дой  лейтенанта  окружил
карету, и через десять минут  она  уже  выехала  за  город.  А  Борик  был
немедленно отправлен в триестскую тюрьму и посажен в одиночную камеру.
   Куда же везли арестованных? В какую крепость  собиралось  заключить  их
австрийское  правительство,  по-видимому,  считавшее   триестскую   тюрьму
недостаточно надежной? Вот что очень хотелось бы узнать  графу  Шандору  и
его друзьям, но их попытки ни к чему не привели.
   Стояла темная ночь. Фонари кареты освещали лишь кусок  дороги  и  спины
скакавших впереди жандармов. Лошади мчались во весь опор.  Матиас  Шандор,
Иштван Батори и Ладислав  Затмар  молча,  и  неподвижно  сидели  по  углам
кареты. Молчал и Саркани, не пытаясь протестовать против своего ареста или
хотя бы выяснить его причину.
   Выехав  из  Триеста,  почтовая  карета  свернула  в  сторону  и   снова
приблизилась к берегу моря. Сквозь  стук  копыт  и  бряцание  сабель  граф
Шандор слышал отдаленный гул прибоя. Во мраке мелькнули несколько огоньков
и  через  минуту  исчезли.  Карета  пронеслась,  не  останавливаясь,  мимо
маленького городка Муджа. Затем графу Шандору показалось, что дорога снова
удаляется от моря.
   Около  одиннадцати,  часов  вечера  они  остановились,  чтобы   сменить
лошадей. Почтовой станции здесь  не  было,  только  небольшая  ферма,  где
лошади уже стояли наготове. По-видимому, жандармы  не  хотели  заезжать  в
Капо д'Истрия.
   Карета снова двинулась в путь. Теперь они  ехали  среди  виноградников;
лозы свисали фестонами с тутовых деревьев, окаймлявших  дорогу;  местность
была ровная, и лошади неслись вскачь. Стояла непроглядная тьма:  все  небо
заволокли  густые  облака,  принесенные  сильным  юго-восточным  ветром  -
сирокко. Хотя окна кареты иногда открывали, чтобы впустить немного свежего
воздуха, - в Истрии летние ночи очень жарки, - даже вблизи  ничего  нельзя
было разглядеть. Как ни напрягали зрение граф Шандор и его друзья, пытаясь
примечать в пути каждую мелочь, как ни  старались  определить  направление
ветра и сообразить, сколько времени они уже в пути,  им  не  удалось  даже
понять, в  какую  сторону  они  едут.  По-видимому,  власти  решили  вести
следствие в строжайшей тайне и в месте никому не известном.
   Около двух часов ночи вновь сменили лошадей. Как и в первый раз, на это
ушло не больше пяти минут.
   Графу Шандору показалось, что он смутно видит очертания домов,  стоящих
у дороги, должно быть на окраине какого-то  города.  Это  был  город  Буг,
районный центр, расположенный в двадцати милях к югу от Муджа.
   Как только запрягли лошадей,  жандармский  лейтенант  шепнул  несколько
слов кучеру, и карета помчалась дальше.
   Около половины  четвертого  должен  был  начаться  рассвет.  Через  час
пленники могли бы определить по солнцу, в каком направлении они двигаются,
хотя бы узнать, едут ли на север или на юг от  Триеста.  Но  тут  жандармы
захлопнули ставни на окнах кареты, и пассажиры продолжали  путь  в  полной
темноте.
   Никто из них не произнес ни слова. Они звали, что от  жандармов  ничего
не добьешься. Лучше всего набраться терпения и ждать.
   Прошел час, а может быть, и два,  -  путникам  трудно  было  определить
время, - когда карета остановилась последний раз  в  городке  Визинаде  и,
быстро сменив лошадей, покатила дальше.
   Путники заметили, что теперь карета поднимается в гору. Слышались крики
кучера, подгонявшего  лошадей,  щелканье  бича  и  стук  подков  о  крутую
каменистую  дорогу  в  какой-то  гористой   местности.   Кругом   уступами
вздымались холмы,  покрытые  сероватыми  лесами,  закрывая  далекую  линию
горизонта. Несколько  раз  до  пленников  доносились  звуки  свирели,  это
пастухи перегоняли стада черных коз, наигрывая причудливые мелодии; но  по
этим признакам пленники не могли догадаться, где проезжают, а  видеть  они
по-прежнему ничего не могли.
