. Никто же не может оста-
ваться в море вечно... Нет, в этой истории с "Летящим по ветру"  не  ра-
зобраться и самому гениальному сыщику, и нечего зря ломать  голову.  Да-
вайте снова возьмемся за топоры и вытащим на свет божий все, что  таится
в этом чертовом бриге. И не волнуйтесь, - добавил он, вставая. - Я пола-
гаю, эти грошовые тайны будут на нас сыпаться и дальше, чтобы мы не ску-
чали.
   Однако до конца дня мы не сделали больше ни одного интересного откры-
тия и на закате покинули бриг, не найдя ни новых  загадок,  ни  разгадок
прежних. Самые ценные находки - книги, инструменты, корабельные  бумаги,
шелка и сувениры - мы перевезли на шхуну, чтобы было чем заняться  вече-
ром, и после ужина, когда убрали со стола и  Джонсон  уселся  за  унылую
партию в криббедж между своей правой и левой рукой, мы с капитаном  раз-
ложили наши находки "на полу и принялись их подробно обследовать.
   Сперва мы занялись книгами. Для "лимонщика", как  презрительно  выра-
зился Нейрс; число их было порядочным. Презрение к английскому торговому
флоту свойственно почти каждому американскому моряку, и,  поскольку  это
презрение не является взаимным, я полагаю, что  для  него  действительно
есть какие-то основания. Во всяком случае, английские моряки редко быва-
ют любителями книг. Однако офицеры "Летящего по ветру" являлись приятным
исключением из этого правила. Они собрали настоящую библиотеку художест-
венной и специальной литературы.  Пять  томов  "Всемирного  справочника"
Финдли (как всегда, растрепанные,  испещренные  всяческими  пометками  и
исправлениями), несколько  навигационных  руководств,  свод  сигналов  и
справочник английского адмиралтейства в оранжевом переплете  -  "Острова
восточной части Тихого океана", том III, самое последнее издание, в  ко-
тором были отчеркнуты описания рифов Френч-Фригат, Харман,  Кьюр,  Перл,
острова Лисянского, острова Ошен и того места, где мы находились теперь,
- острова Мидуэй. Список беллетристики возглавлялся томиком "Эссе"  Мак-
колея и дешевым изданием Шекспира, далее следовали только  романы.  Нес-
колько творений мисс Брэддон и среди них "Аврора  Флойд",  проникшая  на
все без исключения острова Тихого океана, порядочное  число  детективных
книжонок, "Роб-Рой", "На вершине" Ауэрбаха на немецком языке и восхвале-
ние трезвенности, которое, судя по библиотечному штампу,  было  похищено
из какой-то английской библиотеки в Индии.
   - Офицер адмиралтейства довольно точно описал наш островок, - заметил
Нейрс, изучавший тем временем описание Мидуэя. -  Правда,  изображен  он
далеко не таким унылым, но все-таки видно, что этот человек знает, о чем
пишет.
   - Капитан! - воскликнул я. - Вы коснулись еще одной странности в этой
сумасшедшей путанице. Вот посмотрите, - я вытащил из кармана смятую  вы-
резку из
   "Оксидентела", которую забрал у Джима.  -  "...введен  в  заблуждение
справочником Хойта по Тихону океану..." Где же этот справочник?
   - Сначала посмотрим, что в нем написано, - заметил Нейрс. - Я нарочно
захватил Хойта в это плавание.
   И, взяв справочник с полки над своей койкой, он раскрыл его на описа-
нии острова Мидуэй и начал читать вслух. Там, между прочим,  говорилось,
что Тихоокеанская почтовая компания собирается устроить на острове Миду-
эй свой центр (вместо Гонолулу) и уже открыла там станцию.
   - Интересно, откуда составители справочников получают свои  сведения?
- задумчиво протянул Нейрс. - После этого Трента ни в чем нельзя винить.
В жизни не сталкивался с более бесстыдным враньем! Разве  что  во  время
президентских выборов.
   - Ну ладно, - сказал я, - но это ваш экземпляр Хойта, а мне бы  хоте-
лось знать, где экземпляр Трента.
   - А он взял его с собой, - усмехнулся Нейрс. - Все остальное он  бро-
сил - счета, расписки, деньги... Но ведь ему надо было взять  что-нибудь
с собой, иначе это могло вызвать подозрение на "Буре". "Чудесная  мысль!
- воскликнул он. - Дай-ка я возьму Хойта!"
