после отплытия
отдайте ее Надоду".
     Записка  была  не  длинная  -  всего  две  строчки  такого  рода:  "Сим
предписывается  Надоду  закупить четыре тысячи мест сахара и лично доставить
груз  в  Англию". Подписана записка была "Пеггам". Я был уверен, что встречу
беспрекословное  повиновение.  Не  так  ли,  Надод?  Ведь  Пеггаму нельзя не
повиноваться.
     - Черт! Дьявол! - бормотал огорошенный Надод.
     - Но  все-таки  я бодрствовал. Вы спали, проявляя самую непростительную
беспечность,  а  я  бодрствовал.  Право,  господа,  вы  преудивительные люди
оба...  Как!  Вы  убили  отца,  брата,  утопили  сестру с детьми - у кого? У
железного  человека,  которого прежде звали Ингольфом Непобедимым, капитаном
Вельзевулом,  а  теперь  зовут Фредериком Биорном, герцогом Норрландским! Вы
это  сделали  (не будем спорить о доле участия каждого из нас в этом деле) и
могли  думать хотя одну минуту, что этот человек не будет всюду следовать за
вами,  как  мстительная  тень,  что не будет высматривать каждый ваш шаг, не
окружит   вас   тучей   шпионов!   Вы  могли  думать,  что  он  не  составит
какого-нибудь  ловкого и смелого плана для того, чтобы жестоко вас покарать!
Признаться,   я  никак  не  могу  допустить  подобной  наивности.  Нет,  вы,
вероятно,  говорили  себе:  "Если  этот  человек  на  нас  нападет, мы будем
защищаться"...  Ведь  не далее, как сегодня вечером, три его лазутчика убили
тридцать наших в трактире "Висельник"...
     - Может ли это быть?! - вскричал Коллингвуд.
     - Спросите у Надода, он сам только чудом избежал той же участи.
     - Это  правда,  -  сказал  Надод.  -  Тут был богатырь Гуттор, с каждым
ударом  убивавший трех-четырех человек. Но его подвиги кончились навсегда. И
он, и его товарищи не нанесут больше вреда никому.
     Пеггам расхохотался.
     - До чего ты наивен, бедный мой Надод! - сказал он.
     - Нет,  ты  положительно  выдыхаешься.  Я думаю, уж не заменить ли тебя
кем-нибудь  другим?..  Не  успел  ты выйти из таверны, как три норрландца, с
гигантом  Гуттором  во  главе,  бросились  вслед за тобою, кинув трактирщика
Боба в ту яму, из которой сами убежали. Я достал оттуда Боба еле живого.
     - Не  может быть! Это совершенно невозможно! - вскричал Красноглазый. -
Я сам видел, как они лежали один на другом, не подавая признаков жизни.
     - Тебя провели.
     - Невозможно!  -  твердил  Надод,  не зная что и думать. - Я сам рассек
пулей щеку богатыря, но он и не пошевелился.
     - Это  только  доказывает,  что  они  очень сильные люди - вот и все, -
возразил  Пеггам.  -  Час  спустя  после  этой  истории они уже стояли перед
отелем  милорда,  дожидаясь, когда выйдет оттуда Надод с деньгами, чтобы его
схватить  и  утащить  на  один из своих кораблей. Затем настала бы очередь и
милорда Коллингвуда...
     - Ну,  что  касается  меня,  то  это другое дело, - возразил адмирал. -
Посмотрел  бы  я,  как  бы до меня дотронулись. Кто бы это забрался ко мне в
дом?
     - Днем, пожалуй, вас бы не тронули, но ночью, во время сна...
     - Стало быть, вы полагаете...
     - Я  не  полагаю,  я  утверждаю решительно, что не будь меня, вас обоих
похитили бы - и не далее, как сегодня же ночью.
