свой смысл, и Франсуаза почувствовала, что Альбертина бросила их
наугад от волнения, и, не испытывая нужды в пристальном зрении, чтобы понять
всг, пробормотала на своем говорке: "путана". Другой раз, много лет спустя,
когда Блок, став отцом семейства, выдал одну из своих дочерей за католика, некий
не очень воспитанный человек сказал ей, де он, кажется, слышал, что она дочь
еврея, и спросил ее девическую фамилию. Молодая дама, урожденная м-ль Блок,
произнесла фамилию на немецкий манер, как произнес бы герцог де Германт: << Блох
>>.
Патрон, -- вернемся на сцену отеля ( куда двое русских таки решились войти: "в
конце концов -- наплевать" ), -- еще не пришел, но тут явился Жюпьен, сетуя, что
слишком уж громко говорят, что могут донести соседи. Но, заметив меня, он
остолбенел: << Выйдите все на лестницу >>. Присутствующие уже встали, но я ему
ответил: << Было бы проще, если бы юноши остались здесь, а мы бы с вами на
минутку отлучились >>. Волнуясь, он за мной последовал. Я объяснил ему, отчего я
здесь. Доносились голоса клиентов, спрашивавших у патрона, не может ли он
познакомить их с ливрейным лакеем, служкой, чернокожим шофером. Все профессии
интересовали старых безумцев, войска всех армий, союзники всех наций. Некоторые
испытывали особую тягу к канадцам, подпав -- быть может, неосознанно, -- под
очарование их акцента, столь легкого, что нельзя понять, акцент ли то старой
Франции, или Англии. По причине юбок, а также оттого, что некоторые озерные
грезы совпадают подчас с подобными мечтами, шотландцы были нарасхват. И так как
всякое безумие подвергается влиянию личных особенностей, если даже не
усугубляется ими, старик, уже удовлетворивший, наверное, все свои нужды,
настойчиво вопрошал, могут ли его свести с каким-нибудь увечным. Слышались
медленные шаги по лестнице. По болтливости, присущей его природе, Жюпьен не
удержался и рассказал мне, что спускается барон, что допустить нашу встречу ни в
коем случае нельзя, но если мне угодно войти в комнату, смежную с передней, в
которой находились молодые люди, то он тотчас откроет маленькое окошко, -- эта
хитрость была придумана им для барона, чтобы тот, не будучи замеченным, мог всг
видеть и слышать, и сейчас, сказал мне Жюпьен, в мою честь эта хитрость будет
обращена против барона, << только не двигайтесь >>. Он втолкнул меня в темноту и
оставил. Впрочем, других комнат в его распоряжении не было, ибо отель, несмотря
на войну, был полон. Та, из которой я только что ушел, уже была занята виконтом
де Курвуазье, -- последний, покинув Красный Крест в *** на два дня, решил часок
поразвлечься в Париже, прежде чем встретиться в замке Курвуазье с виконтессой,
которой он скажет, что не смог попасть на ранний поезд. Он не подозревал, что в
нескольких метрах от него находится г-н де Шарлю, не больше подозревал и тот,
никогда не встречавшийся с кузеном у Жюпьена, а последний тщательно скрываемой
личности виконта не установил.
Вскоре действительно вошел барон, с трудом шагая от ран, к которым, впрочем, ему
пора бы уже было привыкнуть. Хотя его развлечениям подошел конец, и он пришел
только выдать Морису причитающуюся плату, он обвел собравшихся юношей взором и
нежным, и пытливым, рассчитывая на добавочное удовольствие, которое он надеялся
получить в ходе расшаркиваний, -- совершенно платонических, но растянутых с
любовью. И я снова узнал в нем, -- в выказываемом им перед гаремом ( казалось,
почти смущенном ) резвом легкомыслии, в том, как покачивалась его фигура,
голова, в этих томных взглядах, поразивших меня, когда я впервые увидел его в
Распельере, -- грациозность, унаследованную им от какой-нибудь неизвестной мне
бабушки; в повседневной жизни она скрывалась более мужественным лицом, но
кокетливо раскрывалась -- в определенных обстоятельствах, когда он старался
понравиться низкой среде, -- желанием казаться доброй матроной.
