овавшей за ночным
выстрелом,  потому  что о тени, виденной герцогом, никто не знал. Это было к
счастью,   потому   что   иначе   бравые   моряки   глубоко  оскорбились  бы
незаслуженным  подозрением.  Распространился  слух,  что герцогу показалось,
будто  в море упал с корабля человек, и что герцог выстрелил для того, чтобы
сигналом приказать "Леоноре" подобрать утопающего.
     Такой  слух  нисколько  не  повредил герцогу, а, напротив, увеличил его
престиж, резко оттенив его неусыпную заботливость о своих людях.


IV

     Скрытое  могущество. - Отчего Самуил Бартон переменил свое намерение. -
Живой покойник.

     Возвращаясь  в  гостиную  с  братом,  а  также с Гуттором и Грундвигом,
Фредерик Биорн был бледен и взволнован.
     - Я  очень  рад,  что  между  нашими  людьми  не оказалось изменника, -
сказал  он,  -  но зато я, к огорчению своему, убедился, что на моем корабле
относятся  с  полнейшею халатностью к надзору за его безопасностью. Это меня
тем  более  возмущает,  что  я  привык  командовать  военным судном, где все
делалось   с  автоматическою  аккуратностью...  Надеюсь,  что  мне  пришлось
сделать это замечание в первый и в последний раз.
     Эти   слова,   произнесенные   резким  отрывистым  голосом,  относились
непосредственно  к  Гуттору  и  Грундвигу,  которым  специально вверена была
охрана  корабля.  Верные  вассалы  были  обижены  до слез этим незаслуженным
упреком.
     Эдмунд не побоялся открыто за них вступиться.
     - Послушай,  брат,  ты  несправедлив,  -  сказал  он. - Во-первых, этот
корабль  нельзя сравнивать с военным, потому что на нем речь может быть не о
дисциплине,  а  лишь  о  безусловной преданности тебе. В этом отношении ты и
сам  должен это знать, на Гуттора и Грундвига можно положиться... Во-вторых,
я  сам  могу  засвидетельствовать,  что  охрана  корабля  производится самым
тщательным образом...
     - Прости  меня,  брат,  я  не  хотел  обидеть  ни  тебя,  ни  Гуттора с
Грундвигом,  но  меня  уж  очень  рассердило,  что  мы  никак не можем найти
объяснений всей этой чертовщине.
     - Объяснение   это   очень   просто,   брат.  Кто-нибудь  из  уцелевших
"Грабителей",   вероятно,  с  какою-нибудь  враждебною  целью  пробрался  на
корабль,  спрятался  там  и  устроил  с  нами мистификацию. Но теперь он уже
понес заслуженное наказание: труп его сделался добычею хищных рыб.
     - Ты  совершенно  прав,  и  не  стоит  об  этом больше разговаривать, -
сказал  герцог.  -  Главное же - не нужно ничего говорить матросам, чтобы не
растревожить их суеверия.
     Собеседники разошлись.
     Грундвиг вышел вместе с Гуттором и дорогой сказал ему тихо:
     - Послушай,  Гуттор,  ты  тоже  допускаешь, что кто-нибудь спрятался на
корабле?
     - Нет,  не  допускаю... Ведь мы все уголки обшарили... Я уверен, что на
корабле завелся призрак.
     - Вот  что,  Гуттор, я тебе доверю тайну, которой до сих пор не сообщал
ни  одному  человеку.  Биорны  давным-давно  верят в существование на севере
моря,  свободного  ото  льда.  Многие  из  членов  этой  фамилии корпели над
старинными  учеными книгами и занимались тайными науками. В семье существует
предание,  что  один  из  Биорнов непременно откроет такое море, но вместе с
тем  он  будет последним из Биорнов и умрет, не успев поведать свету о своем
открытии.
     - Бедный герцог! - вздохнул Гуттор. - Его увлекает судьба!..
     - Мне  рассказывал  еще  мой  дед,  -  продолжал  Грундвиг, - что в той
стране,   окруженной   недоступными   ледниками,  живут  души  преступников,
осужденных  на  вечное  блуждание  по  земле  под видом оборотней, вампиров,
джинов  и  прочих  нечистей.  Они  носятся вместе с метелями и воют вместе с
бурями.  Кто  осмеливается проникнуть в их страну, того они убивают. Четверо
или пятеро Биорнов погибли там еще до Магнуса...
     - Неужели?
     - То-то  вот  и есть... Поэтому покойный герцог Гаральд строго запретил
говорить  обо  всем  этом  его  сыновьям,  опасаясь, как бы они не увлеклись
примером...
