вал
глубокую уверенность, что род этот не блещет ни умом, ни энергией.
   Я скоро понял, что приехать в деревушку и не посетить "замок" значило
бы нанести кровную обиду всем ее обитателям. Всякий посетитель был  обя-
зан покормить лебедей, поглядеть павлинов и картины Рафаэля (эти зауряд-
ные люди владели, однако, двумя подлинными  полотнами  Рафаэля),  рискуя
жизнью, ознакомиться со  знаменитой  породой  скота,  носившей  название
"картьючилингам", и сходить на поклонение к отцу знаменитого  Донибрист-
ла, который не раз выигрывал скачки.
   Я был не настолько глуп, чтобы воспротивиться обычаю, а кроме того, я
услышал две новости, после которых мое равнодушие сменилось горячим  же-
ланием осмотреть поместье.
   Во-первых, оказалось, что мистер  Норрис  "уехал  путешествовать",  а
во-вторых, я узнал, что незадолго до меня какой-то посетитель уже осмат-
ривал местные достопримечательности. Догадываясь, кто это был,  я  решил
разузнать, что он делал и что видел. Судьба мне благоприятствовала - ме-
ня поручили заботам того же помощника садовника, который  водил  по  по-
местью моего предшественника.
   - Да, сэр, - сказал он, - это действительно был американец.  По  виду
персона не слишком важная, но очень вежливый.
   Вежливость этого человека, казалось, действительно была  незаурядной:
он пришел в восторг от картьючилингамов, восхищенно ахал перед всем, что
ему показывали, и чуть ли не пал ниц, узрев отца Донибристла.
   - Он сказал мне, сэр, - продолжал польщенный  помощник  садовника,  -
что ему часто приходилось читать об английских замках, но наш  был  пер-
вый, который он увидел своими глазами. Когда он вышел на большую  аллею,
у него прямо дух захватило. "Поистине королевские  владения!"  -  сказал
он. Ну, и понятно, что поместье его интересовало, - ведь, по его словам,
мистер Картью оказал ему в Штатах большую услугу. А он, кажется, человек
обязательный и очень любит цветы.
   Я выслушал этот рассказ с огромным изумлением. Сомневаться не  прихо-
дилось - речь шла о Бэллерсе. А ведь всего несколько часов назад мне ка-
залось, что передо мной сумасшедший, на которого следует  надеть  смири-
тельную рубашку! Он остался без гроша в чужой стране, он ничего не ел со
вчерашнего дня, отсутствие Норриса должно было привести его в отчаяние -
и вдруг я слышу, что он ходил по поместью, восхищаясь видами, нюхая цве-
ты и отпуская напыщенные фразы! Сила его характера поразила  и  испугала
меня.
   - Это очень странно, - сказал я своему проводнику. - Я сам имел  удо-
вольствие познакомиться с мистером Картью, и,  насколько  мне  известно,
никого из его друзей-американцев в Англии сейчас нет.  Кто  же  это  мог
быть? Да неужели... Но нет, это невозможно! У него не хватило бы наглос-
ти. Скажите, его фамилия не Бэллерс?
   - Его фамилии я не слышал, сэр. А вы знаете о нем  что-нибудь  сквер-
ное? - спросил помощник садовника.
   - Да как сказать... - ответил я. - Во всяком случае, это не тот чело-
век, которого Картью хотел бы видеть здесь в свое отсутствие.
   - Господи боже ты мой! - воскликнул садовник. - А он так приятно раз-
говаривал. Я еще подумал, что он,  наверное,  школьный  учитель.  Может,
сэр, вы будете так любезны поговорить с мистером Денменом? Я ведь послал
его к мистеру Денмену, когда он осмотрел поместье. Мистер Денмен  -  наш
дворецкий, сэр, - пояснил он.
   Это предложение меня тем более обрадовало, что давало возможность без
всякого ущерба для моего достоинства  побыстрее  удалиться  из  общества
картьючилингамов, и мы направились прямо через лужайку к заднему крыльцу
замка.
   Лужайка была окружена живой изгородью из тисов, за которой  находился
сад. Когда мы пересекали ее, мой проводник вдруг задержал меня.
   - Высокородная леди Энн Картью, - торжественно прошептал он.
   Поглядев через его плечо, я увидел старую даму, которая, опираясь  на
палку, довольно быстро ковыляла по садовой дорожке. В юности она,  веро-
ятно, была поразительной красавицей, и даже легкая хромота  не  нарушала
впечатления почти грозного достоинства, которым дышал весь ее облик. Ли-
цо ее было очень печально, а глаза, устремленные прямо вперед, казалось,
созерцали грядущие несчастья.