   Было, наверно, часов девять утра, когда они почувствовала,  что  дорога
изменилась. Ошибиться было невозможно: подъем кончился; преодолев какой-то
перевал, они быстро покатили под гору. Лошади неслись с  такой  быстротой,
что приходилось несколько раз притормаживать колеса кареты.
   Действительно, в этих  местах  дорога  сначала  извивается,  поднимаясь
среди холмов, над которыми господствует гора Маджоре, а  затем  начинается
спуск к городу Пизино. Хотя этот город и расположен на плоскогорье  высоко
над уровнем моря, но если смотреть на него с близлежащих холмов,  кажется,
что он спрятался в глубокой долине. Еще задолго до въезда  в  город  вдали
показывается  колоколенка,  возвышаясь  над  живописными  группами  домов,
карабкающихся по уступам горного склона.
   Пизино - главный город округа, насчитывающего около двадцати пяти тысяч
жителей. Он находится почти в центре треугольного полуострова, и в него со
всех сторон  стекаются  представители  различных  славянских  народностей,
морлаки и даже цыгане, особенно во время ярмарок, когда  тут  идет  бойкая
торговля.
   Древняя столица  Истрии  до  сих  пор  сохранила  средневековый  облик;
особенно характерна старинная  крепость,  которая  возвышается  над  более
современными  зданиями,  где   помещаются   австрийские   административные
учреждения.
   Девятого  июня,  около  десяти  часов  утра,  почтовая  карета,   после
пятнадцатичасового пути, въехала во двор  этой  крепости  и  остановилась.
Граф Шандор, его товарищи и Саркани вышли из кареты. Через несколько минут
арестованных заперли в  отдельных  камерах  с  низкими  сводами,  куда  их
провели по лестнице, насчитывавшей не менее пятидесяти ступеней.
   Заговорщиков ждало строгое одиночное заключение.
   В дороге они не могли общаться друг с другом  и  не  успели  обменяться
мыслями, но всех мучил один и тот же вопрос. Как удалось полиции  раскрыть
заговор? Случайно ли она напала на его след? Ведь были  приняты  все  меры
предосторожности! Между Триестом и городами Венгрии и Трансильвании  давно
не велось никакой переписки. Неужели их предали? Но в таком случае кто  же
предатель? Они никому не вверяли своей тайны.  Ни  одно  письмо  не  могло
попасть в руки шпиона. Все бумаги тотчас же уничтожались.  Сколько  бы  ни
рылись во всех углах дома на улице Акведотто,  там  все  равно  ничего  не
могли бы найти! Впрочем,  так  оно  и  было.  Полиции  ничего  не  удалось
обнаружить, кроме сетки, которую граф Затмар не уничтожил, считая, что она
еще  может  ему  понадобиться.  И,  к  несчастью,   эта   сетка   послужит
вещественным  доказательством,  ведь  нельзя  будет   отрицать,   что   ею
пользовались для шифрованной переписки.
   В действительности (этого заключенные еще не знали) все обвинение  было
построено  на  копии  записки,  которую  Саркани  с  Торонталем   передали
губернатору Триеста, расшифровав ее текст. Но,  к  несчастью,  этого  было
достаточно, чтобы обвинить заговорщиков в государственной измене.  За  это
графа Шандора и его друзей  могли  посадить  на  скамью  подсудимых  перед
военным судом, который выносит самые суровые приговоры.
   И все это было делом рук предателя, а он находился  тут  же  рядом.  Ни
слова не говоря, он дал себя арестовать и спокойно дожидался суда, и  даже
осуждения, не сомневаясь, что в свое время будет выпущен; таким образом он
отводил от себя все  подозрения.  Саркани  вел  эту  игру  хладнокровно  и
уверенно, как и все свои темные дела.
   К тому же граф  Шандор,  обманутый  этим  негодяем  (как  было  ему  не
поверить?), твердо решил сделать все, что  в  его  силах,  чтобы  снять  с
Саркани обвинение. Нетрудно доказать, думал граф, что Саркани не  был  его
сообщником, что это просто счетовод, совсем  недавно  появившийся  в  доме
Ладислава Затмара и  занятый  лишь  частными  делами  графа,  не  имеющими
никакого отношения к заговору. Если понадобится, граф призовет в свидетели
банкира Силаса Торонталя, чтобы доказать невиновность молодого  счетовода.
