ф  объявил
державам   войну,  обратившись  ко  всем  европейским  кабинетам  с  дерзким
письмом,  получившим  историческую  известность.  В  этом письме он нахально
объявлял  о своем вступлении на вымышленный престол и подписался "Ингольф I,
король  Северного полюса". В довершение насмешки он называл каждого государя
"мой   добрый   брат"  и  выражал  надежду  установить  с  ним  впоследствии
дипломатические отношения.
     Дерзость  эта  привела  к  тому,  что  всем  европейским  морякам  было
предписано  преследовать  злодея  неумолимо и в случае его поимки немедленно
повесить  со  всею  командой  на  реях  "Ральфа", а самый бриг тут же, среди
моря, сжечь.
     Но  такой  приказ  было  легче  дать,  чем  исполнить. Ингольф сделался
положительно  неуловим.  Рассчитывали поймать его, когда он по необходимости
зайдет в какой-нибудь порт, а между тем его нигде не было видно.
     Зато  горе  было  тому  кораблю,  который  отваживался пуститься один в
сколько-нибудь  далекий  путь.  Такой  корабль,  ушедши,  уже не возвращался
назад.  В  какую-нибудь  темную,  безлунную ночь он среди океана подвергался
нападению  бесчисленных  молчаливых  демонов,  которые  без слов, без криков
начинали  с  того,  что истребляли весь экипаж до последнего матроса. Слышен
был   только   стук  абордажных  топоров,  крошивших  тела  людей...  Тщетно
испуганные  моряки  искали  спасения,  бросаясь в волны. Борьба прекращалась
лишь с гибелью последнего человека.
     Так  исполнял  свое  страшное дело "Ральф". Груз с захваченного корабля
немедленно   перетаскивался   на   разбойничий   бриг,  и  пираты  исчезали,
предварительно  потопив  опустошенное  судно.  Куда они отвозили добычу? Где
было  их  убежище,  их гнездо? Никто не мог этого разузнать, несмотря на все
поиски,  а  между  тем  такое  убежище, несомненно, существовало, потому что
пираты,  когда  их начинали слишком сильно теснить, вдруг исчезали куда-то и
не показывались иногда по нескольку месяцев.
     Эти  молниеносные  нападения, это таинственное, бесследное исчезновение
многих  кораблей,  и  вся вообще легендарная сторона жизни Ингольфа снискали
ему  прозвище "Капитана Вельзевула". А между тем Ингольфу было в то время не
более двадцати восьми лет.


II

     Пиратский  бриг.  -  Порядки на "Ральфе". - Мальстрем. - Ужас Надода. -
Перемена к лучшему. - Таинственная беседа.

     Во  время  этих  ночных нападений "Ральф" обыкновенно терял очень много
людей,  и,  в  конце концов, команда его все-таки значительно уменьшилась бы
числом,  если  бы  капитан  Ингольф не пополнял постоянно его ряды. Персонал
брига   составляли,   кроме   капитана,  его  помощник  Альтеншид,  которого
сокращенно  звали  просто  Альтенс, четыре лейтенанта: Лютвиг, Ян, Эриксон и
Билль,  причем  последним  двоим  было  всего по двадцати лет, шесть старших
матросов  с  боцманом,  восемь вахмистров и шестьдесят простых матросов. Был
еще  бухгалтер,  несчастный писец Джон Ольдгам, англичанин, которого Ингольф
держал   для   ведения   счетов,   чтобы   избавить   себя  от  нареканий  в
неправильности  раздела  призов.  Этот Ольдгам служил прежде писцом у одного
провинциального  нотариуса, но в один прекрасный день пираты похитили его из
конторы,  находившейся  в  одной  английской прибрежной деревушке. Почтенный
Ольдгам  объявил,  что  не  признает ни за что законности своего положения и
если  будет  работать,  то  только по принуждению. Для того, чтобы пираты не
приобрели  над  ним  прав, предусмотренным и до сих пор неотмененным XXXVIII
статутом  Этельреда  I,  английского  короля из саксонской династии, носящим
название  De  servitudine  hominis,  Ольдгам требовал, чтобы его подводили к
конторке  в  сопровождении  двух  солдат с примкнутыми штыками. Каждый день,
приступая  к  составлению  счетов,  он  начинал  с  письменного  формального
протеста  против  насилия,  которому  его подвергали вопреки всем божеским и
человеческим  законам  и  в  нарушение  акта  Habcas-Corpus. Этот протест он
вручал   солдату  для  доставления  капитану  Ингольфу  и  лишь  после  того
принимался  за  свою  бухгалтерию.  Дело  свое он делал хорошо, предполагая,
однако, что находится на шведском крейсере, а не на пиратском судне.
