езнаказанности,  которою  пользовалась
злодейская шайка.
     Равным   образом,   когда   кто-нибудь   из  "Грабителей"  попадался  в
незначительном  проступке,  как,  например,  в буйстве, драке или пьянстве и
его  сажали  в  тюрьму,  то  тот  же  самый  Перси хлопотал об его скорейшем
освобождении,  боясь,  чтобы от слишком продолжительного пребывания в тюрьме
узник  не  почувствовал  прилива  откровенности  и не проболтался как-нибудь
товарищам по заключению.
     Отношения  между  Пеггамом и Перси были какие-то странные. Пеггам любил
Перси  настолько,  насколько  был  способен кого-нибудь любить, и смотрел на
него,  как  на  сына.  Перси,  наоборот,  не  питал  к нотариусу ни малейшей
привязанности  и  смотрел  на  него  исключительно  как  на  человека, через
которого   он   получает  свою  выгоду.  Правда,  Перси  десять  лет  служил
товариществу  верой и правдой, не жалея ни времени, ни сил, но в то же время
он  постоянно  думал о той минуте, когда ему выплатят хороший куш и когда он
распростится  со  всею шайкой. Пеггам обещался заплатить клерку по истечении
десяти  лет  сто  тысяч фунтов стерлингов за труды. Эти десять лет прошли, и
Перси  потребовал  от  Пеггама  условленную сумму. Но старый хитрец понимал,
что  как  только  эта  сумма будет выплачена, Перси сейчас же бросит службу.
Между  тем  чичестерскому нотариусу не хотелось лишиться друга и сотрудника,
которого  никем  уже нельзя было заменить. Поэтому начальник "Грабителей" на
все  просьбы клерка отмалчивался или увиливал, рассчитывая протянуть время и
заключить с Перси новый контракт по крайней мере еще лет на пять.
     Но Перси стоял на своем и не шел ни на какие сделки.
     - Вы  сами  эту  сумму  мне  обещали,  -  говорил  он,  -  и  не можете
утверждать,  что  она  слишком велика. За десять лет своей службы я доставил
вам  более  пятидесяти  дел,  которые  принесли вам неисчислимые выгоды. Уже
одно  последнее  дело,  именно  операция с адмиралом Коллингвудом, доставило
вам  половину того, что я с вас требую. Можно даже сказать, что за последнее
дело  вы  два раза получили гонорар, так как я же опять-таки вас предупредил
о том, что Надод собирается бежать с вашими деньгами в Америку.
     - Я  не  о  цифре  говорю,  -  сказал Пеггам, - мне только жаль с тобою
расстаться. Ты мне раздираешь сердце, Перси...
     Ведь я всегда любил тебя, как сына...
     - Уговор   лучше   денег,   -   холодно   возразил  клерк.  -  Вы  дали
обязательство  и  должны  его  исполнить...  Что  же касается до того, что я
будто  бы раздираю вам сердце, то это, позвольте вам сказать, одни глупости.
Как  я могу раздирать то, чего у вас нет? Когда вас после смерти выпотрошат,
то  в  груди  у вас, вместо сердца, окажется мешок с деньгами... Но довольно
об  этих  пустяках. Десять лет прошло. Я свою обязанность исполнил, исполняй
же и ты свое, старик. Выкладывай деньги.
     Грубый  тон  Перси  нисколько  не оскорбил Пеггама, который взглянул на
это  как  на  детский  каприз.  Клерк,  очевидно,  вымещал на нотариусе свое
подчиненное  положение  у  Джошуа и частые выговоры, которые не скупился ему
делать  почтенный  солиситор.  Перси  ни за что не стал бы служить у Джошуа,
если   бы   не  та  громадная  выгода,  которую  извлекали  из  этой  службы
"Грабители".
     - Ну,  послушай,  мой  милый, - отвечал Пеггам, - подожди еще пять лет.
