тван Батори спросил сторожа, разрешат ли ему повидать  перед  смертью
своих близких.
   Сторож ответил, что не получил никаких распоряжений на этот счет.  Едва
ли можно было ожидать, что правительство окажет заключенным эту  последнюю
милость, - ведь следствие велось в строжайшей тайне и на суде  никто  даже
не упоминал названия крепости, где находились заключенные.
   - Можно ли нам хоть написать письма, и дойдут ли они по  назначению?  -
спросил граф Шандор.
   - Я принесу вам бумагу, чернила и перья, - ответил сторож, - и даю  вам
слово, что передам письма в руки губернатору.
   - Мы вам очень благодарны, мой  друг,  -  ответил  граф  Шандор,  -  вы
делаете для нас все, что в ваших силах! Как нам отплатить за ваши труды...
   - С меня довольно вашей благодарности, господа, -  ответил  сторож,  не
скрывая своего волнения.
   Этот добрый человек тут  же  принес  им  все,  что  нужно  для  письма.
Осужденные провели часть дня за письмами, выражая  в  них  свою  последнюю
волю. Граф Шандор, как любящий отец, излил свое  сердце,  давая  советы  и
высказывая  пожелания  крошечной  дочке,  которой  суждено  было  остаться
сиротой; Иштван Батори,  как  любящий  муж,  выразил  всю  свою  нежность,
посылая последнее прости жене и сыну; Ладислав  Затмар  высказал  глубокую
привязанность к старому слуге и верному другу.
   И хотя заключенные были поглощены своими письмами, весь этот  день  они
прислушивались  к  каждому  звуку.  Сколько  раз  старались  они   уловить
отдаленный шум шагов в коридорах башни! Сколько раз им казалось, что дверь
их темницы сейчас откроется и они смогут в последний раз прижать  к  груди
жену, сына, дочь! Это было бы для них утешением. Но, пожалуй, даже  лучше,
что беспощадный приговор, лишив их последнего свиданья, избавил и от  этой
душераздирающей сцены.
   Дверь так и не отворилась. Наверное, ни  госпожа  Батори  с  сыном,  ни
управляющий Лендек, которому была поручена дочка графа  Шандора,  даже  не
знали, куда увезли заключенных  после  ареста,  не  знал  этого  и  Борик,
по-прежнему сидевший в триестской тюрьме.  Наверное,  им  еще  неизвестно,
какой приговор  вынесен  руководителям  заговора.  Значит,  осужденные  не
увидят их перед казнью!
   Так шли часы за часами. Порой  Матиас  Шандор  разговаривал  со  своими
друзьями. Порой они надолго замолкали, погруженные в свои мысли.  В  такие
минуты вся жизнь проходила у них перед глазами с  необыкновенной  силой  и
яркостью. У них не было чувства, что они уходят в прошлое. Нет, они заново
переживали свою жизнь. Быть  может,  то  было  предчувствие  вечности,  на
пороге которой они находились,  или  предвосхищение  иного,  неведомого  и
непостижимого бытия?
   Но в то время как Иштван  Батори  и  Ладислав  Затмар  целиком  ушли  в
воспоминания, Матиаса Шандора преследовала все та же неотвязная мысль.  Он
был уверен, что в  этой  таинственной  истории  замешан  доносчик.  А  для
человека его склада умереть, не покарав предателя, кто бы это ни был, даже
не узнав его  имени,  значило  дважды  умереть.  Кто  перехватил  записку,
позволившую полиции раскрыть заговор и арестовать его  вдохновителей?  Кто
нашел к ней ключ? Кто предал  или,  может  быть,  продал  их?  Граф  ломал
голову, стараясь ответить на этот неразрешимый вопрос, и его  возбужденный
мозг работал с лихорадочным напряжением.
   Пока его друзья писали письма  или  сидели  в  раздумье,  молчаливые  и
неподвижные, граф  Шандор  взволнованно  шагал  из  угла  в  угол,  словно
запертый в клетку зверь.
   Странное, но вполне объяснимое  законами  акустики  явление  неожиданно
открыло ему тайну, которую он уже не надеялся разгадать.
   Шагая по камере, граф Шандор несколько раз останавливался в углу, около
двери, выходившей в коридор эллиптической формы, куда вели и двери  других
камер. Стоя в этом углу, он услышал звуки отдаленных голосов, но  слов  не
мог разобрать. Сперва он не обратил на это внимания;  но  вдруг  расслышал
имя - свое собственное имя, - тогда он насторожился.
   Здесь, по-видимому, происходило  акустическое  явление,  подобное  тем,
какие  наблюдаются  в  круглых  галереях  под  куполами  или  под  сводами
эллиптической формы. Слова, произнесенные на одной стороне эллипса, как бы
пробегают вдоль изогнутой стены и раздаются на противоположной стороне, но
их невозможно услышать ни в какой другой  точке  эллипса.  То  же  явление
можно наблюдать в склепах парижского Пантеона,  в  куполе  собора  святого
Петра в Риме, а также в "Галерее вздохов" собора святого Павла в  Лондоне.
В таких случаях каждое слово, даже сказанное шепотом в одном  акустическом
фокусе, можно расслышать в противоположном фокусе.
   Было ясно, что двое или несколько человек разговаривают в коридоре  или
в камере, расположенной на оси эллипса, проходившей и через  дверь  камеры
Матиаса Шандора.
   Граф сделал знак рукой, и друзья подошли  к  нему.  Все  трое  замерли,
напрягая слух.
   До них явственно долетали обрывки  фраз,  но  они  тотчас  прерывались,
когда говорившие хоть на шаг удалялись от акустического фокуса.
   И друзья расслышали следующие фразы, прерывавшиеся длительными паузами:

   - Завтра после казни вы будете на свободе...
   - Значит, имущество графа Шандора... разделят на две части...

   - Без меня вам не удалось бы расшифровать записку...

   - А если бы я не снял ее с шеи голубя, она никогда не попала бы в  ваши
руки...

   - Во всяком случае, никто не может заподозрить,  что  это  мы  сообщили
полиции...

   - А если осужденные что-нибудь и подозревают...

   - Ни родные, ни друзья их больше не увидят...

   - До завтра, Саркани...
   - До завтра, Силас Торонталь...

   Тут голоса затихли, и вдали послышался стук запираемой двери.
   - Саркани!.. Силас Торонталь! - воскликнул граф Шандор. - Так  вот  это
кто!
   Побелев,  он  смотрел  в  глаза  друзьям.  Сердце  его   на   мгновение
остановилось,  словно  сжатое  спазмой.   Яростно   сверкавшие   глаза   с
расширенными зрачками, втянутая  в  плечи  шея,  напряженная  поза  -  все
указывало на то, что графа охватил бешеный приступ гнева.
   - Так вот это кто! Мерзавцы! Так это они! - повторял он, и из груди его
вырвался хриплый звук, похожий на рычание.
   Затем он выпрямился, огляделся вокруг и  стал  взволнованно  шагать  по
камере.
   - Надо бежать! Бежать! - восклицал он. - Бежать во что бы то ни стало!
   И этот человек, не пожелавший  защищать  свою  жизнь  и  готовый  через
несколько часов бесстрашно встретить смерть,  был  теперь  поглощен  одной
лишь мыслью - жить, жить  для  того,  чтобы  покарать  двух  предателей  -
Торонталя и Саркани!
   - Да! Мы должны отомстить!  -  воскликнули  Иштван  Батори  и  Ладислав
Затмар.
   - Отомстить? Нет! Свершить правосудие!
   Весь характер графа Шандора выразился в этих словах.



