заливала округу молочным светом настолько ярким,
что гапоновский орешник, все еще довольно густолиственный, надежно прикрывал
юных диверсантов тенью.
     В  конце фундуков  задержались  -  метрах в двадцати  от  цели.  Отсюда
подворье - как на ладони: кирпичный дом, с верандой, под черепицу, окна  без
ставен; света в них не видать. Неподалеку летняя кухня с  навесом,  столом и
приставной  скамьей.  Два высоких стога, еще  непочатые,  вынесены  в  глубь
двора. В двух  метрах  от них -  внушительных размеров поленница,  несколько
бревен,  одно  из  которых  лежит  недорезанным  на  козлах -  все это  тоже
наверняка  сгорит,  подумали  мстители.  В нескольких  метрах  от  стогов  -
кукуруза:  урожай  хозяева,  возможно,  убрали,   а  вот  бодылкой,  похоже,
пренебрегли.
     -  Будто специально для меня оставили!  - сказал  Борис. - Я залягу вон
там, напротив, и в случае чего швырну в тебя комком земли.
     - Навряд ли придется это делать: все уже давно дрыхнут. Пошли!
     Стога  сложены  столь  близко, что  не понадобилось  дергать  сена  для
соединительного  мостика,  и "мина" была установлена у  основания  одного из
них.  Она представляла собой бумажную воронку со вставленным с узкой стороны
конуса самодельным "бикфордовым  шнуром".  Нехитрое  устройство подготовлено
было в считанные минуты.
     Оставалось поджечь свитый из ваты, толщиной  с карандаш и  полуметровой
длины  жгутик,  когда  рядом шлепнулся  кукурузный початок.  Сигнал?  Ванько
затаился, прислушиваясь.  Расслышал неразборчивый  говор и шаги:  со стороны
дома к  навесу приближались  двое. По голосам тут же узнал Леху и Гундосого.
"Черт, думал, одни мы не спим, - ругнулся Ванько. - Придется подождать"...
     Приятели  уселись  на скамью.  Ванько распрямился на  полный рост,  дал
понять  Борису,  что  сигнал  принят.  Присел  и стал ждать.  Из  разговора,
доносившегося теперь отчетливо, заключил, что дружки встретились недавно.
     - Так ты  кажешь, свиданирував? - с нетерпеливым интересом  переспросил
Леха. - С ким же цэ само?
     - А вгадай!
     - Та бис тэбэ зна... Хиба обратно с тиею шалапутною?
     - Тилькэ сичас од нэи.
     -  Ну и як - хочь полапать дала? Писля того, як ты хотив угостить нэю и
нас з Грыцьком. а Кулька обороныв.
     - Та я седни ще нэ лиз.
     - И нэ лаялась? .
     - Ни словэчком нэ уприкнула, шоб мини луснуть!
     - Так шо, може, ще попробуем? Зробышь?
     - Та мини нэ жалько, бо вона до цего жаднюча. А карасину дасышь?
     - Я ж тоби позавчора давав цилу литру!
     - То я просыв  соби. А тэпэр трохы ий, бо каже:  не  прынэсэшь, то й нэ
прыходь - нэ пустю й блызько.
     -  Такэ,   такэ...  Нэ  боисься,  шо  оти  черты   рыла  начистють?   -
поинтересовался Леха.
     - Сам же казав, шо воны сталы бояться нас, як огня...
     - Так то мэнэ! Ладно, трохе дам... А то ще будэ, як зи мной: ничого  нэ
пообищав, понадиявся  був  на сылу. Полиз, а  вона як  вчипылась за  я... за
якэсь мисто - цилый тыждэнь потом роскарякою ходыв...
     - Це, мать, Варька Сломивська? - догадался Гундосый.
     - Вона, шоб ий на тим свити кыслыло!.. Посуд прыхватыв? Ходим до хлягы.