Он не сомневался, что в конце концов Саркани будет оправдан,  как  человек
непричастный  к  этому  делу,  если  полиции  вообще  удастся   состряпать
какое-нибудь дело, в чем он далеко не был уверен.
   Австрийское правительство не могло знать, что заговор раскинул сети  за
пределами Триеста. Имена других заговорщиков  в  Венгрии  и  Трансильвании
были ему неизвестны. Полиция не могла напасть на их след.  Матиас  Шандор,
Ладислав Затмар и Иштван Батори были совершенно  спокойны  на  этот  счет.
Поэтому  они  решили  все  отрицать,  но   если   им   будут   предъявлены
неопровержимые вещественные доказательства,  то  они  готовы  пожертвовать
жизнью.  Наступит  день,  когда  на  смену  им  явятся  новые   борцы   за
независимость.  Другие  вожди  продолжат  их  дело.  А  если  их  признают
виновными, они заявят во всеуслышание, на что надеялись и какова  была  их
цель; рано или поздно эта  цель  будет  достигнута.  Они  даже  не  станут
защищаться и с честью падут за родину.
   Граф Шандор и его друзья не ошиблись: полиция почти ничего не знала  об
этом деле. Она пыталась отыскать нити заговора в Буде, Пеште, Клаузенбурге
и  других  городах,  где  по  сигналу  из  Триеста  должно  было  начаться
восстание, но там ничего не удалось обнаружить. Вот  почему  правительство
окружило такой тайной арест заговорщиков в Триесте. Заключив  арестованных
в Пизинскую крепость и стараясь, чтобы дело не получило огласки,  пока  не
будут выяснены все обстоятельства, власти  надеялись,  что  тем  или  иным
путем им удастся  разыскать  автора  зашифрованной  записки,  посланной  в
столицу Иллирии неизвестно откуда.
   Но их надежды не оправдались. Ожидаемый сигнал не был, да и не мог быть
подан. Движение замерло, и заговорщики на время притаились.  Правительству
пришлось ограничиться привлечением к  суду  только  графа  Шандора  и  его
сообщников по обвинению в государственной измене.
   Однако  потребовалось  несколько  дней  для  предварительных  розысков.
Поэтому следствие по делу началось только 20 июня, тогда  же  состоялся  и
первый допрос обвиняемых. Им даже не дали  очной  ставки,  и  они  впервые
встретились лишь в зале суда.
   По  распоряжению  правительства  триестские  заговорщики  должны   были
предстать перед военным трибуналом. Известно, как спешно ведется следствие
по делам, которые рассматриваются на чрезвычайных заседаниях такого  суда,
как быстро проходят прения и приводится в исполнение приговор.
   И на этот раз все происходило именно так.
   Двадцать  пятого  июня  военный  трибунал  собрался  в  сводчатом  зале
Пизинской крепости, и в тот же день обвиняемые предстали перед судом.
   Нельзя было ожидать  ни  долгих  и  оживленных  прений,  ни  каких-либо
непредвиденных осложнений.
   Заседание суда началось в девять часов утра. Граф Шандор, граф  Затмар,
профессор Батори и  Саркани  увиделись  впервые  после  ареста  на  скамье
подсудимых. Граф Шандор и его друзья обменялись крепким рукопожатием,  как
бы скрепляя свой союз. Легким кивком Ладислав Затмар и Иштван Батори  дали
донять графу Шандору, что они предоставляют  ему  говорить  за  них  перед
судом. Ни один не захотел поручать свое дело защитнику. Они  одобряли  все
действия графа Шандора и были уверены, что на суде он сумеет  постоять  за
всех.
   Заседание суда проводилось открыто, то есть двери зала  заседаний  были
открыты. Однако в зале почти никого не было, так как дело велось втайне  и
никто о нем не  знал.  Собралось  не  больше  двадцати  человек  из  числа
служителей тюрьмы.
   Прежде всего установили личность обвиняемых. Потом граф Шандор  спросил
председателя суда, куда их привезли и где происходит  суд;  однако  он  не
получил ответа на свой вопрос.
   Затем была установлена личность Саркани, но и на этот раз он не пытался
выгородить себя.
   Теперь  обвиняемым   была   предъявлена   копия   записки,   переданная
предателями в руки полиции.
   Когда их спросили, признают ли они, что получили оригинал этой записки,
они ответили, что предоставляют суду доказать свое обвинение.