   - И не кажется ли вам, что все Хойты в мире не могли ввести Трента  в
заблуждение, потому что у него был вот этот  официальный  адмиралтейский
справочник, изданный позже и содержащий подробное описание острова Миду-
эй?
   - И то верно! - воскликнул Нейрс. - Бьюсь об заклад, что с Хойтом  он
ознакомился только в Сан-Франциско! Похоже на то,  что  он  привел  сюда
свой бриг нарочно. Но тогда это противоречит тому, что было на аукционе.
В том-то и горе с этим бригом: сколько теорий ни придумывай,  все  равно
что-то остается необъясненным.
   Затем мы занялись судовыми бумагами, которых набралось довольно  мно-
го. Я надеялся с их помощью уяснить себе характер  капитана  Трента,  но
меня ждало разочарование. Мы могли заключить только, что он был  челове-
ком аккуратным - все старые счета и расписки были тщательно  перенумеро-
ваны и хранились в строгом порядке. Кроме того, из некоторых  документов
явствовало, что он был человеком крайне бережливым, если не сказать ска-
редным. Почти все письма были сухими и формальными  записками  поставщи-
ков. Все, кроме одного. Это письмо, подписанное Ханной Трент,  содержало
горячую просьбу о денежной помощи. "Тебе известно, какие несчастья выпа-
ли на мою долю, - писала Ханна, - и как  я  обманулась  в  Джордже.  Моя
квартирная хозяйка сперва показалась мне очень милой и отзывчивой женщи-
ной, но теперь я увидела ее в истинном свете, и, если эта моя  последняя
просьба не смягчит тебя, не знаю, что станется с любящей тебя..."  Далее
следовала подпись. Не было ни даты, ни указания, откуда оно было отправ-
лено. Какой-то голос шепнул мне, что оно к тому же осталось без ответа.
   Кроме этого письма, мы нашли еще одно в сундучке кого-то из матросов,
и я приведу из него несколько фраз. Оно было помечено каким-то  городком
на Клайде. "Дорогой сынок! Сообщаю тебе, что твой дорогой отец скончался
12 января. Он попросил, чтобы я положила ему на кровать твою  фотографию
и фотографию Дэвида, а сама села рядом. "Я хочу, чтобы мы все были вмес-
те", - сказал он и благословил вас. Милый сыночек,  почему  вас  с  Дэви
здесь не было! Ему было бы легче умирать. Он все вас вспоминал: и как вы
пели по субботам, и он попросил меня спеть ему вашу  песню,  а  сам  все
смотрел на свою скрипку, бедняжка. Видеть ее теперь не могу, потому  что
больше ему уж на ней не играть. Сыночек мой милый, вернись ко мне,  сов-
сем я теперь одна осталась". Далее шли ничем не примечательные религиоз-
ные рассуждения.
   Когда я передал это письмо Нейрсу, оно произвело на  него  совершенно
необычайное впечатление. Сперва, не прочитав и нескольких слов, он разд-
раженно его отбросил, но тут же подобрал и  стал  читать  дальше,  потом
опять бросил, опять подобрал - и так трижды.
   - Очень трогательное письмо, не правда ли? - спросил я.
   Вместо ответа Нейрс грубо выругался, и прошло больше получаса, прежде
чем он попробовал мне что-то объяснить.
   - Я вам скажу, почему это письмо так на меня подействовало. Мой  ста-
рик любил играть на скрипке и все время фальшивил так, что  уши  вяли...
Он был скверным отцом, а я был скверным сыном. Только мне вдруг  захоте-
лось снова услышать, как визжит его скрипка... Все мы свиньи, -  добавил
он, помолчав.
   - По крайней мере все сыновья, - сказал я. - Могу пожать вашу руку: у
меня на совести лежит тот же грех.
   И, как ни странно, мы действительно пожали друг другу руки.
   Мы нашли также довольно много фотографий. По большей части  это  были
либо очень хорошенькие девушки, либо пожилые женщины с усталыми  лицами.
Но одна из фотографий натолкнула нас на самое удивительное открытие.
   - Ну, красавцами их не назовешь, - сказал Нейрс,  передавая  ее  мне,
как, по-вашему, мистер Додд?
   - Кого? - спросил я, машинально беря карточку и подавляя зевок, - час
был поздний, и после тяжелого дня мне страшно хотелось спать.
   - Трента с компанией, - ответил он. - Это ведь вся их шайка.