     Было слышно, как совсем рядом  клацнула и откинулась крышка фляги, как,
утопив бутылку,  набулькали в  нее керосину. "Придется  с поджогом погодить:
керосин и нам нужен позарез!"- подумал Ванько.
     Подождав, пока дружки ушли  и все стихло, поднялся.  Фляга стояла возле
большой собачьей будки, из которой  вылез, волоча цепь, симпатичный кутенок,
не научившийся  еще не то  что  "гавкать", но и разбираться, где свои, а где
чужие. Несмотря на  поздний час, он, похоже, не прочь был поиграть. Погладив
его, Ванько попробовал флягу на вес - полная. Отнес в орешник.
     - Представляешь, полна керосину! - с радостью объяснил Борису.
     - Да ну! - удивился тот. - А фитиль еще не поджигал?
     -  Надо  сперва  опорожнить, а уж потом все  остальное. Флягу-то  нужно
вернуть, пусть  думают, что  сено сперва  облили  керосином, потом подожгли.
Иначе ним и пользоваться будет опасно.
     - И то... Я об этом не подумал, - согласился помощник.
     Вернулись через  полчаса.  Смочив  еще  одну тряпку  остатком керосина,
Ванько оставил флягу между стогов. Зарозовел кончик жгута, в  носу щекотнуло
запахом  паленой ваты. Прошел к кутенку, освободил от ошейника: будка стояла
близко  к стогам. Одну листовку оставил на столе, придавив  кирпичом, другую
ниткой привязал к  столбику навеса. "Цуценя"  игриво ворча, теребило  его за
штанину, некоторое расстояние бежало следом, потом вернулось во двор.
     П е  р е с к а з невольно подслушанного разговора у  Рудика ревности не
вызвал.
     - Это на нее похоже! - только и заметил презрительно. Миша отреагировал
более эмоционально:
     - Ну и ну, воще!.. Обратно снюхаться с Гундосым! Поз-зор, воще...
     Речь  шла, как можно  догадаться, о Нюське Косой.  Никого  не  задела и
хвастливая лехина уверенность, будто они стали его бояться.  Это он возомнил
о себе после той встречи в степи, когда  ему подарили "самую  лучшую" петлю.
Пускай его, не  стоит  обращать  внимания!  А вот Гундосого  надо от  Нюськи
отвадить и припугнуть, решили ребята.
     Вспомнили про череп, некогда найденный близ лисьей норы в терновнике за
бригадой. Был он  желт, тронут временем, но цел и  крепок. Все тридцать  два
зуба сохранились в целости (их потом посадили еще и на клей). Нижнюю челюсть
закрепили  так,  что  "рот" мог открываться  и закрываться,  не отваливаясь.
Служил этот череп атрибутом власти при игре "в судью, разбойника и палача".
     На  его  основе  назавтра  после  пожара  "забацали"  чучело  Безносой.
Оставалось  выследить,  когда  хахаль  заявится  к  Нюське  на   свидание  и
хорошенько обоих припугнуть.
     В  ближайший вечер Гундосый  не  появился. Возникло  даже  опасение, не
забрал ли Леха свой керосин обратно. Однако на следущий день, едва стемнело,
Миша примчался из разведки  - остальные участники находились у  Шапориных  -
возбужденный:
     -  Заявился!  В хате  горит  лампа,  матери не  видно,  а они сидят  на
топчане, воще, и обнимаются, - доложил он.
     Всем  было  ужасно  любопытно  поглядеть,  удастся  ли  "номер";  но  к
нюськиной  хате отправились  без  девчат  (Тамара  как  раз пришла на  хутор
погостить). Осторожно прокрались к хате и сгрудились  за глухой стеной. Луна
еще только поднималась, все  было  погружено  в сумрак, но  это не мешало из
заготовок  быстро  соорудить  чучело  костлявой:  на  палке   с  крестовиной
закрепили  череп,  на  "плечи" набросили  простыню.  Укрепленный  внутри,  в
затылочной  части,  каганец  из  винтовочного  патрона,  в  который вставили
смоченный керосином  фитиль, четко высветил  пустые глазницы, носовую дыру и
зубы. Сам балахон подсвечивался изнутри фонарем.
