проснется!.. А теперь, Луиджи, прикажите  сниматься
с якоря, и в путь!
   Пары уже были подняты, приготовления к  отплытию  быстро  закончили,  и
через несколько минут "Феррато" вышел в  открытое  море  и  взял  курс  на
остров Антекирту.



3. СЕМНАДЦАТЬ РАЗ

   - Семнадцать раз?..
   - Семнадцать!
   - Да, да! Красное вышло семнадцать раз подряд!
   - Возможно ли?
   - Возможно или нет, но это так!
   - Неужели игроки все время упорно ставили на черное?
   - Банк выиграл более девятисот тысяч франков.
   - Семнадцать раз!.. Семнадцать раз!..
   - В рулетку или в "тридцать и сорок"?
   - В "тридцать и сорок"!
   - Этого не бывало целых пятнадцать лет!
   -  Пятнадцать  лет,  три  месяца  и  две  недели!  -  холодно   заметил
завсегдатай  рулетки,   принадлежавший   к   почтенной   категории   дотла
разорившихся игроков. - И вот что любопытно, сударь, то же самое случилось
в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году... в разгар  лета.  Мне  ли  не
помнить этого дня!
   Такие восклицания раздавались в  холле  и  даже  под  колоннадой  Клуба
иностранцев в Монте-Карло вечером третьего  октября,  ровно  через  неделю
после исчезновения Карпены с сеутской каторги.
   В толпе игроков стоял гул восторженных голосов. Мужчины и женщины  всех
национальностей,  старые  и  молодые,  богатые  и  бедные,   готовы   были
чествовать "красное", как лошадь, взявшую первый приз на скачках в Лоншане
или  Эпсоме!  Поистине  "серия  семнадцати"  приобрела  в   глазах   этого
разношерстного сброда, ежедневно пополняемого новоприбывшими из Старого  и
Нового  Света,  значение  крупного  политического   события,   нарушившего
равновесие Европы.
   Выигрыш  "красного"  при  совершенно  непонятном   упрямстве   игроков,
по-видимому, многим принес разорение, ибо сумма, полученная  банком,  была
весьма значительна. "Около  миллиона",  -  перешептывались  в  толпе.  Это
объяснялось тем, что почти все игроки упорствовали в  борьбе  с  неудачей,
продолжая ставить на "черное".
   Двое иностранцев отдали исключительную дань тому, что  рыцари  зеленого
стола называют "невезением". Первый казался спокойным и  сдержанным,  хотя
его побледневшее лицо хранило следы пережитых волнений, у второго был  вид
безумца или самоубийцы: растрепанные волосы, перекошенное лицо, блуждающий
взгляд. Они сошли со ступеней колоннады, направились в сторону  тира,  где
стреляют по голубям, и скоро исчезли в темноте.
   - Эта проклятая серия обошлась нам более четырехсот  тысяч  франков!  -
воскликнул старший из игроков.
   - Точнее четыреста тринадцать тысяч! - поправил младший тоном  кассира,
подсчитывающего крупную сумму.
   - И теперь у меня осталось каких-нибудь двести тысяч  франков...  да  и
того меньше! - продолжал первый игрок.
   - Всего-навсего сто девяносто семь, -  уточнил  второй  с  невозмутимым
спокойствием.
   - Да!.. И это из двух миллионов, которые у меня были,  когда  вы  силой
увлекли меня за собой!
   - Из одного миллиона семисот семидесяти пяти тысяч франков!
   - И это за какие-нибудь два месяца...
   - За один месяц и шестнадцать дней!
   - Саркани!.. - воскликнул старший из игроков,  выведенный  из  терпения
хладнокровием спутника и его насмешливой манерой уточнять цифры.
   - В чем дело, Силас?
   Действительно, этот разговор  происходил  между  Силасом  Торонталем  и
Саркани. Со времени своего  отъезда  из  Рагузы,  три  месяца  назад,  оба
сообщника  дошли  почти  до  полного  разорения.  Промотав   все   деньги,
полученные им в награду за подлость, Саркани приехал за Силасом Торонталем
в Рагузу. Затем они покинули город вместе с Савой.  Под  влиянием  Саркани
Силас Торонталь увлекся игрой и с головой ушел в развлечения, что в скором
времени пагубно отразилось на его громадном  состоянии.  Впрочем,  Саркани
нетрудно было превратить  сообщника  в  отчаянного  игрока  -  завсегдатая
клубов, а затем и притонов, так как бывший банкир, авантюрист  по  натуре,
не  раз  рисковал  своим  положением,  участвуя  в  различных   финансовых
операциях, где все зависело от случая.
