позвонил в Форин-оффис и  не  сказал,  что
оно нужно ему для  отчета. У Роба есть друзья в местах, знать которые нам не
положено, не  так ли,  Роб?  - Без  комментариев. - Документы не  идеальные,
потому что времени у друзей  Роба было в обрез,  не  так ли, Роб? Поэтому не
пользуйтесь ими, пересекая границу Англии. Договорились?
   - Да, - кивнул Джастин.
   - Вы - Питер  Пол Аткинсон, газетный репортер. И никогда, ни  при каких
обстоятельствах, не носите при себе оба паспорта.
   - Почему вы это делаете? - спросил Джастин.
   - Что вам до этого? - откликнулся из темноты Роб. -  У нас была работа,
вот и все. И нам не нравится, что мы ее потеряли. Вот мы и предоставляем вам
возможность довести ее до конца. Нам-то дали пинка под зад, но, возможно, вы
возьмете нас в мойщики вашего "Роллс-Ройса".
   - Может, мы делаем это для Тессы. -  Лесли передала ему нотную папку. -
Идите,  Джастин. Вы нам не доверяли. Возможно, поступили правильно. Но, если
бы доверились, мы добрались бы до цели. Кто бы ни встал у нас на пути, - она
потянулась к  ручке дверцы.  - Будьте  осторожны. Они убивают.  Но вы  и так
знаете об этом.
   Вылезая  из микроавтобуса, он  услышал,  как  Роб говорит  в  микрофон:
"Кэнди выходит  из  кинотеатра.  Повторяю,  Кэнди  выходит из  кинотеатра  с
сумочкой". Дверца  захлопнулась. "Конец главы", - подумал он. Двинулся вдоль
мостовой. Кэнди ловит такси, и она мужского пола.

x x x

   Джастин стоял у высокого окна в кабинете  Хэма и вслушивался в перезвон
курантов,  отбивающих  десять часов, разносящийся над городом.  Он оглядывал
улицу,  но расположился  чуть в  глубине,  где сам мог видеть все, оставаясь
практически невидимым для тех, кто наблюдал за домом. На столе горела лампа.
Хэм расположился в углу, на кресле, истертом не одним поколением клиентов. С
реки поднимался туман  и покрывал блестящим ледком  перила у часовни  Святой
Этелдреды,  в  которой Тесса  часто  и тщетно  пыталась найти  общий язык  с
Создателем. Горевшая зеленым  неоном доска  объявлений сообщала  о  том, что
часовня  восстановлена  орденом  розминианцев.  Исповеди,  благословения   и
венчания по предварительной  договоренности. Вечерняя  служба закончилась, и
редкие прихожане один  за другим вышли из часовни. Тессы  среди них не было.
На  полу  кабинета в пластмассовом  ящике  лежало содержимое "гладстона". На
столе  -  нотная папка Тессы, рядом, в папках с логотипом фирмы, распечатки,
факсы, фотокопии, стенограммы телефонных разговоро
   в,  открытки и письма, собранные Хэмом  за последний  год его активного
общения с Тессой.
   -  К сожалению, есть трудности,  - с неохотой признался Хэм. -  Не могу
найти ее последних писем, которые получал по электронной почте.
   - Не можешь найти?
   - И  от  других тоже, если  уж на то  пошло. В  компьютер  залез вирус.
Сожрал почтовый  ящик и половину жесткого диска. Инженер еще работает. Когда
сможет все восстановить, ты эти письма получишь.
   Они поговорили о Тессе, о Мэг, о крикете, которому тоже нашлось место в
большом сердце Хэма. Джастин  испытывал к крикету  полнейшее равнодушие,  но
попытался хотя бы выказать интерес. В сумраке  ярко  светился рекламный щит,
призывающий посетить Флоренцию.
   -  Твоя курьерская служба  между Турином и  Лондоном работает в прежнем
режиме, Хэм? - спросил Джастин.