     - Ну как, впечатляет? - спросил Ванько.
     -  Как  живая.  Не хватает токо  косы через плечо,  - отступив  на пару
шагов, оценил Борис.
     - Начнем!
     Стоя сбоку, Борис постучал в стекло. Устроившиеся напротив окна поодаль
Федя  с Мышком  видели, как  Гундосый  выскользнул  из  объятий  и  тревожно
уставился в  темень. Нюська дунула на стоявшую неподалеку  лампу без стекла,
та погасла. Борис затопал  ногами,  замяукал,  протяжно завыл.  Одновременно
Ванько стал надвигать на окно чучело и с помощью подпорки опускать-поднимать
нижнюю челюсть освещенного черепа.
     Несколько  секунд  в комнате длилось шоковое  безмолвие.  Затем  тишину
взрезал истеричный визг и крики:
     - Мама! Спасите! Нечиста сыла прыйшла!
     Спустя еще несколько  мгновений что-то загремело в сенях,  и  из дверей
пулей вылетел вусмерть перепуганный гость, в  одних штанах да рубашке, босой
и без фуражки; гнусавя, вопил:
     - Каравул! Рятуйтэ!
     Как  наскипидаренный, припустился по огороду в сторону  балки и исчез в
темноте. Давясь смехом, ребята,  разобрав сооружение, быстренько направились
к Шапориным.
     - Теперь Гундосый и за одеждой побоится прийти вечером, - сказал Федя с
усмешкой.
     - А уж на свидание - и арканом не затянешь! - в тон ему заметил Рудик.
     - Да и у Нюськи пропадет желание к подвигам, - добавил Борис.
     - А она, воще, не спятит окончательно?
     - Ежли не возражаете, я могу к ней наведаться, - предложил Рудик. - Дня
через два. Узнаю, как она себя чувствует.
     -  Сходи, -  согласился  Ванько. -  Станет рассказывать  про  "нечистую
силу",  так ты страшно удивись и посоветуй: надо,  мол,  остепениться, иначе
дело может закончиться адом.
     - Точно! -  поддержал идею  и Миша. - Она дура, воще, и во всю эту бузу
верит.
     Т е л е ф о н н ы й провод оказался намного  устойчивей на  изгиб,  чем
прежний: за время пользования  им ни  одному  косому  не удалось перекрутить
петлю и убежать, что  иногда случалось раньше. Но были у  него и недостатки.
Петли  часто приходилось выбраковывать из-за того,  что не удавалось должным
образом выровнять и настроить заново, если  в  ней побывал заяц. Даже  новые
были  неустойчивы  -  отгибались  книзу,  сбивались  ветром; их  приходилось
закреплять  растяжками.  Запас  их  быстро  уменьшался,  и  ребятам пришлось
"выкусить" еще метров тридцать.
     В  один  из  ноябрьских  дней -  он выдался  не  по-осеннему  теплым  и
солнечным  - все  собрались  у  Миши во  дворе готовить новые  снасти. Борис
срезал ножом изоляцию и откусывал  нужной длины отрезки, а  также удалял  из
них медные жилы. Миша, сидя у огня,  прокаливал концы заготовок, чтобы легче
было делать ушки с одного конца и прикручивать к колышку с противоположного.
В руках у Ванька снасть обретала законченный вид. Говорили о том, о сем.
     -  Ты медные  проводки  не  выбрасывай, -  предупредил Миша.  - Из  них
классные растяжки получаются.
     - А я с ними аккуратно! Глянь, - показал Борис  пучок ровных золотистых
проволочек.  Встретившись взглядом с  Ваньком,  добавил:  -  Ох,  наверно, и
психуют фрицы! Второй раз заделали им козла.
