му
ты можешь слушать меня со всем вниманием: нам никто не помешает.
     - Хорошо, Розевель. Я слушаю.
     - Узнай,  во-первых,  что  я  на самом деле гораздо моложе твоего отца,
герцога Гаральда.
     Капитан невольно сделал жест изумления.
     - Вижу,  что  это  тебя  удивляет, но это правда. Источник жизни во мне
иссяк.  Я столько перенес страданий, что нет ничего мудреного, если тело мое
надломилось...  Масло  в лампаде выгорело почти до последней капли, и в один
прекрасный день я погасну незаметно для самого себя. Но довольно обо мне.
     Буду  говорить  о  деле.  Тебе  известно,  что  Биорны владели огромным
рыболовным  флотом  и  занимались  рыбною и китовой ловлею более семи веков.
Корабли  их  заходили  далеко  на  север  и  менялись  своими  продуктами  с
венецианскими  патрициями,  получая  от  них  золото, шелк, зеркала, бархат,
парчу,  пряности  и  все возможные товары Востока и распространяя все это на
север.   Между  городом  дожей  и  князьями-купцами  Норрландскими,  как  их
официально  называла  Венецианская  республика, ежегодно подводился выгодный
для  обеих  сторон  торговый  баланс,  колебавшийся  от  полутора до двухсот
миллионов,  и старший сын герцога Норрландского всегда записывался в золотую
книгу  венецианского  патрициата,  вследствие чего он становился гражданином
этой  великой республики, адриатической царицы... Видишь эти книги в шкафах?
Это  все  корабельные  журналы  капитанов, служивших Биорнам от 1130 года до
1776  года...  Впрочем,  довольно  пока  об  этом;  впоследствии  ты  и  сам
познакомишься короче с историей твоего рода.
     Твоему  отцу  было  уже  двадцать  лет, когда родился его младший брат,
Магнус  Биорн. Мне было тогда восемнадцать лет и, по старинному биорновскому
обычаю,  меня  приставили  к мальчику для услуг, с тем, чтобы впоследствии я
сделался  его  доверенным  человеком,  его управляющим. Юный Магнус с ранних
лет  стал  проявлять  любовь  к  путешествиям и приключениям; ему было всего
четырнадцать  лет, когда мы с ним сделали первое кругосветное путешествие на
превосходном  трехмачтовом  бриге  с  отборным  экипажем. Но у него засела в
голове  идея,  которую,  к  сожалению,  впоследствии  ничто  не помешало ему
исполнить.  Он  перечитал все корабельные журналы наших капитанов, собранные
здесь, и заметил в них одну любопытную особенность.
     При   наступлении   холодов,   когда   все   корабли  по  необходимости
возвращались  в  Розольфсе, чтобы их не затерло льдом, со всех концов Европы
тянулись  морские птицы, направляясь прямо к Северному полюсу. Пролетали они
в   таком   количестве,  что  застилали  небо.  Все  капитаны  делали  такое
заключение:  очевидно,  птицы  летели на север вовсе не за льдом, потому что
они  не могут жить без травы и болот, где они отыскивают насекомых. С другой
стороны  - почему они возвращаются назад в наши умеренные страны, как только
там  снова  появится  вешнее солнце? Если они убегают от сравнительно легкой
европейской   зимы,   то,  следовательно,  на  севере,  около  полюса,  есть
какая-нибудь  страна,  изобилующая  болотами  и  реками  и даже, может быть,
свободное  ото льда море, омывающее берега, покрытые густой растительностью,
среди  которой  эти  миллиарды  птиц  находят себе пропитание. Об обширности
этой  земли можно было составить себе представление уже по одному количеству
улетающих  туда  птиц  и  притом,  например,  таких,  как дикие гуси, утки и
лебеди,   которые   не   могут   акклиматизироваться  даже  на  Шпицбергене.