   - Абсолютно, старина. Каждую неделю. Правда, компанию поглотила другая,
размером  побольше. Обычное дело. Но  люди те  же,  сменилось только высокое
начальство.
   - И ты по-прежнему используешь эти красивые кожаные  коробки для шляп с
названием фирмы, которые этим утром я видел в твоем сейфе?
   - Если я с ними и расстанусь, то в самую последнюю очередь.
   Джастин все смотрел  на улицу. Они не уходили, крупная женщина в шубе и
худощавый мужчина в  трилби и пальто с поднятым воротником. Последние десять
минут они  смотрели  на  доску объявлений  часовни  Святой  Этелдреды,  хотя
хватило бы и  десяти  секунд, чтобы переварить имеющуюся на  ней информацию.
Иногда, даже в цивилизованной стране, есть возможность узнать, кто есть кто.
   - Скажи мне, Хэм.
   - Все, что угодно, старина.
   - Тесса держала в Италии много денег?
   - Более чем. Хочешь взглянуть, где и сколько?
   - Да нет. Они теперь мои?
   - И всегда были. Общие счета, помнишь? Все, что мое, - твое. Пытался ее
отговорить. Велела мне заткнуться. Типично для нее.
   - Значит, твой туринский компаньон может послать мне деньги, так? В тот
или этот банк. Туда, где я окажусь.
   - Без проблем.
   - Или тому,  кого  я назову.  При  условии,  конечно,  что он предъявит
паспорт.
   - Твое право,  старина. Делай что  хочешь. Получай удовольствие,  и это
главное.
   Мужчина  в  трилби  повернулся  спиной к  доске  объявлений  и принялся
изучать  звезды.  Женщина в шубе смотрела  на  часы.  Джастин вновь вспомнил
инструктора на курсе безопасности: "Наблюдатели - актеры. Самое  трудное для
них - ничего не делать".
   - У меня есть приятель, Хэм. Я тебе никогда о нем не говорил. Питер Пол
Аткинсон. Он пользуется моим абсолютным доверием.
   - Адвокат?
   - Разумеется, нет. У меня  есть ты. Он - журналист из "Дейли телеграф".
Давний  друг  со  студенческих  времен.   Я  хочу   выдать  ему  генеральную
доверенность.  Предоставить  право  решать  любой вопрос, связанный с  моими
делами.  Если  ты  или твои  люди  в  Турине  получите  от  него  какие-либо
инструкции, я хочу, чтобы к ним отнеслись, как к моим.
   Хэм потер кончик носа.
   - Просто так сделать это  нельзя, старина. Слов недостаточно. Мне нужна
его    подпись    и    прочее.    Твое   официальное    разрешение.    Лучше
засвидетельствованное.
   Джастин подошел к Хэму, протянул ему паспорт Аткинсона.
   - Может, все необходимое ты возьмешь отсюда? - предложил он.
   Хэм прежде всего раскрыл паспорт  на страничке с фотографией, выражение
его лица ни чуточки не изменилось,  пока он переводил взгляд с фотографии на
Джастина. Вновь вернулся  к паспорту. Пролистал. Виз  на страничках паспорта
хватало.
   - Твой приятель - любитель попутешествовать, - флегматично отметил он.
   - И, подозреваю, ему еще придется поездить по свету.
   - Мне нужна подпись. Без подписи не смогу ничего сделать.
   - Дай мне минуту-другую, и ты ее получишь.
   Хэм поднялся, вернув паспорт Джастину,  прошествовал к  столу. Выдвинул
ящик, достал какие-то  бланки и  чистые листы бумаги. Джастин сел за стол, с
нависшим  над плечом Хэмом  несколько  раз расписался за  Аткинсона на листе
бумаги, прежде чем  расписаться за  него на бланке генеральной доверенности,
согласно  которой Питер Пол Аткинс получал  права  распоряжаться  той частью
состояния Джастина  Куэйла, которая  находилась под управлением  юридической
фирмы "Хэммонд и Манцини", с представительствами в Лондоне и Турине.