   Я поднес фотографию к свету, не проявляя никакого интереса, -  я  уже
видел капитана Трента и не испытывал особого  желания  снова  любоваться
его физиономией. Они были сняты на палубе брига - матросы, как полагает-
ся, на шкафуте, офицеры - на корме. Внизу фотографии была подпись: "Бриг
"Летящий по ветру", Рангун", и дальше стояла дата. А рядом с каждым была
аккуратно помечена его фамилия.
   И вдруг меня словно ударило! Сонливость как рукой сняло, и  я  понял,
что смотрю на совершенно незнакомые мне лица. "Трент, капитан" -  стояло
под изображением невысокого старичка с кустистыми бровями и длинной  се-
дой бородой, одетого в сюртук и белые панталоны. В петлицу  у  него  был
вдет белый цветок. Свою бороду он выставил  вперед,  а  губы  решительно
сжал. Он был мало похож на моряка, скорее смахивал на ханжу  и  святошу,
и, уж во всяком случае, у него не было ничего общего с  капитаном  Трен-
том, которого я видел в СанФранциско. И все остальные тоже были мне нез-
накомы, а кок, несомненно, был китаец, и даже одет он был в национальный
костюм. Однако с наиболее острым любопытством я изучал портрет, помечен-
ный "Э. Годдедааль, первый помощник". Его я никогда не видел, и, возмож-
но, это был тот же самый человек. Возможно даже, что в  нем  заключалась
разгадка всей тайны. Я всматривался в черты его  лица,  как  полицейский
сыщик. Это был человек могучего сложения и, судя  по  всему,  белокурый,
как викинг. Его волосы вились крупными кольцами, а по обеим сторонам щек
торчали огромные усы, напоминавшие клыки какого-нибудь сказочного живот-
ного. В выражении его лица было что-то свирепое, но в то же  время  мяг-
кое, почти женственное. Я не  удивился  бы,  узнав,  что  он  склонен  к
чувствительности и порой способен проливать слезы.
   Некоторое время я молча обдумывал свое открытие, прикидывая, как  со-
общить о нем капитану с наибольшим эффектом. Тут  я  вспомнил  про  свой
альбом. Достав его, я открыл набросок, изображавший  капитана  Трента  и
его матросов, спасшихся с английского брига "Летящий по ветру".
   - Нейрс, - сказал я, - ведь я рассказывал вам, как в первый раз  уви-
дел капитана Трента в кафе во Фриско? Как он пришел туда со своими  мат-
росами и один из них был гаваец и держал в руках клетку с канарейкой?  И
о том, как я его увидел затем на аукционе, перепуганного насмерть, когда
он с таким же изумлением прислушивался к выкрикиваемым цифрам, как и все
остальные? Так вот, посмотрите на человека, которого я видел (я  положил
перед ним свой альбом). Это Трент из Фриско и трое его матросов. Я  буду
вам очень обязан, если вы укажете мне их на этой фотографии.
   Нейрс молча сравнил фотографию с рисунком.
   - Ну, - сказал он наконец, - мне это даже нравится: положение  стано-
вится яснее. Мы и сами могли бы об этом догадаться,  если  бы  подумали,
почему нам попалось двойное количество матросских сундучков.
   - По вашему мнению, это что-то объясняет? - спросил я.
   - Это объяснило бы все, - ответил Нейрс, - если бы  не  аукцион.  Все
совпадает, словно кусочки головоломки, если только отбросить то, как они
пытались во что бы то ни стало купить свой бриг. И тут мы оказываемся  в
тупике. Но одно можно сказать с уверенностью, мистер  Додд:  дело  здесь
нечисто.
   - И похоже на пиратство, - заметил я;
   - Похоже на вашу бабушку! - воскликнул капитан. - Нет, не обманывайте
себя. У нас с вами не хватит ума, чтобы сообразить,  что  за  этим  всем
кроется.