     - Небось, думают,  что это дело рук подпольщиков, -  усмехнулся  тот. -
Пусть привыкают... Это только начало.
     - Слышь, Рудик...  - Федя помедлил и продолжал: - Ты  с матерью и дедом
свободно говоришь по-немецки. А вот фрицевский диалект смог бы разобрать?
     - Конешно. А че?
     -  Мы, после отступления наших, в  акациях  нашли  исправную телефонную
трубку. Что если  подсоединиться  к проводам и послушать, о чем сейчас фрицы
базарят?
     - Можно... Токо зачем?
     - Была охота здря рисковать! - заметил и Борис.
     - Я говорю не о телефонных проводах, - уточнил Федя. - Видел, как ихние
связисты лазали по столбам напротив хутора...
     - Это я из пряща чашечки поразбивал, - вставил слово  Миша. - Правда, и
до меня кто-то десятка два расколошматил.
     - Дай закончить! - упрекнул его не успевший досказать мысль Федя.  -Так
вот: линию уже, видимо, восстановили. Ее не охраняют, поэтому никакого риска
не будет. А хотелось бы узнать...
     Закончить  мысль  не  успел  он  и  в  этот раз:  помешало  неожиданное
появление Тамары.  Это было неожиданно потому, что Ваньку она сказала, будто
собирались с Верой сбегать  к тете  за  мукой и  солью. И вот на тебе: бежит
огородом, со стороны  балки,  одна... Почуяв неладное, он кинулся навстречу.
Задыхающуюся, выбившуюся из сил - едва успел ее подхватить:
     - Что случилось!?..
     - Ой, Ванечка, беда... Веру схватили... - сбивчиво сообщила она.
     - Как - схватили? Кто схватил? Где? - посыпались вопросы подоспевших.
     С трудом переводя дыхание, сбивчиво поведала она следующее: шли с Верой
через  станцию,  перешли пути,  спустились вниз  к базарчику,  и  тут  немец
схватил ее и потащил за собой.
     Словно  только  теперь  представив  весь  ужас  случившегося, Тамара  в
отчаяньи  залилась  слезами; сквозь  судорожные  всхлипы ничего нельзя  было
разобрать толком.
     - Успокойся и расскажи все по  порядку, -  уже  во дворе, усадив  ее на
табуретку, попросил Ванько. - Как все это началось?
     - С  самого начала я не видела,  - глотнув  воды,  принесенной  мишиной
матерью, начала она  говорить более спокойно. -  Мы договорились  переходить
порозно,  и  она  шла  сзади...  ну,  метров на  десять  от  меня.  Когда  я
оглянулась, немец держал ее за косу и смотрел в лицо, будто хотел опознать в
ней не знаю, кого...
     - А откуда он, воще, взялся - не заметила?
     -  На базарчике бабка  торговала семечками,  а  он стоял  возле  нее  и
набирал в карман прямо из ведерка.
     - Когда проходила, на тебя не пялился? - спросил Рудик.
     - Глянул мельком и все. Я обошла его подальше - боюсь их до смерти.
     -  Он  как   выглядел...  я  имею  в  виду  -  молодой  или  старый?  -
поинтересовался Борис.
     - Старый хрыч. Лет сорок, если не старше.
     -  Странно,  -  терялся  в  догадках  Ванько.   -  Чем  она  могла  его
заинтересовать!..
     -  Чем!  Она ведь на  мордочку симпатяшка. -  Рудик наклонился  к нему,
понизив голос до шепота: - Может, захотелось развлечься с молоденькой.
     -  Если б  для этого, он бы выбрал Тамару,  а не  малолетку. Тут что-то
другое... У нее было что-нибудь в руках?
     -  Кроме как жакетки - ничего. Мы спешили,  и ей стало жарко. Она потом
ее выронила, я хотела подобрать, но не смогла: следила, куда он ее  поведет,
издаля. А потом стало не до жакеток, сразу кинулось домой к вам.
