отвернувшись,
сделала прорезь в чашечке, и наш талисман там, как в кармашке.
     - Ты сурьезно веришь в талисманы? А по-моему, это такая же выдумка, как
про бога или этих, как их, аллаха, будду и прочих.
     - А я в талисман верю. И он отведет от нас всякие беды.
     - Пока что этого  не вижу... Вот теперь ты похожа  на пацана, - проведя
ладонью по спине, а затем спереди, сказал Андрей, довольный своей работой.
     В  темноте  и   неизвестности  время  тянулось  томительно  медленно...
Хотелось есть, а еще больше - пить. Дневная  духота стала несколько спадать,
но воздух в вагоне становился все более  спертым, поскольку кое-кто "сходил"
в  угол.  Разговоры  стихли, все  стали  укладываться на ночь. В отличие  от
ребят,  улегшихся   покотом,  девочки  решили  коротать  ночь  сидя,  плотно
прижавшись друг к  дружке, чтоб  не  мерзнуть: почти  все они  были  одеты в
легкие  платьица или  кофточки. Марта примостилась  рядом с "братом". Андрей
укрыл ее пиджаком, а голову она пристроила ему на грудь.
     Но уснуть не успели. Снаружи послышался веселый, похоже - пьяный, смех,
клацнул засов, и дверь со  скрежетом отошла. В  узком проеме блеснул свет, в
вагон поднялись двое. Кое-кто вскочил.
     - Лешаит! фсем лешайт! - приказал, задвинув дверь до упора, офицер.
     Неожиданные посетители, раздвигая ногами лежащих, направились  в угол к
девчонкам. Те сидели,  опустив книзу  лица,  так  как свет от электрического
фонарика слепил глаза. Один из охранявших, беря  за волосы, поворачивал их к
свету,  разглядывал каждую, пока не осмотрел всех семерых.  Кончился  осмотр
тем, что  отобрали троих: Лену. Нелю и малявку  с  вьющимися  кудряшками. Их
подняли и стали подталкивадь к выходу:
     - Пошоль, пошоль!
     Чувствуя недоброе,  старшие упирались, плача навзрыд. Меньшая  визжала,
как  резаная,  вырывалась  из  рук  охранника,   пока  тот   не  передал  ее
поджидавшему внизу напарнику.
     Когда  снова клацнул  снаружи запор  и стих  плач уводимых, в притихшем
вагоне послышались голоса:
     - А нашо их забралы?
     - Ты чо, идоси не знаешь?
     - Невже ж совисти хватэ? Светки ж ще и трынадцяты нема.
     - От же гады! Хрицы прокляти!
     Андрей расслышал, что Марта всхлипывает. Обнял, принялся успокаивать:
     - Не плачь, слышишь? . . Что ж теперь...  теперь уже ничем не поможешь.
Ты из-за девочек?
     - И за них,  и за себя страшно. Они ведь долго искали меня. По полоскам
на рукавах платья. Я чуть не умерла от ужаса: ну как найдут здесь... - И она
опять залилась слезами.
     - Не переживай так, - заходился он уговаривать. - Видишь, все обошлось.
Первый раз  сработал талисман. Да  ежли б и нашли... офицер увидел бы, какая
ты страхолюдная и заехал бы в морду этому черту. За то, что хотел  подшутить
над своим начальством.
     - Ты так думаешь? - перестала она всхлипывать.
     -  Уверен. Ты  сейчас  похожа не на  конфетку,  а  на  эту,  как ее, на
кикимору болотную. Да и платье-то оказалось бы без приметных полосок.
     - Ночью-то, может, и пронесет, но днем...
     - Да, надо что-то предпринимать... Поговорю с  братвой,  придумаем, как
обезопаситься. Безвыходных положений не бывает.
     Уговоры несколько  успокоили ее и приободрили. Вскоре она задремала, но
и во сне изредка судорожно всхлипывала.
     Андрей уснуть больше  не смог. Размышлял, что  бы такое  придумать  для
спасения не только своей ненаглядной, но и оставшихся четырех малолеток.
     К  утру  все продрогли и потому  проснулись раньше, чем в вагоне начало
сереть.  Послышались приглушенные  разговоры. Находившиеся поблизости Сергей
Попченко со станичниками о чем-то совещались. Андрей шепнул Марте, что хочет
принять участие.
     - Об чем разговор, пацаны? - подключился и он.
     - Думаем как  бы  сбежать, - сказал  Серега.  - Хочем надрезать доски в
полу, чтобы в подходящий момент проломить дыру и смыться.
     - Одни или с девчатами?
     - Надо бы всем. Но - как получится.
     - "Как получится" - не пойдет, - возразил он. - Неужли душа не болит за
землячек? Ведь эти гады тремя не ограничутся. А до Германии еще далеко.
     - А ты вроде обнадеживал, что нас  освободят партизаны, - поймал его на
слове пацан по кличке Сухарь.
     - На  партизан  надейся,  но и сам не плошай, - переделал он  известную
поговорку на свой лад. - Это когда еще будет!