   - Нотариальное заверение я возьму на себя, - заметил Хэм.
   - И еще один момент, если ты не возражаешь.
   - Слушаю тебя.
   - У меня возникнет необходимость написать тебе.
   -  В любое время,  старина. С радостью буду читать твои письма и обещаю
отвечать незамедлительно.
   - Но  посылать я  их  буду  не  сюда. Не  в  Англию.  И даже  не в твое
представительство  в Турине, если ты не возражаешь. Как мне помнится, у тебя
полным-полно итальянских тетушек. Не могла бы одна из  них получать для тебя
письма и хранить, пока ты их у нее не заберешь?
   - Есть у меня одна старая драконша в Милане, - Хэма передернуло.
   - Нам и нужна старая драконша в Милане. Может, дашь мне ее адрес?

x x x

   В Челси в полночь, в блейзере и серых фланелевых брюках,  Джастин сидел
в столовой под огромной сверкающей люстрой, за отвратительным столом и писал
письмо.  Перьевой  ручкой.  Несколько  скомканных черновиков  уже  лежали  в
корзинке для мусора, но итог ему все равно не нравился:
   "Дорогая Элисон!
   Я благодарен  Вам  за  высказанные  на нашей встрече предложения. Оффис
всегда отличался  заботой о своих сотрудниках, и  нынешняя ситуация не стала
исключением. Я обстоятельно обдумал  Ваши  предложения и  провел совещание с
адвокатами Тессы.  Как выяснилось, в последние месяцы  она изрядно запустила
свои дела,  отчего возникли проблемы,  решение  которых невозможно без моего
непосредственного  участия.  Необходимо  определиться  с  местом постоянного
проживания и налогами, не говоря  уже о продаже  заграничной  собственности.
Поэтому  я решил заняться этими делами и чувствую, что они отвлекут меня  от
происшедшей трагедии.
   Надеюсь, что Вы не затаите  на меня зла, если я неделю или две потяну с
ответом на Ваши предложения.  Что же касается  отпуска по болезни, я  считаю
себя не  вправе использовать в личных целях благорасположение Оффиса.  Я  не
брал отпуск  в этом году, и, как я понимаю, в связи с завершением  службы  в
Кении  мне положены  дополнительные пять недель отпуска.  И  я бы  предпочел
прежде всего использовать свой  законный отпуск, а уже потом  просить  Вас о
его продлении в связи с болезнью.
   С благодарностью,
   Джастин".
   "Лицемерная,  бесчестная  пустышка, -  подумал  он с чувством глубокого
удовлетворения. - Джастин, чиновник  до мозга костей, прежде всего  думает о
том,  уместно  ли  ему  брать  отпуск  по  болезни,  если  в  это  время  он
намеревается  заниматься делами  убитой жены". Он вернулся в холл и еще  раз
взглянул на "гладстон", лежащий под мраморным столиком. Один замок взломали,
и  он  более  не  работал.   Второй  просто  вырвали.  Содержимое  лежало  в
беспорядке. "Плохие вы специалисты", -  презрительно подумал  он. Но  тут же
пришла другая мысль: "Если только вы не хотели  напугать меня. В этом случае
с  профессионализмом у вас  все в порядке".  Он  проверил карманы.  Паспорт,
настоящий, чтобы  выезжать  из  Англии  и въезжать обратно. Деньги.  Никаких
кредитных карточек.  С решительным видом он начал  гасить огни, дабы  у тех,
кто  наблюдал за  домом,  не возникло ни малейших сомнений  в  том,  что его
единственный обитатель готовится отойти ко сну.


Глава 11

   Гopa чернела на фоне темнеющего  неба,  по  которому февральский  ветер
гнал  изливающиеся  дождем  облака.  Узкую извилистую дорогу  пятнали потеки
глины,  сползшей  с размокшего склона. То и дело из-под колес летела галька.