 
 
   ГЛАВА XV
   ГРУЗ "ЛЕТЯЩЕГО ПО ВЕТРУ"
 
   В юности я был во всем привержен идеалам своего  поколения.  Я  любил
комфорт, любил все то, что мы зовем цивилизацией,  поклонялся  изобрази-
тельному искусству и с удовольствием захаживал в рестораны. В те  дни  у
меня был приятель, не художник, хотя он и был завсегдатаем нашего мирка,
где славился своей храбростью и меткими афоризмами. И  он,  поглядев  на
длинное меню и колышущийся животик одного из типичных французских гурма-
нов, которым я, признаюсь, немного подражал,  заклеймил  меня  прозвищем
"растителя ресторанного жирка". И, пожалуй, он был отчасти прав. Если бы
все шло гладко, то теперь я, наверное, наружностью напоминал бы бочонок,
а умом и душой того, кто, в сущности; ничуть не отличается от самого за-
урядного буржуа и филистера, а именно художника, который ничем не  инте-
ресуется, кроме своего искусства. Я считаю, что над любой художественной
школой следует написать золотыми буквами слова Пинкертона: "Не  понимаю,
почему ты не хочешь заниматься ничем другим".  Скучные  люди  становятся
скучными не от природы, а потому, что их совершенно поглощает  одна  ка-
кая-нибудь сторона человеческой деятельности. Это тем более опасно, если
занятие такого человека однообразно и обрекает его на такую  же  однооб-
разную жизнь. В результате большая часть его природных качеств не разви-
вается, а остальные уродуются благодаря перенапряжению. Меня часто удив-
ляла самоуверенность господ, которые, проведя всю свою жизнь  в  четырех
стенах и не имея ни малейшего представления о всем многообразии  челове-
ческой жизни, позволяют себе высказывать о ней  безапелляционные  сужде-
ния. Те, кто трудится в кабинетах и мастерских, возможно,  умеют  созда-
вать прекрасные картины или увлекательные романы, но им не следует  поз-
волять себе судить об истинном предназначении человека, ибо об этом  они
ничего не знают. Их собственная жизнь - уродливое порождение  мгновения,
которое пройдет и будет забыто среди прихотливых капризов истории. А из-
вечная жизнь человека - это физическая работа под солнцем  и  дождем.  И
она остается такой с начала времен.
   Если бы я мог, то захватил бы с собой на остров Мидуэй всех писателей
и художников моего времени. Я хотел бы, чтобы они испытали все  то,  что
пришлось испытать мне: бесконечные дни разочарования, жары, непрерывного
труда, бесконечные ночи, когда болит все тело и все-таки ты погружаешься
в глубокий сон, вызванный физическим утомлением. Я хотел бы,  чтобы  они
услышали грубоватую речь моих товарищей, увидели бы их обветренные  лица
и залитую ослепительным солнцем палубу, спустились бы в  душные  сумерки
трюма, услышали бы пронзительные  крики  бесчисленных  морских  птиц,  а
главное, испытали бы это чувство отрезанности от  всего  мира,  от  всей
современной жизни - здесь, на острове, день начинался не с появления ут-
ренних газет, а с восхода солнца, и государства, народы, религии, войны,
искусство словно совсем перестали существовать.
   Я расскажу вам еще кое-что о нашей работе. В носовом помещении храни-
лись товары судовой лавки, трюм был почти полон рисом, нижняя  палуба  -
чаем и шелками. И то, и другое, и третье следовало перегрузить  на  нашу
шхуну. Но это было только началом. Трюм был перегорожен на множество от-
делений, и некоторые из них, очевидно, предназначавшиеся для более  цен-
ных грузов, были обшиты к тому же дюймовыми досками. Где-то здесь, а мо-
жет быть, в каютах, а может быть, в самых бортах корабля находился  тай-
ник. Поэтому нам пришлось сорвать большую часть внутренней  обшивки  ко-
рабля и простукать все оставшееся так, как доктор выстукивает грудь  ча-
хоточного больного. И, когда звук становился глухим, мы брались за топо-
ры и врубались в подозрительное место. Тяжелая и очень неприятная  рабо-
та, потому что из-под топоров летели тучи гнилой пыли. К  концу  каждого
дня внутренности "Летящего по ветру" обнажались все сильнее,  все  новые
балки распиливались и раскалывались в щепу, все новые  доски  отдирались
от бортов и отбрасывались в сторону, и к концу каждого дня мы испытывали
новое разочарование. Я не утратил энергии, но начинал терять надежду,  и
даже Нейрс стал молчаливым и угрюмым. Вечером, после  ужина,  мы  больше
почти не разговаривали. Я листал какую-нибудь книгу, а Нейрс  хмуро,  но
упорно высверливал раковины. Человеку постороннему могло показаться, что
мы поссорились, на самом же деле в молчаливые часы совместной работы на-
ша дружба крепла.
   Когда мы только приступили к работам на бриге, меня  поразила  готов-
ность, с которой матросы кидались выполнять любое  приказание  капитана.
