вился
командирский  металл. Двое  мужчин  обмениваются  рукопожатием, пока  Лорбир
говорит.  Лорбир  сжимает  руку  Джастина  двумя  руками.  Рукопожатие   его
дружеское, крепкое.
   -  Вас  проинструктировали  в  Локи,  мистер Аткинсон,  или вся тяжелая
работа оставлена на меня?
   - Боюсь, времени для инструктажа  у меня  не  было, - отвечает Джастин,
тоже улыбается.
   -  Ну  почему журналисты  всегда  торопятся, мистер  Аткинсон? - весело
жалуется Лорбир, отпускает руку Джастина, чтобы обнять его за плечо и увлечь
к посадочной полосе. -  Неужели в  наши дни  правда так быстро меняется? Мой
отец всегда учил меня: правдивое - вечно.
   - Мне бы очень хотелось, чтобы он просветил в этом моего редактора.
   - Но,  возможно,  ваш редактор  не верит  в  вечность?  - осведомляется
Лорбир, разворачивает Джастина, подносит палец к его лицу.
   - Возможно, не верит, - не спорит Джастин.
   - А вы? - Брови, словно у клоуна, вопросительно взлетают вверх.
   На  мгновение Джастин теряется.  "Чего  я притворяюсь? Это  же  Лорбир,
предатель!"
   -  Думаю, что мне надо  еще пожить какое-то время, прежде чем  я  смогу
ответить на этот вопрос.
   Его слова вызывают у Лорбира приступ смеха.
   -  Но  не слишком долго, старина! Иначе вечность придет и заберет вас к
себе!  Вы когда-нибудь видели,  как сбрасывают продовольствие? - внезапно он
понижает голос, хватает Джастина за руку.
   - Боюсь, что нет.
   - Тогда я вам покажу. И  вы  сразу поверите в вечность, уверяю вас. Его
сбрасывают четыре раза в день, и всякий раз это божественное чудо.
   - Вы очень добры.
   Лорбир готовится произнести стандартный монолог.  Джастин, многоопытный
дипломат, софист, это чувствует.
   -  Мы  стараемся  быть  эффективными,  мистер  Аткинсон.  Мы  стараемся
накормить тех, кто действительно голоден. Возможно, мы  раздаем лишнее. Я не
считаю это  преступлением, если  люди,  которые  приходят  к нам,  голодают.
Возможно, где-то они лгут нам,  о том, как живут в своих деревнях, как много
их соседей умирает.  Возможно, благодаря нам появится несколько  миллионеров
черного рынка. Это, конечно, плохо. Вы согласны?
   - Согласен.
   Джейми возникает рядом  с Лорбиром, ее  сопровождает группа африканских
женщин. У них в руках папки с зажимом для бумаг.
   - Возможно, владельцы продовольственных лавок не любят нас,  потому что
мы  подрываем  их торговлю.  Возможно,  колдуны  говорят, что  мы  со своими
высокоэффективными   западными  лекарствами   лишаем  их  работы.  Возможно,
раздачей продовольствия мы создаем зависимость. Понимаете?
   - Понимаю.
   Улыбка во все тридцать два зуба отметает все эти мелочи.
   -  Послушайте, мистер  Аткинсон. Расскажите об  этом  вашим  читателям.
Расскажите толстозадым бюрократам ООН в Женеве и Найроби. Всякий  раз, когда
мой продовольственный пункт вкладывает ложку  овсяной каши в рот голодающего
ребенка, я делаю свою работу.  И следующей ночью сплю за пазухой  у господа.
Потому что оправдал свое появление на свет божий. Вы скажете им об этом?
   - Я постараюсь.
   - Как вас зовут?
   - Питер.
   - Брандт.
   Они   вновь   пожимают  друг  другу  руки.  На   этот  раз  рукопожатие
затягивается.
   -  Спрашивайте меня  о  чем хотите,  Питер. Договорились?  У  меня  нет
секретов от бога. Хотите спросить о чем-то особенном?
   - Пока нет. Возможно, позже, когда я немного пообвыкну.
   - Это хорошо. Знакомьтесь с обстановкой. Правдивое - вечно,так?
   - Так.

x x x

   Наступает время молитвы.
   Время святого причастия.
   Время чуда.
   Время разделить тело Христово со всем человечеством.