   Тогда им предъявили сетку, найденную при обыске в столе графа Затмара.
   Граф Шандор и его друзья не могли отрицать, что эта  сетка  принадлежит
им. Да они и не пытались. В самом деле, что тут можно  было  сказать,  как
опровергнуть такую улику? Если эта сетка  является  ключом  к  шифрованной
записке, значит записка предназначалась именно им.
   Тут обвиняемые узнали, каким образом была раскрыта тайна заговора и  на
чем основывалось обвинение.
   Дальше вопросы судьи и ответы обвиняемых были очень лаконичны.
   Граф Шандор уже не мог отрицать своей вины. Он  говорил  не  только  от
своего имени, но и от имени своих друзей. Да,  они  возглавляли  движение,
имевшее целью  отделить  Венгрию  от  Австрии  и  восстановить  автономное
Мадьярское государство. Если б  их  не  арестовали,  вскоре  вспыхнуло  бы
восстание  и  Венгрия  вновь  обрела  бы  независимость.   Матиас   Шандор
великодушно  взял  основную  вину  на  себя  и  сказал,  что  он   главный
вдохновитель заговора, а его друзья играли лишь  второстепенную  роль.  Но
они опровергли его слова, заявив, что имеют честь быть его  сообщниками  и
сочтут долгом чести разделить его участь.
   Судебное разбирательство длилось недолго. Когда председатель суда  стал
допрашивать обвиняемых об  их  связях  с  другими  городами,  они  наотрез
отказались отвечать и не назвали ни одного имени.
   - Довольно с вас и наших трех голов, - сказал просто граф Шандор.
   Затем он постарался снять обвинение с Саркани, доказав непричастность к
заговору молодого конторщика, работавшего  в  доме  Ладислава  Затмара  по
рекомендации банкира Силаса Торонталя.
   Саркани полностью подтвердил показания графа Шандора. Он ни  о  чем  не
подозревал и был поражен, услыхав, что мирный дом на улице  Акведотто  был
очагом такого опасного заговора. Если  он  не  протестовал  против  своего
ареста, то лишь потому, что не имел понятия, в чем его обвиняют.
   Графу Шандору и Саркани удалось без труда убедить  суд  в  правильности
своих показаний, к тому же судьи,  по-видимому,  имели  особое  мнение  по
этому вопросу. Вот почему, по просьбе следователя,  обвинение,  выдвинутое
против Саркани, было почти тотчас же снято.
   Около двух часов дня прения по этому делу были закончены, и суд тут  же
вынес приговор.
   Граф Шандор, граф  Ладислав  Затмар  и  профессор  Иштван  Батори  были
признаны виновными в  государственной  измене  и  приговорены  к  смертной
казни.
   Осужденные должны быть расстреляны во дворе крепости.
   Казнь будет приведена в исполнение через сорок восемь часов.
   С Саркани обвинение было снято, но он должен находиться под  стражей  и
оставаться в крепости до приведения приговора в исполнение.
   В этом же приговоре сообщалось и о конфискации имущества осужденных.
   Затем был отдан приказ отвести подсудимых обратно в тюрьму.
   Саркани поместили в прежней камере, на втором этаже  крепостной  башни.
Эта камера выходила в  коридор,  имевший  в  плане  форму  эллипса.  Графа
Шандора и его друзей перевели в довольно большую камеру,  находившуюся  на
противоположной стороне того же коридора. Последние  часы,  оставшиеся  до
казни, осужденным разрешили провести вместе.
   Для них это было утешением, даже радостью; оставшись наконец одни,  они
дали выход переполнявшим их сердце чувствам. До сих пор перед судьями  они
сохраняли самообладание,  но  тут,  оставшись  с  глазу  на  глаз,  крепко
обнялись.
   - Друзья мои! - воскликнул граф  Шандор.  -  Я  один  виноват  в  вашей
смерти!  Но  я  не  стану  просить  у  вас  прощения.  Ведь  речь  шла   о
независимости Венгрии! Мы боролись за правое дело! Мы выполняли свой долг.
И нам выпала великая честь умереть за родину!
   - Матиас, - ответил Иштван Батори, - мы глубоко благодарны тебе за  то,
что ты объединил нас для борьбы за великое дело - дело всей твоей жизни...
   - А потом нас объединит смерть! - спокойно добавил граф Затмар.
