е  вы, мабуть, проспалы!  - Снова пройдясь по Марте,  осклабился: -
Вона ничогэнько - и на мордочку, и цыцькы, я б тэж прозивав.
     - Ты, кугут, говори да не заговаривайся!
     - А то - шо? - шагнул с кулаками, - ща як кугутну по зубах!
     - Попробуй... -  передав сумку Марте, Андрей воинственно сунул  руку  в
карман. - Как бы твои не вылетели! Будешь иметь дело еще и с Ваньком.
     - Та  плював я  на  твого  Ванька!  -  огрызнулся  долговязый, утратив,
однако, грозный вид и зыркнув по сторонам; затем развернулся и побрел прочь.
Андрей взял сумку, глянул на солнце, проворчал сердито:
     - Как не одно, ек... так другое! Теперь этого Гапона поднесло...
     - Странный тип! - осуждающе заметила она. - Не о  человеке беспокоится,
а о каком-то парашюте... Это у него имя такое - Гапон?
     - Прозвище. Фамилия Гаповский -  поэтому. А  вобще звать Леха. - Андрей
оглянулся.  - Зырит в нашу сторону, морда. Пробежаться бы,  но еще подумает,
что удираем да увяжется следом, вражина...
     - Ты, вижу, его крепко недолюбливаешь.
     - Их все пацаны не любят. И на нашей, и на той стороне хутора.
     - Их - это еще кого-то?
     - Два дружка у него закадышных. Тожеть кулацкие сынки.
     - Кулацкие? - удивилась Марта. - Я  слыхала, будто всех кулаков здешних
выслали.
     -  Не  всех.   Эти,   когда   начиналось  раскулачивание,   прикинулись
добренькими: сдали инвентарь  и  худобу первыми да еще и  других подбивали -
чтоб выслужиться. Мама рассказывала. Такими, говорит, активистами стали, что
куда там! А как пошел слух, что фрицы скоро и  сюда  достанут, так они вдруг
вспомнили, что  родом из казаков  да еще и богатых.  Надеются  обратно стать
господами.
     - Так вслух и говорят?
     -  Старые пока  помалкивают, но, видать, разговоры промеж  себя  ведут.
Потому как их балбесы больно носа задрали: мы, мол, тут  законные хозяева, а
вы - так, безродные-иногородные.
     - А как другие, тут ведь большинство - местные казаки?
     -  И большинство  -  бывшая  голытьба.  Эти  жалеют: токо  вроде  жисть
наладилась, а  тут  эти  гитлеровские фашисты.  А с  пацанами здешними у нас
никакой вражды.
     - Из-за чего ж с этими враждуете?
     -   Мы,   вобще-то,  никого  первыми  не   задирали.  Но  сдачи  давать
приходилось.  За что? Ну, например, идет кто-нибудь  из наших один  с ерика,
тащит ведро раков. Балкой. А тут они втроем. Отнимут и улов, и раколовки, да
еще и отдубасят ни за что.
     - У этого Лехи, заметила, глаза какие-то разные.
     - На  правом бельмо. И левым  вроде  плохо видит, потому  и на войну не
забрали.  А  опередил  нас еще и знаешь, почему? На велике прикатил; на весь
хутор токо у него и имеется.
     -  Я  об этом  догадывалась: видела прищепку на штанине. А  почему  так
получилось,  -  после  паузы  продолжила она расспросы, -  что у вас  разные
диалекты: ты  говоришь хоть  и  не совсем грамотно,  но  по-русски, вернее -
по-городскому, а он - по украински.
     - Это  не украинский  язык, а хохляцкий. Тут все так балакают. Я тожеть
до школы  балакал, но потом не  захотел. Да  и учительша требовала, чтобы  в
школе  говорили  токо по-городскому. Дажеть отметки  снижала по русскому.  И
правильно делала! Ежели  ты  русский, то  и говорить надо,  как наши великие
предки - Пушкин, Лермонтов, Тургенев. Ты с этим согласна?