     Услыхав   такое  категорическое  утверждение,  Коллингвуд  почувствовал
невольный  трепет.  Он  был  храбрый  человек,  но  опасность  таинственная,
негаданная,  способна  устрашить  всякого.  Молча  смотрел  он на нотариуса,
ожидая, что будет дальше.


VIII

     Прозорливость   Пеггама.   -   Опять  снеговая  сова.  -  Разоблаченный
псевдоним. - Признание Пеггама.

     Нотариус бесстрастно продолжал:
     - Как  только  я  узнал, какой опасности вы оба подвергаетесь, то я уже
не  мог  допустить,  чтобы  Надод  уехал на "Васпе", иначе его бы непременно
похитили.  Тогда-то  я  и  написал  вам наскоро записку, которую вы, милорд,
получили  с нарочным. Таким образом, я был почти уверен, что Надод не уедет,
прежде чем я приду, и это дало мне возможность продолжать свои розыски.
     - Неужели  вы,  только  сегодня  вечером  приехав  из Чичестера, успели
открыть так много нового?
     - Я  уже  около  года  живу  в Лондоне переодетый и слежу за действиями
наших  врагов.  Но  это  еще  не  все.  Я сообщу вам новость еще интереснее.
Результатом  моего  письма к вам явилась перемена в намерениях наших врагов.
Они  сказали  себе:  "Так  как  в  Эксмут-Гауз должен прийти и Пеггам, то мы
постараемся  убить  одним камнем даже не двух зайцев, как говорит пословица,
а целых трех".
     - Послушайте,  Пеггам,  -  сказал  Коллингвуд,  -  вы нам рассказываете
какой-то  роман. Откуда могли узнать наши враги о том письме, которое вы мне
прислали?
     - А  между  тем  они  узнали,  и я вот именно вас самих хотел спросить,
милорд, не знаете ли вы, как это могло случиться?
     - Я этого положительно не допускаю.
     - Пожалуй,  не  допускайте,  но  это  факт. Сейчас я вам объясню все...
Только  вот  что,  милорд, постарайтесь не вскрикнуть от удивления, а то мне
не хочется, чтобы из этой комнаты донеслось эхо нашего разговора.
     - Вы, стало быть, подозреваете кого-нибудь из моей прислуги?
     - Не  совсем  так, но все-таки вы близки к догадке... Не позовете ли вы
сюда Мак-Грегора?
     - Уж  не  на  него  ли вы думаете? Вот я буду удивлен, если вам удастся
доказать его измену!
     - Кажется,  я  вам  ничего  подобного  не  говорил. Я только просил вас
позвать  его сюда, потому что желаю справиться у него об одной вещи. Клянусь
вам,  что  дело  очень  серьезно. Мы сидим на вулкане, и меня утешает только
то,  что до сих пор не идет гонец, которого я жду. Если бы он пришел, то нам
уж некогда было бы разговаривать, а нужно бы было действовать.
     Адмирал позвонил в тэмбр, и в библиотеку вошел Мак-Грегор.
     - Что   делает  в  настоящее  время  секретарь  его  светлости  герцога
Эксмута?
     - А   черт  его  знает,  что  он  делает!  -  ворчливым  тоном  отвечал
Мак-Грегор.  -  Весь  вечер  он  ходил  взад и вперед по веранде, размахивал
руками,  бормоча  на  каком-то  непонятном языке и все посматривал на улицу,
как  будто  кого-то ждал... Уж сколько раз говорил я его светлости, что этот
молодец мне не нравится и что ему не следует доверять.
     - Мак-Грегор,  -  строго  остановил  его  герцог,  -  я  ведь  тебе уже
говорил,   чтобы   ты   не  смел  так  непочтительно  выражаться  о  маркизе
де-Тревьере.  Советую тебе этого не забывать... Вы только это желали узнать,
Пеггам?
     - Только это, милорд.
     - Можешь идти, да смотри - хорошенько помни мои приказания.
     - Ваша светлость, сердцу нельзя приказать.
