тори.
   - Здравствуйте, друзья мои, - сказал им в ответ доктор. - Хорошо ли вам
спалось?
   - Превосходно, совсем как лентяям, когда у них спокойно на  совести,  -
весело отвечал Пескад.
   - А Матифу уже позавтракал?
   - Да, господин доктор,  он  выпил  миску  черного  кофе  и  скушал  два
килограмма галет.
   - Галеты, пожалуй, жестковаты!
   - Что вы! Для человека, который еще недавно между  завтраком  и  обедом
грыз булыжник, - это сущие пустяки!
   Матифу слегка покачивал огромной  головой,  -  так  он  обычно  одобрял
ответы своего друга.
   Между тем  "Феррато"  по  приказу  доктора  шел  полным  ходом,  и  его
форштевень вздымал два бурлящих пенистых вала.
   И в самом деле необходимо было спешить. Капитан Кестрик уже совещался с
доктором и теперь подумывал, не лучше ли зайти  на  Мальту,  огни  которой
должны показаться часов в восемь вечера.
   Надвигалась буря. Невзирая на западный ветер,  который  к  вечеру  стал
крепчать, с востока наползали огромные тучи, уже  закрывшие  три  четверти
небосклона.  Над   морем   опускалась   пепельно-серая   завеса,   которая
становилась чернильно-черной, едва на нее падал прорвавшийся  сквозь  тучи
солнечный луч. Редкие молнии изредка прорезали  насыщенную  электричеством
тучу, верхняя кромка которой вырисовывалась  тяжелыми  завитками  с  резко
очерченными контурами. Грома еще не было слышно. Казалось, западный  ветер
вступал в борьбу с восточным, еще почти неощутимым; море отзывалось на эту
борьбу; росли волны, они пенились и порою обрушивались на палубу. Часам  к
шести совсем стемнело, небо было застлано густыми тучами, которые  тяжелым
сводом  нависли  над  морем.  Глухо  ворчал  гром,  ослепительные   молнии
прорезали мрак.
   - Маневрируйте, как вы находите нужным в этих условиях, - сказал доктор
капитану.
   - Да, это необходимо, господин доктор, - ответил капитан Кестрик. -  На
Средиземном море должен хозяйничать кто-нибудь один,  а  сейчас  восток  и
запад решили померяться силами, и  как  бы  не  взял  верх  восток.  Около
острова Гоцо и Мальты море станет бурным,  и  нам,  пожалуй,  не  избежать
неприятностей. Я не предлагаю зайти в Ла-Валлетту,  но  не  худо  было  бы
укрыться до утра у западного берега одного из этих островов.
   - Действуйте, как считаете нужным, - повторил доктор.
   "Феррато" находился в то время милях в тридцати к западу от Мальты.  На
острове Гоцо, который расположен к северо-западу от Мальты  и  отделен  от
нее двумя узкими проливами, омывающими небольшой  промежуточный  островок,
стоит первоклассный маяк, огонь которого виден за двадцать семь миль.
   Несмотря на плохую погоду,  с  "Феррато"  через  час  уже  должны  были
увидеть его огонь. Определив свое место по пеленгу маяка, можно было затем
приблизиться к острову и подыскать убежище, чтобы переждать там  несколько
часов.
   Капитан Кестрик так и поступил, из осторожности убавив  ход,  чтобы  не
повредить корпус или механизмы судна.
   Между тем прошел час, а маяка  все  еще  не  было  видно.  Остров  тоже
невозможно было разглядеть, хотя у него крутые скалистые берега.
   Гроза была в полном разгаре.  Теплые  струи  дождя  хлестали  по  морю.
Разорванные  ветром  мохнатые  тучи  неслись  вдоль  горизонта  с  бешеной
скоростью. Порой в разрывах туч проглядывали  звезды,  но  они  тотчас  же
гасли, а растрепанные облака, спускаясь к самому морю, мели по волнам, как
гигантский веник. Молнии так и сыпались в пучину, со всех  сторон  освещая
корабль; не смолкали раскаты грома.
   До сих пор положение было трудное, теперь оно становилось опасным.
   Капитан Кестрик не решался подходить ближе к острову, так как знал, что
они находятся уже вблизи от маяка. Он даже опасался, что прибрежные  скалы
заслоняют от них огонь маяка. В этом  случае  "Феррато"  находился  совсем
близко от острова. А наскочить на прибрежные скалы  значило  бы  неминуемо
погибнуть.