     - Конечно! Свой язык надо уважать и не коверкать.
     - А вот ты на своем родном говоришь?
     -  У меня  два  родных:  немецкий  и  русский.  И  обоими  я  владею  в
совершенстве.
     - Насчет русского - я заметил. Правильно делаешь! - одобрил он.
     - А ожина, которую мы, якобы, идем собирать, - это что?
     - Разве не знаешь? - удивился он. - Малину-то хуть видела? С виду такая
же ягода, токо черная и покислей.
     -  Андрюша,  -  спохватилась  она,  -  ты   же  говорил,  что  еще  "не
завтракамши"! Я прихватила большущий пирог - хочешь?
     -  Вобще-то,  -  сглотнул  слюну  Андрей,  -  я  точно  не успел  седни
позавтракать...  Верней, с утра есть не хотелось. Но ты ведь прихватила  для
летчика.
     -  Хватит  и  ему.  И  потом...  может,  еще  и  не  понадобится, а  ты
впроголодь.
     -  Знаешь что, не накаркивай! Понадобится. Но  ежли большой,  то  давай
немного отрежем. И ты поешь, а то до вечера далеко и там будет некогда.
     Пирог  оказался  удивительно  вкусным. Да и мог  ли  он быть другим: из
белой  пшеничной  муки,  что   на  хуторе  давно  уже  большая  редкость;  с
яблочно-грушовой  начинкой,  в  сладких  янтарных  подтеках.  Пока  половину
уплетнули, не заметили, как и к лиману подошли.
     По  весне  плавни переполняются  вешними  водами, затопляя  прилегающие
земли,  и только к августу постепенно входят в  берега.  Поэтому несмотря на
сушь и  жару  подступы  к  лиману обычно бывают зеленые,  непролазно-буйные,
цветущие. От обилия и разнообразия полевых цветов у  Марты разбегались глаза
-  хотелось  набрать  букет;  но  было не  ко времени, и  она  старалась  не
показывать, как вся эта красота ее волнует.
     Вот  она, ожина,  - показал Андрей на  грозди крупных  розовых ягод.  -
Видишь, скоко ее тут! Но спелой пока мало.
     Марта сорвала несколько штук, разжевала, скривилась:
     - Кислые, аж Москву видать!.. А до лодки еще далеко?
     - Уже, считай, пришли. Видишь кусты белолиста?  Напротив них спрятана в
камыше. Токо вот бинт, кажись, еле держится.
     - Покажи-ка! Вовремя предупредил. Присядем, - потребовала она.
     - Осталось метров сто... может, на месте, в холодке?
     Устроились в холодке. Сняв повязку и осмотрев порез, заметила:
     -  Ты  знаешь,  никаких  осложнений. Я  боялась  худшего:  все-таки  на
раздражимом  месте. Но на всякий  случай  еще  раз смажем  йодиком  и сменим
повязку.
     Она  занялась  пальцем,   а  ему  представился  случай  хорошенько   ее
разглядеть. В прошлый раз довольно неприятно щемило и дергало в пальце, и он
лишь смотрел на ее работу. Да и сидела так, что виден был разве что затылок.
Тогда  он  отметил,  что  волосы  у нее  скорее  каштановые,  чем рыжие (как
показалось в балке); заплетены в две косички, сложенные пополам и  связанные
вплетенными в них  голубыми лентами. Они смешно торчали в стороны, напоминая
уши ее задиристой Машки.
     Теперь палец уже не  болел, Марта сидела  напротив и почти не поднимала
глаз -  рассматривай, сколько  хочешь. Вообще-то  на девчоночьи лица он пока
что  не  засматривался:  и  неприлично, и  не очень-то интересно.  Разве что
Варька: с нею, бывало,  заключали  спор, кто кого пересмотрит, не  мигая; но
она -  соседка, вместе  росли, вместе ходили в  школу, пасли напару  череду.
