это за корабль?
   - Это "Жнец", - ответил он. - Я первый помощник, а мой спутник - тре-
тий, и нам необходимо успеть в участок до матросов. Дело в том, что  они
могут обвинить нас в пособничестве капитану, а это мне совсем не по вку-
су. Я на своем веку плавал со всякими людьми, но такого, как наш старик,
еще не видывал. Как он начал палить, так и палил без передышки в течение
всего плавания, а последнего человека подстрелил всего шестнадцать часов
назад. Хоть команда у нас вся как - на подбор  головорезы,  но  никто  и
пикнуть не смел, когда капитан принимался палить направо и налево.
   - Ну, теперь ему конец, - заметил третий помощник. - Больше уж  он  в
море не выйдет.
   - Не говорите глупостей! - возразил первый. - Если ему удастся в  це-
лости добраться до берега и если его сразу не линчует возмущенная толпа,
он еще сумеет выкарабкаться. У судовладельцев память получше, чем у пуб-
лики, и они его не оставят: ведь такого опытного капитана поискать.
   - Да уж что верно, то верно. На "Жнеце" жалованье матросам не  платят
вот уже третий рейс.
   - Как не платят? - воскликнул я, потому что был еще новичком в вопро-
сах мореходства.
   - То есть матросам не платят, - объяснил первый помощник. - Они  сбе-
гают, не дожидаясь расчета. Да так заведено не только на "Жнеце".
   Тут я заметил, что мы давно уже перешли с бега на шаг. И,  надо  ска-
зать, я сильно подозреваю, что бешеная спешка вначале была чистым  Спек-
таклем. Во всяком случае, когда мы пришли в полицейский участок и офице-
ры со "Жнеца" сообщили об ужасной судьбе пяти матросов, убитых во  время
плавания (одних капитан застрелил в припадке бешенства,  а  других  -  с
жестоким хладнокровным расчетом), то было  уже  поздно  принимать  меры.
Прежде чем полицейские успели добраться до корабля, негодяй  улизнул  на
берег, смешался с толпой, а затем укрылся в доме своего друга. На кораб-
ле остались только его жертвы. Он  правильно  сделал,  что  поторопился.
Когда жители приморского района узнали о случившемся, когда последний из
раненых моряков был отвезен в больницу, когда те, кому удалось уцелеть а
этой плавучей бойне, поведали повесть о своих  злоключениях  и  показали
свои рубцы, весь город был взбудоражен. Моряки плакали на глазах у всех.
Хозяева ночлежек, давно привыкшие ко  всяким  зверствам,  и  особенно  к
зверствам по отношению к матросам, в негодовании потрясали кулаками,  и,
если бы капитан "Жнеца" появился в это время на улице, часы его были  бы
сочтены. Но, по слухам, его в этот же вечер спрятали в бочке и  перепра-
вили на другой берег бухты. И вот, после того как он совершил  тягчайшие
преступления на двух кораблях, теперь он командует третьим, плавающим по
Атлантическому океану.
   Как я уже сказал, я сильно подозреваю, что мистер Нейрс (старший  по-
мощник) сознательно помог своему капитану спастись. Он всегда  был  сто-
ронником законности и осторожности и всегда стоял на  страже  офицерских
привилегий. Однако утверждать это с полной уверенностью я не берусь. Хо-
тя впоследствии я узнал его очень близко, он продолжал хранить  об  этом
молчание, да и вообще ничего не рассказывал о плавании "Жнеца".  Вероят-
но, у него были на то свои причины. Пока мы шли в  полицейский  участок,
он несколько раз заявлял Джонсону, третьему помощнику, что не только до-
несет на капитана, но и отдаст себя в руки полиции. Однако в конце  кон-
цов он изменил свое решение, сказав: "Все это наверняка кончится  ничем,
да и вообще у  меня  есть  много  хороших  друзей  в  Сан-Франциско".  И
действительно, все кончилось ничем, хотя это стало ясно не сразу. А мис-
тер Нейрс почти немедленно кудато скрылся из участка и затем был спрятан
почти так же надежно, как и его капитан.