     - Я  не сердцу приказываю, и я требую только, чтобы ты держал за зубами
свой язык.
     Горец вышел из библиотеки, не скрывая своего неудовольствия.
     - Этот Мак-Грегор терпеть не может французов, заметил Коллингвуд.
     Пеггаму  был  известен весь заговор, составленный розольфцами, и потому
он не мог удержаться от смеха, несмотря на серьезность момента.
     - Ха-ха-ха!..  -  покатился  он, откидываясь на спинку кресла. - Так он
француз! Так он де-Тревьер!.. Ха-ха-ха!.. Вот так история!
     - Что  вы  тут  нашли  смешного?  -  холодно спросил адмирал. - Гораздо
смешнее ваша неуместная веселость...
     - Сейчас  я  вам  объясню,  милорд,  и тогда вы сами согласитесь, что я
далеко  не  так  смешон,  как  вам  кажется, - саркастическим тоном возразил
старик.  -  Скажите,  пожалуйста, можно ли у вас с верхнего этажа видеть то,
что  делается  на балконе, но так, чтобы самого наблюдателя при этом не было
видно?
     - Очень можно.
     - Не будете ли вы так добры, ваша светлость, проводить нас туда?
     Коллингвуд  встал  довольно  неохотно.  Он  знал, что Пеггам никогда не
шутит,  а  то  принял бы все это за мистификацию. Обоих бандитов он провел в
угловой кабинет, откуда отлично был виден весь балкон.
     Там  стоял, облокотясь на перила, секретарь герцога и задумчиво смотрел
на Темзу.
     Поглядев на него, адмирал вздохнул и сказал:
     - Это  верный  друг, Пеггам, что бы там ни говорил про него Мак-Грегор.
Я за него ручаюсь, как за самого себя.
     "Неужели  этот  крокодил  способен  на  искреннее  умиление?  - подумал
Надод.  -  Нет,  это  одно притворство. Стоит только вспомнить утопленных им
невинных  малюток!  Какие, однако, лицемеры эти англичане! Я, мол, уничтожаю
тех, кто мне мешает, но все-таки могу быть чувствительным".
     Старик Пеггам по-прежнему саркастически улыбался.
     - Погодите  умиляться,  милорд,  -  сказал он, - сперва давайте сделаем
опыт.
     Он обратился к Надоду и спросил его:
     - Ведь  ты  норрландец,  следовательно, умеешь подражать крику снеговой
совы - не так ли?
     - О, еще бы! Сама сова попадется на обман.
     - Ну,  так  вот  и крикни, но только потише, чтобы казалось, будто крик
донесся издали. Ты понял меня?
     - Вполне понял.
     Бандит  приставил  к  губам  два  пальца  и  свистнул,  подражая  крику
северной птицы.
     - Ки-уи-вуи! - пронеслось по воздуху сдержанной нотой.
     Едва  раздался  этот  условный  сигнал  розольфцев,  как  адмирал и его
собеседники  увидали,  что  адмиральский  секретарь  принялся  наклоняться с
балкона  во  все стороны, вглядываясь в темноту, и затем ответил точно таким
же криком.
     Впечатление,  произведенное  этим  на Коллингвуда, было так сильно, что
он  едва  не  упал на пол. Надод поддержал его, Пеггам стал мочить ему водою
виски, лоб и затылок.
     Понемногу  кровь  отлила от головы адмирала, и он пробормотал несколько
слов,  доказавших, что он понял смысл опыта, хотя впрочем еще не угадал всей
истины.
     - О,  небо!  - вскричал он. - Это розольфский шпион! Но почему же он не
зарезал  меня  во сне? Ведь ему для этого раз двадцать представлялся удобный
случай.
     - Эти  люди,  милорд,  не убивают своими руками, как вы. Да, наконец, я
ведь уж вам говорил, что они желают взять нас живыми.