   Да и мог ли сопротивляться Силас Торонталь? Не находился ли он  всецело
во власти бывшего  триполитанского  маклера?  А  когда  у  банкира  бывали
вспышки  гнева,  Саркани  властно,  неумолимо  подавлял  их;  к  тому   же
незадачливый игрок так низко пал, что уже не имел сил  подняться.  Саркани
больше не беспокоили попытки сообщника стряхнуть с себя ненавистное иго, и
со свойственной ему резкостью и железной логикой он тут же  ставил  Силаса
Торонталя на место.
   Покинув Рагузу при обстоятельствах, о  которых  читатели,  конечно,  не
забыли, сообщники первым делом постарались спрятать Саву в надежном  месте
и поручили Намир сторожить ее. Теперь, когда Сава находилась в Тетуане, на
окраине марокканских владений, разыскать ее было бы трудно, пожалуй,  даже
невозможно. Безжалостная наперсница  Саркани  обязалась  побороть  твердую
решимость девушки и вырвать у нее согласие на брак с ним. До сих пор  Сава
упорно противилась этому браку: она испытывала непреодолимое отвращение  к
Саркани и никак не могла забыть Петера. Но надолго ли хватит у нее сил?
   Между тем Саркани увлек  своего  спутника  в  водоворот  игры,  хоть  и
оставил там все свое состояние. Силас Торонталь всюду покорно следовал  за
Саркани, они побывали во Франции, в Италии, в Германии,  во  всех  крупных
городах, где процветают азартные игры, на бирже, на скачках,  в  столичных
клубах, на минеральных водах, на морских курортах, и вскоре  от  огромного
состояния  банкира  осталось  лишь  несколько  сот  тысяч  франков.  Силас
Торонталь рисковал собственными деньгами, Саркани - деньгами сообщника,  и
они еще быстрее катились по наклонной  плоскости,  приближаясь  к  полному
разорению. К тому же партнеры явно оказались в полосе "невезения"  (слово,
которым игроки обозначают собственную чудовищную глупость), и, несмотря на
все их старания, счастье так и не поворачивалось  к  ним  лицом.  В  конце
концов они проиграли большую часть миллионов, полученных за  предательство
графа Матиаса Шандора. Пришлось пустить в  продажу  особняк  Торонталя  на
улице Страдоне в Рагузе.
   Устав от сомнительных притонов, где традиционный выкрик  крупье:  "Игра
назначена" - звучит  на  греческом  языке,  сообщники  решились,  наконец,
поискать счастья в более "честных" играх - рулетке и "тридцать  и  сорок".
Если они опять проиграют, то теперь придется пенять лишь на себя и на свое
упорство в борьбе против злой судьбы"
   Вот почему оба партнера уже три недели подвизались в  Монте-Карло,  где
целыми днями просиживали у игорных столов. Они  прибегали  к  различным  и
всегда неудачным  ходам,  увеличивали  в  определенной  пропорции  ставки,
наблюдали за вращением колеса рулетки, когда в конце  вечера  рука  крупье
начинает дрожать от усталости, ставили деньги на  максимальное  количество
номеров, которые  так  и  не  выходили,  прибегали  к  простым  и  сложным
комбинациям, прислушивались к советам промотавших свое состояние  игроков,
этих глубоких знатоков рулетки, - словом, пользовались  всякими  дурацкими
системами и талисманами, вера в которые превращает игрока в  ребенка,  еще
не  научившегося  рассуждать,  или  в  идиота,  навсегда  потерявшего  эту
способность. И хотя бы игроки  рисковали  только  деньгами!  Но  нет,  они
растрачивают свои душевные силы, изобретая нелепые  комбинации,  и  роняют
собственное  достоинство,  поневоле  вращаясь  в   сомнительном   обществе
посетителей казино.
   После этого вечера, увековеченного в летописях Монте-Карло,  когда  оба
игрока  упорно  боролись  против   "красного",   семнадцать   раз   подряд
выходившего в "тридцать и сорок",  у  них  осталось  менее  двухсот  тысяч
франков. Если так будет продолжаться, им вскоре грозит нищета.
   Правда, сообщники дошли почти до полного разорения, но еще не  потеряли
рассудка. Пока они беседовали  на  террасе,  по  саду  мимо  них  пробежал
отчаявшийся игрок, дико вопя:
   - Оно все вертится!.. Вертится!