Сравнивая  теперь  ее  лицо с  мартиным,  нашел большую разницу не в  пользу
соседки,  хоть та и  считается  первой красавицей на хуторе. Варька выглядит
семнадцатилетней   старухой,  а  Марта   -  первоклашкой;  та   -  мызастая,
коренастая,  загорелая,  эта - стройная,  личико  свежее, с ярким  румянцем.
Веснушки? Так их и немного,  и они не  ржавые, как показалось там, а  скорей
золотистые. У  Варьки  брови  светлые, невыразительные, у  Марты  -  тонкие,
изогнутые, черные. .,
     - Не туго стягиваю? - прервала она его мысли.
     - Делай, чтоб держалось покрепче, а то мне добираться вброд по куширям,
может соскочить. Ты пока  посидишь здесь в холодке; я, когда вычерпаю воду и
подгоню лодку к берегу,  позову. Это самое... достань,  что ты там  для меня
прихватила.
     Когда Андрей ушел, она сняла кофту, постелила и легла навзничъ, заложив
под голову  сцепленные  в пальцах ладошки. Жарко и душно. Солнце в зените, и
даже  небо кажется  раскаленным.  Ни малейшего ветерка, но,  странное  дело!
Некоторые листья непрерывно  трепещут,  словно жара донимает и их. По  нраву
она разве что невидимым кузнечикам - они звонко стрекочут совсем рядом. Этот
стрекот  вплетается  в  неумолчный  гам, образуемый многоголосьем обитателей
лимана.
     Вот всю  эту какофонию  перекрыл  отдаленный  глухой гул,  от которого,
кажется, вздрогнула земля... Близко,  совсем уже рядом линия фронта. Об этом
с  тревогой  говорили  утром  мама  с  дедушкой.  О  предстоящей  неминуемой
оккупации, о  трудностях  и  тяжелых испытаниях,  чреватых  непредсказуемыми
опасностями...
     Но  сейчас думать об этом не  хотелось.  Гораздо более  важным казалось
другое -  удастся ли отыскать летчика?  Как он там? И жив ли вообще?  Она не
взяла  бы на себя смелость  утверждать это  с  уверенностью. А  вот Андрей и
мысли не допускает, что может быть иначе; хотелось бы, чтоб так и было!
     Как неожиданно и смешно все получилось! - вернулась она мысленно на час
с небольшим  назад.  Пришла  за  Машкой,  присела в кустах  переждать,  пока
пройдет этот,  похожий  на беспризорника, абориген (именно так обозвала  она
Андрея  про  себя). А  когда  случилась  с ним  эта неприятность,  подумала:
"Сказано  - деревня:  взрослый,  а  ходит без трусов!" Но он  напрасно о ней
плохо подумал: она не подглядывала исподтишка, а оба раза отводила от  него,
голого, взгляд. Ей его нагота и подавно "не больно интересна".
     Ужасно  испугалась за Машку,  когда он вздумал  на ней покататься. Мама
говорила:  коза котная,  ее нужно оберегать,  иначе козленок  может родиться
мертвым.  Потому изо  всей силы и толканула.  Могла  б  и поцарапать, если б
попытался оседлать еще раз!..
     Затем горящий  самолет и парашютист  заставили все  забыть. А когда  он
сказал,   что  собирается  поспешать   на  выручку,  неприязнь  уже  прошла.
Представилось,  как  этот несчастный,  наверняка  израненный, барахтается  в
болоте...  и  в это  время  истекает  кровью,  которую,  может,  даже  нечем
остановить, перевязать раны. Она знает по  госпиталю, куда  брала ее с собой
мама: кого вовремя перевязали  санитары, те выздоравливают; кого не успели -
газовая гангрена и... в лучшем случае ампутация. Решила что ее помощь так же
необходима,  как  и этого  мальчишки. Надо будет ему об  этом сказать, а  то
подумает, будто напросилась в помощницы  ради амурных приключений. Но  это -
если не повезет с розыс...