   С Джонсоном же я продолжал часто встречаться. Мне так и  не  довелось
узнать его национальность: сам он называл себя американцем,  но  говорил
он по-английски, как иностранец, и в его манерах также  не  было  ничего
американского. Скорее всего он был шведом или датчанином, но долго  слу-
жил на английских и американских кораблях. Весьма возможно, что,  как  и
многие его соотечественники, постоянно плававшие на  иностранных  кораб-
лях, он успел основательно забыть родной язык.  Хотя  он  был  человеком
очень мягким и кротким, долгая привычка к  жестокой  морской  дисциплине
привела к тому, что от многих его веселых историй у меня кровь  холодела
в жилах. Он был высок, худощав, светловолос. Его  смелое,  честное  лицо
покрывал загар, говоривший о жизни на открытом воздухе. Когда он  сидел,
вы могли бы принять его за, аристократа или кавалерийского  офицера,  но
стоило ему встать, и его покачивающаяся походка сразу выдавала в нем мо-
ряка, да и изъяснялся он на том особом жаргоне, на котором говорят люди,
всю жизнь проплававшие по разным морям. Приходилось ему плавать и  среди
островов Южных Морей, так что теперь после плавания  вокруг  мыса  Горн,
где бушевали снежные бури, он заявил: "Отправляюсь погреться к канакам",
Я решил, что скоро с ним расстанусь, однако, согласно неписаному морско-
му закону, он должен был прежде истратить все деньги, полученные за пре-
дыдущий рейс, "Эх, и кутну же я, небесам жарко  станет!"  -  заявил  он,
несколько преувеличивая, ибо трудно представить себе  более  скромный  и
тихий кутеж: почти все время он проводил в малом зале кабака Черного То-
ма, где вместе с друзьями (исключительно старожилами  Южных  Морей)  ти-
хонько пил пиво, курил коротенькую трубочку и рассказывал длиннейшие ис-
тории.
   Кабак Черного Тома был, по сути, захудалым притоном, где самые бедные
матросы курили скверный табак, пили никуда не годный джин и бренчали  на
надтреснутых гитарах и банджо. Хозяин его был местным политическим воро-
тилой и главой шайки хулиганов, которые  называли  себя  "ягнятами".  По
слухам, мэр города и политические  заправилы  Сан-Франциско  побаивались
этой шайки и не брезговали пользоваться ее услугами. Помню, как-то перед
выборами в кабак привели очень элегантно одетого слепца, который долго о
чем-то совещался с хозяином. Эта пара  выглядела  настолько  странно,  а
почтительность, с которой взирали на нее посетители кабака,  поспешившие
отойти как можно дальше, показалась мне столь загадочной, что я попросил
объяснений у своего соседа. Он сообщил мне, что слепец - видный  полити-
ческий деятель города, которого некоторые называют "Королем Сан-Францис-
ко", хотя большинство предпочитает кличку, которую ему дали в  китайском
квартале, - "Слепой Белый Дьявол".
   - Наверное, ему очень понадобились "ягнята", - прибавил мой  собесед-
ник.
   Я сделал набросок "Слепого Белого Дьявола", стоящего у буфетной стой-
ки, а на следующей странице моего альбома спустя всего  несколько  часов
появился рисунок, изображавший, как Черный Том угрожает толпе своих кли-
ентов огромным револьвером системы "Смит и Вессон". Вот с  какими  конт-
растами приходилось мне сталкиваться в большом зале этого кабака.
   И все это время в малом зале заседал неофициальный клуб Южных  Морей,
где разговоры шли о жизни, совершенно непохожей на ту, которая нас окру-
жала. Там собирались старые шкиперы, торговцы Южных Морей, коки,  помощ-
ники капитанов. По большей части это были  прекрасные  люди,  испытавшие
благотворное влияние кроткого и жизнерадостного народа,  среди  которого
им довелось жить. Кроме того, они знали много интересного, и не из книг,
а по личному опыту, так что я готов был часами сидеть и слушать их увле-
кательные рассказы. В них всех была какая-то поэтическая  струнка.  Ведь
всякий бродяга-моряк, если только он не отпетый негодяй, кажется младшим
братом поэта. Даже бессвязные фразы Джонсона вроде: "Оно так, канаки лю-
ди ничего, неплохие" или: "Черт его знает, что за остров, -  горы  прямо
до самой воды. Жить бы мне на нем да жить" - таили  какую-то  внутреннюю
музыку, а многие из его приятелей были просто изумительными рассказчика-
ми. Их длинные повествования, неожиданно меткие описания людей, пейзажей
постепенно создавали в моем мозгу четкий образ южных островов и жизни на
этих островах: отвесные берега, острые горные пики, густая тень лепящих-
ся по склонам лесов, неумолчный рев прибоя на рифе и вечное мирное  спо-
койствие лагуны; необычайно яркие солнце, луна и звезды, красивые к бла-
городные люди, всегда готовые приветствовать чужестранца, всегда готовые
предоставить ему свой кров и свою лодку, - жизнь, льющаяся словно  музы-
ка, и долгие вечера, оживляемые звуками мелодичных песен.