     - Кто  же  этот  человек,  так  ловко  вкравшийся ко мне в доверие? Мне
хочется  знать. По всему видно, что он незаурядный авантюрист: его разговор,
манеры, наконец, обширные сведения обнаруживают в нем человека выдающегося.
     - Мне,  как  только  я  его увидел, показалось, что я его знал когда-то
прежде, - заметил Надод.
     - Как  вы  оба  недогадливы,  и  как  бы  он обоих вас далеко завел, не
случись  тут  старика  Пеггама!  Только,  милорд,  вы уж, пожалуйста, будьте
тверды... Я знаю, вы человек впечатлительный.
     - Не  беспокойтесь,  главный  удар  уже  нанесен.  Теперь меня ничто не
удивит... Как, прожить полгода под одной кровлей со шпионом!
     - Нет,  он  не шпион, - возразил Пеггам. - Он трудился для самого себя.
Ведь он - вы знаете кто? Сам Фредерик Биорн, герцог Норрландский!
     Коллингвуд и Надод разом вскрикнули.
     Если бы весь дом обрушился на них, они были бы удивлены не так сильно.
     - Не  может  быть!  -  сказал Надод, когда прошла первая, самая тяжелая
минута.  -  Я  жил  с  ним  на  "Ральфе",  я бы непременно узнал его. Бывший
капитан Вельзевул был блондин и не носил бороды.
     - Как  ты  наивен,  бедный  мой  Надод!  Бывший  капитан  Вельзевул был
блондин  и  не  носил  бороды,  а  новый  герцог  Норрландский  выкрасился и
отпустил  бороду,  вот  и  все.  Неужели  он, не переменив своей наружности,
бросился бы в самую пасть льва? Нет, господа, он не настолько глуп...
     - Теперь   я  понимаю,  отчего  он  произвел  на  меня  такое  странное
впечатление, когда увидал его сегодня вечером.
     - Я  его  прежде видел лишь мельком в Розольфсе, - сказал Коллингвуд. -
Какой,  однако,  энергичный, решительный человек! И какой храбрец: нисколько
не  щадит  своей  жизни...  Если бы я узнал его на корабле, давно бы уже его
съели акулы.
     - Да,   он   человек   необыкновенный,   и   служат   ему   люди   тоже
необыкновенные...  При  этом  еще  он  и  деньги  огребает  лопатой... Ну-с,
господа, вы теперь сами видите, что бы вы без меня стали делать?
     - Что  же мы ждем? - спросил адмирал, заботившийся прежде всего о своей
собственной безопасности. - Надо его поскорее схватить.
     - Покуда  опасности  еще нет, - отвечал Пеггам. - Я вам уже сказал, что
ничего не предпримем до прибытия ко мне гонца, которого я жду.
     - А если он скорее даст себя убить? - заметил Надод.
     - Ты  больше  никто,  как простой рубака, Надод, - презрительно оборвал
его  нотариус.  -  Ты  годишься в атаманы вооруженной шайки, но я никогда не
поручал  тебе  обязанностей  по  высшей политике... Впрочем, господа, если у
вас есть свой собственный план...
     - Ах,  нет,  нет!  -  ужаснулся  Коллингвуд. - Не слушайте его, Пеггам,
пожалуйста, не слушайте!
     Странное  дело,  этот  человек  был очень храбр на борту корабля, но на
земле  становился  необыкновенно  труслив. Оставшись с ним наедине, Фредерик
Биорн мог бы заставить его на коленях просить прощения.
     Происходило  это оттого, что адмирал почти постоянно видел перед собою,
в кровавом облаке, семь призраков с Лофоденских островов.
     - Да, господа, - повторил нотариус, - что бы вы без меня стали делать?
     - Как вам удалось все это открыть? - спросил Коллингвуд.
     - Очень  просто, - отвечал бандит, любивший поболтать, как все старики.
