.
     Порох  из  камеры  был весь вынесен еще после первой угрожающей записи,
поэтому  теперь  оставалось  только  хорошенько ее осмотреть, не заложено ли
там  секретной  мины.  По  приказанию  герцога  в камеры спустились: главный
плотник,  или так называемый корабельный мастер, и заведующий арсеналом с их
помощниками  и  немедленно  приступили  к  отдиранию железной обшивки стены.
Работа  была  долгая  и трудная; топоры стучали часа четыре. Герцог и Эдмунд
присутствовали  тут же, и оба разом громко вскрикнули, когда железная доска,
наконец,  отделилась.  Под  нею оказалось углубление, а в углублении спрятан
был цинковый ящик, из которого выходила просмоленная веревка.
     Эдмунд  бросил на брата торжествующий взгляд. Не помня себя от радости,
что  его  догадка оказалась справедливой, он выхватил из груды инструментов,
принесенных  оружейным  мастером,  первые  попавшиеся  ножницы  и  уже хотел
разрезать  ими  просмоленную  веревку,  но  оружейник  быстро схватил его за
руку.
     - Господин  капитан,  простите мою смелость, - вскричал оружейник, - но
вы  нас так взорвете! Я знаком с подобными машинами и знаю, что от малейшего
сотрясения может сделаться взрыв.
     - Спасибо,  мой добрый Георген, - отвечал, вздрогнув, Эдмунд. - Ты всех
нас  спас... Моя необдуманность едва не наделала беды. Но как же нам сделать
этот страшный аппарат безвредным?
     - Если   его   светлость  уполномочит  меня...  -  проговорил  Георген,
вопросительно взглядывая на герцога.
     - Делай,  как знаешь, - отвечал герцог. - Я тебе верю и надеюсь, что ты
не отправишь нас к облакам.
     - Не  извольте  беспокоиться,  ваша  светлость,  я  с этими вещами умею
обращаться.
     Оружейный   мастер   взял  широкое  сверло  для  металла  и  осторожно,
методически  просверлил  в  стене  цинкового  ящика  отверстие  величиною  с
соверен,  затем  приладил к отверстию рукав пожарной трубы и, приказав своим
помощникам  качать,  залил  водою  порох  в ящике. В несколько минут опасный
прибор сделан был совершенно безвредным.
     Теперь  оставалось только проследить за фитилем, выходившим из коробки.
Очевидно,  конец  его  был  спрятан  в  самом тайнике, где сидел неизвестный
злоумышленник.
     Корабельному   мастеру   не  пришлось  долго  объяснять,  что  от  него
требуется.  Он  сам  догадался,  в  чем  дело  и, руководствуясь собственною
опытностью в постройке кораблей, подсказал герцогу очень дельную мысль.
     - Ваша  светлость, - сказал он, - "Дядя Магнус" не представляет никакой
особенности  в  изгибе  своих  стен, следовательно, тайник должен находиться
или   близ  кормы,  или  в  носовой  части.  Направление  фитиля  несомненно
указывает,  что  тайник  устроен  в  носовой  части,  поэтому нет надобности
отдирать  обшивку по всему борту, а лишь около бугшприта. На это потребуется
времени,  самое большее, два часа. Вам остается только поставить караульных,
чтобы птица не упорхнула.
     Проект  получил  полное  одобрение,  и  мастер  со своими помощниками и
конопатчиком принялись за работу.
     На  "Дяде  Магнусе"  были  убраны  все  паруса, чтобы суета движения не
мешали  работе.  На  море  стояла  тишь, погода была вполне благоприятна для
работы.
     "Леонора",  получив сигнал, сделала то же самое, что и "Дядя Магнус", и
кокетливо закачалась на тихих волнах в пяти кабельтовых от клипера.
     Как  только  стали отдирать обшивку, сейчас же обнаружился просмоленный
фитиль.  Среди  матросов  немедленно распространился слух, что по приказанию
герцога  плотники ищут одного из "Грабителей", спрятавшегося между обшивками
борта в день отъезда. Весь экипаж с тревогой следил за ходом дела.
     Гуттор  и  Грундвиг,  а равно и прочие матросы, уже не верили в проказы
джинов.  Очевидность убедила их паче всяких доводов рассудка, и они с ужасом
глядели на остатки адской машины, едва не отправившей их всех к праотцам.