   - У нее очень грустный вид, - сказал я, когда она скрылась за поворо-
том и мы пошли дальше.
   - Она все  горюет,  сэр,  -  ответил  помощник  садовника.  -  Мистер
Картью... то есть, я хочу сказать, старый хозяин... умер всего  год  на-
зад; лорд Тиллибоди, брат ее милости скончался два месяца спустя, а  по-
том случилась эта беда с молодым джентльменом. Погиб на охоте, сэр. А он
был любимцем ее милости. Мистера Норриса она куда меньше любила.
   - Да, я слышал, - ответил я, как мне кажется, умело  вызывая  его  на
дальнейший рассказ и в то же время создавая впечатление, что  я  близкий
друг семьи. - Очень, очень печально. А эта перемена - возвращение бедня-
ги Картью и все остальное - не исправила дела?
   - Ну нет, сэр! - ответил он. - Нам кажется, стало еще хуже.
   - Очень, очень печально, - повторил я.
   - Когда мистер Норрис приехал, она вроде бы обрадовалась  ему,  и  мы
все были очень довольны, ведь мы его все любим, сэр. Да только это скоро
кончилось. В тот же самый вечер был у них какой-то разговор, и все стало
как прежде, только еще хуже. И на следующее утро мистер Норрис снова уе-
хал путешествовать. "Денмен, - сказал он мистеру Денмену,  -  Денмен,  я
сюда никогда не вернусь", - и пожал ему руку. Конечно, человеку чужому я
бы ничего этого рассказывать не стал, сэр,  -  добавил  мой  собеседник,
очевидно, испугавшись, что наговорил лишнего.
   И действительно, я узнал от него очень много -  гораздо  больше,  чем
было известно ему самому. В бурный вечер своего возвращения Картью расс-
казал о том, что с ним случилось, и старую даму мучило не только ее  го-
ре: среди картин, встававших перед ее мысленным взором,  когда  она  шла
мимо меня по тропинке, были и остров Мидуэй и бриг "Летящий по ветру".
   Мистер Денмен кисло выслушал меня и  сообщил  мне,  что  Бэллерс  уже
ушел.
   - Ушел? - воскликнул я. - Так зачем же он  приходил?  Уж,  во  всяком
случае, не для того, чтобы осмотреть дом!
   - Не вижу, что другое могло привести его сюда, - ответил дворецкий.
   - Поверьте, вы ошибаетесь, - сказал я, - и он, очевидно, получил  то,
что ему было нужно. Кстати, а где сейчас мистер Картью? Мне очень  жаль,
что я не застал его тут.
   - Он путешествует, сэр, - ответил дворецкий сухо.
   - Браво! - вскричал я. - Ведь я расставил вам ловушку, мистер Денмен,
но теперь вижу, что вы ничего не сказали этому наглому субъекту.
   - Разумеется, сэр, - ответил дворецкий.
   Я пожал ему руку - как и мистер Норрис, - однако без особого  востор-
га: ведь мне не удалось узнать адрес, а раз  Бэллерс  покинул  поместье,
значит, он адрес узнал, иначе я застал бы его тут.
   Я сумел избежать осмотра поместья и скотного двора, но осмотреть  дом
мне все-таки пришлось.
   Старушка с серебряными волосами, с серебристым голосом и целым кладе-
зем совершенно ненужных мне сведении долго водила меня по картинной  га-
лерее, концертному залу, парадной столовой, большой гостиной,  индийской
комнате, театру и всем остальным интересным уголкам этого громадного до-
ма. Только одна комната оказалась для меня запретной -  малая  гостиная,
куда удалилась леди Энн. Я на мгновение остановился около этой  двери  и
улыбнулся про себя: ведь только она отделяла меня от тайны "Летящего  по
ветру"!
   Но все время, пока я бродил по лабиринту комнат, я думал о  Бэллерсе.
Я не сомневался, что он раздобыл адрес, однако я твердо знал, что прямые
расспросы ему не помогли. Следовательно, помогла какая-то хитрость,  ка-
кая-то счастливая случайность. И, если мне не поможет такая  же  случай-
ность или такая же хитрость, я ничего не смогу сделать;  хорек  выследит
свою добычу, огромные дубы будут срублены, полотна Рафаэля пойдут с  мо-
лотка, в доме поселится какой-нибудь разбогатевший биржевик, и от  всего
этого величия скоро останется только смутное воспоминание.