     Рассуждения прервал громкий  свист. Схватилась, осмотрелась - не  чужой
ли кто? С берега Андрей помахал ей рукой.
     В  свободной  от камыша  бухточке,  прижатая  бортом  к  берегу,  ждала
большущая,  как показалось  Марте,  трехскамеечная лодка.  Смоленые  бока ее
блестели  и были  густо  оклеены  зелеными  бляшками ряски. Налипла она и на
штаны Андрея, из которых  он успел отжать воду. Приняв от нее  сумку, другую
руку подал ей.
     - Не боись, она устойчивая! И  захочешь, так не опрокинешь, - успокоил,
когда, став  на борт и  слегка накренив посудину, Марта  боязливо ойкнула, -
Проходи  на  нос, садись  вон на ту  скамейку.  И возьми  весло,  будешь  им
отпихиваться   на   поворотах,  -  объяснил  обязанности.   Выдернув   шест,
прижимавший лодку к берегу, оттолкнулся и повел ее узким проходом.
     Водная  дорожка плутала среди  дремотно  шелестящих  высоких  камышовых
стенок, хранивших  сумрак  несмотря  на  полдень. На ребят тут же накинулась
стая тощих, злых комаров.
     -  Это  везде по лиману такие дорожки?  - поинтересовалась  пассажирка,
истово отмахиваясь от нахальных насекомых.
     - Нет,  конешно. Этой мы специально не даем зарасти  - ходим  по ней на
рыбалку. - Он на комаров почти не реагировал.
     - А разве тут и рыба водится?
     - Еще как водится! Кишмя кишит. Камыш - он ведь не сплошь. Да вон уже и
плес виднеется.
     Выбрались  на  плес,  подняв  на  крыло стаи  пернатых  обитателей.  Из
оставшихся  одни, по мере к ним  приближения,  исчезали  под  воду,  другие,
помогая  крыльями, разбегались  по  ближайшим  зарослям.  Кроме  прибрежных,
широким сплошняком тянувшихся к югу на сколько видит глаз, камышовые заросли
разбросаны в виде разновеликих островков по всей обширной,  на сотни метров,
водной глади столь часто, что сразу  и не понять, чего тут больше - открытой
воды или освоенной растительностью.
     -  Дай-ка теперь  весло  мне, -  сев на заднюю лавочку и  отложив шест,
попросил Андрей.
     Изготовленное из деревянной лопаты, какими ворошат на току зерно, весло
заметно  ускорило ход громоздкой посудины. Несмотря на  солидную массу (чтоб
не  рассыхалась,  держали  в полузатопленном состоянии),  она  шла  резво  и
уверенно,  в   чем   чувствовалось   мастерство   кормчего;   сзади  тянулся
расходящийся в стороны след. Но и давалось это кормчему непросто: пот с него
катился градом. Ветерок, здесь  более ощутимый, нежели  на берегу, не  был в
состоянии обсушивать взмокшего  на первой  же сотне метров  Андрея. И он уже
несколько раз зачерпывал ковшиком воду и выплескивал себе на голову.
     Марта, впервые в жизни оказавшаяся в столь "опасной" ситуации, поначалу
вздрагивала при каждом качке и судорожно хваталась за борта, а казавшаяся ей
бездонной пучина страшила и держала в постояннм напряжении.
     - Какая  темная под нами вода! Аж смотреть страшно... - призналась она.
- Тут, наверное, очень глубоко?
     - Нет.  Редко  где  два метра. Знал бы, что ты такая трусишка,  то и не
взял бы, - пошутил он.
     - Не такая уж я и трусишка, как ты думаешь!
     Чтобы, видимо, доказать это, она встала в полный рост (держась, однако,
за  веревку,  привязанную  к  скобе  в  носу  лодки),  с минуту  осматривала
окрестности и, покачав головой, села.