Жюпьен рекомендовал их благосклонности барона, божась, что все они бельвильские
"бандиты", что они и за луидор пошли бы с собственной сестрой. Впрочем, Жюпьен
врал и говорил правду разом. Они были и лучше, и чувствительней, нежели те, кем
они были по словам Жюпьена, они не принадлежали дикому племени. Тот, кто такими
их считает, однако, с простодушием принимает всг на веру, словно эти негодяи
должны обладать тем же. Так что, сколь бы он ни воображал себя в обществе
убийцы, непорочная душа последнего из-за этого изменений не претерпевает, и
садист поражен ложью подобной публики, потому что на самом деле они вовсе не
"убийцы", а просто не прочь легко заработать "деньгу", -- их отец, мать и сестра
поочередно воскресают и умирают, потому что "убийцы" запутались, развлекая
клиента, пытаясь ему понравиться. Клиент, со своей произвольной концепцией
жиголо202 и восхищением многочисленными убийствами, в которых тот повинен, по
наивности удивляется, он сбит с толку уловленными противоречиями и ложью.
Все, казалось, знакомы с ним, и г-н де Шарлю подолгу задерживался подле каждого,
разговаривая с ними, как ему казалось, на их языке, -- разом жеманясь, напирая
на местный колорит, но также затрагивая в разговоре распутную жизнь и испытывая
садистическое удовольствие. << Какая мерзость, я тебя видел возле Олимпии с
двумя фанерами. Они тебе давали капусту. Во как ты меня надуваешь >>. По
счастью, тот, к кому была обращена эта фраза, не успел объявить, что ни за что
не взял бы "капусты" от женщины, -- это, наверное, охладило бы восторг г-на де
Шарлю, -- и опротестовал только конец фразы, сказав: << Не, я вас не надуваю >>.
Эти слова доставили г-ну де Шарлю живое удовольствие и, словно вопреки его воле,
собственный его ум показался из-под напускной маски; повернувшись к Жюпьену, он
сказал: << Как мило он это сказал. И как это прекрасно сказано! Словно бы это
было правдой. В конце концов, откуда знать, истина это или нет, если уж он
заставил меня в это поверить? Какие у него прелестные глазки! Смотри, я сейчас
дам тебе два жирных поцелуя в наказание, мальчонка. Ты вспомнишь обо мне в
окопах. Тяжеловато там приходится? >>. -- << О! Матерь Божья, бывают дни, когда
граната пролетает над ухом... >> Юноша принялся подражать свисту гранат, гулу
самолетов и т. п. << Но лучше к этому относиться, как все, и вы можете быть
уверены, что мы дойдем до конца >>. -- << До конца! Еще бы следовало узнать, до
какого конца >>, -- меланхолически бросил барон, поскольку был "пессимистом" .
-- << Вы что, не знаете, что Сара Бернар203 сказала в газетах: "Франция пойдет
до конца. Французы готовы умереть все до последнего" >>. -- << Я ни на мгновение
не сомневаюсь, что французы все до единого решительно пойдут на смерть, --
сказал г-н де Шарлю, словно то было простейшей аксиомой на свете, хотя у него
самого и в мыслях ничего подобного не было. Он просто хотел изгладить
произведенное им, когда он забылся, впечатление пораженца. -- Я в этом не
сомневаюсь, но я спрашиваю себя, до какой степени мадам Сара Бернар уполномочена
говорить от имени Франции. Но, кажется, я незнаком с этим очаровательным, этим
прелестным молодым человеком! >> -- воскликнул он, увидев кого-то, -- он его не
узнал, а, быть может, никогда и не видел. Он приветствовал его, как
приветствовал бы принца в Версале, и чтобы, пользуясь случаем, получить оптовое
бесплатное удовольствие ( когда я был маленьким, и мама ходила со мной
заказывать чего-нибудь к Буасье или Гуаш204, я подобным образом забирал, в ответ
на предложение одной из продавщиц, конфету, извлеченную из какой-нибудь
стеклянной вазы, меж которыми они восседали ), -- сжав руку очаровательного
юноши и долго ее, на пруссацкий манер, разминая, он таращил на него глаза,
расплывшись в застывшей улыбке, -- так некогда, когда освещение было плохим,
улыбались у фотографа: << Сударь, я очарован, я восхищен, я очень рад
познакомиться с вами. У него прелестные волосы >>, -- добавил он, обернувшись к
Жюпьену. Затем он подошел к Морису, чтобы вручить пятьдесят франков, но сначала