     Ночь  прошла благополучно, но утром, просыпаясь, Фредерик Биорн нашел у
себя на одеяле записку в траурном конверте. Распечатав, он прочитал:
     "Проклятый  Ингольф!  Капитан  Вельзевул!  В  эту ночь ты налил в сосуд
последнюю  каплю,  которая его переполнила. Безумец! Ты выстрелил в призрак,
забыв,  что  призрак неуязвим! Даю тебе неделю срока приготовиться в дальний
путь,  из которого никто не возвращается. По истечении этого срока я подожгу
порох на твоем корабле и потоплю вас всех в пучине океана.
     Ничего не прощающий и ничего не забывающий Призрак Надода".
     Теперь  уже  нечего  было  и  сомневаться,  что  на корабле совершается
что-то  непонятное.  Наскоро  одевшись,  Фредерик  Биорн  позвал брата, и на
общем  совете они решили немедленно произвести повальный обыск всего корабля
сверху донизу.
     Когда  они собирались идти для этого наверх, в каюту герцога постучался
лейтенант Лютвиг, говоря, что желает видеть его по важному делу.
     Офицер вошел не один, а в сопровождении марсового Иоганна.
     - Что скажете, Лютвиг? - спросил герцог.
     - Скажу  не  я,  ваша  светлость,  а  сам  Иоганн. Он сейчас сделал мне
доклад, который пусть повторит при вас. Это будет лучше всего.
     - Ну, Иоганн, говори. Мы тебя слушаем.
     - Извольте  видеть,  ваша светлость, - начал матрос, конфузливо вертя в
руках  шапку,  -  будучи не на вахте, проходил я за своим делом по палубе...
Наклонясь  через  борт  -  так, из любопытства, - вижу я вдруг, что какой-то
человек  висит  под  бугшпритом,  словно  гимнастику  делает. Думая, что это
бретонец  Ле-Галль  -  он  очень любит этим заниматься - я крикнул ему: "Эй,
товарищ",  но неизвестный ударил меня снизу чем-то по голове так сильно, что
у  меня  в глазах помутилось... Когда я пришел в себя и взглянул опять вниз,
там  никого не было. Я побежал в сборную поглядеть, где Ле-Галль, оказалось,
что он спит крепким сном на своей койке.
     - Кто же это, по-твоему, был, если не Ле-Галль? - спросил герцог.
     - Думаю,  ваша  светлость, что это был кто-нибудь из джинов... Они ведь
часто шалят на кораблях, - отвечал матрос.
     Герцог  и  его  брат  улыбнулись  и  отпустили  матроса,  который ушел,
чрезвычайно довольный собою.
     Дело, таким образом, усложнялось.
     Очевидно, на корабле кто-то скрывается, но где и каким образом?
     Это  надо  было разузнать во что бы то ни стало, а до тех пор надзор на
корабле  усилили  до  высшей  степени.  Перед  пороховою камерой день и ночь
стояли трое часовых, менявшихся каждый час.
     Вечером  состоялось  совещание  между  герцогом,  его братом, Гуттором,
Грундвигом  и  еще  некоторыми офицерами, но о принятом решении никто ничего
не узнал: оно сохранялось в строгой тайне.
     Самуил  Бартон  и  его сородичи, владевшие одним из главнейших торговых
домов   в   Глазго,  были  происхождением  немецкие  евреи,  поселившиеся  в
Шотландии  еще  в  третьем  восходящем поколении. Их дед Захария Бениаминсон
родился  во  Франкфурте,  этой  родине всех странствующих евреев, и прибыл в
Глазго  в  качестве  помощника  местного  раввина.  Но  служба  в синагоге и
толкование  Талмуда  не  принадлежит  к  особенно выгодным занятиям, поэтому
Захария  скоро  вышел  в  отставку  и открыл комиссионерскую контору. Многие
евреи  с  этого  начинают:  никогда еврей не бывает производителем, а всегда
лишь  посредником  между  производителями  и потребителями, эксплуатируя обе
стороны.
     Захария  Бениаминсон  стал  быстро богатеть. Через очень короткое время
он  был  уже в состоянии посылать в море собственные корабли, которых у него
завелось  более  полусотни.  Понимая,  что  "Фирма  Бениаминсон"  никогда не
сделается  популярною, благодаря слишком еврейскому звучанию этого имени, он
принял  фамилию  Бартон  и  передал  ее  своим потомкам вместе с капиталом в
миллион  фунтов  стерлингов,  причем поставил условием, чтобы его наследники
держали  фирму  вместе  и  ни в каком случае не делились. Сыновья его завели
кораблестроительную   фирму,   а   внуки   с   Самуилом  Бартоном  во  главе
присоединили к ней еще и банк.