Предположить,  что эти птицы летят туда, где вечный лед, было бы совершенной
нелепостью.  Из  этого  само  собою  напрашивалось заключение, что там лежит
земля,  которая  еще  ждет  своего  Христофора  Колумба.  Вот  это-то и было
причиною  гибели  моего  бедного господина. С двенадцати лет он мне твердил:
"Розевель,  мы с тобой прославимся открытием шестой части света". Но, прежде
чем  пуститься  в  это  предприятие,  он  хотел заручиться всеми шансами для
того,  чтобы  оно  удалось. В течение пяти лет мы плавали с ним по Северному
морю,  зимовали  на  Шпицбергене,  на Новой Земле, побывали на берегах Лены,
проехали  в  санях  до  84-й  параллели.  Все  эти  приготовления  к будущей
экспедиции  делались  тайно, так как Магнус не желал заранее огорчить своего
брата  Гаральда,  а  с  другой  стороны,  ему  хотелось  сделать  всему миру
сюрприз,  сразу  поразить его открытием нового материка... Семь лет прошло с
того  дня, как мы отправились из Сибири в Экспедицию, взяв с собою небольшую
свиту  и  наняв  небольшой отрядец эскимосов с собаками и санями. Впереди мы
гнали  стадо  оленей, которые должны были служить пищею для нас и для собак.
Подробностей  нашего путешествия я передавать не буду, скажу только, что оно
было  невыносимо  трудно  и что я тут потерял все свое здоровье. Мы достигли
87-й  параллели,  где нас застигла третья зима. Однажды вечером мы взошли на
ледяную  гору  высотою  около  трех  тысяч  футов.  До  сих  пор было ужасно
холодно,  но  тут  нам  показалось,  что  мороз  как будто стал легче. Вдруг
Магнус  испустил  крик торжества: в самый момент солнечного заката он увидал
на  горизонте  длинную  голубую полосу, в которой, как в зеркале, отражались
последние лучи дневного светила.
     - Вот море, свободное ото льда! - вскричал он.
     Итак,   мы  достигли,  наконец,  нашей  цели,  хотя  и  ценою  страшных
страданий.  Но  -  увы!  -  мы  слишком поспешили радоваться: нам предстояло
пройти  еще  миль  двенадцать  по  ледникам,  прокладывая  через  них дорогу
топорами.  Оставаться  здесь  на зимовку было нельзя: мы прозимовали уже две
зимы  и  на  третью  зимовку у нас не хватило бы провизии. Я стал советовать
вернуться  назад,  но Магнус рассердился. Возвращаться назад накануне успеха
- нет, ни за что! Он соглашался лучше погибнуть.
     Старик помолчал и вздохнул, потом продолжал ослабевшим голосом:
     - Что  мне  сказать  еще?..  Он решился продолжать путь во что бы то ни
стало,  решился провести третью зиму на крайнем севере. Наши эскимосы вырыли
пещеры  в  ледниках,  и  мы остались. Что дальше было - совершенно не помню.
Какими  судьбами  вернулся я домой - не знаю. Должно быть, эскимосы привезли
меня  совершенно  обеспамятевшего.  Благодаря заботливому уходу Грундвига, я
пришел  в  себя,  хотя  крайне ослаб здоровьем. Гаральд узнал всю историю от
моих  проводников.  Он  стал  бояться,  как  бы  Олаф  и  Эдмунд не вздумали
отправиться  за  дядей...  Они  оба  ведь  такие  благородные,  великодушные
юноши!..  Никто  не  знал,  что  я  вернулся  в замок, так как меня никто не
узнал:  я  постарел  на  несколько  десятков лет. Распустили слух, что я был
осужден  на  вечное  безвыходное пребывание в этой башне. Вот уже три года я
не  вижу  здесь  никого,  кроме  Грундвига, и жду не дождусь смерти, которая
соединит  меня  с  моим  господином.  Об  этой части замка, где мы с тобой в
настоящую  минуту  находимся,  нарочно  распустили страшную легенду, так что
сюда  здешние люди подойти близко боятся... Таким образом Магнус Биорн, если
он жив, не может ждать помощи ниоткуда.