   Бедняга воображал, что поставил деньги на счастливый  номер,  а  колесо
рулетки никак не может остановиться в своем фантастическом движении  и  не
остановится до скончания веков!.. Эта мысль и свела его с ума.
   - Ну как, успокоились вы, наконец,  Силас?  -  спросил  Саркани  своего
спутника, который никак не мог прийти в себя. -  Ну  разве  не  поучителен
пример этого безумца? Никогда не следует терять  голову!..  Мы  проиграли,
это правда, но счастье вернется, оно должно  вернуться,  даже  без  всяких
усилий с нашей стороны!.. Только не надо бороться  против  неудачи!..  Это
опасно, да и бесполезно!.. Если нам не везет, поправить дело все равно  не
удастся, но зато, стоит улыбнуться счастью, и его уже  ничто  не  спугнет!
Подождем, пока оно вернется, и тогда смело продолжим игру!
   Слушал ли Силас Торонталь эти советы, нелепые, как и все советы,  какие
даются в азартной игре? Нет, не слушал. Он был слишком  подавлен  и  думал
только об одном: надо вырваться из-под власти  Саркани  и  бежать,  бежать
возможно дальше, чтобы уйти  от  своего  прошлого!  Но  решимость  недолго
владела душой этого опустившегося и слабого человека. К тому  же  сообщник
неусыпно следил за ним. Прежде чем бросить Торонталя на  произвол  судьбы,
Саркани должен был жениться  на  Саве.  Потом  он  отделается  от  бывшего
банкира, забудет о нем, более того - даже никогда не  вспомнит,  что  этот
слабовольный человек жил на свете и что их связывали когда-то деловые узы!
"А до тех пор он не выпустит Торонталя из рук!
   - Послушайте, Силас, - заговорил опять  Саркани,  -  нам  чертовски  не
везло сегодня, и  счастье  непременно  должно  вернуться!..  Вот  увидите,
завтра оно нам улыбнется!
   - А если я потеряю последнее, что у меня  осталось?  -  возразил  Силас
Торонталь, тщетно боровшийся с желанием последовать этим пагубным советам.
   - У нас еще есть Сава Торонталь!  -  горячо  возразил  Саркани.  -  Это
главный козырь в нашей игре, и такой, который никогда не будет бит!
   - Да, завтра!.. Завтра!.. - пробормотал банкир, который находился в том
состоянии, когда игрок готов рискнуть собственной головой.
   Оба  сообщника  вернулись  в  отель,  стоявший   на   полдороге   между
Монте-Карло и Кондамином.
   Монакский порт, ограниченный с одной стороны мысом Фочинана, а с другой
- фортом Антония, представляет собой бухту,  открытую  северо-восточным  и
юго-восточным ветрам. В глубине бухты на плоскогорье  раскинулась  столица
Монакского государства, а на возвышенности, у подножия  великолепной  горы
Ажель, расположились отели, виллы и знаменитый игорный дом. С вершины этой
горы,  в  тысячу  сто  метров  высотой,  открывается   чудесная   панорама
лигурийского   побережья.   Миниатюрная   столица   Монако,   в    которой
насчитывается  тысяча   двести   жителей,   напоминает   дорогой   сервиз,
расставленный на плоском, похожем на стол, монакском утесе, с трех  сторон
омываемом морем. Дома ее утопают  в  зелени  пальм,  эвкалиптов,  фиговых,
гранатовых, апельсиновых, лимонных и мастиковых деревьев,  прячутся  среди
древовидных  кустов  герани,  алоэ,   мирт   и   клещевины,   растущих   в
живописнейшем беспорядке.
   По другую сторону бухты, как  раз  напротив  монакской  столицы,  стоит
Монте-Карло, привлекая взор причудливым нагромождением домов, выросших  на
каждом пригорке, лабиринтом узких, крутых, зигзагообразных уличек, которые
карабкаются до горной дороги Корниш, пестрыми квадратами садов  и  парков,
где круглый год благоухают цветы, кокетливыми коттеджами и  виллами  самой
разнообразной  архитектуры,  спускающимися  к   прозрачным   водам   этого
средиземноморского залива.
   Между Монако и Монте-Карло в глубине бухты  приютился  третий  город  -
Кондамин, он начинается у самого берега  и  тянется  до  конца  извилистой
долины, рассекающей горную цепь.
   Вправо высится величественная вершина, прозванная "Собачьей головой"  -
название вполне оправданное, если смотреть на нее со стороны моря. На этой
горе, высотой в пятьсот сорок  два  метра,  в  наши  дни  стоит  крепость,
которая по праву считает себя  неприступной  и  имеет  честь  принадлежать
Франции. Здесь проходит граница монакских владений.