Они не питали к нему привязанности, но, несомненно, восхищались им. Сло-
во сухого одобрения из его уст ценилось выше самой лестной похвалы и да-
же доллара, если они исходили от меня. А когда его обычная взыскательная
строгость немного смягчалась, вокруг закипало веселое усердие, и,  приз-
наюсь, мне начало казаться, что его теория поведения капитана, хотя он и
перегибал палку, имела под собой некоторое основание. Однако время  шло,
и ни восхищение перед капитаном, ни страх уже не могли нам помочь.  Мат-
росы устали от безнадежных, бесплодных поисков и  изнурительного  труда.
Они все чаще ворчали и стали работать спустя  рукава.  Наказания  только
усиливали их недовольство. С каждым днем они все хуже выполняли поручен-
ное им дело, и по вечерам, сидя в своей маленькой каюте,  мы,  казалось,
физически ощущали неприязнь наших помощников.
   Несмотря на все наши предосторожности, каждый человек на борту  очень
хорошо знал, что мы ищем, а кроме того, кое-кто заметил и те  несообраз-
ности, которые так изумили капитана и меня. Я несколько раз слышал,  как
матросы обсуждали рассказ капитана Трента и  выдвигали  самые  различные
предположения относительно того, где может быть спрятан опиум, - раз они
подслушивали наши разговоры, я счел себя вправе отплатить им той же  мо-
нетой. Таким образом, я мог судить о настроении матросов и о  том,  нас-
колько подробно известна им тайна "Летящего по ветру". Как-то раз, услы-
шав один из таких разговоров, не оставлявший сомнения, что матросы очень
недовольны, я вдруг придумал  план,  показавшийся  мне  весьма  удачным.
Окончательно обдумав его в течение ночи, наутро я поделился им с капита-
ном.
   - А не попробовать ли мне подбодрить команду,  предложив  награду?  -
сказал я.
   - Если вы думаете, что до сих пор они особенно старались, вы  ошибае-
тесь, - ответил Нейрс, - но других у нас нет, а вы - суперкарго.
   Такие слова в устах такого человека, как капитан, можно  было  счесть
полным согласием, и вот команда была вызвана на ют. Капитан  начал  свою
речь, так грозно нахмурив брови, что все, несомненно, ожидали  громового
разноса.
   - Эй, вы! - кинул он через плечо, прохаживаясь по  палубе.  -  Мистер
Додд собирается предложить награду первому, кто найдет опиум  на  бриге.
Осла можно заставить бежать двумя способами: дать ему морковки или нада-
вать пинков. Оба эти способа по-своему неплохи. Мистер Додд решил попро-
бовать морковку. И вот что, дети мои, - при этих словах  он  остановился
и, заложив руки за спину, повернулся к матросам, - если через пять  дней
этот опиум не будет найден, я испробую пинки.
   Он умолк, кивнул мне, и я, в свою очередь, обратился к матросам:
   - Я выделяю на это дело сто пятьдесят долларов, - сказал  я.  -  Если
кто-нибудь сам найдет опиум,  он  получит  все  сто  пятьдесят,  а  если
кто-нибудь наведет нас на след, он получит  сто  двадцать  пять,  а  ос-
тальные двадцать пять пойдут тому, кто первый найдет самый опиум.
   Тут снова вмешался капитан.
   - Вот что, ребята, - сказал он, - к этой награде я  добавлю  еще  сто
долларов от себя.
   - Спасибо, капитан Нейрс, - сказал я, - вы очень добры.
   Обещание награды принесло свои плоды. Не успели еще матросы как  сле-
дует оценить наше предложение и обсудить его, как вперед вышел кок и об-
ратился к Нейрсу.
   - Капитан, - начал он, - я два года служу на американских кораблях, а
шесть лет служил на почтовом пакетботе. Я много чего видел.
   - Ого! - воскликнул Нейрс и добавил шепотом, обращаясь ко мне.  -  Он
видел, как опиум прятали на пакетботе... Так чего же ты до сих пор  мол-
чал?
   - Думал, что потом предложат награду, - с достоинством объяснил кок.
   - Ладно, говори, - сказал Нейрс, - и если  ты  отгадал,  то  получишь
награду. Понятно?
   - Я вот что думаю, - ответил кок, - кули с рисом очень маленькие. Мо-
жет быть, там не только рис, может быть, там и опиум?
   - Ну,