     Когда  после  катастрофы у Прескота и братьев Берне, Грундвиг обратился
к  Бартону  с  предложением  принять  на  себя постройку корабля для герцога
Норрландского, глава фирмы сначала отказался наотрез.
     Но   вот  через  несколько  дней  мистеру  Бартону  доложили,  что  его
спрашивает какой-то иностранец. Самуил Бартон велел просить его в кабинет.
     Вошел  высокий  представительный  мулат  с  густою  черною  бородою  и,
поклонившись, произнес обычную в таких случаях фразу:
     - Имею честь говорить с мистером Самуилом Бартоном?
     - Совершенно верно", сэр. Чем могу служить?
     - Меня  зовут  дон  Рамон  Маркез  из Валомброза. Я родился в Гаване от
отца  испанца и матери туземки. Сейчас буду иметь честь изложить вам причины
своего посещения.
     Покуда он говорил, мистер Самуил внимательно разглядывал его.
     Это  был  мужчина лет сорока пяти, рослый и широкоплечий. Лицо его было
смугло,  а  волосы  и  борода  черны, как смоль. Во всей его наружности было
что-то хищное и свирепое.
     Дон Рамон рассказывал:
     - Однажды  вечером,  возвращаясь из клуба, мой отец подвергся нападению
убийц  и  был  смертельно  ранен.  Он  умер,  завещав  мне  отомстить  своим
убийцам...  Но вы, вероятно, удивляетесь, какую может это иметь связь с моим
приходом  к вам. Поэтому прежде всего позвольте показать вам эту бумагу. Она
-  неограниченный  кредитив,  выданный  мне  на  вашу  фирму  торговым домом
Мартинес и Перейра.
     - Бумага  в  порядке,  и  мы  можем  кредитовать  вас  на двадцать пять
миллионов франков, - отвечал мистер Самуил, взглянув на документ.
     - О,  мне  так много не понадобится... Теперь позвольте перейти к делу.
Я  слышал,  что  вы  решительно  отказались  взять на себя постройку корабля
"Дядя Магнус", два раза подвергшегося катастрофе.
     - Совершенно верно, сэр.
     - Могу я узнать причины?
     - Они  очень  просты: мы не желаем подрывать репутацию нашей фирмы, так
как ничем не гарантированы, что покушение не повторится.
     - А если вам дадут гарантии, что покушений больше не будет?
     - Кто же мне эти гарантии даст?
     - Да хоть бы я.
     - Вы?.. И это не шутка?
     - Нисколько.  Это  я уничтожил оба раза корабль. В третий раз я дам ему
достроиться, если будут соблюдены известные условия, которые я поставлю.
     - Какие же эти условия?
     - Я  желаю, чтобы в носовой части корабля была устроена двойная стена и
в  ней потайная комната, но при этом, чтобы при постукивании казалось, будто
стена  глухая.  Вход в нишу должен быть устроен снаружи под бугшпритом через
люк,  открывающийся  посредством  потайной  пружины.  От  ниши до порохового
погреба  должен  быть  протянут  фитиль,  натертый  серою и просмоленный для
предохранения от сырости.
     - Понимаю.   Вы   все-таки   хотите   уничтожить   корабль,  но  только
посредством взрыва и тогда, когда вам это покажется удобным.
     - Да,  вы угадали. Я хочу уничтожить его в открытом море. Никто из тех,
кто поплывет на нем, не спасется.
     - Не  исключая  и  вас,  так  как  вы  тоже  будете  на  нем.  О, какое
самопожертвование и ради чего? Ради мести убийцам вашего отца!
     - Кто  вам  сказал,  что  я не рассчитываю спастись? Напротив, я имею в
виду  броситься  в  море и доплыть до моей шхуны, которая будет следовать за
"Дядей Магнусом" на недалеком расстоянии.
     - Ваша шхуна называется "Красный Глаз"?
     - Откуда вы знаете?
     - О,  ведь  мы  получаем  сведения  о  каждом  приходящем корабле. Того
требуют дела фирмы... Итак, сэр, вы рассчитывали на наше содействие?
     - Вполне,  мистер  Бартон.  Вас мне специально рекомендовали мои друзья
Мартинес  и  Перейра, которым вы строите превосходные корабли... Эти корабли
отличаются  замечательной способностью - благополучно выходить из гавани, но
затем дальше морского дна никуда не приходить...