   Наступило молчание, и трое заключенных окинули взглядом темную  камеру,
где им  предстояло  провести  последние  часы  своей  жизни.  Узкое  окно,
пробитое в толстой стене, в четырех-пяти футах от пола, едва освещало  ее.
В ней было всего три железных койки, несколько  стульев,  стол  и  две-три
прибитые к стенам полочки с самыми необходимыми предметами.
   Ладислав Затмар и Иштван Батори стояли, погруженные в свои думы, а граф
Шандор молча шагал взад и вперед по камере.
   Ладислав Затмар был один как перст, у него не  было  родственников,  он
никого не оставлял на этом свете. И оплакивать его некому,  кроме  старого
слуги Борика.
   Другое дело - Иштван Батори. Его смерть наносила тяжкий удар близким. У
него была жена и маленький сын. Этот удар  может  их  убить!  А  если  они
выживут, какая ужасная жизнь  им  предстоит!  Какое  будущее  ожидает  эту
несчастную женщину без всяких средств, с восьмилетним сыном на руках! Даже
если бы у Иштвана и было состояние, им все равно ничего бы  не  досталось,
ведь суд приговорил его не только к смерти, но и к конфискации имущества!
   Перед графом Шандором вставало все его прошлое... Образ  молодой  жены,
всегда живший в его сердце; маленькая дочь, двухлетняя крошка, оставленная
на попечение управляющего, которому придется ее воспитывать!  Его  друзья,
которых он увлек за собой на  гибель!  Он  спрашивал  себя,  правильно  ли
поступил, выполнил ли свой долг перед родиной, не может ли упрекнуть  себя
в том, что погубил ни в чем не повинных людей?
   - Нет! Нет! Я только выполнил свой долг! - повторял он. - Родина прежде
всего, выше всего!
   Около пяти часов в камеру вошел тюремный сторож; он  поставил  на  стол
миски с едой и вышел, не  проронив  ни  слова.  Матиасу  Шандору  хотелось
знать, в каком городе они находятся и в какую  крепость  их  заточили.  Но
судья не счел нужным отвечать на этот вопрос,  и,  конечно,  сторожу  было
запрещено разговаривать с заключенными.
   Узники едва притронулись к принесенному обеду. Конец дня они провели  в
дружеской беседе,  выражая  горячую  надежду,  что  настанет  день,  когда
движение за независимость Венгрии вновь возродится.  Они  обсуждали  также
все подробности своего дела.
   - Теперь мы знаем, - сказал  граф  Затмар,  -  почему  нас  арестовали;
полиция узнала о заговоре только из записки, которую ей передали...
   - Все это так, Ладислав, - ответил граф Шандор, - но в чьи руки  попала
записка, - одна из последних полученных нами, - и кто снял с нее копию?
   - А когда копия была снята,  -  добавил  Иштван  Батори,  -  как  могли
расшифровать ее без сетки?
   - Для этого кто-то должен был выкрасть у нас сетку  хотя  бы  на  очень
короткое время... - заметил граф Шандор.
   - Выкрасть? Но кто же? - спросил граф Затмар. - В  день  нашего  ареста
она лежала в ящике стола в моей комнате, где ее и захватила полиция!
   Это было просто необъяснимо. Можно допустить,  что  записку  нашли  под
крылом у почтового голубя, что с нее сняли копию, прежде чем отправить  по
назначению, что удалось обнаружить дом, куда прилетел голубь. Но  прочесть
зашифрованное письмо без ключа было совершенно невозможно!
   - И тем не менее записка была прочитана, - сказал граф  Шандор,  -  это
ясно как день, и прочесть ее могли только  с  помощью  сетки!  Именно  эта
записка навела полицию на след заговора, и обвинение было построено только
на ней!
   - В конце концов теперь это не важно! - заметил Иштван Батори.
   - Напротив, очень важно! Быть может,  нас  предали!  Если  тут  замешан
предатель... а мы не знаем...
   Граф Шандор замолчал. Имя Саркани мелькнуло у  него  в  голове;  но  он
тотчас же отбросил эту мысль и даже не поделился ею со своими друзьями.
   Трое  узников  продолжали  обсуждать  все  необъяснимые  обстоятельства
своего дела, и беседа их затянулась до глубокой ночи.
   Наутро  они  крепко  спали,  когда   их   разбудил   сторож.   Наступил
предпоследний день их  жизни.  Через  двадцать  четыре  часа  должна  была
совершиться казнь.
   Иш