     Когда  Ингольф  терял  трех  или  четырех матросов из своей команды, он
вылавливал  из  воды  соответствующее число бросившихся в нее неприятельских
моряков  и  ставил  им на выбор - смерть или служба на "Ральфе". Не было еще
ни  одного  примера, чтобы предпочтена была смерть, а через три месяца новые
рекруты  превращались  в  заправских пиратов, готовых для своего капитана на
все.
     Даже   почтеннейший   Ольдгам,  помимо  ежедневного  слабого  протеста,
аккуратно  заносимого  в  книги,  в  конце  концов свыкся со своей жизнью на
"Ральфе",  которая к тому же обогащала его и избавляла от вечных супружеских
сцен,  которые  там, в Англии, задавала своему мужу изо дня в день в течение
двадцатилетнего  сожительства почтенная миссис Ольдгам, обладавшая, впрочем,
по словам мистера Ольдгама, ангельским характером.
     - О,  она очень добра, - говорил мистер Ольдгам, - но подумайте только:
на  двадцать  два  шиллинга  в  неделю прокормить, одеть и обуть одиннадцать
детей!.. Ведь это, согласитесь, чей угодно характер испортит.
     Со   времени   исчезновения  господина  клерка  чья-то  невидимая  рука
доставляла  его  супруге двести долларов в месяц, и почтенная мать семейства
воссылала  к  Богу  пламенные  мольбы,  чтобы  муж  ее  как  можно дольше не
возвращался.
     Таков  был  личный состав странного корабля, по дисциплине и порядку не
уступавшего  самому  лучшему  военному  судну,  но в данный момент влекомого
ветром и течением на норрландские рифы.
     Но зачем бриг явился в эти опасные места?
     Это  была  тайна  между Надодом Красноглазым и капитаном Вельзевулом, -
тайна никому, кроме них, неизвестная на корабле.
     Несмотря  на  то, что каждый матрос видел неминуемую гибель, ни один из
них не роптал - до такой степени сильна была привязанность своему капитану.
     Между  тем  корабль  все  несся  и несся на скалы... Ингольф неподвижно
стоял, смотрел и ждал.
     Не  то  было с Надодом. Распустив по ветру свои рыжие волосы, вытаращив
свой  налитый  кровью  страшный  глаз,  он  задыхался  от ужаса и бессильной
злобы.
     - Послушай,  да  сделай  же  что-нибудь!  - кричал он не своим голосом,
обращаясь  к Ингольфу. - Я не моряк, но я посовестился бы так пасовать перед
бурей,  как  это  делаешь  ты.  Ведь  подумай:  ты  рискуешь  жизнью храбрых
матросов...
     - А,  главное, - жизнью храброго Нада, - иронически возразил капитан. -
Однако  ты  очень  дорожишь  своей  жизнью.  Удивляюсь,  что  тебя так к ней
привязывает? Будь я так безобразен, как ты, я бы желал себе смерти.
     - Удивляюсь,   как   ты  можешь  шутить  в  такую  минуту!  -  вскричал
выведенный из себя Надод.
     - Ведь мы в какой-нибудь сотне метров от этих страшных скал...
     Ингольф  не  отвечал  ничего.  Он  теперь  внимательно  следил за ходом
корабля.
     - Да послушай же! - не унимался Красноглазый, тряся Ингольфа за рукав.
     - Замолчи,  гадина!  -  оборвал его капитан, вдруг вспыхнув от гнева. -
Замолчи и не мешай мне, иначе я тебя раздавлю!
     Одним  толчком  Ингольф  спихнул  его  с мостика, так что Надод кубарем
скатился на палубу.
     Надод  был  очень  сильный  мужчина,  но  не  мог  сладить  с капитаном
Вельзевулом,  не  имевшим  себе  равного  по силе. Ингольф легко поднимал на
плечо  большую  пушку и, пройдя с ней по всему кораблю, ставил ее на прежнее
место.
     Безучастие  Ингольфа  к  опасности  было  только кажущееся, внешнее. На
самом  деле он ни на миг не переставал придумывать средство спасти от гибели
свой корабль.
     Он  решил  испробовать  последнее  средство.  Всякий  моряк  знает, что
волна,  ударившись  о  берег,  отскакивает от него и этим обратным движением
задерживает    следующую   волну.   Таким   обратным   движением   и   решил
воспользоваться  Ингольф.  Маневр был трудный и опасный, но иного способа не
было.