   Так вещает Лорбир, и слова  его Джастин записывает в блокнот, в тщетной
попытке  не  поддаться обаянию своего  гида. Это  время, "когда человеческий
гуманизм исправляет ошибки человеческой злобы". Еще одна истина, слетающая с
губ Лорбира, пока он, прищурившись, оглядывает жаркие небеса,  своей улыбкой
призывая  благоволение господа,  и  Джастин  чувствует,  как плечо человека,
предавшего Тессу, упирается в его плечо. Подтягиваются другие зрители. Ближе
всех  стоят  Джейми-Зимбабвийка  и  комиссар  Артур  со своими  придворными.
Собаки,  африканцы  в  красных  одеждах,   голые  дети  выстраиваются  вдоль
посадочной полосы.
   -  Сегодня  мы  кормим  четыреста  шестнадцать семей, Питер.  Каждая  в
среднем из шести  человек. Комиссару я  отдаю пять процентов всего,  что нам
сбрасывают.  Неофициально.  Вы -  хороший  парень,  поэтому  я вам  об  этом
рассказываю. Если послушать комиссара, то в Судане проживает никак не меньше
ста миллионов человек. Еще одна наша проблема - слухи. Стоит одному человеку
сказать, что он видел вооруженного  всадника, как десять тысяч  обращаются в
бегство, бросая свои посевы и деревни.
   Он замолкает. Джейми вскидывает одну руку к небу, а второй находит руку
Лорбира и сжимает ее. Комиссар и его придворные тоже слышат звук авиационных
двигателей, поднимают головы, широко раскрывают глаза,  их губы расползаются
в улыбке. Джастин находит в небе черную точку. Постепенно точка превращается
в  еще один "Буффало", двойник  того, что доставил его сюда, белый, храбрый,
одинокий, летящий над самыми вершинами деревьев. Потом он исчезает, казалось
бы, с тем, чтобы уже  не вернуться. Но паства Лорбира не теряет веры. Головы
подняты  к небу,  все  жаждут возвращения  самолета. И он появляется  вновь,
летит по прямой,  на небольшой высоте. В горле  Джастина возникает комок, на
глазах появляются слезы, когда  хвостовой  люк самолета  начинает изливаться
белым  дождем  из мешков с  продовольствием.  Поначалу они игриво  парят, но
потом, под собственным весом, набирают скорость  и тяжело плюхаются  в район
сбрасывания. Самолет делает круг, чтобы повторить маневр.
   -  Видели,  каково это? - шепчет Лорбир. На  его глазах  тоже слезы. Он
плачет четыре раза в день? Или только при зрителях?
   - Видел, - подтверждает Джастин. "Как  видела ты и, как  я, несомненно,
на мгновение стала членом его церкви".
   -  Послушайте. Нам  нужно больше посадочных  полос. Напишите об этом  в
вашей статье. Больше посадочных полос, расположенных ближе к деревням. Ближе
к тем, кто нуждается в продовольствии. Путь для них  слишком долгий, слишком
опасный.  Их насилуют,  им режут  глотки. Пока они  отсутствуют,  крадут  их
детей.  А когда они  приходят  сюда, выясняется, что они пришли  зря. В этот
день их  деревня продовольствия не получает. Они идут домой,  они  в  полном
замешательстве, злятся,  теряют голову. Многие гибнут. Их дети  тоже.  Вы об
этом напишете?
   - Я постараюсь.
   - Локи говорит, что  увеличение посадочных  полос требует строительства
новых продовольственных  пунктов,  новых  координаторов.  Локи говорит,  где
взять деньги? Я им отвечаю: сначала потратьте, потом найдите. Почему нет?
   На посадочной полосе другая тишина. Тишина предчувствия  дурного. Вдруг
в  лесах прячутся  мародеры, готовые  ухватить дары  небес и убежать с ними?
Большая рука Лорбира вновь сжимает предплечье Джастина.
   -  Оружия  у  нас нет, - объясняет он в ответ на  невысказанный вопрос,
который   уже  задает  себе  Джастин.  -  В  деревнях  есть  "армалайты"  (82) и "Калашниковы". Комиссар Артур покупает оружие за пять
процентов продовольствия,  которые получает  от нас, и  раздает  его  своему
племени.  Но  на  продовольственном  пункте  мы  вооружены  только  радио  и
молитвой.
   В этот  момент становится ясно, что на этот раз все обошлось без лишних
проблем.   Первые   носильщики   осторожно  выходят  на  посадочную  полосу,
заваленную  мешками.  С   папками  в  руках,   Джейми  и  другие   помощницы
координатора занимают привычные позиции. Некоторые мешки полопались. Женщины
заметают рассыпавшееся  зерно. Лорбир сжимает  предплечье  Джастина, знакомя
его с "культурой продовольственного мешка".