Это уж будет последний срок, и тогда я выплачу тебе двойную сумму.
     - Нет,  нет,  старик,  нельзя!  Уж  ты  и  не проси лучше. Мне хочется,
наконец,  пожить  как  следует, попользоваться жизнью. Года мои уходят, я не
могу дольше ждать. Все, что я могу для тебя сделать...
     - А  именно? - спросил старик, глаза которого блеснули радостью, и лицо
озарилось довольной улыбкой.
     - Это подождать двадцать четыре часа.
     Улыбка   негодяя  заменилась  выражением  глубокой  печали.  Перси  был
единственным  человеком,  которого Пеггам любил, думая, что и тот ему платит
взаимностью.  Каково же было ему теперь убедиться, что этой взаимности нет и
никогда не было.
     - Ты все шутишь.
     - Нисколько  не  шучу.  Я уже веду переговоры о покупке одного большого
барского  имения в графстве Варвик. Предварительное условие уже подписано, и
не  позднее  четырех  часов завтрашнего дня я должен иметь в своих руках сто
тысяч фунтов стерлингов, в противном случае...
     Клерк не договорил, но сделал угрожающий жест.
     - Договаривай, - сказал нотариус. - Ты решился меня убить, не так ли?
     - Нет,  я  до  тебя  пальцем не дотронусь, потому что вовсе не желаю за
это  попасть  в  руки  палача.  Но знай, что если завтра я не получу от тебя
денег,  то  вынужден  буду  прибегнуть  к различным способам для того, чтобы
добыть их в другом месте.
     - Могу знать, какой это способ?
     - Не  способ, а способы. Их целых два. Какие они - я тебе не скажу. Это
не твое дело.
     С этими словами Перси и Пеггам расстались.
     Разговор  происходил  накануне  того  дня,  когда  Гуттор  отправился к
адвокату  на  квартиру.  Пеггам  должен  был  прийти  опять для решительного
свидания с Перси. До его прихода оставалось полчаса.
     Внимательно  рассмотрев  клерка  через  щелку портьеры, Гуттор пришел к
заключению,  что  этого  человека  легко будет купить деньгами, и машинально
поднес  руку  к  боковому  карману,  где  у  него  лежала  книжка  чеков  на
банковский  дом  братьев  Беринг.  Собственно говоря, это не были чеки в том
смысле,  как  мы  их  теперь  понимаем.  До  теперешних чеков, подписываемых
обладателем  чековой  книжки,  тогда  еще не додумались. Старинные чеки были
просто   векселя   или   квитанции  на  предъявителя,  каждый  стоимостью  в
известную, заранее обозначенную в нем сумму.
     Гуттор  решился  войти  в  кабинет  и заговорить с клерком, но вдруг по
всему дому прозвучал громкий и резкий звонок.
     - Вдруг  это Пеггам! - подумал с ужасом богатырь, не успевший исполнить
свое намерение.
     - Здравствуй,  Перси,  -  сказал  вошедший  голосом,  дребезжащим,  как
надтреснутый звонок.
     - Здравствуй,  Пеггам,  -  отозвался  клерк.  -  Ты  пришел раньше, чем
обещал.
     Гуттор  почувствовал дрожь... Увы! Это действительно был Пеггам. Теперь
нечего было и думать о том, чтобы похитить его.
     - Боже,  просвети  меня!  Боже,  наставь меня, укажи, что мне делать! -
прошептал  богатырь,  сердце  которого  так  и колотилось в груди. - Имею ли
право  убивать  человека,  неповинного  в злодействах, совершенных Пеггамом?
Имею ли я право сделать это, чтобы овладеть злодеем?
     Войти  в  комнату, схватить Пеггама и ударом кулака уложить клерка было
бы  для  Гуттора  самым  легким  делом.  В  эту  решительную  минуту он ясно
представил  себе Фредерика и Эдмунда Биорнов закованными в цепи - и рванулся
было в кабинет.