Иногда  дорога становилась  тоннелем, крышу которого  образовывали  сосновые
ветви, бывало, тянулась по краю тысячефутового обрыва, в  основание которого
бился прибой. После  иного  поворота казалось, что дорога  несет его прямо в
море, но следовал новый, и оно скрывалось из виду. Повороты шли  непрерывной
чередой, дождь хлестал  и хлестал, и джип, на  котором  он ехал, дрожал, как
старая лошадь, выбивающаяся из последних сил. И  все это время за ним следил
старинный форт на Монте Капанне, поначалу высившийся над ним,  потом ушедший
вправо.
   - Где же он, черт побери? Где-то  слева, клянусь, - пробурчал  он то ли
себе, то ли Тессе. Поднявшись на  гребень, раздраженно  свернул  на обочину,
огляделся.  Под  ним  светились  уличные  фонари,   рекламные  щиты  и  окна
Портоферрайо. Вдали, на материке, поблескивали огни Пьомбино. Слева и справа
в лес уходили  проселочные  дороги.  "Здесь твои  убийцы  сидели  в  зеленом
вездеходе, дожидаясь, пока ты появишься, чтобы убить  тебя, - объяснил он. -
Здесь  курили  эти  отвратительные  сигареты  "Спортсмен",  здесь пили  пиво
"Уайткэп" и ждали,  пока ты и Арнольд проедете мимо".  Он побрился, расчесал
волосы, надел чистую рубашку из джинсовой  ткани. У  него горело лицо, кровь
пульсировала  в  висках.  Он  свернул  налево.  Джип   мягко  покачивало  на
устилавших дорогу  ветках  и опавшей  хвое.  Деревья  чуть  разошлись,  небо
просветлело, казалось, вернулся день.  Впереди, у  дальнего конца прогалины,
он увидел несколько крестьянских  домов. "Я никогда их не продам, никогда не
сдам в аренду, - сказала ты, когда впервые привезла меня с
   юда. - Я поселю здесь дорогих мне людей, чтобы потом мы могли  приехать
и умереть здесь".
   Заглушив  мотор и  поставив  джип на ручник,  Джастин по  мокрой  траве
зашагал  к  ближайшему  дому. Аккуратному,  со свежевыкрашенными стенами под
старой  розовой черепицей.  В  окнах  горел  свет.  Он постучал.  Из  трубы,
защищенной лесом, вертикально поднимался дым, но на высоте ветер брал свое и
уносил его в сторону. Дверь открылась,  женщина в ярком шарфе, повязанном на
волосы,  издала  горестный  крик,  наклонила  голову,  что-то  зашептала  на
незнакомом  Джастину языке. Со склоненной головой, взяла его руку в свои, по
очереди прижала к каждой щеке, потом поцеловала большой палец.
   - Где Гвидо? - спросил он на итальянском, следуя за ней в дом.
   Она  открыла другую дверь, показала. Гвидо сидел за длинным столом, под
деревянным крестом,  согнутый, чуть живой, старик  двенадцати лет, с бледным
лицом, худеньким  тельцем,  глазами  затравленного  зверька.  Руки-соломинки
лежали на  столе, пальцы ничего не сжимали, ничего не держали. Мальчик сидел
один  в  темной комнате,  под  потемневшими от  времени балками потолка,  не
читал, не играл, никуда не смотрел, просто  сидел. Склонив длинную  голову и
приоткрыв  рот,  Гвидо взглянул  на Джастина, потом встал,  шагнул  к  нему,
поднял руки, чтобы обнять. Но сил не хватило, руки упали, как плети, так что
обнял его Джастин.