     - Как знать! - возразил на это капитан.
     - Что ты говоришь? - переспросил старик, думая, не ослышался ли он.
     - Я  говорю,  что  Фредерик  Биорн,  желая  загладить  проступки пирата
Ингольфа,  снарядит  экспедицию  для поисков своего дяди Магнуса Биорна, как
только расправится с злодеем Надодом.
     - Ты! - вскричал старик. - Ты это хочешь сделать!
     - Клянусь  сделать  это!  Этим  я  искуплю  свои  грехи  и заблуждения.
Надеюсь, что Бог пошлет мне успех!
     - Да благословит тебя Бог! Ты настоящий Биорн!
     - Если  мне  не  удастся  найти  его живым, по крайней мере я отыщу его
останки, чтобы они нашли себе успокоение среди родных.
     Беседа  эта продолжалась несколько часов, и солнце уже стояло высоко на
небе, когда она кончилась. Розевель удивлялся, что не приходит Грундвиг.
     - Должно  быть,  его  задержали какие-нибудь экстренные дела, - говорил
старик,  -  иначе  он  поспешил  бы разъяснить недоразумение и не дал бы мне
радостного  случая  тебя  спасти.  Едва он тебя увидал, как уже прибежал мне
сказать  о  том,  что  его  в  тебе поразило. Будем ждать. Без него выходить
отсюда опасно.


XXVI

     Что   происходило  в  замке.  -  Появление  Иоиля.  -  Иоиль  исполняет
поручение. - Он вовремя умолкает. - Клятва мести. - Фредерик Биорн.

     Теперь  посмотрим,  что  делалось  в  замке, покуда в потайных комнатах
происходила  трогательная  сцена, оказавшая такое решительное влияние на всю
дальнейшую судьбу пирата Ингольфа.
     Когда   английский   офицер   сконфуженно   вошел  и  доложил  адмиралу
Коллингвуду  об  исчезновении  узника, все, кто тут был, единогласно решили,
что  побег  совершился  не  без  помощи призрака, посещающего башню. Адмирал
оказался  больше  других  скептиком  и  предложил произвести в замке строгий
осмотр,  но его предложение было единогласно отвергнуто. Даже герцог Гаральд
- и тот, к удивлению, решительно восстал против обыска.
     Олаф  и  Эдмунд  не могли отрешиться от сочувствия к человеку, которого
они  спасли  от  гибели  в  Мальстреме,  и  потому  чрезвычайно обрадовались
решению, принятому их отцом.
     - Как  вам  угодно,  любезный  герцог,  -  сказал Коллингвуд, несколько
раздосадованный  отказом.  - В сущности, дело касается главным образом вашей
безопасности,  поэтому  вы  вольны как угодно распорядиться с этим негодяем,
едва  не  ограбившим  ваш  замок  и  замышлявшим  предать  вас  в руки ваших
заклятых врагов.
     - Нужно  быть  все-таки  справедливым, - отвечал Черный герцог, задетый
словами  адмирала.  -  Ингольф  для  нас  теперь  уже  не  корсар,  а офицер
регулярного  флота,  исполнявший  приказ своего начальника и, следовательно,
не  ответственный  за  свои действия. Обедая за моим столом, он не знал, что
данный  ему  приказ  имеет  отношение  именно  ко мне: он дал в этом честное
слово.  Вследствие  этого  я  все  равно  не допустил бы, чтоб его повесили.
Биорны  сражаются с врагами лицом к лицу, они честные воины, а не поставщики
сырого материала для виселицы.
     - Очень  хорошо,  герцог.  Я  вижу  теперь, что мне здесь больше делать
нечего...
     Он  не  договорил, потому что в это время вдруг с шумом прибежала толпа
английских матросов, тащивших какого-то человека со связанными руками.