   Поэтому капитан около половины десятого принял решение  лечь  в  дрейф,
держась малым ходом. Он не совсем остановил машину, а  свел  ее  работу  к
нескольким оборотам в минуту, чтобы  судно  только  слушалось  руля  и  не
становилось бортом к волнам. В таком положении "Феррато" отчаянно  качало,
зато они не рисковали, что их выбросит на берег.
   Так  продолжалось  три  часа  -  приблизительно  до   полуночи,   когда
обстановка еще ухудшилась.
   Как это часто бывает во  время  грозы,  борьба  противоположных  ветров
вдруг прекратилась. Ветер снова принял то же направление, что и  днем,  но
значительно покрепчал.  Несколько  часов  он  боролся  с  противником,  но
выдержал схватку, и теперь уже ничто не сдерживало  его  бешеных  порывов;
небо понемногу светлело.
   - Огонь впереди, с правого борта! - крикнул вахтенный матрос,  стоявший
на баке возле бушприта.
   - Лево на борт! -  тут  же  скомандовал  капитан  Кестрик,  намереваясь
удалиться от берега.
   Он тоже заметил свет. Огонек говорил о том, что  это  маяк  Гоцо.  Надо
было спешно повернуть назад, ибо  ветер  достиг  большой  силы.  "Феррато"
находился  в  каких-нибудь  двух  милях  от  мыса,  над  которым  внезапно
показался маяк.
   Механику было приказано усилить  давление  паров,  но  внезапно  машина
стала работать с перебоями, а потом и вовсе замерла.
   Доктор, Петер Батори и матросы бросились на палубу, опасаясь серьезного
повреждения.
   И действительно, случилась беда. Перестал действовать клапан воздушного
насоса, конденсатор стал работать плохо; винт сделал несколько оборотов со
зловещим шумом, напоминавшим взрывы, потом совсем остановился.
   Повреждение было непоправимо, по крайней мере в данных  условиях.  Надо
было разобрать насос, что потребовало бы нескольких  часов.  А  между  тем
через несколько минут буря могла выбросить судно на берег.
   - Ставить фок! Поднять кливер! Ставить бизань!  -  скомандовал  капитан
Кестрик, в распоряжении которого остались только паруса; матросы  поспешно
и дружно исполнили его приказ. Само собою разумеется,  им  помогали  и  на
диво ловкий Пескад и сказочный силач  Матифу,  который,  кажется,  мог  бы
порвать любые тросы.
   Но положение "Феррато" было тем не менее крайне опасным. Будучи паровым
судном с удлиненным узким корпусом,  при  незначительной  осадке,  имея  в
общем недостаточную парусность, оно не было приспособлено для  лавирования
при встречном ветре. Если во время шторма  идти  в  крутой  бейдевинд,  то
судно могло даже опрокинуться.
   Это и угрожало "Феррато". Он вообще плохо шел под  парусами  и  не  мог
идти на запад  против  ветра.  Судно  мало-помалу  относило  к  прибрежным
скалам, и, казалось,  остается  только  выбрать  наименее  опасное  место,
потому что его все равно выбросит на берег. К несчастью, ночь была до того
темная, что капитану Кестрику не удавалось рассмотреть очертания  берегов.
Он знал, что остров Гоцо отделен от Мальты двумя проливами, а  между  ними
лежит островок Комино. Но как отыскать в такую тьму вход  в  проливы,  как
войти в них при таком волнении,  как  добраться  до  восточного  берега  и
укрыться в порте Ла-Валлетта? Только опытный лоцман, только местный  рыбак
мог бы отважиться на столь опасный маневр.  Но  в  непроглядном  мраке,  в
тумане, под проливным дождем какой же рыбак  придет  на  помощь  гибнущему
судну?
   "Феррато" давал тревожные гудки; порывистый ветер подхватывал и  уносил
его призывы; три раза палили из пушки.
   Вдруг со стороны суши во  мгле  появилась  какая-то  черная  точка.  По
направлению к "Феррато" шел баркас с зарифленным парусам. По-видимому,  то
был рыбачий баркас, которому пришлось укрыться от шторма в бухте Мелльеха.
Рыбак, укрывшийся среди скал, нашедший приют в прелестном  гроте  Калипсо,
который можно  сравнить  с  Фингаловой  пещерой  на  Гебридских  островах,
услышал тревожные гудки и выстрелы.
   Тотчас же, не думая об опасности, он бросился на помощь.
   Баркас постепенно приближался. На  борту  "Феррато"  приготовили  трос,
чтобы бросить его, как только баркас подойдет. Минуты казались  вечностью.
До скал оставалось каких-нибудь полкабельтова.