   - Он хочет умереть, как его отец и синьора, - пожаловалась мать. - "Все
хорошие люди на небесах,  -  говорит он мне.  -  Все плохие люди остаются на
земле". Я - плохая, синьор Джастин?  Вы - плохой?  Неужели  синьора привезла
нас из Албании, оплатила его лечение  в Милане, поселила  нас  в этом  доме,
чтобы мы  умерли, горюя  по ней? - Гвидо  закрыл лицо руками.  -  Сначала он
падает  в обморок, потом ложится  в кровать и  спит.  Не  ест,  не принимает
лекарства. Отказывается  учиться. Этим  утром, как только он  ушел в ванную,
чтобы умыться, я заперла его спальню и спрятала ключ.
   - И это хорошее лекарство, - кивнул Джастин, не сводя глаз с Гвидо.
   Качая  головой, женщина  ретировалась на кухню, откуда тут  же  донесся
грохот сковородок. Джастин отвел Гвидо к столу, сел рядом с ним.
   - Ты слушаешь меня, Гвидо? - спросил он на итальянском.
   Мальчик закрыл глаза.
   - Все остается, как было, - твердо продолжил Джастин. - Оплата школьных
занятий, врач, больница, лекарства, все, что необходимо для твоего здоровья.
Аренда,  еда,  оплата  твоего   университетского   образования,   когда   ты
подрастешь. Мы  сделаем  все,  что она  для  тебя  запланировала,  в  полном
соответствии с ее планами. Мы не можем ее подвести, не так ли?
   Опустив глаза,  Гвидо с  неохотой мотнул головой:  нет,  мы не можем ее
подвести, с этим он соглашался.
   - Как насчет шахмат? Может, сыграем?
   Вновь мальчик  покачал  головой, но уже  с другим  значением: играть  в
шахматы - проявление неуважения к памяти синьоры Тессы.
   Джастин взял Гвидо за руку. Покачал ее из стороны в сторону, в ожидании
хоть проблеска улыбки.
   - А  что ты делаешь, когда не  умираешь? - спросил он на английском.  -
Читаешь  книги, которые мы тебе посылали? Я думаю, ты уже стал  экспертом по
Шерлоку Холмсу.
   - Мистер  Холмс - великий детектив, -  ответил  Гвидо на английском, но
без улыбки.
   -  А как поживает компьютер, который  тебе  подарила синьора? - Джастин
переключился  на итальянский. - Тесса  говорила мне, что ты - большой знаток
компьютеров.  Гений,  называла  она  тебя.  Вы  так часто  переписывались по
электронной почте, что я даже начал ревновать.  Только не говори мне, что ты
не подходишь к компьютеру, Гвидо!
   Эти слова вызвали взрыв возмущения на кухне.
   - Разумеется, он не подходит  к компьютеру! Он ни к чему не подходит! А
ведь  компьютер обошелся ей в четыре  миллиона  лир!  Раньше он целыми днями
просиживал  у  компьютера, тэп,  тэп, тэп. Тэп, тэп, тэп. Только и стучал по
клавишам.  "Ты  ослепнешь,  -  говорила я ему. - От напряжения у тебя  будет
болеть голова". Теперь все. Даже компьютер должен умереть.
   Держа  Гвидо  за руку,  Джастин  всмотрелся в  глаза,  которые  мальчик
отводит в сторону.
   - Это правда? - спросил он. Похоже на то.
   -  Но  это ужасно,  Гвидо. Талант  нельзя  зарывать в  землю, - покачал
головой  Джастин  и  заметил,  что на  губах  мальчика  теплится  улыбка.  -
Человечеству просто необходимы такие головы, как твоя. Ты слышишь меня?
   - Возможно.
   - А ты помнишь компьютер синьоры Тессы, на котором она тебя обучала?
   Разумеется, Гвидо помнит, в голосе слышится самодовольство.
   -  Отлично. Он не  такой хороший,  как твой. Твой  на два года моложе и
более умный. Так?
   Да. Конечно же, да. Улыбка становится шире.