   - После того  как бог  изобрел сброс  продовольствия из грузового  люка
самолета,  - Лорбир  громко  смеется, - он изобрел продовольственный  мешок.
Порванные  или  целые,   эти  белые  синтетические  мешки,   проштампованные
аббревиатурой ВПП, "Всемирная продовольственная программа",  стали  столь же
необходимым товаром для  экономики Южного Судана, как и само продовольствие.
Взгляните  на  этот ветровой  конус...  на  обувь  этого  мужчины... на  его
головную  повязку... Говорю вам, если  я  когда-нибудь женюсь, то  одену мою
невесту в продовольственные мешки.
   Джейми, стоящая по  другую  руку  Лорбира,  заливисто  смеется.  К  ней
присоединяются другие помощницы координатора. Смех еще не успевает стихнуть,
когда из-за деревьев на противоположной стороне посадочной полосы появляются
три колонны женщин.  Все  они из племени динка, очень  высокие,  шесть футов
скорее правило,  чем  исключение. Всем  свойственна  характерная африканская
походка, мечта едва ли не каждой  манекенщицы.  Большинство с голой  грудью,
остальные в  платьях  медного цвета, туго обтягивающих  грудь. Их взгляды не
отрываются от сложенных в кучи мешков. Говорят они тихо, исключительно между
собой. Джастин искоса смотрит на Лорбира. Женщины тем временем называют свое
имя, берут по мешку, вскидывают в воздух и  укладывают на голову. И он видит
в  глазах Лорбира безмерную печаль, словно тот считает  себя ответственным и
за тяжелое положение африканских женщин, и за свалившийся на них голод.
   - Что-то не так? - спрашивает Джастин.
   - Женщины, они - единственная надежда Африки, Питер, - отвечает Лорбир,
шепотом, не отрывая  взгляда  от  женщин. Ищет он  среди них  Ванзу?  И всех
других  Ванз?  Его маленькие  светлые  глазки прячутся  в черной тени  полей
хомбурга. - Запишите это, Питер.  Мы отдаем продовольствие только  женщинам.
Мужчинам мы не доверяем. Нет,  сэр. Они продадут нашу овсянку на рынке.  Они
заставят своих  женщин пустить  зерно  на самогон.  Они  покупают  сигареты,
оружие, девочек. От мужчин только одни неприятности. Женщины - хранительницы
очага,  мужчины  горазды  только воевать. Вся  Африка -  арена  борьбы между
полами, Питер. Только женщины трудятся здесь во славу господа. Запишите это.
   Джастин записывает, но это напрасный  труд, потому  что те же слова  он
слышал от Тессы  каждый  день. Женщины  молчаливо  скрываются за  деревьями.
Собаки виновато слизывают оставшиеся на посадочной полосе зерна.

x x x

   Джейми  и  другие  помощницы координатора  расходятся  по  своим делам.
Лорбир  в  коричневом  хомбурге,  с важным  видом  духовного  учителя, ведет
Джастина  через посадочную полосу, подальше от тукулов, к синей полосе леса.
С  десяток мальчишек бегут  следом. Пытаются ухватить  великого  человека за
палец. Если им это удается, они начинают рычать и скачут, высоко подбрасывая
ноги, словно танцующие эльфы.
   - Эти дети думают, что они -  львы, -  объясняет Лорбир  Джастину.  - В
прошлое воскресенье на уроке библейской школы им рассказали о том,  что львы
так  быстро сожрали Даниила,  что бог не успел его спасти. Я говорю ребятам:
"Нет, нет, вы должны  позволить богу спасти Даниила! Так написано в Библии!"
Но  они  говорят, что львы слишком голодны,  чтобы ждать.  Пусть они сначала
съедят  Даниила, а  уж  потом  бог сотворит свое чудо!  Не оживит Даниила, а
убьет львов.
   Они приближаются к сараям, которые выстроились  рядком у дальнего конца
посадочной полосы.  К каждому сараю  примыкает маленький, обнесенный забором
дворик. В каждом дворике - полный  набор тяжело, если не смертельно больных,
страждущих,  покалеченных,  обезвоженных.  Женщины,  согнутые  болью  в  три
погибели. Младенцы, облепленные мухами,  ослабевшие до такой степени, что не
могут даже  кричать. Старики в коме  от беспрерывной рвоты или диареи.  Едва
держащиеся на ногах  от усталости  врачи и  фельдшеры  пытаются создать хоть
какое-то подобие  очереди. Стоят в ней и девушки, шепчущиеся друг с другом и
нервно хихикающие. Подростки, которым не стоится на  месте, за что они время
от времени получают палкой от взрослых.