   Из Кондамина в Монте-Карло экипажи поднимаются по превосходной  пологой
дороге, вдоль которой выстроились частные дома и отели; в одном из  них  и
остановился Саркани с Силасом Торонталем. Из их окон открывался прекрасный
вид на Кондамин, Монако и "Собачью голову", напоминающую сфинкса ливийской
пустыни, о чем-то вопрошающего волны Средиземного моря.
   Саркани и Силас Торонталь удалились  каждый  в  свою  комнату  и  стали
обдумывать случившееся.  Неужели  судьба,  приковавшая  их  друг  к  другу
пятнадцать лет тому назад, теперь разъединит их?
   Войдя к себе в спальню, Саркани заметил прежде всего письмо из  Тетуана
и тут же разорвал конверт.
   Письмо было от Намир. Она сообщала вкратце важные новости: во-первых, о
смерти Карпены, утонувшего при довольно странных обстоятельствах в  гавани
Сеуты,  а  во-вторых,  о  появлении  доктора  Антекирта  на   марокканском
побережье, о его встречах с испанцем и почти мгновенном исчезновении.
   Прочитав эти строки, Саркани распахнул окно. Опершись на подоконник, он
стал размышлять, смотря вдаль невидящим взглядом.
   "Карпена утонул?.. Это как нельзя  более  кстати!..  Теперь  все  тайны
погребены вместе с ним!.. В этом отношении  я  спокоен!  Опасаться  больше
нечего!"
   Затем он перешел ко второй части письма:
   "Появление доктора Антекирта в Сеуте -  вещь  неприятная.  Что  это  за
человек? Мне в сущности нет до него дела, но с некоторых пор он становится
мне поперек дороги. В Рагузе -  его  сношения  с  семейством  Батори!..  В
Катании  -  западня,  которую  он  поставил  Зироне!..  В  Сеуте   -   его
вмешательство, стоившее жизни Карпене!.. От Сеуты недалеко и  до  Тетуана,
но вряд ли он туда отправился и открыл убежище Савы! Для меня это  был  бы
ужасный удар, и мы еще от него не  застрахованы...  Посмотрим,  нельзя  ли
что-нибудь предпринять теперь же, не мешкая! Скоро секта  сенуситов  будет
хозяйничать во всей Киренаике. Ее приверженцам надо лишь переплыть  залив,
чтобы напасть на остров Антекирту!.. А что, если  их  подстрекнуть?..  Мне
это ничего не стоит..."
   Очевидно, на горизонте Саркани было немало черных туч. Он шаг за  шагом
подвигался к своей мрачной цели, и  вот  она  уже  близка,  до  нее  рукой
подать, но  именно  в  этих  условиях  малейший  камень  преткновения  мог
повергнуть наземь негодяя, и у вето,  возможно,  уже  не  хватило  бы  сил
подняться. Между тем Саркани беспокоило не только вмешательство в его дела
доктора Антекирта, но и теперешнее положение Силаса Торонталя.
   "Да, - размышлял он, - мы с ним приперты к стене. Завтра мы поставим на
карту все, что у нас осталось... Мы  сорвем  банк,  или  сами  взлетим  на
воздух!.. Если бы я разорился один, то сумел бы вновь подняться  на  ноги!
Но Силас - другое дело! Он станет опасен, когда  разорится,  может  выдать
меня, раскрыть тайну, на которой зиждется все мое будущее! До сих  пор  он
был в моей власти, теперь роли могут перемениться!"
   Саркани правильно  оценивал  создавшееся  положение.  Ему  была  хорошо
известна моральная неустойчивость  сообщника.  Он  сам  давал  ему  прежде
советы: Силас Торонталь не преминет ими  воспользоваться,  когда  ему  уже
нечего будет терять.
   "Что делать?" - спрашивал себя Саркани и, углубившись в размышления, не
видел того, что происходило у входа в монакскую гавань, недалеко от отеля.
   На расстоянии  полукабельтова  от  берега  по  морю  скользило  длинное
веретенообразное судно без трубы и мачты, корпус которого выступал из воды
на два-три фута. Приблизившись к мысу Фочинана, а именно к тому месту, над
которым расположена  площадка,  где  посетители  Монте-Карло  стреляют  по
голубям, судно бросило  якорь  в  спокойных  водах  бухты,  защищенной  от
морского прибоя. Тогда  от  его  борта  отделился  легкий  стальной  ялик,
который до сих пор в темноте сливался с кораблем. В ялике находилось  трое
людей. Несколько взмахов весел, и они пристали к  маленькому  пляжу,  двое
спрыгнули на берег, а третий вернулся в ялике на  корабль.  Вслед  за  тем
таинственное судно  бесследно  исчезло  во  мраке;  ничто  не  выдало  его
присутствия в этих водах - ни вспышка света, ни шум.