     - Дон Алонсо Мартинес умный человек.
     - Очень умный, действительно.
     - В  таком случае, - сказал мистер Бартон, кусая себе губы, - мы с вами
без труда сговоримся, если вы одной школы с ним.
     - То есть, как же?
     - Алонсо Мартинес никогда с нами не спорит о цене.
     - Я готов следовать его примеру.
     - Очень хорошо. Я вижу, что он сказал о вас правду.
     - Кто? О ком вы говорите?
     - Да  все  о  нем  же,  об  Алонсо Мартинесе... Неужели вы думаете, дон
Рамон,  что,  открывая  такой широкий кредит, люди не сообщают в то же время
самых подробных справок о том лице, которому этот кредит открывается?
     - Стало быть, вы уже знали...
     - Знал  не  только  о  том,  что  ваш  отец, убитый врагами, никогда не
существовал,  но  и  о  том,  что вы отлично умеете гримироваться мулатом...
Впрочем,  мне  нет  никакого  дела  до того, где вы родились: в Гаване или в
Японии...  Перейдем  к  сути  дела.  Моя  цена, дон Рамон, такая: миллион за
потайную нишу и миллион за пороховой фитиль.
     - Два миллиона - это, я нахожу, недорого.
     - К этим двум вам придется прибавить еще миллиончик.
     - Помилуйте! Это за что же?
     - А  за  совесть,  дон Рамон, за нашу совесть! - пискнул еврей. - Разве
вы нашу совесть не цените ни во что?
     Надод  -  это  был  он  -  не  стал спорить и тут же написал расписку в
получении  трех миллионов по кредитиву, а полгода спустя "Дядя Магнус" вышел
в  море,  увозя  в  потайной  нише  злейшего  врага  Биорнов, решившегося их
погубить...
     Красноглазый  спасся  лишь  чудом от всеобщего избиения "Грабителей" на
Безымянном  острове.  Он  лежал рядом с Пеггамом и Коллингвудом, и его сочли
мертвым;  весь  покрытый ранами, он выздоровел только благодаря удивительной
крепости  организма.  Вернувшись  в  Лондон,  он  собрал  немногих уцелевших
членов  товарищества и поделил с ними все оставшееся имущество "Грабителей",
взяв,  конечно,  себе  львиную  долю.  В  доме  Пеггама  на острове он нашел
двадцать  пять  миллионов  банковскими  билетами и присвоил их себе. С таким
огромным  состоянием  он,  разумеется,  становился человеком очень заметным.
Понимая,  что рано или поздно герцог Норрландский узнает о его существовании
и  ни  в  каком случае не даст ему спокойно наслаждаться жизнью, Надод решил
сам  идти  навстречу врагу. Для этого он удалился в Гавану, превратил себя в
мулата и начал устраивать разные козни...
     Мы   уже   видели,  в  чем  они  заключались  и  как  в  результате  их
Красноглазый  очутился  на  борту  "Дяди  Магнуса". Тут он принялся дразнить
герцога,  подбрасывая  ему угрожающие записки. Когда герцог выстрелил в него
ночью,  он  не  был  ранен, но от испуга упал в воду и лишь с большим трудом
поднялся  на  борт. После этого случая злодей стал осторожнее, и норрландцы,
несмотря на всю свою бдительность, не могли его подстеречь.
     Угрозу  свою  -  сжечь  корабль через неделю - Надод решил не приводить
пока   в  исполнение.  Зная,  что  после  того,  как  предсказание  окажется
неисполненным,  норрландцы  перестанут остерегаться, он решил исполнить свой
гнусный  замысел  лишь  тогда,  когда  "Дядя  Магнус"  выйдет  из Исландии и
расстанется с "Леонорой".
     Ночь  накануне  того  дня, когда должен был последовать взрыв, миновала
благополучно.  Для  Надода наступал период бездействия, зато герцог Фредерик
и его брат решились действовать...


V

     Размышления  Эдмунда.  -  Зловещее  открытие.  -  Человек  за бортом. -
Облава.

     На  совете,  состоявшемся  накануне,  было  решено  всем перебраться на
"Леонору"  и  дать  пройти  роковому  дню.  Все паруса убрали, кроме легкого
фока, и оба корабля легли в дрейф.
     Но  за  ночь  у  Эдмунда  явилась  новая  мысль,  по  поводу которой он
удивился,  что  она  не  пришла  ему в голову раньше. Всегда уж так бывает с
самыми простыми и дельными мыслями.
     Рано  утром  Эдмунд  отправился  к  брату  и  поделился  с  ним  своими
соображениями.