     Между  тем  ложный  мулат,  сидя  в своем тайнике, скоро догадался, что
значит  этот  частый  стук  в  стену  корабля.  Сначала  он  думал,  что  то
производится   простое   исследование  прочности  двойной  стены,  и  потому
совершенно  успокоился,  зная,  что  под  дерево  обшивки  подложен  свинец,
вследствие  чего  пустота  совершенно  не слышна. Но вот он слышит, что стук
постепенно  приближается  к  нему...  Негодяй  приложился  ухом  к  стене  и
задрожал  всем  телом:  он  отчетливо услыхал голоса работающих и понял, что
тут не исследование стенок производится, а прямая облава на него.
     Он ясно расслышал громкие слова одного из рабочих:
     - Скажите,  пожалуйста,  господин  мастер, что сделают с тем сорванцом,
которого найдут в тайнике?
     Корабельный мастер на это ответил:
     - Про  то  старшие  знают,  а  если бы меня спросили, то я бы велел его
повесить на рее.
     Теперь  уж  нечего было и сомневаться, что козни Надода открыты. Мысль,
что  он  живым достанется в руки Биорнов, привела его в ужас. Он боялся, что
его  сейчас  же  узнают, несмотря на переодевание. Этот бесстрашный человек,
столько  раз  бестрепетно  глядевший  в  глаза  смерти, дрожал, как ребенок,
чувствуя,  что  час  возмездия,  наконец,  приблизился...  Ах, если бы он не
обагрил  своих  рук  кровью  Гаральда  и  Олафа,  он бы еще мог надеяться на
пощаду.  Он  знал,  как великодушны оба брата Биорны, как легко доступны для
жалости  их сердца; он мог бы разжалобить их своей несчастной судьбой, своим
положением  отверженца  с  детских  лет... Но убийцу своего отца и брата они
даже и слушать не станут. Приговор над ним произнесен заранее.
     Что делать? Как ему быть?
     Негодяй,  в  отчаянии  ломая руки, метался в своем тайнике, как зверь в
клетке.
     Не  отворить  ли  люк  и не броситься ли в море?.. Нет, это бесполезно,
его  выловят  из  воды  при громком хохоте матросов, а Фредерик Биорн скажет
своим ироническим голосом:
     - Вздернуть этого молодца на рею!
     Вся  кровь  бросилась  в  голову  Надоду,  и  он зарыдал от бессильного
бешенства.
     Может быть, работа протянется до заката солнца?
     Тогда  успеет подойти шхуна, и Надод даст ей сигнал приблизиться, а сам
бросится  в  воду  и  поплывет...  Нет,  работа продвигается быстро, и через
полчаса его отыщут и поймают, как зверя в норе.
     А  он  так  гордился  своей  выдумкой,  благодаря  которой  рассчитывал
блистательно  отомстить  Биорнам за избиение "Грабителей"! Когда на собрании
уцелевших   членов   товарищества   кто-то   возбудил   вопрос  о  том,  что
товарищество,  прежде  чем  окончательно  распасться,  должно  отомстить, он
гордо  сказал: "Оставьте! Это мое дело. За него я берусь сам...". Он был так
уверен в своем мщении - и вдруг!..
     Так  сидел он и предавался отчаянию. Но вот он почувствовал, что работа
прекратилась,  и  что  корабль  терпит  качку... Налетел шквал и отдалил час
возмездия.  Сама  судьба  становилась на сторону Надода. Теперь четыре часа.
Если  буря продлится до шести часов, то он может еще спастись: в шесть часов
должна подойти его шхуна.
     На палубе раздалась команда вахтенного офицера:
     - Все наверх!
     Ввиду  начавшейся  качки  требовалась  усиленная  работа матросов около
снастей.
     - Руль к ветру!.. Весь!.. - командовал офицер.
     Корабль грациозно повернулся и встал к ветру.
     Офицер  распоряжался  очень  искусно,  и  Фредерик  Биорн,  стоявший на
мостике, сделал ему рукою знак одобрения.
     Ураган  свирепел.  Вздымались  громадные  волны  и  яростно ударялись о
"Дядю Магнуса", который встречал их с величавым спокойствием силы.
     Вдруг  на  корабль  налетела  громадная  волна  и прокатилась через всю
палубу от носа до кормы.
     Почти сейчас же вслед за тем раздался крик:
     - Человек за бортом!
     Упал бретонец Ле-Галль.
     Волна подхватила его и понесла в море.
     Всякая  попытка  спасти его неминуемо кончилась бы гибелью тех, которые
стали  бы его спасать. Видно было, как он несколько минут барахтался, борясь
с волнами, затем исчез в клокочущей пучине.