   Как странно, что столь важные дела, столь древний замок и столь знат-
ный и бесцветный род могли пойти прахом и дальнейшая их судьба  зависела
от находчивости, осторожности и  хитрости  бывшего  студента  Латинского
квартала!
   Чтобы помешать их гибели, я должен узнать адрес, как узнал  его  Бэл-
лерс.
   "Случайность или хитрость, хитрость или случайность", -  продолжал  я
твердить про себя, когда возвращался в деревушку по большой аллее, иног-
да оглядываясь на кирпичный фасад и озаренные солнцем окна дома. Но  как
подчинить себе случайность? Какую придумать хитрость?
   Размышляя над этим, я незаметно дошел до дверей деревенской гостиницы
и там, согласно моему обычаю со всеми поддерживать  хорошие,  отношения,
немедленно прогнал свою задумчивость и вежливо принял приглашение пообе-
дать с хозяином в малом зале. Я был единственным постояльцем  гостиницы.
И вот я сел за стол с мистером Хиггсом, бывшим дворецким, миссис  Хиггс,
бывшей горничнбй, и мисс Агнес Хиггс, их лохматой маленькой  дочкой,  на
которую не возлагал никаких надежд (но, как показали дальнейшие события,
ошибся). Разговор шел только о господском доме и о господах.  Мм  успели
отведать ростбифа, йоркширского пудинга, сладкого пирога и сыра,  а  эта
тема по-прежнему оставалась неиссякаемой. Я узнал множество  сведений  о
четырех поколениях Картью, но ни одно из этих сведений меня не заинтере-
совало. И, только когда мистер Генри уже погиб во время охоты,  когда  я
выслушал подробнейшее описание его смерти и  торжественных  похорон,  на
которых присутствовали чуть ли  не  все  жители  погруженного  в  скорбь
графства, мне наконец удалось вывести на сцену моего  близкого  друга  -
мистера Норриса. При упоминании этого имени бывший  дворецкий  заговорил
дипломатическим тоном, а бывшая горничная - нежным. Насколько я мог  по-
нять, мистер Норрис Нартью был единственным представителем  этого  бесц-
ветного рода, который совершал  хоть  какиенибудь  достойные  упоминания
поступки. Но, к сожалению, все они сводились к тому, что он вел  беспут-
ную жизнь, вызывавшую сожаление у тех, кто его любил. На свое несчастье,
он был вылитым портретом достопочтенного Бейли, одного из светочей этого
ничем не примечательного семейства, и поэтому чуть ли не с колыбели  ему
предсказывали блестящую карьеру. Однако едва он вышел  из  пеленок,  как
выяснилось, что он недостоин носить имя Картью: он выказывал несомненный
вкус к низменным удовольствиям и скверному обществу - ему  еще  не  было
одиннадцати лет, когда он уже отправлялся собирать птичьи яйца вместе  с
младшим грумом, а когда ему исполнилось двадцать, то, не заботясь о дос-
тоинстве своей семьи, он начал все чаще  отправляться  в  длинные  пешие
прогулки, делая зарисовки пейзажей и панибратствуя с завсегдатаями  при-
дорожных гостиниц.
   Мне сообщили, что он начисто лишен гордости, что он  готов  сесть  за
стол с кем угодно - последнее было сказано таким тоном, который ясно да-
вал мне понять, что своим знакомством с мистером Норрисом я  был  обязан
именно этой его прискорбной неразборчивости.
   К несчастью, мистер Норрис был не только  эксцентричен,  но  и  любил
кутнуть. В университете он прославился двоими долгами, а затем был  иск-
лючен из него за какую-то весьма вольную проделку.
   - Он всегда был большой шутник, - заметила миссис Хиггс.
   - Да уж! - согласился ее супруг.
   Однако настоящие неприятности начались после того, как он поступил на
дипломатическую службу.
   - Он просто как с цепи сорвался, - сказал  бывший  дворецкий,  мрачно
смакуя эту мысль.
   - Он наделал бог знает каких долгов, - сказала бывшая горничная, -  и
при всем при том такого прекрасного молодого человека поискать.
   - Когда мистер Картью узнал обо всем, началось бог весть что, -  про-
должал мистер Хиггс. - Я так все помню, словно это случилось вчера. Ког-
да ее милость вышла из столовой, хозяин позвонил. Я пошел туда сам,  ду-
мая, что надо подавать кофе, и вдруг вижу: мистер Картью стоит у  стола.