6. ПИЗИНСКАЯ КРЕПОСТНАЯ БАШНЯ

   Пизинская  крепость  -  одно   из   самых   интересных   оборонительных
сооружений, воздвигнутых в средние века. У этого феодального  замка  очень
внушительный вид.  В  его  просторных  сводчатых  залах  недостает  только
рыцарей, в его стрельчатых  окнах  глаз  ищет  прекрасных  дам  в  длинных
расшитых платьях и в  остроконечных  головных  уборах,  у  бойниц  на  его
зубчатых стенах, у амбразур в его галереях и у  решетки  подъемного  моста
хочется видеть воинов, вооруженных  самострелами  и  арбалетами.  Каменное
строение нигде не повреждено. Но комендант крепости в австрийской  военной
форме, солдаты в современных мундирах, сторожа и тюремщики, не сохранившие
своей  старинной  желто-красной  одежды,  вносят  фальшивую  ноту  в  этот
великолепный памятник минувшей эпохи.
   Из крепостной  башни  этого  замка  и  задумал  бежать  граф  Шандор  в
последние часы перед казнью. Поистине безумная затея, ведь заключенные  не
знали даже, что за башня служит им тюрьмой, не  имели  понятия,  по  какой
местности придется им пробираться после побега!
   Впрочем, их полное неведение, пожалуй, было даже к  лучшему.  Будь  они
более осведомлены, они, наверно, остановились  бы  перед  предстоящими  им
трудностями, вернее перед этой невыполнимой задачей.
   Не потому, что местность в  Истрийской  провинции  не  благоприятствует
побегу, напротив - в каком бы направлении ни двинулись беглецы, они  могли
бы за несколько часов добраться до морского берега. И не потому, что улицы
города  Пизино  слишком  строго  охраняются  и  беглецов  могли  бы  сразу
схватить. Но побег из крепости, а тем более из  башни,  где  были  заперты
заключенные, считался до тех пор совершенно  невозможным.  Это  никому  не
могло даже прийти в голову!
   Вот каково было расположение и внутреннее устройство крепостной башни в
Пизино.
   Эта  башня  стоит  на  возвышенности,  на  самом  краю   города.   Если
облокотиться на перила, которыми обнесена площадка у подножия башни, взору
открывается глубокая пропасть, крутые склоны которой густо поросли плющом.
На этих склонах нет ни одного выступа. Никаких ступеней, по которым  можно
было бы спуститься на дно ущелья. Никакой  площадки,  где  можно  было  бы
передохнуть. Ни малейшей точки опоры. Только неглубокие извилистые трещины
пересекают поверхность скал, разделяя пласты осыпающихся горных пород. Эта
бездна пугает и притягивает, и все, что падает в нее, исчезает навек.
   Над этой пропастью возвышается боковая стена башни, кое-где прорезанная
маленькими отверстиями - оконцами камер, расположенных на  разных  этажах.
Если бы узник выглянул в такое оконце, он отшатнулся бы в ужасе или у него
закружилась бы голова и он свалился бы вниз! А что стало бы  с  ним  после
падения? Он либо разбился бы насмерть об  острые  утесы  в  глубине,  либо
погиб в бурном потоке на дне пропасти, который унес бы его тело неизвестно
куда.
   Это ущелье местные жители называют Буко. Оно служит руслом реки  Фойбы.
Река эта во время половодья  с  силой  низвергается  в  громадную  пещеру,
прорытую ею в скалах,  на  которых  раскинулся  город.  Куда  она  несется
дальше? Никто не знает. Где она  появляется  вновь?  Никому  не  известно.
Невозможно определить ни длину, ни высоту,  ни  направление  этой  пещеры,
или, вернее, туннеля, прорытого рекой в глине и  сланцах.  Кто  знает,  не
разбиваются ли ее воды о сотни каменных  устоев,  о  целый  лес  опор,  на
которых покоится громадный фундамент крепости и  даже  весь  город?  Когда
уровень воды в реке спадал, находились смельчаки,  спускавшиеся  в  легком
челноке по течению Фойбы и проникавшие в этот  темный  туннель;  но  своды
пещеры нависали так низко, что им приходилось вскоре поворачивать назад. В
конце концов об этой подводной реке так ничего и не  узнали.  Быть  может,
она  исчезала  в  какой-нибудь   подземной   трещине   или   вливалась   в
Адриатическое море!
   Вот каково было ущелье Буко, о существовании которого граф Шандор  даже
не подозревал. А так как бежать  можно  было  только  через  окно  камеры,
пробитое в стене над самой бездной, то он должен был встретить  там  такую
же верную смерть, как и во дворе крепости в день казни.
   Ладислав Затмар и Иштван Батори ждали, когда придет время  действовать,
готовые или  пожертвовать  жизнью  и  помочь  графу  Шандору  бежать,  или