     - Послушай,  Фредерик, - сказал он, - я много думал этой ночью и пришел
к  некоторым  логическим заключениям. Так как подозревать кого-либо из наших
матросов  нет  ни  малейшей  причины, то все эти проделки следует, по-моему,
приписать   "Грабителям".   Ведь   это   товарищество  имело  многочисленные
разветвления.  Что  же  удивительного,  если  кому-нибудь  из второстепенных
начальников пришло в голову отомстить нам за истребление бандитов?
     - Допустим, что так, - сказал герцог. - Что же дальше?
     - Разве  мы  можем ручаться, что Самуил Бартон не принадлежал никогда к
этому  обществу?  Ему  было  выгодно принадлежать к нему уже по одному тому,
что  через  это  его  корабли застраховывались от разграбления, да, наконец,
"Грабители"  могли  доставлять ему и прямые выгоды. Почему не допустить, что
Бартоны  устроили на нашем корабле какой-нибудь тайник, в котором поместился
их уполномоченный?
     - Ты сочинил превосходный роман.
     - Подожди,  слушай  дальше. Для меня ясно, что таинственный незнакомец,
спрятанный  на  нашем  корабле,  не  стал  бы  нам грозить взрывом пороховой
камеры,  если бы действительно собирался это сделать. Ведь нам стоило только
убрать  весь  порох  -  и  дело  с  концом.  Из этого я прямо вывожу, что на
корабле  заложена где-нибудь другая мина, о которой мы не знаем, а из этого,
в  свою очередь, следует, что мы должны искать и во что бы то ни стало найти
эту мину.
     - Все  это  очень  логично,  но объясни мне, пожалуйста, кто же это мог
взять на себя такое поручение? Кто тот смельчак, идущий на верную смерть?
     - Совершенно  справедливо, что спрятавшийся здесь бандит идет на верную
смерть  и  знает  это,  вот  почему  он и медлит приводить в исполнение свою
угрозу, откладывая ее со дня на день.
     Фредерик с удивлением поглядел на брата.
     - Можно   подумать,  что  ты  не  предположения  строишь,  а  сообщаешь
достоверные факты, - заметил он.
     Прежде  чем  Эдмунд успел что-нибудь ответить, раздался громкий голос с
вахты:
     - Слева корабль!
     - Вот тебе и ответ, - сказал Эдмунд брату.
     - Ты шутишь?
     - Нисколько... Эй, рулевой! Подай сюда журнал.
     Матрос немедленно исполнил приказание и удалился.
     - Смотри  сюда,  -  продолжал  Эдмунд,  перелистывая  книгу. - С самого
нашего   отплытия,   ежедневно  утром  и  вечером,  в  одни  и  те  же  часы
записывается  та  же  самая  отметка...  12  мая  в шесть часов три четверти
вечера   шхуна   приближается  к  "Дяде  Магнусу",  затем  поворачивается  и
исчезает;  13  мая  в  шесть часов утра шхуна приближается и прочее... То же
самое  записано  14,  15, 16 числа - вплоть до нынешнего утра... На, смотри.
Рулевой,  когда  я  его  позвал, уже начал записывать: 20 мая, в шесть часов
пятнадцать  минут  утра, небольшая шхуна... Теперь возьми подзорную трубу, и
пойдем на мостик.
     Фредерик  Биорн  пошел  следом за братом. Взойдя на мостик, он навел на
горизонт  трубу  и  увидал небольшую шхуну, которая в это время поворачивала
от корабля назад.
     - Что это значит? - спросил Фредерик.
     - Это  значит, что шхуна подходит к нашему кораблю аккуратно два раза в
день  и  все  время идет за ним, так как ей, очевидно, предписано находиться
под  руками  таинственного  незнакомца,  спрятавшегося  у нас на борту. Она,
очевидно,  ждет  сигнала,  чтобы  подойти  ближе.  Этот  сигнал будет ей дан
тогда,  когда  спрятавшийся  соберется,  наконец,  с  духом  взорвать  "Дядю
Магнуса".  Сделавши  взрыв, он бросится в воду, а шхуна подберет его и уйдет
прочь...  Таковы,  брат мой, выводы, к которым я пришел. Руководствуясь ими,
я,   если   бы   только   это   от   меня  зависело,  немедленно  принял  бы
соответствующие меры.
     - Извини  меня,  брат  мой, что я не сразу признал справедливость твоих
рассуждений,  -  сказал  герцог.  -  Но  теперь  ты  вполне меня убедил, и я
немедленно велю приступить к исследованию крюйт-камеры