"Хиггс, - говорит он, тыкая тростью (у него как раз  разыгралась  подаг-
ра), - прикажите немедленно заложить двуколку для этого господина, кото-
рый опозорил себя". А мистер Норрис ничего не сказал. Он сидел,  опустив
голову, будто рассматривал узор на тарелке. А я так удивился, что еле на
ногах устоял, - закончил мистер Хиггс.
   - Он совершил что-то очень скверное? - спросил я.
   - Ничего подобного, мистер Додели! - вскричала хозяйка (таков был  ее
вариант моей фамилии). - Бедняжка за всю свою жизнь ничего по-настоящему
скверного не делал. С ним поступили несправедливо. Потому что он не  был
любимчиком.
   - Миссис Хиггс, миссис Хиггс! - предостерегающе воскликнул дворецкий.
   - Ну, и что тут такого? - возразила его супруга, встряхивая кудряшка-
ми. - Об этом всем в доме было известно, мистер Хиггс!
   Выслушивая все эти факты и мнения, я отнюдь не забывал  о  семилетней
дочери дома. Она была не очень привлекательна, но, к счастью,  уже  дос-
тигла корыстного семилетнего возраста, когда - монета в полкроны кажется
больше блюдечка и редкостнейшей диковинкой. Я быстро снискал ее благово-
ление, опустив в копилку шиллинг и подарив ей золотой американский  дол-
лар, который оказался у меня в кармане. Она объявила, что я очень  хоро-
ший дяденька, и получила нагоняй от своего папеньки за  то,  что  начала
проводить сравнение между мной и своим родным дядей Уильямом, весьма для
последнего нелестное.
   Едва мы кончили обедать, как мисс Агнес вскарабкалась ко мне на коле-
ни вместе с альбомом марок - подарком дяди Уильяма. Надо сказать, я тер-
петь не могу старые марки, но, решив, что в этот день я, видимо, обречен
любоваться всякими достопримечательностями,  подавил  зевок  и  принялся
прилежно рассматривать предложенную моему вниманию коллекцию.  Я  думаю,
что ее начал сам дядя Уильям, а потом ему  надоело  -  альбом,  к  моему
большому изумлению, был почти весь заполнен. Я  уныло  разглядывал  анг-
лийские марки, русские марки с красным сердцем, старинные  неразборчивые
Турн-и-Таксис, давно вышедшие из  употребления  треугольные  марки  мыса
Доброй Надежды, марки Лебединой реки с лебедем и гвианские марки  с  па-
русным кораблем. Иногда я начинал клевать носом, и, вероятно, в одну  из
этих минут, задремав, уронил альбом на пол, и  из  него  высыпалось  до-
вольно большое количество марок, предназначенных для обмена.
   И тут, против всех ожиданий, мне на помощь пришла счастливая  случай-
ность, на которую я уже перестал надеяться. Собирая рассыпавшиеся марки,
я с удивлением заметил среди них множество  французских  марок  ценой  в
пять    су.    Значит,    кто-то    регулярно    присылает    марки    в
Столлбридж-ле-Картью, решил я. А вдруг это Норрис? На  штампе  одной  из
марок я разобрал букву "Ш", на второй к ней прибавилась  "а".  Остальная
часть штампа была совершенно неразборчивой. Если вы вспомните, что  наз-
вания четверти французских городов начинаются с "Шато", вы поймете,  что
толк от моего открытия был невелик, и я немедленно  присвоил  марку,  на
которой штамп был наиболее ясен, с тем чтобы  показать  ее  на  почте  и
уточнить название города. Однако негодная девчонка заметила мой маневр.
   - Ты гадкий дяденька, ты уклал мою малку! - закричала она  и,  прежде
чем я успел что-нибудь возразить, выхватила ее из моего кармана и зажала
в кулачке.
   Я оказался в чрезвычайно ложном положении, и, наверное, миссис  Хиггс
сжалилась надо мной, потому что она поспешила прийти мне на помощь. Если
мистера Додели интересуют марки, сказала она (скорее всего решив, что  я
помешан на них), ему надо бы посмотреть альбом мистера  Денмена.  Мистер
Денмен собирает марки уже сорок лет, и,  говорят,  его  коллекция  стоит
больших денег.
   - Агнес, - продолжала она, - будь хорошей девочкой, сбегай  в  замок,
скажи мистеру Денмену, что у нас в гостях настоящий  знаток,  и  попроси
его прислать к нам с кем-нибудь свой альбом.