последовать за ним, если это не осложнит его задачу.
   - Мы убежим все трое, - сказал Матиас Шандор, - а там расстанемся, если
будет нужно.
   На городской башне пробило восемь.  Осужденным  оставалось  жить  всего
двенадцать часов.
   Сумерки сгущались, ночь обещала быть очень  темной.  По  небу  медленно
ползли свинцовые тучи. Воздух был тяжелый,  влажный;  дышалось  с  трудом.
Надвигалась гроза.  Над  лежащим  в  котловине  городом  скопились  густые
испарения, и создались  благоприятные  условия  для  разряда  атмосферного
электричества. Молнии еще не сверкали, но вдалеке, за горными грядами, уже
слышались глухие раскаты грома.
   Обстоятельства, казалось, благоприятствовали побегу, если бы только под
ногами беглецов не зияла бездна, о которой они не подозревали. Темная ночь
скроет беглецов. Грохот грозы заглушит всякий шум.
   Как сразу же заметил граф Шандор, бежать можно было только  через  окно
камеры. Взломать замок или высадить  окованную  железом  дубовую  дверь  -
нечего было и думать! К тому же все время слышались мерные шаги  часового,
ходившего взад и вперед по каменным плитам коридора. Да  и  выбравшись  из
камеры, как пробраться по сложному лабиринту переходов крепости? Как выйти
за опускавшуюся решетку, как перейти подъемный мост, - ведь они несомненно
строго охраняются сторожевыми постами? А со стороны Буко не было  часовых.
Зато Буко охраняло эту стену башни лучше всякого отряда караульных!
   Итак, граф Шандор занялся осмотром  окна,  чтобы  выяснить,  нельзя  ли
через него ускользнуть.
   Окно около трех с половиной футов в высоту и двух в ширину было пробито
в стене толщиной не менее четырех футов  и  забрано  крепкой  решеткой  из
толстых железных прутьев, вделанных в камень с внутренней  стороны  стены.
Его не закрывал деревянный щит, какие обычно применяют  в  тюрьмах,  чтобы
свет проникал в помещение лишь сверху. Да этого и не требовалось, так  как
узник все равно не  мог  видеть  пропасть  Буко,  зиявшую  глубоко  внизу.
Следовательно,  если  бы  удалось   выломать   или   раздвинуть   железные
перекладины, было бы нетрудно выбраться из окна, напоминавшего амбразуру в
крепостной стене.
   Но как спуститься вниз по отвесной стене башни? С помощью лестницы?  Но
откуда ее взять или из чего ее сделать? Из простынь? Но у  пленников  были
лишь грубые шерстяные одеяла да  жесткие  матрасы,  лежавшие  на  железных
койках,  ножки  которых  были  вделаны  в  каменный  пол.  Побег   казался
невозможным; но вот граф Шандор заметил, что за окном свисает канат,  или,
вернее, железный прут, который может облегчить им побег.
   Прут служил проводником громоотводу, стоявшему на  крыше  башни,  стена
которой вздымалась над пропастью Буко.
   - Видите этот  прут?  -  спросил  своих  друзей  граф  Шандор.  -  Надо
набраться смелости и спуститься по нему вниз.
   - Смелости у нас хватит, - ответил Ладислав Затмар, - но хватит ли сил?
   - Не все ли равно? - возразил Иштван Батори. - Если  у  нас  не  хватит
сил, мы умрем на несколько часов раньше - только и всего!
   - Мы не должны умирать, - ответил граф Шандор. -  Слушай,  что  я  тебе
скажу, Иштван, и вы, Ладислав, слушайте внимательно. Будь у  нас  веревка,
мы, не долго думая, спустили бы ее из окна и соскользнули по ней на землю,
правда? А ведь этот железный прут гораздо лучше веревки, хотя  бы  потому,
что он не  гнется,  и  спускаться  по  нему  будет  гораздо  легче.  Я  не
сомневаюсь, что он, как и все проводники громоотводов, прикреплен к  стене
железными скобами. Эти скобы будут служить нам точками опоры, и мы  сможем
отдыхать, став  на  них  ногами.  Нам  нечего  бояться,  что  прут,  будет
раскачиваться, так как он укреплен. Нам нечего  опасаться  головокружения,
так как на дворе ночь, и мы  ничего  не  увидим  внизу.  Значит,  если  мы
вылезем в окно, нам надо только побольше  выдержки  и  смелости,  -  и  мы
вскоре окажемся на свободе! Быть может, мы рискуем жизнью. Быть может,  на
спасение у нас только десять шансов из ста - пускай! Ведь  когда  за  нами
явится стража, мы потеряем и последний шанс остаться в живых!
   - Это верно, - ответил Затмар.
   - Но куда спускается этот прут? - спросил Батори.
   - Вероятно, в какой-нибудь колодец, - ответил  граф  Шандор,  -  но  во
всяком случае он находится за крепостной стеной,  а  нам  только  этого  и