     Но  вдруг  богатырь  услыхал  странные  слова,  поразившие  его  слух и
взволновавшие душу. Он остановился и прислушался.
     Пеггам  нетерпеливым  тоном  возражал  клерку на какие-то сказанные тем
слова:
     - Ах,  ты  все  о  своем!..  Мне,  право,  некогда сегодня толковать об
этом...   И   что  ты  беспокоишься?  В  конце  концов  мы  всегда  с  тобой
сговоримся...
     Участь  клерка была решена: Гуттор убедился, что он сообщник Пеггама, и
уже  хотел окончательно войти в кабинет, как вдруг до ушей его долетел ответ
Перси.
     - Напрасно  ты,  Пеггам,  издеваешься  надо  мной,  -  говорил клерк. -
Смотри,  не  пришлось бы тебе раскаяться. Взгляни на эти часы. В четыре часа
пять минут, если ты не заплатишь мне ста тысяч фунтов, будет уже поздно.
     - Есть  мне  когда  заниматься  этим, как же! Как будто у меня только и
дела,  что  ты  да  счеты  с тобой!.. Ты, стало быть, не знаешь, что полиция
арестовала  моего  клерка  Ольдгама,  без  которого  я  совершенно  не  могу
обойтись в Чичестере?
     - Ну  что ж такое? Джошуа устроит его побег. Не ты ли сам писал сегодня
об  этом  солиситору?  Но это меня нисколько не касается. Я хочу покончить с
тобой,  а  чтобы  ты  не  говорил,  что  я  поступаю предательски, потрудись
узнать,  какими  способами  я надеюсь добыть нужную мне сумму. Первый способ
состоит  в  следующем:  совет  ольдерменов и лордмер обещали пятьдесят тысяч
фунтов  тому, кто выдаст властям начальника "Грабителей", хотя бы доносчик и
сам   был  соучастником  преступного  товарищества.  Суперинтендант  полиции
обещал  двадцать  пять  тысяч,  а  разные лондонские корпорации еще тридцать
тысяч  в  общей  сложности.  Таким образом я могу получить даже больше того,
что мне нужно, на целых пять тысяч.
     Пеггам бросился в кресло, откинулся на спинку его и громко захохотал.
     - Ох,  уморил! Так ты собрался на меня доносить?.. Нет, я в жизни своей
не слыхал ничего смешнее... Ох, батюшки!..
     Он  разом  прекратил  хохот,  сухо  и  нервно  встал,  нахмурил брови и
взглянул  на  Перси  тем грозным взглядом, который так властно действовал на
всех "Грабителей".
     - Дурак!  Жалкий дурак! - произнес он голосом, дрожавшим от гнева. - Ты
забываешь,  что  я  держу  в  своих  руках честь нескольких десятков знатных
фамилий  Англии,  и  что,  как  только  ты  рот  раскроешь,  на тебя наденут
смирительную  рубашку  и  посадят  в  Бедлам, где ты сгниешь. Ну, мой милый,
какой  же  твой  второй  способ?  -  продолжал  Пеггам, меняя грозный тон на
иронический.  - Интересно узнать. Если он так же остроумен, как и первый, то
это делает честь твоему уму, твоей изобретательности.
     Легко  себе  представить,  с  каким  жгучим интересом слушал Гуттор эту
беседу двух негодяев.
     Перси  позеленел.  Лицо  его  приняло  такое  свирепое  выражение,  что
всякий, кроме Пеггама, мог бы прийти в ужас...
     - Ты   молчишь,   дружочек?   -  продолжал  иронизировать  чичестерский
нотариус.  -  Ну,  так,  стало быть, я и разговор покончу. Вот мое последнее
слово:  ты  будешь служить мне еще пять лет и получишь обещанную тебе плату,
после  чего  можешь  уходить на все четыре стороны. И знай, что ничто в мире
не заставит меня переменить это решение.