x x x

   Сопровождаемые держащимися чуть сзади  Артуром и его  свитой, Лорбир  и
Джастин входят в  аптеку, чем-то похожую на загородный павильон у крикетного
поля.  Осторожно протискиваясь  мимо  пациентов, Лорбир  подводит Джастина к
металлической загородке, охраняемой двумя крепкими африканцами в футболках с
надписью  "Medecins  Sans  Frontieres"  (83)  на  груди.
Загородку отодвигают, Лорбир  проскальзывает за нее, снимает  хомбург, машет
рукой Джастину. Белая женщина-фельдшер и трое ее помощников что-то смешивают
и взвешивают  за  деревянным  прилавком.  Чувствуется,  что они  в  запарке.
Женщина вскидывает голову, видит Лорбира и широко улыбается.
   - Привет,  Брандт. Кто твой симпатичный друг? - спрашивает она с четким
шотландским выговором.
   - Элен, познакомься с Питером. Он  -  журналист и собирается рассказать
всему миру, что вы - ленивые бездельники.
   - Привет, Питер.
   - Привет.
   - Элен - медсестра из Глазго.
   На полках, от  пола до  потолка, стоят многоцветные картонные коробки и
стеклянные бутыли. Джастин оглядывает  их, из чистого любопытства, выискивая
знакомую  черно-красную  коробку  с  логотипом  из трех золотых  пчелок.  Не
находит. Лорбир уже занял место у полок,  приготовившись прочитать еще  одну
лекцию. Фельдшер и ее помощники обмениваются  улыбками. Опять двадцать пять.
Лорбир  держит в руке большую  бутыль с притертой  крышкой, набитую зелеными
таблетками.
   - Питер, - голос  его  очень серьезен,  -  сейчас я расскажу вам о  еще
одной линии жизни.
   "Он повторяет это  каждый день? Каждому  гостю? Это его  ежедневный акт
раскаяния? То же самое он говорил и Тессе?"
   - Восемьдесят  процентов больных СПИДом живут в  Африке, Питер.  Скорее
всего эта  цифра занижена. Из них три четверти не получают никаких лекарств.
За это мы должны благодарить фармакологические компании и их  верного слугу,
Государственный  департамент США, который  угрожает санкциями  любой стране,
которая  посмеет  наладить  производство  дешевых  аналогов  запатентованных
американских лекарств. Вам понятно? Вы успели все записать?
   Джастин кивает:
   - Продолжайте.
   - Таблетки  из этой  бутыли  стоят в  Найроби  двадцать долларов США за
штуку,  в Нью-Йорке - шесть, в  Маниле - восемнадцать. Со дня  на день Индия
начнет  производить  аналог  этого  препарата,   и  тогда  цена   упадет  до
шестидесяти  центов.  Только  не  говорите  мне  о  расходах  на создание  и
исследование. Фармакологические умельцы списали их десять лет тому назад, да
и большая часть  этих денег  была получена от государства, поэтому несут они
чушь.  Речь  же  идет  об  аморальной монополии, которая  каждый день уносит
человеческие жизни. Понимаете?
   Лорбир  прекрасно знает  свой выставочный стенд,  поэтому ему нет нужды
искать  необходимые  экспонаты. Он  ставит  бутыль,  берет  белую  с  черным
картонную коробку.
   -  Вот  это  лекарство продается  уже тридцать лет. Знаете  от чего? От
малярии. Знаете,  почему тридцать  лет? Может,  несколько  жителей Нью-Йорка
вдруг  заболеют  малярией  и  не  дай  бог,  чтобы  под  рукой не  оказалось
необходимого лекарства!  - Он берет другую коробку.  Его руки, как и  голос,
дрожат  от  праведного  гнева.   -   Вот  эта  щедрая   и   филантропическая
фармакологическая  компания  из   Нью-Джерси  пожертвовала  производимое  ею
лекарство беднейшим странам мира. Фармакологические компании хотят, чтобы их
любили. Если их не любят, у них сразу портится настроение.
   "И они становятся опасными", - думает Джастин,  но не  озвучивает  свои
мысли.
   - Почему фармакологическая компания вдруг так расщедрилась? Потому  что
они  начали производство препарата  нового поколения.  А  старый  изъяли  из
продажи.   Отдали  его  Африке   за  шесть  месяцев   до   истечения   срока
использования, получив  за  свою  щедрость  налоговые освобождения  в  сумме
нескольких  миллионов  долларов.  Плюс  сэкономили  несколько  миллионов  на
складских расходах  и уничтожении лекарственных препаратов, которые  они уже
не могли продать. Плюс все говорят: "Посмотрите на них! Какие  они хорошие".