     - Надо что-то делать, - первым напомнил Борис удрученно.
     - Действовать надо - и немедля! - словно очнулся от потрясения  Ванько;
голос стал решительным и твердым. - Ты, Миша, остаешься - убери и спрячь все
это  подальше,  чтоб никаких  следов, -  распорядился,  кивнув  на  снасти и
цветные  обрезки  изоляции. -  Остальные  - со  мной. Прихватываем пистолет,
лимонку  -  и нужно вызволить Веру любой  ценой!  Чего  бы  это ни стоило! -
Посмотрел Рудику в глаза: - Идешь с нами? Дело опасное...
     - Обижаешь!
     - Извини. - К Тамаре: - Он куда ее затащил, в помещение вокзала?
     -  Я  не успела  сказать... За вокзалом есть  небольшой такой кирпичный
домик - туда.
     - Это упрощает дело! Ты тоже идешь с нами, будете с Федей на подхвате.
     - Надо прихватить  и бинокль, он у  меня  дома, - напомнил тот. - Может
пригодиться.
     - Беги, токо быстро!
     Рельсы переходили в разных местах, поодиночке, затем сошлись вместе уже
за  вокзальным зданием.  Кирпичное, продолговатое, одноэтажное, это  здание,
судя  по  некоторым  освещенным окнам,  было  обитаемо,  но ни во дворе,  ни
поблизости в этот  предвечерний  час  уже никого не наблюдалось. Прилегающая
территория  обсажена  пришедшим  в  запустение  декоративным  кустарником  -
вечнозеленым, густым,  вымахавшим в рост  человека, особенно  на  задворках.
Здесь и нашли надежное укрытие от посторонних взглядов.
     Федя  с   Тамарой  устроились  в  кустах  дожидаться  результатов  -  в
условленном  месте  неподалеку.  В  случае  перестрелки   им   сказано  было
немедленно уходить к тете.
     Втроем подкрались ближе  к домику,  залегли под кустом.  Домик оказался
всего  лишь  будкой непонятного  назначения, размером примерно  4х4 с  двумя
забранными решеткой  окнами,  за которыми  угадывался  свет. С  расстояния в
двадцать метров в бинокль четко видны пропущенные через оконные рамы цветные
телефонные провода. Все говорило за то, что в будке кто-то есть.
     Прошло  около двух часов - здесь ли еще  Вера? Если  здесь, то как она,
что  с  нею сделали  -  неужели  надругались?  И  тут,  похоже,  не  один...
Интересно,  заперта  ли  дверь?  Если  заперта  изнутри  -  ждать  ли,  пока
кто-нибудь  выйдет? Или  постучать, а когда  откроют, ворваться  силой?  Эти
вопросы беспокоили все время,  пока Борис размалевывал лица вонючей масляной
паклей.
     - Сделаем  так,  - распорядился Ванько, когда было  покончено с гримом.
-Ты,  Боря,  останешься снаружи, будь  начеку и действуй, как  договорились.
Рудик, вот тебе  лимонка, - он отвинтил  колпачок,  вытряхнул кольцо. -  Как
токо  ворвемся  внутрь,  изготовься  и  пригрози  подорвать,  если  вздумают
кочевряжиться.  На  какое-то  мгновение,  сколько  б их  там  не  было,  они
остолбенеют. Остальное сделаю я, сообразуясь с обстановкой. Пошли!
     Короткая  перебежка - и вот она,  дверь.  Из-за нее  доносится нечеткий
мужской голос. Осторожное нажатие  -  подается!  В  следующее мгновение, как
гром среди ясного неба, требование на немецком:
     - Встать! Руки за голову! Ну, собаки!