   Для того чтобы понять тоску по этому миру, которая все чаще овладева-
ла мной, надо потерпеть неудачу в артистической карьере,  надо  голодать
на улицах Парижа, надо стать партнером дельца вроде Пинкертона. Пестрый,
шумный Сан-Франциско, контора, где мой друг Джим метался ежедневно с де-
сяти до четырех, как заключенный в клетку л, ев, а иногда даже и надежда
на возвращение в Париж тускнели перед этой мечтой. Я знаю, что многие на
моем месте бросили бы все и отправились туда, куда влекло  их  воображе-
ние, но я человек по натуре вялый и тяжелый на подъем, - чтобы заставить
меня покинуть привычные пути, чтобы послать меня в плавание среди  райс-
ких островов, нужен был какой-то внешний толчок. Только сама судьба мог-
ла подобрать для него подходящее орудие, и, хоть я не  знал  этого,  оно
уже было зажато в ее железной руке.
   Как-то раз я сидел в углу сверкавшего позолотой обширного зала  кафе,
где один из местных талантов угощал меня завтраком и этюдами  обнаженной
натуры. Вдруг раздался топот ног, гул голосов,  двери  широко  распахну-
лись, и в зал ввалилась  довольно  большая  толпа  людей.  Вошедшие  (по
большей части моряки, и все очень возбужденные) окружали группу из  нес-
кольких человек, как дети окружают бродячих кукольников, следуя за  ними
из одного двора в другой. Кругом все зашептали, что это капитан Трент  и
его матросы, уцелевшие после крушения английского брига "Летящий по вет-
ру", которых английский военный корабль подобрал на острове Мидуэй, -  в
Сан-Франциско они прибыли сегодня утром и пришли сюда подкрепиться после
того, как сделали соответствующее заявление властям. Векоре мне  удалось
их рассмотреть. Четыре загорелых моряка со стаканами в  руках  стояли  у
стойки, окруженные толпой любопытных, осыпавших их  вопросами.  Один  из
них был гаваец - кок, как мне сообщили, - у другого в руках была  клетка
с канарейкой (птичка то и дело заливалась звонкими трелями), у  третьего
левая рука была в лубке, и он казался очень бледным, словно недавно  пе-
ренес тяжелую болезнь, а у капитана - краснолицего,  синеглазого  силача
лет сорока пяти - была забинтована правая рука.
   Меня весьма заинтересовало то, что капитан, кок и два матроса  вместе
гуляют по улицам и заходят в кафе. Поэтому я, как всегда в тех  случаях,
когда меня что-нибудь интересовало, достал  альбом  и  стал  набрасывать
портреты четырех спасенных моряков. Толпившиеся вокруг них зрители заме-
тили, чем я занимаюсь, и немного  посторонились,  так  что  мне  удалось
очень внимательно рассмотреть лицо и фигуру  капитана  Трента,  хотя  он
этого не подозревал.
   Виски - развязало капитану язык, и, поощряемый удивленными  восклица-
ниями слушателей, он принялся описывать постигшее их несчастье. До  меня
долетали только отдельные фразы о том, как он лег "на  правый  галс",  и
как "вдруг задуло с северо-северо-запада", и как  "тут  бриг  и  сел  на
мель". Иногда он обращался за подтверждением к кому-нибудь из  матросов:
"Так оно было, Джек?" - и тот отвечал: "Да,  так  оно  и  было,  капитан
Трент". В конце концов он вызвал особенно горячую  симпатию  слушателей,
заявив: "Черт бы побрал карты, которыми  снабжает  нас  адмиралтейство!"
Слушатели закивали головами, раздались возгласы одобрения,  и  я  понял,
что все присутствующие считают капитана Трента первоклассным  моряком  и
замечательным человеком. Тут я закончил рисовать эту четверку,  а  также
канарейку (все они; особенно канарейка, получились очень похожими), зак-
рыл альбом и, никем не замеченный, вышел из кафе.