   Но вот трос брошен; однако огромный вал  подхватил  баркас  и  с  силой
ударил его о борт "Феррато". Баркас разнесло в щепки,  и  находившийся  на
нем рыбак неминуемо бы погиб, если бы его не подхватил Матифу. Силач  взял
его на руки и, словно ребенка, опустил на палубу.
   Тогда, не говоря ни слова - до разговоров ли тут? - рыбак  бросился  на
капитанский мостик и в тот миг, когда судно, обращенное  носом  к  берегу,
должно было наскочить на утес, круто повернул штурвал и направил  судно  в
узкое устье пролива Норт Комино; корабль, гонимый попутным ветром,  прошел
пролив меньше чем за двадцать минут. Теперь  он  находился  к  востоку  от
Мальты, где море было гораздо спокойнее. Судно дрейфовало вдоль берега  на
расстоянии  около  полумили.  Часам  к  четырем,  когда  начало   светать,
"Феррато" вошел в порт Ла-Валлетта и бросил якорь у пристани Сенглеа, близ
входа в военную гавань.
   Тут доктор поднялся на мостик.
   - Вы спасли нас, друг мой! - сказал он молодому моряку.
   - Я только исполнил свой долг.
   - Вы лоцман?
   - Нет, я простой рыбак.
   - А как вас зовут?
   - Луиджи Феррато!



5. МАЛЬТА

   Итак, это был сын рыбака из Ровиня! По счастливой  случайности  не  кто
иной, как Луиджи Феррато, благодаря своей  ловкости  и  мужеству  спас  от
неминуемой гибели судно, его пассажиров и экипаж!
   Доктор готов был крепко обнять Луиджи... Но он сдержался.  Только  граф
Шандор мог бы так выразить свою благодарность, а графа Шандора все  должны
были считать умершим, даже сын Андреа Феррато!
   Восхищенный подвигом  Луиджи  Феррато,  Петер  Батори,  позабыв  всякую
сдержанность, ринулся к рыбаку, но доктор взглядом  остановил  его.  Потом
они спустились в кают-компанию, попросив Луиджи следовать за ними.
   - Друг мой, вы сын истрийского рыбака Андреа  Феррато?  -  спросил  его
доктор.
   - Да, сударь, - ответил Луиджи.
   - У вас есть сестра?
   - Есть, и мы с нею живем вместе в Ла-Валлетте. Но разве вы,  -  спросил
он с некоторым замешательством, - знали моего отца?
   - Знал ли я вашего отца! - воскликнул доктор. - Ваш отец пятнадцать лет
тому назад приютил у себя в доме в Ровине  двух  беглецов.  Это  были  мои
близкие друзья. Увы! Вашему отцу не удалось спасти их от смерти, да и  сам
он попал на каторгу и умер там.
   - И он умер, ничуть не раскаиваясь в своем поступке! - отвечал Луиджи.
   Доктор взял молодого рыбака за руку.
   - Луиджи! - сказал он. - Мои друзья не успели отблагодарить вашего отца
за его великодушный поступок, и я считаю своим долгом  что-нибудь  сделать
для вас. Я много лет разыскивал вас и вашу сестру, но с того  дня  как  вы
уехали из Ровиня, все следы ваши были потеряны. Благодарение богу, что  он
послал мне на помощь именно вас! Судно, которое вы  спасли,  названо  мной
"Феррато" в память вашего отца. Позвольте мне обнять вас, дитя мое!
   Когда доктор сжал его в объятиях, у Луиджи выступили на глазах слезы.
   При виде этой трогательной сцены Петер уже не мог совладать с собою.  В
горячем порыве он бросился к отважному юноше, который был  ему,  вероятно,
ровесником.
   - Позвольте мне... мне тоже! - воскликнул он, раскрыв объятия.
   - А вы, сударь?
   - Я... сын Иштвана Батори!
   Пожалел ли доктор, что у Петера вырвалось это  признание?  Нет!  Луиджи
сумеет сохранить эту тайну, как хранят ее Пескад и Матифу.
   Луиджи посвятили во все планы доктора Антекирта, рассказали,  какую  он
преследует цель. Об одном только умолчали, что перед  ним  -  граф  Матиас
Шандор.
   Доктор пожелал, чтобы его  немедленно  отвезли  к  Марии  Феррато.  Ему
хотелось вновь увидеть  ее  и  узнать,  как  она  живет,  -  ей,  конечно,
приходится много трудиться и бороться с нищетой, ведь после смерти  Андреа
она осталась одна, с младшим братом на руках.