     -  Ума не  приложу,  как можно  отыскать здесь человека,  - проговорила
безнадежно. - Легче найти иголку в стоге сена...
     - У меня есть кой-какие  мысли на этот  счет. Магнитики, ежли хошь.  На
месте решим, с какого начать.
     - А куда мы плывем?
     - Во-он  к тому  островку.  Он не просто камышовый, как  все другие,  а
самый настоящий.
     Островок, к которому они вскоре причалили, был, видимо, когда-то кем-то
насыпан, как и многочисленные на Кубани степные курганы. Имел немногим более
двадцати  метров  в  поперечнике  и  возвышался  над  водой  почти вровень с
камышовыми метелками.
     Взойдя на верх, Андрей  сразу же  занялся изучением округи - искал,  не
белеет  ли  где  на  ближних  зарослях  парашютный  купол.  Вниманием  Марты
завладели  изобиловавшие и здесь всевозможные полевые цветы.  Обходя их, она
каждый   нюхала  и  внимательно  рассматривала.  Заметив,  что  внимания  ее
удостоены и колючие шарики лопуха, он усмехнулся:
     - Нос  наколешь!.. Выбери  два листа  покрупнее, сделаю тебе козырек от
солнца. А то лицо обгорит и нос облезет, как у меня.
     - Ну и пусть! Я нарочно  не надела панамку - хочу загореть, как ты. Ой,
кто-то  смотрит в нашу сторону  с холма, - сообщила она  тревожно. - Это  не
Гапон?
     - С какого еще холма?
     - Да вон же, с деревом на вершине.
     - Точно... Токо это не холм, а курган. Нет, это не Леха: рубаха темная.
Но на всякий случай спрячемся.
     Спустились ниже, присели на  кучу  прошлогоднего камыша; высокая  трава
укрыла их с головой. Комары зудели и здесь, он сходил к лодке за сумкой.
     - Достань платье  и накинь, шея  у тебя вся в волдырях, - посоветовал и
добавил: - Комарье у нас ядовитое.  Прошлым летом мужик рыбалил с  лодки  да
напился и уснул. Так они  его чуть насмерть не заели,  на  харю страшно было
смотреть.  Ты это...  мордочку, как выразился Леха, поменьше  подставляй под
солнце, загорать нужно постепенно. Ежели и дальше хочешь быть красивая.
     Низко,  над самыми головами,  просвистел косячок  селезней. На островок
наведалась  было длинноногая цапля, но, заметив  опасность, улетела,  сложив
зигзагом шею. Рядом в камыше стонущими голосами перекликаются пара лысух. На
куширях  у  лодки  пучеглазые  лягухи затеяли громкую  перебранку:  "Ир-род,
ир-род!" - надувая пузыри, ругают  кого-то одни; "Ур-род, ур-род! " - вторят
им сразу несколько других.
     Все это Андрею  давно  знакомо, привычно и не мешает размышлять  о том,
как быть  дальше,  что предпринять в  первую  очередь. Для Марты - внове: ей
казалось, будто попала она  в некий  сказочный  мир  - изумительно красивый,
волшебный.
     - Ты о чем-то размышляешь, - нарушила она молчание. -  Рассуждай вслух,
может, и я чем помогу. Одна голова хорошо, а две лучше.
     - Можно и вслух...  Я предполагал, что парашют - он ведь  знаешь, какой
громадный! - будет на зеленом заметен издалека. Но его пока что не видно.
     -Ты считаешь, что он опустился неподалеку отсюда и притом обязательно в
камыш? А вдруг в воду...
     - Что где-то здесь недалеко  - в этом уверен. А что опустился не в воду
- парашютом можно ведь управлять с помощью строп. Но конешно: ежли он ранен,
то мог угодить  и в воду...  А два метра, о которых я говорил, это редко где
такая  глубина, утонуть не должен. Верняк освободился от  парашюта, выбрался
на мелководье и находится в каком-то из ближних камышовых островков.