     - Берегись,  Пеггам!  -  вскричал шипящим голосом Перси. - Берегись, не
доводи  меня  до  крайности!  Выслушай  меня  в  свою  очередь: между твоими
врагами  есть  такие,  которым  стоит только шепнуть словечко... Например, я
могу  сказать  лорду  Винчестеру:  "Хотите  отомстить  убийцам  вашего отца,
зарезанного  в  постели?.."  Или леди Лонгсдэль: "Хотите отомстить за смерть
вашего  мужа,  отца  ваших детей, погибшего в ужасных муках?.. Дайте мне сто
тысяч фунтов - и я вам выдам убийцу".
     - Это все? - спросил Пеггам, иронически посмеиваясь.
     - Нет,  негодяй,  не все, потому что есть люди, которые с удовольствием
заплатят и еще дороже!
     Перси, сильно жестикулируя, встал между дверью и своим собеседником.
     - Что  же  это?  Ты  где  встал? - спросил атаман "Грабителей". - Уж не
думаешь ли ты загородить мне выход?
     - Неужели  ты  думаешь,  старый  злодей,  -  продолжал,  не слушая его,
Перси,  -  неужели ты думаешь, что если я явлюсь к Эрику Биорну и скажу ему:
"Хотите  отомстить  за  смерть вашей сестры Леоноры и ее детей, утопленных в
море?
     Хотите  освободить  своих  братьев  из  плена?  Дайте  мне двести тысяч
соверенов, и я выдам вам виновника этих злодейств..."
     Перси не договорил.
     - Принимаю! - раздался вдруг за портьерой громкий зычный голос.
     Портьера  раздвинулась,  и в дверях появился Гуттор, сверкая взглядом и
внушая невольный трепет своею могучей фигурой.
     Из  груди  Пеггама  вырвался хриплый крик ярости. Негодяй хотел бежать,
но  богатырь схватил его за горло и, обращаясь к Перси, который сам стоял ни
жив ни мертв, сказал ему:
     - Я  вам даю двести тысяч фунтов стерлингов, сколько вы просили... Этот
человек мой?
     - Ваш, - пролепетал почти бессознательно Перси.
     - Негодяй! - взревел Пеггам. - Ты мне дорого за это заплатишь!
     Больше  ему  не  дали  произнести  ни  слова.  Гуттор  заткнул ему рот,
завернул его в ковер и побежал вон из комнаты.
     В  дверях  он обернулся и торопливо сказал клерку, растерянно стоявшему
посреди кабинета:
     - Нужно   торопиться...   Через   полчаса   я  вернусь  и  заплачу  вам
условленную сумму.
     Смеркалось.  Время дня было самое благоприятное для похищения. Гуттор в
несколько  прыжков  добежал  до  лодки,  открыл люк, снял с пленника ковер и
сунул  Пеггама  под  палубу.  Заперев  затем  люк на ключ, богатырь спокойно
вернулся в квартиру Джошуа, который еще не возвращался.


XVIII

     Освобождение  Ольдгама.  -  Обмен  пленных.  -  Ну, смотри же, Фредерик
Биорн!   -   Блэкфрайярское   подземелье.  -  Казнь  предателя.  -  Чудесное
избавление. - Карта острова.

     Богатырь  застал  Перси  погруженным  в задумчивость. Несчастный клерк,
получив  плату  за  свою  измену,  не обнаружил ни малейшего восторга. Страх
заглушал   в   нем  ту  радость,  которую  он  почувствовал  бы  при  других
обстоятельствах.
     Во  время  кратковременной  отлучки  Гуттора  он  успел сообразить, что
Пеггам  в  тот  же  вечер  освободит  своих пленников в обмен на собственную
свободу  и  вместе  с  тем жестоко отомстит своему предателю. Он не был даже
уверен  в  том,  что  ему  придется  провести ночь у себя в постели. Пеггам,
конечно,  знает,  что  контора  братьев  Беринг  уже  заперта и, разумеется,
примет  меры,  чтобы  Перси  не  получил  на другой день оттуда двести тысяч
соверенов по чеку, выданному Гуттором, и не уехал из Англии.