взял его за талию: << Ты никогда не говорил мне, что зарезал консьержку из
Бельвиля >>. И г-н де Шарлю захрипел от восторга, нависнув прямо над лицом
Мориса: << Что вы, господин барон, -- сказал жиголо, которого забыли
предупредить, -- как вы могли в это поверить? -- либо действительно этот факт
был ложен, либо правдив, но его виновник находил его, однако, отвратительным и
пытался отрицать. -- Я понимаю еще, если мужика, боша например, потому что
война, но женщину, и к тому же -- старую женщину!.. >> Барона от провозглашения
этих добродетельных принципов словно бы холодным душем окатило, он сухо
отодвинулся от Мориса, выдав ему, однако, деньги, -- но с раздосадованным
выражением одураченного человека, который не хотел бы устраивать шума и платит,
но не рад. Получатель только усилил дурное впечатление барона, когда он
поблагодарил его следующим образом: << Я завтра же вышлю их своим старикам и
только немножко братку оставлю, он сейчас на фронте >>. Эти трогательные чувства
столь же разочаровали г-на де Шарлю, сколь его взбесило их выражение,
незамысловатое, крестьянское. Жюпьен иногда предупреждал их, что надо всг-таки
быть поизвращенней. И тут один, с таким видом, будто он исповедует что-то
сатаническое, рискнул: << Знаете, барон, вы мне не поверите, но когда я еще был
маленьким, я подглядывал в дырку замка, как мои родители цалуются. Это так
п-порочно, н-не п-п-правда ли? Вы скажете, что это я вам мозги пудрю, так нет
же, говорю вам, всг так оно и было >>. И г-на де Шарлю привела в уныние и
взбесила эта фальшивая потуга на извращенность, разоблачившая лишь изрядную
глупость и подобную непорочность. Впрочем, ему не пришелся бы по вкусу и
отъявленный бандит, и убийца: такие люди не рассуждают о своих злодеяниях;
садист часто обладает ( сколь бы добр он ни был, тем более -- как барон ) жаждой
зла, которую злодеи, пускающиеся в тяжкие с другими целями, не могут
удовлетворить.
Тщетно молодой человек, поздновато осознав ошибку, утверждал, что он не выносит
шпиков и даже отважился предложить барону: << Забьем, что ли, стрелочку >> (
назначим, то есть, свидание ): очарование рассеялось. Чувствовалась "липа", как
в книжках авторов, тщащихся употреблять арго. Тщетно молодой человек вдавался в
подробности всех "непристойностей", вытворяемых им с подругой. Г-на де Шарлю
поразило только, сколь недалеко эти непристойности заходили. Впрочем, дело было
не только в неискренности. Ничто не ограничено сильнее, чем удовольствие и
порок. В этом случае, несколько заменив смысл выражения, можно сказать, что
вращаешься в том же порочном круге.
Если считалось, что г-н де Шарлю -- принц, то в этом заведении очень грустили о
смерти человека, о котором жиголо говорили: << Я не знаю, как его звать, но,
кажется, он был бароном >>, -- это был никто иной, как принц де Фуа ( отец друга
Сен-Лу ). Как полагала его жена, большую часть времени он проводил в клубе, на
деле же он проводил время у Жюпьена -- болтая, рассказывая светские истории
проходимцам. Это был большой, красивый мужчина, как и его сын. Поразительно, что
г-н де Шарлю, -- может быть, потому, что он встречался с ним только в свете, --
не знал, что де Фуа разделяет его наклонности. Иногда говорили, что эти
наклонности распространялись и на его сына, еще студента ( друга Сен-Лу ), -- но
это, вероятно, ложь. Напротив, будучи крайне осведомлен о нравах, неведомых
многим, он пристально следил за знакомствами своего сына. Однажды некий мужчина,
-- из низкой, впрочем, среды, -- преследовал юного принца де Фуа прямо до
особняка его отца, бросил записку в окно, отец ее подобрал. Но преследовавший,
хотя и не был вхож, с аристократической точки зрения, в то же общество, что и
г-н де Фуа-отец, был одного с ним круга, так сказать, с другой стороны. Он без
труда нашел в общих дружках посредника и заставил г-на де Фуа замолчать, доказав
ему, что его сын сам спровоцировал эту выходку. И это возможно. Ибо принц де Фуа
мог уберечь сына от дурных знакомств, но не мог уберечь от наследственности.