     - Может, парашют видел тот,  что смотрел  с кургана  в  нашу сторону? С
высоты ведь дальше видать, - предположила она.
     - Стоп, ценная мысля! Зараз встанешь  мне на плечи, кругозор увеличится
- может, ты обнаружишь белое пятно.
     Взошли на верх. Человека  на  кургане уже не  было.  Андрей  присел  на
корточки:
     -  Залазь. Не боись,  я буду  держать  тебя  за  ноги. Хотя  - подожди:
принесу шест для опоры.
     Шест воткнули в землю, Марта разулась.
     -  Ой,  придерживай, а то коленки  трясутся...  Да, ты  прав:  кругозор
увеличился. Только вот  ничего белого, кроме больших цветов да птиц, похожих
на лебедей, пока не вижу.
     -  Зараз  я повернусь лицом к хутору,  а ты смотри, но не на воду, а на
камыши. Ну, как, -парашюта не видно?
     - Нет, Андрюша, нич-чего такого...
     - Ну что ж... Жаль, конешно, что и этот магнитик не помог найти иголку.
     - Это был уже последний? - спрыгнув, спросила она.
     - Нет, и  дажеть не главный. - Андрей срезал  еще два лопуховых листа и
принялся мастерить  защиту от  солнечных  лучей, сшивая  края стеблем травы;
Марта присела рядом. - Я  нескоко раз замечал, - рассуждал он вслух: - когда
долго сидишь в  лодке  - ну,  например, с удочками  - ути подплывают  совсем
близко. Не токо они - и лысухи, и нырки тожеть. Но стоит громко чихнуть, как
они  всей  стаей взмывают  и уносятся в другое  место. Смекаешь?  Наш летчик
таким вот образом должен обязательно себя обнаружить!
     - Хорошо бы...
     -  Это  наш  главный магнитик.  Ну,  а не  сработает  и  он,  останется
последнее средство: обойти вокруг зарослей, покричать, посвистеть; услышит -
откликнется. Как думаешь?
     - Не знаю... Как ты, так и я, - надо же что-то делать.
     Она  до крови расчесала ноги выше щиколоток, на что Андрей  заметил:  -
Можно подумать, что тебя покусали осы.  Натяни шаровары пониже,  а то больно
по вкусу пришлась нашим комарикам.
     - Тобой они тоже, между прочим, не брезгуют. У тебя разве  после них не
чешется?
     - Не так,  чтоб очень. У нас, наверно, выработалось на них противоядие.
Но у  меня имеется и  кой-что другое.  -  Поднялся,  сдвинул охапку  старого
камыша и извлек кусок дернины. Из углубления достал крышку от выварки, затем
резиновые сапоги. - Они хуть и дырявые, но ноги от комарья спасают.
     Становилось  невыносимо жарко, заливал  пот. Вид  у Марты стал довольно
жалкий, и он спросил:
     - Небось, и не рада уже, что напросилась в помощницы?
     - Я, наверное, на мокрую курицу похожа? Нет, нисколечко не жалею.
     - Ну  и хорошо. Дальше сделаем так. Отсюда,  с вершины  курганчика, все
видно, как на ладони. Ты станешь вести наблюдение со стороны  хутора, садись
спиной к  солнцу, чтоб не пекло в лицо. А я - от гор. Задача такая: быть все
время начеку  и вовремя  заметить,  откудова  взлетят хотя бы пятеро-шестеро
утей. Тут они летают часто, но которые вспугнутые, те обычно еще и крякают.
     - И долго будем так вот ждать?
     -  Надо  бы  не меньше двух  часов. До  вечера  еще далеко, часов  пять
останется и на поиски, ежели что. За это время мы обследуем пол-лимана.
     Между   тем  солнце  перевалило  за   полдень  и  пекло   так,   словно