     - За себя вы отомстили, - сказал он богатырю, - но меня погубили.
     - Это как? - удивился Гуттор.
     - Ведь  вы,  разумеется,  хлопотали ради того, чтобы освободить герцога
Норрландского и его брата?
     - Ну, конечно.
     - Разве  вы не знаете, что вам удастся достигнуть своей цели лишь ценою
освобождения Пеггама?
     - Отлично знаю.
     - Стало  быть,  я  прав,  называя  себя  погибшим человеком. Как только
злодей  будет  освобожден, он первым делом примется за меня, и уже, конечно,
мне от него не спрятаться.
     - В  таком случае бегите... Уезжайте сейчас же из Лондона, только не во
Францию  через  Дувр,  а  в  Голландию  через Шотландию. В Нидерландах любой
банкир разменяет вам наш чек.
     - Благодарю  вас,  вы  подали  мне отличную мысль. У меня просто голова
закружилась...  Если  мне  удастся  спастись,  то  этим я вам буду обязан...
Хорошо. Я уеду сейчас же, как только вернется мой патрон.
     Между тем стемнело совершенно, и Джошуа не заставил себя ждать.
     Адвокату  не  стоило ни малейшего труда подкупить тюремщика. Пять тысяч
фунтов  стерлингов  сделали  свое  дело.  Мистер  Торнбулль  объявил, что он
закроет  глаза и ни во что не будет вмешиваться. Друзьям Ольдгама оставалось
только придумать средство украсть его из тюрьмы.
     Джошуа  был  необыкновенно  изобретателен.  Он  сейчас же купил большую
плетеную  корзину,  в  которую  наложил  всевозможных  съестных  припасов  и
лакомств.  Гуттор  должен был с этой корзиной отправиться в Тауэр и сказать,
что  он  принес  узнику  обед. Тюремщик должен был беспрепятственно впустить
его,  а  на  обратном  пути  богатырь  должен  был  унести  в  этой  корзине
похищенного Ольдгама.
     Все  устроилось  как  по  писаному. Гуттор, явившись в камеру Ольдгама,
вынул  из  корзины  принесенные  яства.  Только  что  узник собрался было их
отведать,  богатырь  деликатно обхватил его поперек, сунул в корзину и пошел
с  нею  вон из тюрьмы. Благополучно пройдя в воротах мимо самого смотрителя,
разговаривавшего   там   с   несколькими  чиновниками,  он  крупными  шагами
направился к своей лодке, которая затем быстро доплыла до брига "Олаф".
     Нечего  и  говорить  о  том,  с  каким восторгом встретили своего друга
Грундвиг и Билль.
     В  исходе одиннадцатого часа ночи через Саутварк вдоль набережной Темзы
двигался  отряд  в полсотни человек. Дойдя до сходни N 38б он остановился, и
в темноте прозвучал громкий голос, гулко прокатившийся над водой:
     - Эй!.. Бриг "Олаф"! Эй!..
     - Кто идет? - отозвались с корабля.
     - Биорн  и  Норрланд!  -  отвечал прежний голос тем самым тоном, каким,
бывало,  сподвижники Роллона и Сигурда в пылу сражения бросали в воздух этот
военный клич.
     От  брига  отделилась  лодка.  В  темноте  послышался равномерный плеск
весел.
     - Причаливай! - раздался несколько дрогнувший голос Билля.
     Спустя  несколько  секунд  Грундвиг, Гуттор и молодой капитан покрывали
поцелуями и слезами руки Фредерика и Эдмунда.