   - Видишь  ли, я -  идиот, Гвидо, в отличие от тебя, я  не могу работать
даже  на ее  компьютере.  И моя проблема в том, что синьора Тесса оставила в
нем послания, многие  для  меня, и я до смерти боюсь их потерять. И я думаю,
она хотела  бы,  чтобы именно  ты позаботился о том, чтобы я их  не потерял.
Хорошо? Потому что она очень хотела, чтобы ее сын стал таким же, как ты. И я
тоже.  Вопрос в том,  сможешь ли ты прийти на виллу  и помочь мне  прочитать
все, что хранится в ее лаптопе.
   - Принтер у вас есть?
   -Да.
   - Порт для дискет?
   - И это тоже.
   - Порт для си-ди ромов? Модем?
   -  И инструкция, и преобразователи. И шнуры, и адаптер. Но я  все равно
идиот, и, если есть шанс стереть что-то нужное, я обязательно сотру.
   Гвидо тут же поднялся, но Джастин осторожно усадил его за стол.
   - Не сейчас. Уже вечер. Этой ночью ты должен выспаться, а завтра утром,
если хочешь,  я приеду за тобой и мы поедем на  виллу на джипе, но  потом ты
пойдешь в школу. Хорошо?
   - Хорошо.
   - Вы очень устали,  синьор Джастин,  -  пробормотала  мать Гвидо, ставя
перед ним чашку кофе. - Слишком много горя - беда для сердца.

x x x

   Он провел на острове два дня и две ночи,  но, если бы кто-нибудь сказал
ему,  что прошла  целая неделя,  он  бы  не удивился.  Паром  доставил его в
Булонь.  Там  он взял  билет  на  поезд, расплатившись  наличными. По  пути,
задолго  до  конечного пункта, указанного в билете,  сошел и  сел на  другой
поезд. Паспорт показывал,  насколько помнил, только раз, и взглянули на него
лишь мельком, когда он въезжал в Италию из Швейцарии,  по очень  живописному
горному  ущелью.  И это был его  собственный паспорт,  в этом  он был верен.
Выполняя инструкции Лесли,  паспорт мистера Аткинсона он послал  через Хэма,
чтобы его не поймали с  двумя паспортами на руках. Что  же касается ущелья и
поезда,  он  не мог  их вспомнить,  не посмотрев на карту и не предположив с
достаточной степенью вероятности, в каком городе он сел на этот поезд.
   Большую часть  путешествия Тесса находилась рядом, иной  раз  они  даже
смеялись,  обычно после замечания Тессы, произнесенного  дурашливым голосом.
Случалось,  что они сидели молча,  плечом к  плечу,  откинув головы и закрыв
глаза, словно  пожилая  пара,  пока внезапно  она не покидала  его, разрывая
сердце болью, и горечь  утраты чувствовалась куда острее, чем в  полуподвале
Глории, на кладбище Лангата, в морге или на чердаке дома в Челси.
   Сойдя с  поезда в Турине, Джастин снял номер в отеле, чтобы  помыться и
привести  себя  в  порядок,  в комиссионном магазине купил  два  простеньких
парусиновых чемодана, чтобы  положить в  них  бумаги  и вещи,  за которыми и
приехал, которые  рассматривал как ее  останки. Да,  синьор Джастин, заверил
его  одетый  в  черный  костюм  молодой адвокат,  партнер фирмы  со  стороны
Манцини, после  выражений  сочувствия, дышащих  искренностью,  "коробки  для
шляп" прибыли  в  целости и  сохранности  в  установленное время,  вместе  с
указанием  Хэма передать номера пять и шесть  Джастину лично, не вскрывая, и
если требуется  еще какая-то  помощь,  юридическая,  профессиональная, любая
другая, все будет исполнено, поскольку верность семьи  Манцини не оборвалась
со  смертью  синьоры.  Тут   же   Джастин  расписался   за  пятьдесят  тысяч
американских  долларов  и полу