     Потеря  этого  преданного  и храброго человека, напоминавшего Эдмунду о
его  службе во французском флоте, была для молодого человека тяжелым ударом.
Прочие  моряки,  не  успев  схватиться за поручни, бросились ничком на пол и
благополучно уцелели.
     Минут  с двадцать клипер должен был бороться с ветром и волнами, причем
его  крепкий  кузов  трещал  и  вздрагивал.  Ветер ревел в снастях, заглушая
командные слова офицеров и свистки боцманов.
     Затем   вдруг  неожиданно  хлынул  проливной  дождь,  продолжавшийся  с
четверть  часа.  Потом  все  разом  стихло  -  и  дождь, и ветер. Показалось
солнце. Бури как не бывало. Успокоенное море тихо плескалось...
     Такие  шквалы  очень  опасны,  потому  что  они  налетают  почти всегда
врасплох и застигают корабли не приготовленными к обороне.
     Фредерик  Биорн  стал  беспокоиться  о  "Леоноре". Тщетно наводил он на
море  трубку  во все стороны: шхуны не было видно. Должно быть, буря отнесла
легкий кораблик куда-нибудь далеко, но, разумеется, он еще вернется...
     С  прекращением  бури  возобновилась работа. Еще немного - и цель будет
достигнута.
     Надод,  во  время бури почувствовавший некоторую надежду, понял на этот
раз,  что он погиб. Не желая попасть в руки своих злейших врагов, он решился
найти себе смерть и избавление на дне моря.
     Но ему опять улыбнулось счастье.
     Когда  корабельный  мастер  отдирал  уже  последнюю  доску  обшивки, на
горизонте  вдали  показался  парус. Все думали сначала, что это "Леонора", и
не  обратили  на  парус  большого  внимания,  следя с нетерпением за работой
плотников.
     В надлежащую минуту корабельный мастер сказал герцогу шепотом:
     - Сейчас  откроем  тайник.  Так  как  злоумышленника  ранее  видали под
бугшпритом,  то  не  прикажете  ли  вы,  ваша  светлость,  спустить  лодку и
понаблюдать за этим местом?
     - Это зачем? - так же тихо спросил Фредерик.
     - Наверное, из тайника есть люк наружу...
     - Что же из этого?
     - Ваша  светлость,  я сужу по себе. Попадись я сам в такое положение, я
бы, очертя голову, кинулся в воду.
     - Ты прав, мой друг, - сказал Фредерик.
     По  его приказанию была немедленно спущена лодка, которая и поместилась
под  бугшпритом.  Спокойное  состояние  моря позволяло ей без больших усилий
держаться на одном месте.
     Развязка приближалась.


VI

     Уловка  мулата. - Слева парус! - Бретонец Ле-Галль. - Интересная шхуна.
- Двойная мина. - "Мщение!.. Мщение!.."

     Надод  принял  бесповоротное  решение.  С пылающей головой, но твердо и
бесстрашно дожидался он последней минуты, чтобы исполнить задуманное.
     Вдруг  он почувствовал, что последняя доска обшивки, ограждавшая его от
врагов,  начинает  тихо  отделяться. Тогда без малейшего колебания он открыл
люк своего тайника и головою вниз бросился в море.
     Упал  он  прямо  в  лодку, наполненную подстерегающими его матросами, и
невольно вскрикнул от удивления и испуга.
     Он  сделал  попытку  встать и выпрыгнуть из лодки, но шесть сильных рук
сейчас же обхватили его и удержали на месте.
     - Попался,  голубчик!  -  сказал  старший матрос лодки. - Уж сиди лучше
смирно, а то, пожалуй, тебе здорово влетит.
     Боцманский свисток известил корабль о поимке злоумышленника.
     С  быстротою  соображения,  свойственной  человеку,  бывшему  во всяких
переделках,  Надод  быстро  сообразил,  что  у  него,  быть  может, еще есть
возможность  спастись.  Он  был  загримирован превосходно и до такой степени
походил  на  мулата,  что не было ни малейшего повода заподозрить тут обман.
Он  успел  в  этом  убедиться  еще  во  время спуска "Дяди Магнуса". Хотя он
прошел  тогда  раз  двадцать мимо Грундвига, старый слуга Биорнов не обратил
на  него  ни малейшего внимания, покуда мулат не заговорил. Только звуки его
голоса напомнили Грундвигу что-то знакомое, но и то смутно.
     Он  решил  ни  в каком случае не обнаруживать своей настоящей личности.