     - Обнимите  нас,  верные, храбрые друзья! - вскричал ли братья Биорны -
и  в  течение  нескольких  долгих  минут  пятеро  мужчин  нежно обнимались и
целовались.
     В  нескольких шагах, на берегу, стоял человек и скрестив руки на груди,
молча наблюдал эту трогательную сцену.
     Это  был  Пеггам,  получивший  свободу  одновременно  с  Биорнами  и их
сподвижниками.
     Когда  лодка  снова отъехала от берега, возвращаясь к кораблю, с берега
вслед ей раздался голос:
     - Ну,  смотри  же, Фредерик Биорн! Теперь между нами война не на живот,
а на смерть!
     Герцог  презрительно  промолчал,  но Гуттор вспыхнул, вскочил на ноги и
крикнул с лодки своим могучим голосом:
     - Принимаем  твой  вызов, Пеггам! Да, это верно, между нами война не на
живот,  а  на  смерть!  Мы  до  тех пор не успокоимся, покуда не разрушим до
основания  твоего  притона,  а  тебя  самого  не  отдадим на съедение хищным
птицам!
     Два   дня  спустя  после  этих  событий  в  подземелье  одного  дома  в
Блэкфрайярсе происходила ужасная сцена.
     В этом доме останавливался Пеггам, когда приезжал в Лондон.
     В  этот  день  бандит  пригласил  к  себе четыреста или пятьсот человек
"Грабителей" для суда и казни над изменником.
     Перед  тем  во все концы Англии были разосланы шпионы для поимки Перси.
Несчастного  клерка отыскали в Глазго в одной гостинице ночью, во время сна,
схватили его и привезли в Лондон.
     Тщетно  он  пытался  спасти  свою  жизнь,  унижаясь  перед своим бывшим
другом:  нотариуса  не могли смягчить никакие мольбы. Прежняя любовь Пеггама
к  Перси  превратилась в неумолимую ненависть. Над изменником был произнесен
грозный  приговор  и  тут  же исполнен. Несчастному вырвали язык посредством
раскаленных  добела щипцов, потом зарыли его живого в землю по самые плечи и
оставили  в  таком  виде  в  вонючем  сыром  подземелье, имевшем сообщение с
клоаками Сити.
     Несмотря   на   полученное  жестокое  увечье,  несчастный  с  упорством
цеплялся за свою жалкую жизнь.
     Он  думал  о  тех  миллионах,  которых добивался всю жизнь и которые он
перед  отъездом  спрятал в безопасное место у одного лондонского банкира. Он
получил  много  золота,  получил  возможность  роскошно жить - и вдруг в эту
самую  минуту  ему грозит смерть!.. Нет, он не хочет умирать и не умрет. Для
чего  же  и  воля  дана  человеку,  как  не  на  то,  чтобы преодолевать все
препятствия?  Разве  сама  судьба  не  на стороне Перси? Ведь тот разбойник,
которому  было  поручено  вырвать  у  него  язык,  ограничился лишь тем, что
оторвал  щипцами  один  лишь  кончик,  так  что кровотечение было не слишком
сильно,  и рана уже успела засохнуть и затянуться... Нет, он не умрет! Разве
можно  умереть,  имея  в  кармане  пять  миллионов  франков? Он не только не
умрет,  он  даже  отомстит...  О, как сладко будет для него мщение, когда он
выберется из этого подвала!
     Несчастный   Перси  пришел  в  такое  возбуждение,  что  даже  перестал
чувствовать боль.
     Падая  в  яму,  в  которую  его  бросили, он инстинктивно прижал руки к
груди  и  только  теперь понял, какую услугу оказал ему инстинкт. Если бы он
держал  руки  вдоль  тела,  они  были  бы у него не свободны после того, как
разбойники  яму  засыпали землею и утрамбовали, следовательно, в этом случае
он  совершенно  не  мог бы выбраться. Действуя руками, он (хотя движения его
были  крайне  стеснены)  все-таки понемногу разрыхлял