-  Я знал, что герцог Норрландский ни за что не оставит нас в покое, поэтому
отправил  дюжину  лучших своих шпионов следить за ним, а потом и сам уехал в
Лондон, поручив контору своему старшему клерку Ольдгаму...
     - Он теперь в Лондоне, - перебил Надод.
     - Знаю,  что  в  Лондоне. Он заболел бы, если я не дал ему отпуска и не
позволил  напечатать  его  "Путешествие  в Океанию" с примечанием от мистера
Фортескью,  его  тестя...  Вот два дурака-то! Благодаря своей близорукости и
тем  фокусам,  которые  с ним сыграли в Норрланде, он воображает, что прожил
три  месяца  в  палатке  у  канаков. Лапландских собак он принял за туземных
малорослых   лошадей,   оленей   за   быков,  пастухов  за  каннибалов.  Его
заставляли,  под  угрозой  смерти,  есть  жареного козленка, уверяя, что это
мясо  пленного  американца,  изжаренного  на вертеле, и многое другое в этом
роде... Да, бишь, на чем я остановился?
     - Вы рассказывали, как вы...
     - Да,  помню, помню... И зачем этот Надод все перебивает меня? Так вот,
господа,  я  приехал  в  Лондон,  где мог жить совершенно незаметно, так как
никто  из  розольфцев меня не знал в лицо. О подробностях я распространяться
не  буду.  Словом,  я  целый  год  следил  за  розольфцами,  и ни одно из их
действий  от  меня  не  укрылось,  не исключая самой последней их махинации.
Когда  я  выследил  троих  розольфцев,  явившихся  к  дому милорда караулить
Надода  при  его  выходе  оттуда,  я  спрятался  в  боковой переулок и вдруг
услыхал  крик  снеговой  совы, раздавшийся как раз со стороны отеля. Это был
сигнал,  на  который  розольфцы  отвечали точно таким же криком. Дверь отеля
отворилась,  и  из  нее  вышел  какой-то молодой человек, которого розольфцы
сейчас  же  узнали.  Я  притаил  дыхание  и  слушал. Молодой человек был ваш
секретарь  -  иначе  герцог Норрландский. Он сообщил своим слугам содержание
письма,  посланного  мною  лорду  Эксмуту,  и  тут же было решено между ними
одним  ударом  избавить  мир  от  трех зловредных бандитов - то есть от вас,
милорд   Коллингвуд,   от  тебя,  Надод,  и  от  меня  недостойного.  Герцог
Норрландский  послал  за своими людьми, которые должны были внезапно войти в
эту дверь, и Фредерик Биорн сказал бы нам: "Сдавайтесь или вы погибли!"
     Коллингвуд невольно вздрогнул, но сейчас же улыбнулся.
     - Вам  это кажется забавным, милорд? - не мог удержать своего удивления
Пеггам.
     - Нисколько.  Но  у  меня  тоже  есть  кое-что  сообщить  вам, когда вы
кончите свой рассказ, - отвечал адмирал.
     - Мне  осталось досказать немного. О прибытии розольфцев предполагалось
известить  Фредерика  Биорна уже известным вам сигналом; тогда ваш секретарь
сошел  бы  вниз, отпер бы дверь и впустил бы заговорщиков. Кончилось бы тем,
что  нас  схватили  бы.  Для отклонения этой беды я принял вот какие меры. В
Саутварк  я  отправил  нарочного,  лучшего скорохода во всей Англии, поручив
ему  подсмотреть,  когда  выступят  розольфцы,  и немедленно бежать ко мне с
донесением.  Он  должен  опередить  их минут на двадцать. Со своей стороны я
собрал  двадцать  пять  самых  решительных  молодцов и велел им стоять здесь
поблизости,  чтобы  быть  готовыми  явиться  по  первому  вашему требованию.