     Бриг  несся  на  скалы. Надод с затаенным бешенством глядел на Ингольфа
своим неподвижным глазом.
     Вдруг  Ингольф бросился к рулю и сам стал им действовать, не переставая
отдавать приказания.
     Уже  почти  у  самых  скал  корабль  попал  в  обратные  волны  и круто
повернулся.
     Через несколько минут он был опять далеко от скал.
     Конечно,  это  еще  не было спасением, но маневр можно было повторить с
надеждою на такой же успех.
     Но  тут вдруг счастье окончательно повернулось лицом к Ингольфу: из туч
полил дождь, и ветер разом утих.
     Громкое "ура" вылетело из уст всех матросов.
     - Ура! Ура! Да здравствует капитан Вельзевул!
     Ингольф спокойно вернулся на свой капитанский мостик.
     Его  корабль  победоносно вышел из тяжелого испытания и готовился войти
в безопасный от ветров фиорд Розольфсе.
     - Ну  что,  Над? - спросил капитан своего товарища. - Не прав ли я был,
говоря, что в море никогда не следует отчаиваться?
     - Прости  меня,  что я давеча вспылил, - отвечал Надод, - но если бы ты
только  знал,  как  мне  не хотелось умирать так близко от цели. Я всю жизнь
свою  жил  одной  мыслью  -  отомстить  своему  врагу, сказать ему: "Гаральд
Биорн,  узнаешь  ли  ты Надода, узнаешь ли ты свою жертву?.." Да, Ингольф, я
непременно  должен  рассказать тебе свою историю, и, может, ты тогда поймешь
мои  чувства и пожалеешь урода Надода, Надода Красноглазого. Не всегда я был
таким  каторжником  и  не  сам  по  себе  им  сделался,  а  благодаря одному
человеку.  Ты  узнаешь  мою  историю и, наверное, согласишься, что грабитель
Мальстрема  вполне  может протянуть руку пирату Мальме... Соединимся в общей
ненависти и вдвоем с тобой мы потрясем целый мир...
     Ингольфу  пришлось  по  душе предложение Надода. Его давно интересовала
эта  таинственная  личность,  и узнать тайну Красноглазого ему было бы очень
приятно.
     Присмотревшись  к  погоде,  Ингольф сделал нужные распоряжения, поручил
команду Альтенсу и сказал Надоду:
     - Пойдем  ко  мне  в  каюту.  Там  нам  никто  не помешает, и мы сможем
поговорить совершенно свободно...
     Никто  не  мог знать, о чем они говорили: но когда они оба вернулись на
палубу,  Ингольф  был  бледен,  точно  сейчас  совершил  преступление,  а на
безобразном лице Красноглазого Нада отражалась свирепая радость.


III

     Ночь  на  море.  -  Тревожные  часы. - Увеселительная яхта. - Удивление
Ингольфа.

     Настала ночь.
     Океан  еще  не  успокоился окончательно, но волны вздымались тише и уже
не  так  круто,  что  предвещало  близкое успокоение. Вследствие дождя ветер
быстро  переменился  на  северо-западный,  и "Ральф", получая его со стороны
штирборта,  легко  огибал  линию  скал,  составлявших мили на три или четыре
продолжение  Розольфского  мыса.  Эти  скалы  вместе  с  берегом  образовали
глубокую   бухту,   где   волны  под  напором  ветра,  казалось,  совершенно
обессиливали,  потому  что  возле  отвесной стены береговых утесов в глубине
бухты не было видно клокочущей белой пены прибоя.
     Заметив  это  обстоятельство,  Ингольф  призадумался,  так  как причина
этого  явления  не  была  для него вполне ясна. Он не понимал, каким образом
волны,  с  силою  налетая  на  берег  под  порывами ветра, могли ударяться о
скалы, не образуя обычного прибоя.
     Ингольф  взял  ночную  зрительную  трубу  и  стал смотреть в нее, но не
разглядел  ничего,  кроме  черной  линии  вод,  почти  сливавшейся  с темным
гранитом утесов.
     - Странно, - пробормотал он. - Я никогда не видал ничего подобного.
     Он подозвал к себе своего помощника Альтенса.
     - Посмотри,  - сказал он ему, указывая на берег, к которому все ближе и
ближе подходил корабль.
     Альтенс  взял поданную ему капитаном зрительную трубу и, поглядев в нее
несколько минут, вскричал:
     - Необыкновенное что-то!