Даже  акционеры  так  говорят,  - он переворачивает  коробку,  с  презрением
смотрит на пропечатанный на основании предельный  срок использования. - Груз
пролежал на таможенном складе в  Найроби три месяца, пока таможенники ждали,
что им  дадут взятку. Пару лет тому назад эта же  фармакологическая компания
отправила в Африку средства  для восстановления волос, отвыкания от курения,
похудания и, спасибо благотворительности, уменьшила налогооблагаемую базу на
многие миллионы долларов. Эти мерзавцы готовы на все ради по
   вышения нормы прибыли, и это правда.
   Но с особым жаром он обрушивает свой гнев на собственных работодателей,
"зажравшихся  чиновников  из  гуманитарных   организаций,  обосновавшихся  в
Женеве,  которые  так   сладко  спелись  с   крупнейшими  фармакологическими
компаниями".
   -  И эти люди еще  смеют  называть себя  гуманистами! - возмущается он,
вызывая улыбки медсестры  из Глазго  и ее помощников. С  тем  же отвращением
произносила последнее слово и Тесса. - Работа - не  бей  лежачего, жалованье
не  облагается  налогом,  пенсии  выше  крыши,  дорогие  машины, для детей -
бесплатно лучшие школы! Да еще поездки по свету на всем готовом! Я их видел,
Питер! В роскошных  швейцарских ресторанах, за  одним столом с  симпатичными
лоббистками фармакологических компаний. Чего они прикрываются гуманизмом?  У
Женевы  есть несколько лишних миллиардов  долларов? Отлично! Потратим их  на
фармакологию, а объедками с барского стола облагодетельствуем Африку!
   - В каком статусе вы их видели, Брандт? Головы поднимаются. Все,  кроме
Джастина. Раньше, похоже,  никто  не пытался поставить  под  сомнение  слова
пророка. Глаза Лорбира округляются. Лоб сбирается в морщины обиды.
   - Говорю вам, Питер, я их видел. Вот этими глазами.
   - Я не сомневаюсь, что  вы их видели, Брандт. Но у моих читателей такие
сомнения могут возникнуть. Они зададутся вопросом:  "Кто такой  этот Брандт,
который их видел?" Вы  работали  в  ООН?  Или обедали в том же  ресторане? -
Короткий смешок, прелюдия к третьему  варианту. - А может, вы служили  Силам
Тьмы!
   Лорбир почувствовал присутствие врага? Выражение "Силы Тьмы" показалось
ему угрожающе знакомым? Память подсказала, что в не столь уж далеком прошлом
он уже видел Джастина, в больничной  палате? Лицо становится жалким. Джастин
видит перед собой  обиженного старика. "Ну почему вы  так,  - словно говорит
это лицо. - Вы же мне друг". Но журналист продолжает что-то записывать и  не
приходит на помощь.
   -  Если  вы хотите повернуться лицом к  богу, сначала надо согрешить, -
сиплым голосом нарушает  затянувшуюся паузу Лорбир. - В этом месте все верят
в милосердие господа, Питер, поверьте мне.
   Но обида не покидает лица Лорбира. Как и тревога. Он предчувствует, что
его ждут плохие новости, услышать которые ему ой как не хочется. На обратном
пути  он предпочитает компанию комиссара Артура.  Двое мужчин идут, взявшись
за руки, как принято в племени динка, здоровяк Лорбир в хомбурге и сухонький
Артур в бейсболке из Парижа.

x x x

   Деревянный частокол  с проемом,  заложенным  бревном, которое выполняет
роль  ворот,  огораживает   владения  Брандта,  координатора   распределения
продовольствия, и его помощников. Дети остаются за  частоколом. Только Артур
и  Лорбир  сопровождают  дорогого  гостя в  ознакомительном туре,  показывая
местные достопримечательности. Импровизированная душевая кабинка с баком над
головой. Вода, естественно, нагревается солнцем. Еще бак, для сбора дождевой
воды,  с насосом  времен  каменного  века,  который  приводится  в  действие
генератором, его ровесником. Все это - результат стараний Брандта.
   - Когда-нибудь  я  запатентую  это устройство!  - восклицает  Брандт  и
подмигивает Артуру.
   Солнечная  панель лежит на земле посреди загона для кур. Куры прыгают с
нее на землю.
   - Освещает весь лагерь! - хвалится Брандт. Но гол