Мак-Грегора  нужно  обо  всем  известить,  чтобы  он  покрепче запер входную
дверь,  как  только  герцог  Норрландский  введет  в  дом своих людей. Таким
образом  они  очутятся  в  мышеловке...  Вот  все,  что я имел сообщить вам,
милорд.  Позвольте  теперь узнать то, что вы со своей стороны хотели сказать
мне. Тогда уж я вам сообщу и дальнейшие свои планы.
     - Глядите на дверь, Пеггам, - сказал Коллингвуд.
     С этими словами он нажал пуговку механизма.
     Раздался  металлический  стук - и в один миг все окна и двери оказались
загороженными металлическими заслонами.
     - Чудесное   изобретение!   -   вскричал  Пеггам  и  встал  посмотреть,
насколько все это приспособление прочно.
     Коллингвуд  опять  сделал движение рукой - и железные заслоны вернулись
на свое место.
     - Весь  дом можно запереть таким образом, - пояснил Коллингвуд, отвечая
на  жест  изумления,  вырвавшийся  у  Пеггама.  -  Я  не сделал этого сейчас
потому,  что боялся надоумить герцога Норрландского, если бы он вдруг ушел с
балкона.
     - Стало быть, вы ему не говорили об этом приспособлении?
     - Нет, не говорил. Меня упросил Мак-Грегор не делать этого.
     - Как  он  хорошо  сделал,  что  внушил  вам это! Теперь вы можете весь
отряд  норрландцев  разрезать  на несколько частей, если герцог введет его в
дом в целом составе.
     - Тем  более,  что  я  могу  открыть  каждую  комнату порознь, оставляя
прочие запертыми.
     - У  нас  теперь  все  козыри  в руках. А, господин северный герцог! Вы
задумали  тягаться  со  стариком  Пеггамом... Посмотрим, чья возьмет. Думаю,
что  моя...  Думаю,  что на этот раз мне удастся осуществить мечту всей моей
жизни.  С  тех  пор,  как  я основал "Товарищество Грабителей", обладающее в
настоящее время шестнадцатью корсарскими кораблями...
     - Не пиратскими ли, вернее сказать! - вставил Коллингвуд.
     - Неужели  вы не можете относиться вежливее к своим друзьям? - возразил
циничный  старик.  -  Нет-с,  не  пиратскими, а именно корсарскими. Мы имеем
восемьсот  прекрасных  матросов  и тысячу двести сухопутных джентльменов. Мы
уничтожили   и   ограбили  несколько  сот  купеческих  кораблей,  опустошили
множество  замков и навели ужас на весь Лондон. Богатые коммерсанты, банкиры
и  арматоры  платят нам правильную дань, лишь бы избежать разорения. Милорду
Коллингвуду  мы помогли сделаться герцогом Эксмутом, взамен чего он подписал
для  нас  две  бумаги...  Помните,  милорд,  как  это  было?  Вы  не  хотели
подписывать,  вы  церемонились, но старый Пеггам сумел настоять на своем. Вы
написали   и   расчеркнулись...   Теперь   мы   с  вами  квиты.  Бумаги  вам
возвращены... Гм! Да... возвращены...
     - Охота  вам  вспоминать  о  ваших  злодействах!  -  с  неудовольствием
заметил Коллингвуд.
     - Нет,  отчего же?.. Они нам много пользы принесли. На острове, который
служит  нам  убежищем, где живут жены и дети наших сочленов, где у нас лечат
раненых  и больных и пригревают слабых, где я полновластный господин, у меня
собраны  несметные  богатства  в  золоте,  серебре,  в  драгоценных камнях и
тканях,  в  произведениях всевозможных искусств. Я исполнил все, чего желал,
одного только мне не удалось еще добиться...
     - Чего именно? - спросил Коллингвуд.
     - Три  экспедиции предпринимал я с целью овладеть Розольфским замком, -
и  ни  одна  из  них  не удалась. Мечта овладеть старым поместьем Биорнов не
дает   мне  спокойно  спа