   - Хорошо, господин доктор, поедемте хоть сейчас, раз вы так  хотите,  -
сказал Луиджи. - Мария, наверно, беспокоится  обо  мне.  Прошло  уже  двое
суток, как я расстался с ней и отправился на ловлю  в  бухту  Мелльеха,  а
ночью разразился шторм, и она, пожалуй, думает - не попал ли я в беду.
   - Вы очень любите сестру? - спросил доктор.
   - Она мне и сестра и мать, - ответил Луиджи.
   Мальта находится в ста километрах  от  Сицилии,  и  всего  лишь  двести
пятьдесят километров отделяют ее от Европы. Однако вопрос о том, относится
ли она к Африке или к Европе, сильно занимал географов.  Остров  этот  был
отдан Карлом V в распоряжение ордена рыцарей госпитальеров,  которые  были
изгнаны с Родоса Сулейманом и вновь объединились под названием мальтийских
рыцарей; в настоящее время Мальта принадлежит англичанам, у которых ее  не
так-то легко отнять.
   Остров имеет двадцать восемь километров в длину и шестнадцать в ширину.
Столица Мальты - портовый город Ла-Валлетта, но есть там и другие  города,
например Нотабиле или  Читта-Веккья  -  своего  рода  священный  город,  в
рыцарские времена местопребывание  епископа,  -  а  также  Боске,  Дингли,
Цеббуг, Имджар, Беркеркара, Лука, Фарруджи и проч. Восточная часть острова
весьма  плодородна,  в  противоположность  западной,  где  весьма  скудная
растительность, поэтому чуть ли не все население сосредоточено на востоке,
общая же численность его - сто с лишним тысяч человек.
   На побережье Мальты имеется четыре-пять прекраснейших в мире гаваней, и
вообще остров на диво живописен. Всюду вода,  всюду  скалы,  мысы,  холмы,
пригодные для укреплений и удобные для артиллерии. Еще  рыцари  превратили
Мальту в основательную крепость, англичане же, сохранившие за собою остров
вопреки Амьенскому мирному договору, сделали его совершенно  неприступным.
Ни одному вражескому броненосцу не  проникнуть  в  бухту  Гранд-Марс,  где
расположен главный порт, ни в Карантинную гавань в бухте  Марс  Мушет.  Но
ведь к этим бухтам надо еще подойти, а теперь в сторону моря обращены  две
стотонные пушки с гидравлическими  зарядными  устройствами  и  прицельными
аппаратами;  эти  орудия  стреляют  девятисоткилограммовыми  снарядами  на
расстояние в пятнадцать километров, - к сведению держав, которым  досадно,
что в руках  англичан  находится  превосходная  база,  господствующая  над
центральной частью Средиземного моря и способная  принять  все  флоты  или
эскадры Великобритании.
   Конечно,   на   Мальте   довольно   много   англичан.    Здесь    живет
генерал-губернатор, занимающий старинный замок великого  магистра  ордена,
адмирал, командующий флотом и  портами,  имеется  гарнизон  в  четыре-пять
тысяч  человек,  -  но  есть  на  острове   и   итальянцы   (издавна   там
поселившиеся),  которым  Мальта  весьма  по  вкусу,  немало   и   пришлого
разношерстного люда, как в Гибралтаре; но больше всего там мальтийцев.
   Мальтийцы - это африканцы. В портах их суда  можно  узнать  по  пестрой
расцветке; по  крутым  улицам  их  экипажи  несутся  с  головокружительной
быстротой; на базарах, среди оглушительного гама,  они  торгуют  фруктами,
овощами, мясом и рыбой, осенив свой товар ярко раскрашенным образком.  Все
мужчины кажутся на  одно  лицо  -  загорелые,  черноволосые,  курчавые,  с
горящими глазами, приземистые и коренастые. Что  же  касается  женщин,  то
можно об заклад побиться, что все они - из  одной  семьи:  у  них  большие
глаза с длинными ресницами, темные волосы, прелестные руки, стройные ноги,
гибкий стан, и они не лишены известной томности; кожа у  них  ослепительно
белая, - они не  загорают  благодаря  "фальцетте"  -  своеобразной  черной
накидке, напоминающей тунисскую; такую накидку  носят  на  Мальте  женщины
всех классов, и она одновременно служит им и головным убором, и шарфом,  и
даже веером.