   - И те марки, которые он хочет обменять, - добавил  я,  не  растеряв-
шись. - У меня в бумажнике, кажется, есть кое-какие интересные экземпля-
ры, и, может быть, мы с ним поменяемся.
   Полчаса спустя в гостиницу явился мистер Денмен собственной персоной,
неся под мышкой толстенный альбом.
   - Ах, сэр! - вскричал он. - Когда я услышал,  что  вы  филателист,  я
бросил все дела! У меня есть поговорка, мистер Додели: те, кто коллекци-
онирует марки, всегда друзья.
   Не знаю, насколько это наблюдение верно, но, во всяком  случае,  тот,
кто пытается выдать себя за филателиста, не имея для этого никаких осно-
ваний, попадает в трудное положение.
   - А-а! Второй выпуск, - говорил я, быстро прочитав  надпись  рядом  с
маркой. - Да, да, розовая... нет... я хотел сказать, палевая - самая ин-
тересная на этой странице. Хотя, как вы говорите, вот эта  желтенькая  -
настоящая редкость.
   Мой обман, конечно, был бы открыт, если бы я из чувства самозащиты не
напоил мистера Денмена его  любимым  напитком  -  портвейном,  настолько
прекрасным, что он, несомненно, не мог дозреть в погребе "Герба Картью",
а был перенесен туда под покровом ночи  из  подвалов  господского  дома.
Каждый раз, когда мне грозило разоблачение и особенно когда  он  задавал
какой-нибудь коварный вопрос, я торопился снова наполнить его стакан,  и
к тому времени, когда мы дошли до марок, предназначенных для  -  обмена,
почтенный мистер Денмен был в таком состоянии, которое обезвреживает да-
же самого рьяного филателиста. Нет, он совсем не был  пьян  -  по-моему,
для этого у него не хватало энергии и живости. Однако глаза его остекле-
нели, и, хотя он продолжал разглагольствовать, ему было  решительно  все
равно, слушаю я его или нет.
   Среди марок мистера Денмена, предназначенных для обмена, как и  среди
марок маленькой Агнес, можно было подметить ту же странность,  а  именно
избыток заурядных французских марок ценой в пять су. Я осторожно  разло-
жил их перед собой и, подобрав все необходимые буквы, составил  название
города, которое меня так интересовало: Шайи-ан-Бьер, городок вблизи Бар-
бизона, самое подходящее место для человека, который  скрывается,  самое
подходящее место для мистера Норриса, который совершал  длинные  экскур-
сии, рисуя пейзажи, самое подходящее место для Годдедааля, который забыл
на борту "Летящего по ветру" свой мастихин. Как  странно,  я  кружил  по
Англии с Бэллерсом, а человек, которого мы искали,  все  это  время  жил
там, куда влекли меня мои помыслы.
   Я не знаю, показывал ли мистер Денмен свой альбом Бэллерсу и сумел ли
Бэллерс по стертому штампу разобрать то, что его интересовало, но теперь
это не имело значения. Я тоже узнал все, что мне было нужно.
   Мой интерес к маркам испарился самым беззастенчивым образом, я немед-
ленно распрощался с удивленные Денменом и, приказав закладывать  лошадь,
принялся изучать расписание поездов и пароходов.
 
 
   ГЛАВА XXI
   ЛИЦОМ К ЛИЦУ
 
   Я добрался до Барбизона в два часа дня, когда улицы его  кажутся  вы-
мершими: все прилежные труженики уже где-то пишут свои эскизы, все  без-
дельники уже отправились гулять в лес или около реки. Гостиница тоже бы-
ла пуста.
   Однако я с большой радостью увидел в общем зале одного из моих  преж-
них приятелей. Судя по его городскому костюму, он  собирался  уехать,  и
действительно рядом с ним на полу лежал портплед.
   - Стеннис! - воскликнул я. - Вот уж с  кем  не  ожидал  здесь  встре-
титься!
   - Еще немного - и мы бы не встретились, - ответил он. - Мы уже  слиш-
ком стары, и для нас в Барбизоне нет места. Я  пробыл  здесь  неделю,  и
оказалось, что я никому не известен. Только Фараон узнал меня, ну и, ко-
нечно, супруги Сирон и бессмертный Бодмер.
   - И никто не уцелел? - осведомился я.
   - От нашей геологической эпохи? Никто, - ответил он.  -  Полное  без-
людье, словно на развалинах древнего Вавилона.
   - А какие кочевники разбивают теперь шат