Впрочем, что касается этой стороны, принц де Фуа-младший, как и его отец,
пребывал в неведении относительно людей своего круга, хотя и зашел дальше всех с
представителями другого.
<< Как он прост! Вот уж не скажешь, что барон >>, -- повторяли завсегдатаи, как
только г-н де Шарлю с Жюпьеном удалились: барон всг сетовал на добродетель
юноши. Судя по недовольной физиономии Жюпьена ( ему, впрочем, надо было
вымуштровать юношу заблаговременно ), фальшивому убийце от Жюпьена сейчас должно
было изрядно влететь. << Это же просто противоположность тому, что ты мне
рассказывал, -- воскликнул барон, дабы Жюпьен на следующий раз извлек урок. --
По лицу видно: он очень добродушен, он испытывает уважение к своей семье >>. --
<< У него, однако, трения с отцом, -- возразил Жюпьен. -- Они живут вместе, но
работают в разных барах >>. Это было, конечно, по сравнению с убийством,
довольно незначительным проступком, но Жюпьена застали врасплох. Барон ничего не
ответил, ибо ему одновременно хотелось, чтобы его удовольствия были подготовлены
заранее, и чтобы у него сохранилась иллюзия, что никакой подготовки здесь нет.
<< Это подлинный бандит, он вам так сказал, чтобы вас обмануть, -- вы слишком
наивны! >> -- оправдываясь, добавил Жюпьен, но только задел самолюбие г-на де
Шарлю.
<< Да, на ужин он тратит не меньше миллиона -- и каждый день, каждый день >>, --
сказал молодой человек двадцати двух лет; высказанное суждение не показалось ему
неправдоподобным. Послышался грохот коляски, приехавшей за г-ном де Шарлю. В эту
секунду я заметил, как из соседней комнаты, медленно ступая, появилась дама в
черной юбке, как мне показалось -- довольно пожилая, ее сопровождал солдат,
видимо, вышедший с нею. К своему ужасу я разглядел тотчас, что это был
священник, -- столь редко встречающееся, а во Франции просто невероятное
явление, как дурной поп. Видимо, мимоходом солдат подшучивал над своим
спутником, высмеивая несоответствие поведения одеянию, и последний степенно,
сентенциозно, с поднятым вверх пальцем доктора теологии, изрек: << Что делать, я
не ( я ожидал: "святой" ) ангел >>. Впрочем, он спешил и уже прощался с
Жюпьеном, -- последний, проводив барона, собирался было подняться, но заметил,
что по забывчивости дурной священник не заплатил за комнату. Юмор никогда не
оставлял Жюпьена, он затряс кружкой, в которую собирал плату с клиентов, и,
звеня ею, крикнул: << На нужды прихода, господин аббат! >> Отвратительный
персонаж извинился, выдал плату и исчез. Жюпьен вошел за мной в темное логово,
где я не осмелился и шелохнуться. << Выйдите на минутку в прихожую, там сидят
мои юноши, а я пока поднимусь и закрою комнату, будто вы ее нанимали, -- это
будет совершенно естественно >>. Патрон был там, я ему заплатил. В эту минуту
вошел молодой человек в смокинге, он властно спросил: << Могу я завтра иметь
Леона без четверти одиннадцать вместо того, чтоб иметь в одиннадцать, потому что
я завтракаю завтра в городе? >> -- << Это зависит, -- ответил патрон, -- от
того, насколько его задержит аббат >>. По-видимому, этот ответ не устраивал
молодого человека в смокинге, -- он думал уже было поносить аббата, но его гнев
пошел другой дорогою, когда он заметил меня; вышагивая прямо на патрона, он
шептал: << Что? это кто? что это значит? >> -- голосом тихим, но взбешенным.
Патрон, раздосадованный чрезвычайно, воскликнул, что мое присутствие не имеет
никакой важности, что я просто один из постояльцев. Молодого человека в
смокинге, казалось, это объяснение не утешило. Он не останавливаясь повторял: <<
Это отвратительно, этого не должно быть, вы же знаете, что я этого не переношу,
из-за вас ноги моей здесь больше не будет >>. Всг-таки исполнение этой угрозы не
было неотвратимо, ибо удалился он в неистовстве, но повторяя, что Леон должен
постараться освободиться к 10.45, на два с половиной часа, если это возможно.