     В  левой руке кольцо от  взрывателя, в правой  - граната. Поднята  выше
головы, чтоб лучше  было видно. Без кровинки в лице двое гитлеровцев в форме
рядовых,  сидевшие   за   столом  с  полевыми  телефонами,   вмиг  выполнили
требование;  с  ужасом переводили  взгляды с  лимонки  одного  налетчика  на
пистолет другого.  Стоявший  возле Веры гестаповец тоже  на несколько секунд
оторопел,  но  тут же схватился  за кобуру. Схлопотав рукояткой  по  темени,
рухнул на пол.
     Придя  в себя (надо сказать, обоих  в  первую минуту бил-таки колотун),
Рудик приказал своим подопечным  встать  лицом  к  стене,  сунул  гранату  в
карман, вооружившись вместо нее пистолетом  напарника. Тем временем  Ванько,
отложив пистолет гестаповца, занялся Верой.  Она была жива и невредима, если
не  считать кровь из носу  и красных от побоев щек. Появление друзей стало и
для нее полной неожиданностью, а радость была столь велика, что она не могла
вымолвить ни слова.
     -  Они тебя не покалечили, идти  сможешь? - Ванько торопливо разматывал
провод, которым по рукам и ногам туго прикрутили ее к стулу.
     - Смогу... Как же вы меня нашли?
     - Скажешь спасибо Тамаре. Что им от тебя нужно? За что сцапали?
     - Из-за мониста... которое мне Борька...
     Договорить она не успела, так как гестаповец, очнувшись, сделал попытку
подняться. Получив тумака по голове, снова обмяк.
     -  Ладно, расскажешь опосля. Щас Борька отведет тебя к нашим. - Он снял
последние витки провода.
     Дверь  оставалась  распахнутой,  и Борис  видел  все,  что  происходило
внутри. Едва в дверях показалась Вера, кинулся навстречу.
     Резко задребезжал телефон, один из связистов инстинктивно оторвал  руки
от стены.
     - Стоять! - приказал  Рудик. - Айн момент! - крикнул в трубку и положил
обратно.
     -  Переведи: если они,  раньше чем  через полчаса,  вздумают выбираться
наружу - пристрелим на пороге!
     Говоря это, Ванько  выдергивал из  трубок  и аппаратов  шнуры.  Поискал
глазами оружия -  такового не  оказалось. Извлек из  кобуры запасную обойму,
разломил табуретку и, прихватив ножку, кивнул: "смываемся".
     Ножку просунули в дверную ручку снаружи, и дверь, открывавшуюся внутрь,
открыть  стало очень непросто. К этому времени,  передав Веру из  рук в руки
поджидавшим в кустах, вернулся Борис.
     - Вытрите лица и возвращайтесь в хутор, - распорядился старшой. - Через
путя переходите порознь. А я с полчаса подожду для страховки.
     Смеркалось. Через насыпь  проскочили  благополучно. Кукуруза  у станции
все еще была густой, под ее прикрытием без осложнений возвратились домой.
     Выяснилось:  Борис  смастерил  из кусочков цветной  изоляции  "красивое
монисто"  и преподнес своей зазнобе.  Бдительный связист -  это ему, видать,
дважды пришлось восстанавливать поврежденную линию - увидев это украшение на
шее  Веры, сообразил, что к чему. Дорого могла стоить легкомысленность этого
поступка... "Ювелиру" пришлось выслушать  неприятные,  но справедливые слова
упреков.
     Вчера на закате многочисленное воронье, держа путь на ночевку, устроило
в небе неистовую свистопляску. Неудержимая ли радость или, наоборот, чувство
обеспокоенности  обуяли  этих, в общем-то,  спокойных и  солидных  кубанских
аборигенов, только они  словно взбесились: кувыркались, взмывали вверх-вниз,
метались, будто играли  в перегонки в малиновых лучах  предзакатья,  оглашая
округу криками. В  этот вечер нашим пацанам было не до ворон, а то бы  и они
поняли: быть назавтра перемене погоды! Выскочив по