   Мальтийцы - прирожденные купцы. Их встретишь во всех окрестных торговых
портах, на всех рынках. Они трудолюбивы, искусны  в  ремеслах,  бережливы,
нетребовательны, но вспыльчивы, мстительны, ревнивы; конечно, легче  всего
изучить нравы простонародья. Говорят мальтийцы  на  своеобразном  наречии,
основу которого составляет арабский язык, так как после падения  Восточной
Римской империи остров был завоеван арабами;  язык  мальтийцев  отличается
остротой, живостью,  красочностью,  богат  метафорами  и  образами.  Когда
мальтийцев удается приручить, они становятся хорошими моряками, и все  они
бесстрашные рыбаки, ибо вследствие частых штормов свыклись с опасностями.
   Здесь-то и рыбачил теперь Луиджи, причем проявлял такую отвагу,  словно
был коренным мальтийцем. Здесь он  и  жил  уже  лет  пятнадцать  со  своей
сестрой Марией Феррато.
   Вокруг Ла-Валлетты по берегам бухты  Марсашлокк  и  Карантинной  гавани
расположено  не  менее  шести  городков.   Флориана,   Сенглеа,   Коспика,
Витториоса, Слиема, Мизида - это не  пригороды,  не  местечки,  населенные
беднотой, а настоящие городки с роскошными жилищами, особняками, церквами.
Столица насчитывает двадцать  пять  тысяч  жителей  и  украшена  дворцами,
которые  скромно  именуются  гостиницами,  -  их   пять:   Провансальская,
Кастильская, Оверньская, Итальянская и Французская.
   Брат и сестра жили в Ла-Валлетте, вернее,  под  Ла-Валлеттой,  ибо  они
приютились в своего рода подъемном квартале,  именуемом  Мандераджо,  куда
можно  проникнуть  с  улицы  Сан-Марко.  Там  они  нашли  жилище  себе  по
средствам; в это подземелье и провел Луиджи доктора Антекирта.
   С   трудом   отбившись   от    осаждавших    их    со    всех    сторон
лодочников-мальтийцев, Луиджи, доктор и Петер  высадились  на  набережную.
Они прошли Морские ворота, оставив позади столицу Мальты, над  которой  не
смолкает оглушительный перезвон колоколов. Миновав крепостное укрепление с
двойными  казематами,  они  вскарабкались   по   крутому   склону,   затем
направились  по  узкой  уличке-лестнице,   по   обеим   сторонам   которой
выстроились высокие дома с  зелеными  балкончиками  и  нишами,  где  горят
лампады. Наконец они вышли с  собору  св.Иоанна,  вокруг  которого  роился
шумный люд.
   Добравшись до вершины холма, который приблизительно  такой  же  высоты,
как и собор, доктор и его друзья вновь  стали  спускаться,  направляясь  к
Карантинной гавани; на улице Сан-Марко они остановились  перед  лестницей,
уходившей вправо, в глубь города.
   Квартал Мандераджо подступает к самым городским стенам;  в  его  тесные
улички никогда не заглядывает солнце: в высоких  желтоватых  стенах  домов
кое-как пробиты оконца, некоторые из них с решетками.  На  каждом  шагу  -
лестницы,  спускающиеся  во   дворы,   похожие   на   клоаки;   низенькие,
заплесневевшие, грязные двери, размытые канавки, темные переходы, даже  не
заслуживающие  названия  переулка.  У  всех  дверей,  у  всех  окошек,  на
перекошенных площадочках, на покосившихся ступеньках копошатся страшные на
вид существа - старухи, похожие на колдуний, молодые  женщины,  бледные  и
чахлые от недостатка воздуха, растрепанные девочки, полуголые,  худосочные
мальчишки, валяющиеся в грязи, нищие со всевозможными увечьями  и  язвами,
приносящими им немалый  доход,  мужчины  -  носильщики  или  рыбаки  -  со
зверскими лицами, готовые на любое злодеяние; кое-где в  толпе  попадается
флегматичный полицейский, уже присмотревшийся к диковинному населению,  не
только освоившийся, но даже сроднившийся с этим сбродом! Словом,  истинный
Двор Чудес [площадь в средневековом Париже, где происходили сборища нищих;
"Двор Чудес" описан в романе Виктора Гюго "Собор  Парижской  богоматери"],
но перенесенный в еще более причудливую обстановку. Улички этого  квартала
тянутся до Карантинной гавани, а решетчатые окошечки его  последних  лачуг
зарываются  в  землю,  находятся  на  уровне  мостовой  и  выглядывают  на
набережную, где все  залито  ярким  солнцем  и  где  веет  свежий  морской
ветерок.
   В одном из этих домов, на верхнем этаже, жили Мария и Луиджи Феррато. У
них было всего две комнаты. Доктора поразила бедность  и  в  то  же  время
чистота этого у