     Капитанский  помощник  на  "Ральфе"  был  старый  моряк,  родившийся  в
рыбачьей  лодке.  Он  не  помнил,  чтобы  когда-нибудь провел на суше больше
времени,  чем  требуется для того, чтобы заключить новый договор с арматором
после  истечения срока старого. Поэтому он смотрел на сушу лишь как на место
для  снабжения  кораблей всем необходимым, а больше не годное ни на что. Вне
своего  ремесла ничего не признавал и выражал свои мысли кратко, отрывисто -
совершенно тем же тоном, каким отдавал приказания.
     - Что  ты  видишь?  -  спросил  капитан, говоривший со своим помощником
всегда так же лаконично, как и он.
     - Прибоя нет, - отвечал помощник.
     - Как же ты на это смотришь?
     - Проход опасен.
     - То есть как?
     - Водоворот близ Розольфского мыса.
     - Откуда ты его знаешь?
     - Слыхал от местных моряков... Хуже Мальстрема.
     - Что же теперь делать?
     - А мы куда идем-то?
     - В фиорд Розольфсе.
     - Нужно  миновать центр притяжения, выйти в море и обогнуть мыс миль на
шесть в открытом море.
     - Я  то  же думал и очень рад, что мы с тобой сходимся. Во что бы то ни
стало нам нужно подняться под ветер.
     - Опоздали! - перебил Альтенс.
     Действительно,  "Ральф" получил сильный толчок, и паруса его захлопали,
как если бы они сразу освободились от действия на них ветра.
     Ингольф понял опасность.
     - Руль  на  бакборт!  -  крикнул  он  кормчему,  рассчитывая  повернуть
корабль под ветер.
     Бриг  не  послушался.  Увлекаемый  быстрым течением, он вступал в центр
огромного  водоворота,  который  теперь должен был подхватить его и понести,
как легкую пробку...
     На  этот  раз гибель была неминуема. Бригу предстояло описывать большие
круги,  вращаясь  с  относительно  умеренной  скоростью,  но  постепенно эта
скорость  должна была увеличиться, а круги должны были делаться все теснее и
теснее  -  вплоть  до самого центра, где "Ральфу" предстояло перевернуться и
разбиться на тысячу кусков.
     Страшное  явление  это,  происходящее  всего  лишь  в  четырех или пяти
пунктах  земного шара, обусловливается исключительным расположением берегов,
образующих  неполную  окружность,  в которую под влиянием специального ветра
волны  врываются с неслыханной силой и бегут вдоль изогнутой линии берега, а
не  прямо на него. Достигнув конца окружности, они приобретают все большую и
большую   силу   и   продолжают  свое  круговое  движение,  вследствие  чего
образуется   поддерживаемый   новыми   волнами   водоворот,   гибельный  для
мореплавателей.  Против  таких  водоворотов  нет никакого спасения, и море в
таких   местах   успокаивается   лишь  по  прекращении  специального  ветра.
Водовороты  эти  называются  по-норвежски  "мальстремами"  (течение, которое
мелет).
     У  берегов  Норвегии существуют два таких водоворота: один близ острова
Моске,  производимый  южным  ветром,  а  другой на западе, близ Розольфского
мыса, производимый северным ветром.
     Последний   водоворот   менее   известен,  чем  первый,  так  как  реже
посещается кораблями, но гораздо опаснее первого.
     С  первого  же  взгляда  Ингольф  понял  ужасную  истину. На лбу у него
выступил  легкий  пот  -  но  и  только.  Больше  у него ничем не выразилось
потрясение,  которое  испытывает  всякий  человек  при  быстром  переходе от
уверенности в спасении к сознанию грозящей опасности.
     - Ни  слова  матросам, Альтенс, - сказал капитан. - Мы всегда успеем их
предупредить,   а  сперва  я  хочу  посмотреть,  неужели  действительно  нет
никакого спасения.
     Помощник поклонился и, не ответив ни слова, сошел с мостика.
     - Что ты такое сказал? - спросил Надод, подходя к капитану.
     Во   время   последнего   разговора  он  стоял,  облокотясь  на  перила
штирборта.  Обманутый  наружным  спокойствием  волн,  он не обращал большого
внимания  на  беседу  Ингольфа  с  Альтенсом,  но  последние  слова капитана
неприятно поразили его слух.
     - Вот  что,  Надод,  -  серьезно сказал ему капитан, - наступила минута
показать, действительно ли ты мужчина.