Он  скажет,  что никогда не знал никакого Надода и лишь раз как-то слышал от
Бартонов  рассказ  об этом легендарном человеке. На этой уловке Красноглазый
основывал  свое  спасение  и  решил не выдавать тайны, хотя бы его подвергли
жесточайшим пыткам.
     На  палубу  прибежали  Фредерик,  Эдмунд  и  все  матросы  с офицерами.
Грундвиг  даже  вскрикнул  от  удивления, увидав того самого мулата, который
так заинтриговал его в день спуска "Дяди Магнуса".
     - Мулат!.. Это мулат!.. - вскричал он несколько раз.
     - Ты разве знаешь этого человека, Грундвиг? - спросил герцог.
     - Нет,  ваша  светлость, но я его не в первый раз вижу. Во время спуска
корабля он теснился в самой густой толпе и азартно ставил заклады...
     - Против "Дяди Магнуса"?
     - Нет, ваша светлость, за него. Он выражал уверенность в успехе дела.
     - Это странно, - задумчиво произнес герцог.
     Затем, обращаясь к матросам в лодке, Фредерик Биорн приказал:
     - Поднимите этого человека на борт!
     Лодка  подошла  к  бакборту.  Пленника  на веревках втащили на палубу и
поставили под грот-мачтой.
     Ложный  мулат  не сопротивлялся. Сгорбившись и съежившись, чтобы скрыть
свой высокий рост, он стоял смиренно и покорно, ожидая допроса.
     Появление   пленника   произвело   очень   странный   эффект   на  всех
присутствующих.  Они  ожидали  увидеть бравого, энергичного молодца, а перед
ними  стоял  какой-то съежившийся, жалкий, запуганный человечишка с довольно
глупым  видом.  Надод  с  ловкостью  опытного  актера  сумел  в  одну минуту
переменить  свой  наружный  вид.  Ничто не напоминало в нем теперь смелого и
кровожадного бандита.
     Фредерик  и  Эдмунд разделяли общее чувство. Неужели этот самый человек
держал  их  в  страхе  целую  неделю? Фредерик Биорн с трудом этому верил, и
через  несколько минут ему пришла в голову мысль, что эта ничтожная личность
ни  в  каком  случае не могла быть главою заговора, а разве только орудием в
чужих руках.
     Грундвигу  казалось,  что  мулат  держался  прежде как будто совершенно
иначе,  но  он не решался это утверждать, не надеясь на свою память, так как
видел мулата в тот раз лишь только мельком.
     Герцог  приступил  к делу и, чтобы подействовать устрашающим образом на
мулата, велел боцману Гаттору приготовить солидный пеньковый галстук.
     - Приготовить  все  для  виселицы,  -  приказал  герцог,  - чтобы через
десять минут повесить этого негодяя.
     - Слушаюсь, ваша светлость, - отвечал Гаттор.
     - Ты слышал? - спросил Биорн, обращаясь к пленнику.
     Тот  сделал  жест,  означавший  превосходно  разыгранное  равнодушие, и
ничего не ответил.
     Большое  преимущество  проистекало  для  Надода из того обстоятельства,
что  борода  совершенно  закрывала  его  лицо,  так  что в чертах его ничего
нельзя было прочесть.
     - Стало  быть,  ты  не боишься быть повешенным? - продолжал Фредерик. -
Ты к этому равнодушен?
     - Да, - коротко отвечал пленник.
     - Почему так?
     - Я на это шел. Меня предупреждали.
     - Кто предупреждал?
     - Старый Сам.
     - Кого это ты так называешь?
     - Главу фирмы "Самуил Бартон и Кo".
     - Послушай,  -  сказал  герцог,  чрезвычайно заинтересованный, - вместо
того,  чтобы  отвечать  на мои вопросы, не расскажешь ли ты нам сам, при чем
ты был во всей этой истории?
     - Зачем  я буду рассказывать? Ведь вы все равно решили меня повесить...
Мне  нет никакой выгоды изменять тем, которые меня послали, - отвечал ложный
мулат.
     - Но  ведь  помимо казни бывает еще и пытка. Мы можем вздернуть тебя на
дыбу...
     - Попробуйте. Это ваше право, - равнодушно отозвался пленник.
     Он  знал  благородство  Биорнов  и  прямо бил на то, что они никогда не
прибегнут к подобным мерам.
     - Ты напрасно бравируешь.
     - Я  не  бравирую.  Вы  говорите,  что  собираетесь  меня повесить, а я
отвечаю:  вешайте.  Вы  собираетесь  меня  пытать,  а  я  говорю:  ну что ж,
пытайте. Что же я могу еще сказать? Ведь я в вашей власти.