   Мне тогда и в голову не приходило, что я покинул первую сцену первого
акта драмы моей жизни, однако все виденное мной, особенно лицо капитана,
довольно долго сохранялось в моей памяти. Я не  считаю  себя  провидцем,
но, во всяком случае, я человек наблюдательный и всегда сумею  подметить
ужас на лице человека. Капитан Трент,  командовавший  английским  бригом
"Летящий по ветру", был очень красноречив, находчив, громогласен,  но  в
его синих глазах, в выражении его лица я увидел мучительный страх. Боял-
ся ли он, что его лишат права водить корабли? Нет, от этого его рука  не
дрожала бы так, когда он брал стакан с виски. Может быть, он еще не  оп-
равился после пережитой катастрофы и потери своего корабля? Один из моих
друзей, оставшийся целым и невредимым после крушения поезда,  в  котором
он ехал, тем не менее несколько месяцев спустя еще испуганно  вздрагивал
при малейшем шуме. И я пытался убедить себя, что Трент испытывает то  же
самое, хотя капитан "Летящего по ветру" отнюдь не  казался  слабонервным
человеком.
 
 
   ГЛАВА IX
   СУДЬБА "ЛЕТЯЩЕГО ПО ВЕТРУ"
 
   На следующее утро, когда я встал. Пинкертон уже сидел за столом, пог-
рузившись в чтение "Дейли Оксидентел". Это была газета (я говорю "была",
потому что не знаю, существует ли она теперь), совсем не похожая на  ос-
тальные периодические издания Дальнего Запада, В ней не было ни кричащих
заголовков, ни беспардонных преувеличений, ни сомнительного  красноречия
и плоских острот в духе Гарри Миллера - единственной целью  ее  издателя
было сообщать точные, сухие факты. Если меня привлекала в ней именно эта
сторона, то Пинкертон особенно ценил ее  осведомленность  в  биржевых  и
коммерческих тайнах.
   - Лауден, - сказал мой друг, отрываясь от газеты, - ты часто  упрека-
ешь меня в том, что я хватаюсь сразу за десятки дел, а  я  считаю,  что,
увидев валяющийся на земле доллар, должен его подобрать. А сейчас я вижу
целую кучу долларов, валяющуюся на коралловом рифе посреди Тихого  океа-
на.
   - Да опомнись же, Джим! -  воскликнул  я.  -  Ведь  у  нас  на  руках
Дипью-Сити, один из естественных центров этого штата! Ведь у нас на  ру-
ках...
   - Нет, ты послушай, - перебил меня Джим. - Статья  написана  скверно,
без огонька, но факты, я полагаю, достаточно точны. - И он начал  читать
вслух:
   "Судьба английского брига "Летящий по ветру".
   Вчера в Сан-Франциско прибыл английский военный  корабль  "Буря".  На
его борту находились капитан Трент и четыре человека команды с  английс-
кого корабля "Летящий по ветру", которым  двенадцатого  февраля  удалось
после кораблекрушения близ острова Мидуэй выбраться на сушу, где их,  по
счастью, обнаружили на следующий же день. "Летящий  по  ветру",  бриг  в
двести тонн, приписанный к Лондонскому порту, около двух лет плавал  как
трамп. Капитан Трент вышел из Гонконга восьмого декабря,  направляясь  в
Сан-Франциско с полностью застрахованным грузом риса, а  также  шелка  и
китайского чая на общую сумму в десять тысяч  долларов.  Судя  по  кора-
бельному журналу, стояла прекрасная погода, дул  ровный  ветер,  изредка
перемежавшийся штилями и шквалами. На двадцать восьмом градусе  северной
широты и сто семьдесят седьмом градусе западной долготы, поскольку запа-
сы воды на бриге испортились, капитан Трент, руководствуясь неправильны-
ми сведениями в "Справочнике по северной части Тихого  океана"  Хойта  о
том, что на острове Мидуэй расположена угольная  станция,  направился  к
его берегам. Оказалось, что это просто песчаная мель, окруженная  корал-
ловым рифом, частично находящимся под водой. Птиц на острове было много,
в лагуне ловилась хорошая рыба, однако там не было никакого  топлива,  а
вода, которую они добыли, выкопав  колодец,  имела  сильный  солоноватый
привкус. Капитан Трент нашел неплохую стоянку у северного конца  большой
мели, где глубина достигала шестидесяти саженей, а дно было песчаное,  с