   Двое людей,  сошедших  на  берег,  пересекли  пляж,  направились  вдоль
прибрежных скал в сторону железнодорожной станции и стали  подниматься  по
авеню Спелюг, огибающему парк Монте-Карло.
   Саркани ничего не заметил. В эту  минуту  он  мысленно  был  далеко  от
Монако, в Тетуане... Но он видел себя там не  одного:  сообщник  принужден
был последовать за ним.
   "Неужели Силас возьмет верх надо мной!.. -  повторял  он.  -  Ведь  ему
достаточно одного слова, чтобы помешать мне достигнуть цели!.. Нет,  этому
не бывать никогда!.. Если завтра рулетка не вернет нам всего, что  отняла,
я заставлю его последовать за мной... Да!.. Мы вместе поедем в  Тетуан,  а
там, на марокканской земле, кто станет беспокоиться об исчезновении Силаса
Торонталя!"
   Как  известно,  Саркани  был  не  робкого  десятка.  Он,  конечно,   не
остановится перед новым преступлением,  особенно  если  совершить  его  не
составит труда, ведь все будет благоприятствовать негодяю: обстоятельства,
отдаленность страны, дикость ее населения и невозможность найти виновного.
   Выработав план действий, Саркани закрыл окно, лег в постель и тотчас же
уснул сном человека, которому неведомы угрызения совести.
   Иначе чувствовал себя Силас Торонталь. Банкир провел ужасную ночь.  Что
осталось от его  былого  состояния?  Каких-нибудь  двести  тысяч  франков,
уцелевших от игры, да и те уже не принадлежат ему! Завтра он все  поставит
на карту! Этого хотел его сообщник, этого хотел он сам. Разум его ослабел,
Торонталь устал от фантастических расчетов и потерял способность  спокойно
и трезво рассуждать. Банкир уже не мог - по крайней мере в  эту  минуту  -
осознать свое положение, как это сделал Саркани. Он не понимал,  что  роли
переменились и теперь тот, кто так долго властвовал над ним, сам находится
у него  в  руках.  Он  предвидел  неминуемое  разорение  и  думал  лишь  о
завтрашнем дне. Да, завтра он либо разбогатеет, либо впадет в нищету.
   Так провели эту ночь Саркани и  Торонталь.  Если  один  крепко  проспал
несколько часов, то другой промучился до утра, борясь с бессонницей.
   На другой день,  около  десяти  часов  утра,  Саркани  зашел  к  Силасу
Торонталю. Банкир сидел за столом и упрямо исписывал цифрами  и  формулами
страницы своей записной книжки.
   - Ну как, Силас, - спросил его Саркани беззаботным тоном  человека,  не
придающего значения превратностям судьбы, - чему вы отдали предпочтение во
сне - красному или черному?
   - Я не спал ни одной минуты! Даже глаз не сомкнул! - ответил банкир.
   - Тем хуже, Силас, тем хуже для вас!.. Сегодня мы должны держать себя в
руках, и несколько часов отдыха вам бы не  помешали!  Взгляните  на  меня!
Спал я немного и все же чувствую себя достаточно бодро, чтобы сразиться  с
фортуной. Ведь что там ни говори, а  фортуна  -  женщина  и  любит  людей,
способных властвовать над ней!
   - Однако она нам изменила!
   - Ба!.. Простой каприз!.. Каприз пройдет, и фортуна улыбнется нам!
   Силас Торонталь ничего не ответил. Да и слышал ли он  то,  что  говорил
Саркани? Во всяком случае, он не отрывал глаз от листка  записной  книжки,
покрытого никому не нужными формулами.
   - Что вы тут пишете? - спросил Саркани. - Что это, выкладки,  ставки?..
Черт  возьми!..  Вы,  право  же,  больны,  дорогой  Силас!..   Случай   не
подчиняется расчетам, а ведь только случай решит сегодня нашу судьбу!
   - Вы правы! - ответил Силас Торонталь, пряча записную книжку.
   - В этом нет никакого  сомнения,  Силас!..  Я  знаю  способ  руководить
случаем,  -  добав