Жюпьен спустился и вышел за мной на улицу. << Мне бы не хотелось, чтобы вы
думали обо мне плохо, -- этот дом приносит мне не столько дохода, сколько можно
подумать, мне ведь приходится принимать и порядочных постояльцев, -- а с ними
только просаживаешь деньги. Здесь -- полная противоположность кармелитам205, но
только благодаря пороку жива добродетель. Нет, если я и взял этот дом, -- или,
скорее, если я его и заставил взять того управляющего, -- вы его видели, то это
только чтобы угодить барону, развлечь его на старости лет >>. Жюпьен имел в виду
не только садистические сцены, свидетелем которых мне довелось стать, но и
просто удовлетворение его порока. Барон и для разговора, для общества, игры в
карты, предпочитал людей из народа, тянувших из него деньги. Наверное, снобизм к
сволочи должно разуметь как и любой другой. Впрочем, они206 долгое время
выступали воедино, чередуясь между собой в г-не де Шарлю, -- он не находил
никого достаточно изысканным для своих светских отношений, равно вполне
аморальными для иных. << Я ненавижу усредненность, -- говорил он, -- буржуазная
комедия напыщенна, а мне надо то ли принцесс классической трагедии, то ли
грубоватого фарсу. Никакой середины -- "Федра" или "Паяцы"207 >>. Но, в конце
концов, равновесие между двумя этими разновидностями снобизма было нарушено.
Может, от старческой усталости, или его чувственность перешла на самые простые
отношения, барон жил теперь только с "мужичьем", освоив таким образом, сам того
не желая, наследие великих предков -- герцога де Ларошфуко, принца д'Аркур,
герцога де Берри, которые, как показал нам Сен-Симон, проводили свою жизнь в
обществе лакеев, разделявших их игры, тянувших из них бесчисленные суммы, -- их
стремление заходило так далеко, что посетителям бывало неловко, когда они
заставали этих знатных сеньоров в пылу товарищеского сражения в карты, а то и
просто попойки с прислугой. << Но главное, я поступил так, чтобы уберечь его от
неприятностей, -- добавил Жюпьен, -- потому что барон, знаете ли, это большое
дитя. Даже теперь, когда у него есть всг, чего он только может захотеть, он еще
иногда отправляется куда глаза глядят и ищет себе неприятностей. В такие времена
его щедрость может дорого обойтись. Недавно тут как-то барон чуть ли не до
смерти довел бедного посыльного, -- он ему, знаете, послал огромные деньги,
чтобы тот пришел к нему домой! ( К нему домой, какая неосторожность! ) Этот
мальчик, -- он, правда, любил только женщин, -- успокоился, когда понял, чего от
него хотят. Потому что когда барон предлагал ему деньги, он принял его за
шпиона. И он почувствовал сильное облегчение, когда понял, что от него требуют
выдать не родину, а тело, что, может быть, не более морально, но менее опасно и,
главное, не так сложно >>. Слушая Жюпьена, я думал: << Какое несчастье, что г-н
де Шарлю не романист, не поэт, -- не потому, что он смог бы описать пережитое,
потому, что те ситуации, в которых оказывается такой человек, как Шарлю из-за
желания, рождают вокруг его имени постоянные скандалы, заставляют его отнестись
к жизни всерьез, вынуждают, когда барон предается удовольствиям --
прочувствовать их, и он не может остановиться, замереть на иронической и
поверхностной точке зрения, и, беспрерывно, к нему несется поток горестей208. А
так, каждый раз, как он признается в чем-либо, он подвергается оскорблениям, а
то и рискует оказаться в тюрьме >>. Пощечины -- это не только образование детей,
это образование поэтов. Будь г-н де Шарлю романистом, этот дом Жюпьена, -- в
таких пропорциях сокращавший риск, по меньшей мере ( полицейского "шмона"
боялись по-прежнему ) -- риск, связанный с человеком, в предрасположенности
которого, на улице, барон не всегда был уверен, -- стал бы для него бедой. Но в
искусстве г-н де Шарлю был только дилетантом, он и не помышлял писать, и не был
на то одарен.
<< Впрочем, признаюсь вам, -- продолжил Жюпьен, -- особые угрызения совести
из-за этого рода барыша меня не тревожат. Я не могу больше скрывать от вас, что
то, что здесь происходит, -- что я это люблю, что это пристрастие всей моей
жизни. Разве нельзя получать плату