отдельными пятнами кораллов. Там его на неделю  задержал  штиль,  причем
среди команды начались болезни, потому что вода  совсем  испортилась.  И
только вечером двенадцатого февраля с северо-востока налетел слабый  по-
рывистый ветер. Хотя было уже темно,  капитан  Трент  немедленно  поднял
якорь и попытался выйти в море. Пока корабль пробирался в узком  проходе
между рифами, наступило внезапное затишье, а затем ветер  вдруг  переме-
нился, задул с севера и даже с северо-северо-запада и выбросил  бриг  на
песчаную отмель примерно в семнадцать часов сорок  минут.  Джон  Уоллен,
финн по рождению, и Чарлз Холдорсен,  уроженец  Швеции,  утонули,  когда
спускали шлюпку, так как оба не умели плавать;  спасти  их  не  удалось,
поскольку было темно и рев прибоя заглушал все звуки. В то же самое вре-
мя Джону Брауну, еще одному матросу, перебило руку упавшим реем. Капитан
Трент затем сообщил репортеру "Оксидентела", что  бриг  сильно  ударился
носовой частью, по его мнению, о коралловый риф, а затем перевалил через
это препятствие и теперь лежит на песке, имея сильный крен на нос  и  на
правый борт. Первый толчок, по-видимому, нанес ему  некоторые  поврежде-
ния, поскольку в носовой части образовалась течь.  Рис,  вероятно,  весь
погиб, но, к счастью, наиболее ценная часть груза находилась  на  корме.
Капитан Трент уже снаряжал свой вельбот для плавания по морю, когда бла-
годаря счастливому совпадению "Буря", которая по приказу  адмиралтейства
обходила острова, проверяя, нет ли там потерпевших кораблекрушение,  из-
бавила мужественного капитана от необходимости  подвергаться  дальнейшим
опасностям. Едва ли нужно прибавлять, что и капитан и матросы несчастно-
го судна с большой благодарностью  говорят  о  любезном  гостеприимстве,
оказанном им на военном корабле. Спастись удалось следующим лицам: Джей-
коб Трент, капитан из Гулля, Англия; Элиас Годдедааль, помощник,  уроже-
нец Христиансанда, Швеция; А. Синг, кок, уроженец Саны, Китай; Джон Бра-
ун, уроженец Глазго, Шотландия; Джон Харди,  уроженец  Лондона,  Англия"
"Летящий по ветру" был построен десять лет назад и сегодня  утром  будет
по распоряжению агента Ллойда продан в том виде, в каком он сейчас нахо-
дится, с аукциона в пользу судовладельцев. Аукцион состоится в помещении
Торговой биржи в десять часов. Дополнительные сведения. Несколько  позже
репортеру "Оксидентела" удалось встретиться в Палас-отеле с  лейтенантом
Сибрайтом, старшим офицером "Бури". У  мужественного  моряка  было  мало
времени, но все же он подтвердил сообщение капитана Трента во всех  под-
робностях. Он добавил, что "Летящий по ветру" лежит на превосходном  дне
и, вероятно, уцелеет до следующей зимы, если только на него не обрушится
сильный ураган с северо-запада, но это представляется маловероятным".
   - Ты никогда не научишься разбираться в литературе, - сказал я, когда
Джим кончил читать статью. - Она написана добросовестно, точно, сжато  и
излагает все происшествие с большой ясностью. Я нашел только одну  ошиб-
ку: кок не китаец, а полинезиец и, судя по всему, с Гавайских островов.
   - Откуда ты это знаешь? - спросил Джим.
   - Я видел их всех вчера в кафе, - сказал я, - и даже слышал всю исто-
рию, точнее сказать, - отдельные ее отрывки, из уст капитана Трента, ко-
торый, насколько я могу судить, очень хотел пить и очень нервничал.
   - Впрочем, это к делу не относится, - перебил меня Пинкертон, - а вот
что ты скажешь насчет долларов, которые валяются на рифе?
   - А это окупится? - спросил я.
   - Еще бы не окупиться! - воскликнул Пинкертон. - Разве ты не  слышал,
что сказал этот английский офицер о хорошем положении брига? Разве ты не
слышал, что груз оценивается в десять тысяч долларов? Сейчас не сезон, и
я могу зафрахтовать любую шхуну за двести пятьдесят  долларов  в  месяц.
Окупится ли это? Да мы получим триста процентов чистой прибыли!
   - Ты забываешь о том, - возразил я, - что рис  испортился.  Это  ведь
сказал сам капитан.