надо. Я знаю одно: конец этого прута ведет нас к свободе... быть может!
   Граф  Шандор  не  ошибался,  предполагая,  что  проводник   громоотвода
прикреплен скобами к стене. Это облегчало спуск  беглецам,  которые  могли
становиться на них, как на ступеньки, и не слишком быстро скользить  вниз.
Но они не знали, что ниже подножия башни,  стоявшей  над  пропастью,  прут
висел свободно, раскачиваясь над бездной, и что  его  конец  погружался  в
воды Фойбы, вздувшиеся после  недавних  дождей.  Они  надеялись  стать  на
твердую  почву,  а  между  тем  в  глубине  ущелья  несся  бурный   поток,
стремительно врывавшийся в пещеру Буко.
   Ну, а если бы они знали, что их ждет впереди, разве они  отказались  бы
от своей попытки бежать? Нет!
   - Если нам суждено умереть, - сказал бы Матиас Шандор, -  то  мы  умрем
лишь после того, как сделаем все, что в наших силах, чтобы спастись!
   Итак,  прежде  всего  следовало  сделать  проход  в  окне.  Для   этого
необходимо было выломать железный переплет. Но можно ли  это  сделать,  не
имея ни клещей, ни плоскозубцев, вообще без всякого  инструмента?  Ведь  у
пленников не было даже ножа.
   - Впереди нас ждут большие трудности, - сказал граф Шандор, - но сейчас
мы должны совершить невозможное! Итак, за дело!
   С этими словами он бросился к окну, крепко  схватил  решетку  рукой  и,
сильно тряхнув ее, почувствовал, что выломать ее будет не так уж трудно.
   Действительно, железные перекладины слегка шатались  в  своих  гнездах,
ибо камень у их оснований весь растрескался и был не очень прочен.  Весьма
вероятно, что проводник громоотвода был некоторое время поврежден и  плохо
проводил ток. Быть может, электрические искры искали другой путь, попадали
в железный переплет и тем самым повредили камень, ведь известно, что  сила
тока почти безгранична. Вот почему образовались трещины  вокруг  гнезд,  в
которые были вставлены концы железных прутьев, и даже  самый  камень  стал
пористым, как будто его пробили тысячи электрических искр.
   Иштван Батори в нескольких словах объяснил это явление,  когда  в  свою
очередь осмотрел окно.
   Но надо было не объяснять, а приниматься за дело, и как  можно  скорей.
Если бы удалось вырвать из гнезд крайние перекладины, то переплет было  бы
уже не так трудно протолкнуть через окно и сбросить вниз,  так  как  проем
окна расширялся к  наружной  стороне  стены.  Стук  его  падения  заглушат
раскаты грома, который теперь непрерывно гремел в нижних слоях атмосферы.
   - Но не можем же мы ломать камень голыми  руками!  -  заметил  Ладислав
Затмар.
   - Нет! - ответил граф Шандор. - Нам нужен  какой-нибудь  кусок  железа,
хотя бы гвоздь...
   Действительно, это было необходимо. Как ни  хрупок  был  камень  вокруг
гнезд, они бы только обломали ногти и  раскровянили  пальцы,  пытаясь  его
раскрошить.
   Граф Шандор огляделся кругом при слабом свете, проникавшем в камеру  из
плохо освещенного коридора,  сквозь  дверной  глазок.  Он  обшарил  руками
стены, надеясь наткнуться на гвоздь, но ничего не нашел.
   Тогда ему пришло в голову выломать ножку у одной из железных коек.  Все
трое принялись за дело, но вскоре Иштван Батори, прервав работу,  тихонько
окликнул друзей.
   Оказалось,  что  у  его  койки  выскочил  болтик,  державший  одну   из
поперечных  перекладин,  на  которые  кладут   матрас.   Теперь,   отгибая
перекладину вверх и вниз, ему удалось ее отломить.
   Через минуту граф Шандор уже держал в руках железную полоску  длиной  в
пять дюймов и шириной в дюйм; он  обмотал  ее  конец  своим  галстуком  и,
подойдя к окну,  принялся  обламывать  края  гнезд,  в  которых  держались
железные прутья.
   Конечно, он не мог работать беззвучно. Но,  к  счастью,  шум  заглушали
раскаты грома. Когда гром затихал, граф Шандор останавливался, но  тут  же
снова принимался за работу, которая быстро подвигалась вперед.
   Батори и Затмар стояли возле двери, прислушиваясь к шагам  часового,  и
останавливали графа, когда тюремщик приближался к камере.
   Внезапно Затмар прошептал; "Тшшш..." - и работа сразу прекратилась.
   - В чем дело? - спросил Батори.
   - Слушайте, - ответил Затмар.
   Он оказался в акустическом фокусе, и снова повторилось прежнее явление,
открывшее заключенным тайну предательства.
   Вот отрывки фраз, которые им удалось расслышать:

   - Завтра... будете... свободе.