     - В следующую ночь мы их просто не впустим. Застопорим двери с помощью,
например, ремня.
     - Не ночью, так днем зацапают, - возразил Андрей. - Нет, это не выход!Я
предлагаю  другое:  как токо они задвинут дверь  и направятся  к  девчонкам,
давайте все, сколько нас  есть - а нас  на каждого из них по десятку - разом
набросимся, свалим,  кляп в  пасть, коленкой на  горло  и... ну,  там  видно
будет.
     - А третий - вдруг он с автоматом? - Это опять подал реплику Сухарь.
     - Навряд. А чтоб не догадался, что происходит внутри вагона, подговорим
девчат,  чтоб  погромче кричали.  Когда  пистолет офицера  окажется  в наших
руках, приоткроем дверь и кокнем его в упор. Машинисты навряд чтоб...
     Совещание  прервано было  возней снаружи. Отъехала  почти на  всю длину
вагонная  дверь.  Посветлело,  внутрь  хлынул  свежий  воздух.  В  вагон  по
приставленному трапу поднялся офицер. Потянув носом, брезгливо сморщился.
     - Сейдшась  ви путет тишайт  свеши востух. Фсем вихотит нис - пистра! -
распорядился он.
     Андрей  быстренько стер с лица Марты излишний  марафет  ("перебор  тоже
опасен"), перепутанные волосы уместились под кепкой, пиджак  тоже  отдал ей.
Осмотрев, сказал с удовлетворением:
     -  Ты  стала  неузнаваема.  Даже  я  сомневаюсь,  что  вижу тебя,  а не
какую-нибудь замухрышку.
     Спустившихся  вниз  построили в колонну  по  два  и  куда-то повели под
бдительным присмотром. Что за станция, узнать не удалось и сегодня,  так как
она оставалась  в стороне. В промежутках между соседними колеями там  и  тут
видны скелеты обгоревших вагонов, черные рваные цистерны, сваленные набок.
     Привели в некое полупустое помещение, стоящее на отшибе. Здесь их ждала
молочная фляга с водой и  кружкой, и  возле нее  сразу  образовалась очередь
жаждущих напиться. Двое в гражданском приготовили завтрак -  хлеб и какое-то
варево. Оно оказалось  с неприятным запахом, невкусным. Но голод не  тетка -
ели, хотя и с явным отвращением. Марта отказалась наотрез:
     - Не могу эту гадость проглотить, с души воротит...
     - Привыкай. Лучшего от них не дождешься.
     Но  уговорить не получилось, и Андрей  съел обе порции, а  хлеб, свой и
ее, сунул в карманы пиджака:
     - Проголодаешься сильнее - съешь, он вроде ничего.
     В  этом помещении продержали почти до  обеда. Затем строем  погнали  ли
обратно. Уже издали они заметили надпись  на "своем"  вагоне: короткое слово
"Д Е Т И", выведенное белой краской, занимало треть боковой площади. Впереди
него стоял теперь пассажирский вагон, за ним - платформа с балластом, поверх
которого  лежали несколько  рельс  и  с десяток шпал. Метрах в десяти от нее
виднелась дрезина.
     И еще  одно новшество: широкий вход в  вагон забран решеткой из толстых
реек, которая откидывалась книзу, служа в то же время и сходнями. Пол внутри
посыпан ракушечником. У входа - фляга с водой и кружкой.  В углу, служившему
отхожим местом стояла  алюминиевая  кастрюля  с  крышкой.  А  в девчачьем...
сидели уведенные ночью.
     Вид у  девочек был  жалок, если  не  сказать  ужасен.  У  Нелли лицо  в
синяках,  опухшая нижняя губа искусана. У Лены надорвано, к тому  же, платье
спереди так, что  видна грудь, тоже с  кровоподтеком, но она  наготы даже не
замечает. Самая младшая, Света, прислонилась к ней мертвенно-бледным личиком
и кажется спящей. От них все еще несло винным перегаром...
     Решетку  подняли,  закрепили.  Состав,  громыхнув  буферам,  тронулся с
места, набирая скорость. Снова из-под колес понеслось надоедливое "тук-тук -
тук-тук".  3а  насыпью   мелькали  телеграфные   столбы,   проплывали  поля,
оставались  позади речушки  и перелески, небольшие населенные  пункты.  Один
красивый  пейзаж сменялся другим, вот только сквозь слезы все это было плохо
различимо...


     Часть вторая

     Необыкновенные приключения юных кубанцев

     К  а  к  п  о  м  н  и т  читатель,  знакомый  с первой  частью  нашего
повествования,  состав с  награбленным на  Кубани  добром предназначался для
отправки в  Германию.  Так полагала Ольга Готлобовна,  так теперь считали  и
Андрей  с Мартой.  Правда,  вагонов  пока маловато, всего  десяток,  но  их,
видимо,  добавится  в  пути.  Поставленный  впереди  их   товарного   вагона
пассажирский заселили двумя десятками  вооруженных солдат.  Причем, пожилого
воз