     - Ты меня пугаешь, - отвечал Красноглазый, - что за торжественность!
     - Не  думай,  я  не  шучу, Надод. Мы избавились от одной опасности лишь
затем, чтобы попасть в еще худшую. Ты имеешь понятие о Мальстреме?
     - Слыхал,  -  отвечал  урод  с конвульсивною дрожью в теле, - но только
ведь он не у этого берега.
     - Ты  говоришь  о  Мальстреме  близ Моске, но, к несчастью, он не один.
Есть  еще  Мальстрем  близ  Розольфа,  и  вот в него-то именно мы и угодили.
Взгляни, бриг уже не слушается руля.
     Говоря  эти  слова,  Ингольф  схватил  штурвал и повернул его до самого
конца цепи: бриг не повернулся ни на йоту.
     Опыт был слишком убедителен. Надод так и обмер.
     - Стало быть, нет никакой надежды? - спросил он своего товарища.
     - Никакой,  -  отвечал  Ингольф.  -  Невозможно  сразу  бороться против
ветра, течения и центробежной силы. У нас нет точки опоры.
     - Хорошо,   -   возразил   Надод   со   спокойствием,   которое   резко
противоречило его прежнему волнению.
     - На  земле  всегда  есть жертвы, и я являюсь одной из таких жертв. Так
записано  в  книге  судеб:  к  чему же бороться с судьбою? Ты увидишь, Надод
Красноглазый сумеет умереть.
     - Странно,  что  ты  нас  не  предупредил,  а еще жил в этих местах. Не
может быть, чтобы ты никогда не слыхал об этом губительном течении.
     - Ты  забываешь,  что  я  не  моряк,  и  если  слыхал  в детстве разные
страшные  рассказы о кораблях, погибших в Розольфсе, то считал их легендами,
не придавая им реального значения.
     Протянув руку по направлению к твердой земле, он прибавил:
     - Ты  торжествуешь,  Гаральд  Биорн.  Сокровища,  скопленные  двадцатью
поколениями,  останутся  за  тобою  и,  быть  может, благодаря им достигнешь
своих  целей!  Но  если  пожелания  человека,  умирающего  по твоей милости,
выброшенного  тобою  из человеческой семьи, могут иметь какое-нибудь влияние
на  судьбу,  то  будь  ты проклят из рода в род! Будь проклят сам ты, и дети
твои, и внуки, и правнуки!..
     Вдруг  в  ночной темноте раздался крик, возбудивший во всех невыразимое
волнение.
     - Парус налево сзади! - крикнул вахтенный.
     Взоры  всех  жадно устремились в ту сторону, и в эту минуту, как бы для
довершения  ужаса,  полярное  солнце,  закатывающееся  летом не более как на
один  час,  вдруг появилось на горизонте, озарив своими лучами и ясное небо,
и коварное море.
     Замеченный  корабль  оказался  прелестною, стройною яхтой, оснащенною с
редким  изяществом.  На  ней  развевался белый флаг с золотым крестом. Видно
было,  что  кораблик  не  имел  ничего  общего  с тяжелыми рыбачьими судами,
которые  только  одни  и  посещают  эти места Ледовитого моря во время ловли
трески.
     Экипаж  "Ральфа",  уже  понявший  свое отчаянное положение, безмолвно и
угрюмо  следил  за  маневрами  кораблика,  быстро бежавшего по волнам позади
Розольфского мыса, который его защищал от грозного влияния Мальстрема.
     - Это  увеселительная  яхта,  -  сказал  Ингольф,  как  бы говоря сам с
собою.   -  Она  погибнет,  если  станет  огибать  эти  скалы,  составляющие
продолжение мыса.
     - Значит, погибнем не одни мы, - заметил Надод с недоброю улыбкой.
     Вместо  ответа  капитан  бросил  на  него  самый презрительный взгляд и
обратился к своему помощнику:
     - Альтенс,  через  десять  минут,  если  я  не  ошибаюсь,  мы  вместе с
течением  понесемся  мимо берега. Проходя мимо мыса, дай поскорее этой шхуне
предостерегающий сигнал.
     Желая  внушить  матросам  надежду,  которой  сам  совершенно  не  имел,
Ингольф прибавил:
     - Она  построена  не так крепко, как наш "Ральф", и не может бороться с
течением.
     Слова  эти  были  сказаны с хорошо разыгранной небрежностью и произвели
свое  действие.  На  лицах  у  всех появилась радость. Если бы действительно
была  опасность,  разве  капитан  был  бы  та