     - Для  тебя самого будет лучше, если ты откровенно расскажешь все. Быть
может,  мы  не  найдем  возможным  казнить  человека, бывшего лишь орудием в
чужих руках, а заменим это наказание другим.
     - В  сущности,  я не питаю к вам никакой ненависти. Я вас даже не знаю.
Тем  хуже  для  тех,  кто поставил меня в такое положение... Извольте, я вам
все  расскажу.  Я служил у Бартонов, заведуя их конторой в Гаване, как вдруг
они  меня  вызывают  в  Глазго по важному делу. Как только я приехал, Самуил
Бартон,  ничего мне не объясняя, так, как будто бы дал клятву хранить тайну,
показал  мне тайник, устроенный на вашем корабле, и сказал, что поручает мне
взорвать  корабль,  как  только  он  выйдет  в  море.  Кроме  того, мне было
передано  несколько угрожающих записок, которые я должен был подбросить вам,
чтобы держать вас в постоянном страхе.
     - Это гнусно! Это уж какая-то утонченная жестокость!
     - Правда,  это  было ужасно... Я сначала отказался. Тогда Самуил сказал
мне  с  ужасной  улыбкой: "Ты подписал смертный приговор своей жене и детям.
Следующий  же  наш корабль возьмет на борт твое семейство под предлогом, что
ты  вызываешь  его в Европу, и утопит в море. А чтобы ты не вздумал болтать,
мы  сумеем  устранить  и  тебя с нашей дороги". Что мне было делать? Долго я
боролся,  наконец уступил и, чтобы спасти жену и детей, согласился выполнить
это  гнусное  поручение.  Но  так как мне страшно не хотелось убивать людей,
которые  мне ровно ничего дурного не сделали, то я и откладывал взрыв со дня
на день. Вот и все. Больше я ничего не могу вам сообщить.
     - Хотя   мы   не   имеем  возможности  проверить  первую  часть  твоего
показания,  но  допускаем,  что  она  правдоподобная. Что же касается второй
части,  то нам кажется, что ты сказал нам не всю истину. Ты откладывал взрыв
вовсе  не  из  великодушия,  а  просто потому, что сам шел на верную смерть.
Ведь ты погиб бы вместе с нами.
     - Вы  ошибаетесь, господин командир, - отвечал ловкий негодяй. - Если я
медлил, то единственно из боязни греха.
     - Жаль, что ты не можешь этого доказать.
     - Напротив, очень легко могу.
     - Интересно  знать,  как  бы  ты  это  сделал?  Честным  людям  верят в
подобных случаях на слово, но тебе...
     - Я  не  прошу, чтобы мне верили на слово, но я могу показать, как бы я
поступил для того, чтобы спастись после взрыва.
     - Говори. Мы слушаем.
     Надод  увидал вдали свою шхуну, которая лавировала, но не подходила. Он
ее  узнал,  несмотря на расстояние, но на клипере ее продолжали принимать за
"Леонору".  У  бандита  зародилась в голове адская мысль... Он решился сжечь
корабли  и  одним  камнем убить двух зайцев - и самому спастись, и отомстить
врагам.
     - Объяснись же, мы тебя не понимаем, - повторил Фредерик Биорн.
     - Это  очень  просто,  -  сказал  ложный  мулат, пуская в ход последний
козырь. Видите вы этот корабль, лавирующий вдали?
     - Видим. Это наш вспомогательный корабль "Леонора".
     - Ошибаетесь,  господин командир, - смело возразил бандит, - это шхуна,
предоставленная  в  мое  распоряжение  старым Самом. Она все время шла сзади
вашего  корабля,  и я постоянно переговаривался с ней сигналами... Хотите, я
вам покажу, как это было?
     Эдмунд  сиял  восторгом,  что его догадки и предположения оправдывались
во всех мелочах.
     При  последних  словах мулата Фредерик наклонился к брату и тихо сказал
ему:
     - Знаешь,  мне  не  хочется  вешать этого бедняка, хотя он и вступил со
старым  Бартоном  в самую гнусную сделку, какая только может быть. Отчего не
дать  ему возможности привести в свою пользу смягчающие обстоятельства. Ведь
для нас нисколько не опасно.
     - Я  разделяю  твое  мнение  и  вообще  стою  за милосердие и пощаду, -
отозвался Эдмунд.
     Тогда, обратясь к мулату, Фредерик Биорн сказал:
     - Позволяем тебе сделать опыт.
     - Благодарю  вас, господин командир, - отве