     - Оставьте  же  меня,  скоты  этакие!  Пустите,  вам  говорят! - кричал
связанный, отбиваясь от матросов.
     - Ну,  чего  вы  меня  тащите? Я и сам хочу видеть вашего адмирала, мне
только этого и нужно!
     - Господин  адмирал, - сказал один из матросов, - это один из пиратов с
"Ральфа", нам удалось его изловить.
     - Сам  ты  пират,  дуролом эдакий! - огрызнулся Иоиль. - Чем хвалишься:
поймали!..  Мудрено ли было меня поймать, когда я сам шел сюда к адмиралу?..
Победители тоже! Двадцать на одного...
     - Ну,  уж вот этого-то я непременно велю повесить, - сказал Коллингвуд.
- Этот уже не уйдет.
     - Во-первых,  вы  забываете,  что  здесь  вы  не на английской земле, -
возразил  Иоиль, и смелость этого ответа очень понравилась всем норрландцам.
-  А  во-вторых,  через  пять  минут  вы  сами  будете меня горячо защищать,
господин  адмирал...  Прежде всего - извольте приказать, чтобы мне развязали
руки.
     - Какая наглость! - сказал адмирал.
     - Берегитесь,  адмирал Коллингвуд! - возразил Иоиль. - Смотрите, как бы
вам не пришлось раскаиваться в вашей резкости.
     - Негодяй! Ты забываешься...
     - Я  явился к вам от вашего лучшего друга, мистера Пеггама, - торопливо
перебил его Иоиль.
     - От Пеггама! - вскричал, бледнея адмирал.
     - Пеггам?  Что  такое  Пеггам? - спросил Олаф, не в силах будучи скрыть
своего изумления.
     Эдмунд успел заметить смущение Коллингвуда и остановил брата.
     - Молчи, - сказал он ему тихо, - давай лучше слушать.
     - Да,  от  вашего  друга  Пеггама,  -  повторил с откровенной дерзостью
Иоиль.
     - Развязать   его!  -  неожиданно  приказал  Коллингвуд  и  прибавил  с
насильственной  улыбкой.  -  Я  не  могу  ни  в  чем отказать посланцу моего
приятеля Пеггама.
     - Я  так  и  знал!  -  воскликнул  Иоиль  и  обвел  всех присутствующих
торжествующим взглядом.
     - Пеггам  ваш  друг?  -  спросил  Эдмунд,  с холодной пытливостью глядя
Коллингвуду прямо в лицо.
     - Что  же  тут  особенного?  - отвечал адмирал. - Пеггам мой нотариус и
поверенный.
     Разумеется,  ничего  не  могло быть проще, а между тем в воздухе что-то
такое  носилось.  Но  что  именно?  Этого  никто  не  знал,  кроме  Иоиля  и
Коллингвуда...
     Однако,  все чувствовали, что горючего материала накопилось много и что
стоит только поднести к нему одну маленькую искорку, чтоб он вспыхнул.
     - Полагаю,  -  продолжал  адмирал,  обращаясь к Иоилю, - что поручение,
данное  тебе  Пеггамом, не касается этих господ, поэтому пойдем лучше ко мне
на  корабль,  ты  там  и  скажешь,  в чем оно заключается. Изволь приказать,
чтобы мне развязали руки...
     - Не  стоит  для этого ходить так далеко, - отвечал дерзкий посланец. -
Поручение  незамысловатое.  Я  требую  именем  Пеггама,  чтобы  вы отпустили
капитана Ингольфа, - только и всего.
     - Это уже не в моей власти: пленник убежал час назад.
     - Вы лжете! - вскричал Иоиль, весь красный от гнева.
     - Спроси  вот  у них! - возразил Коллингвуд, оставаясь нечувствительным
к полученному оскорблению.
     - Это  правда,  -  подтвердил  один из присутствующих, - его не нашли в
тюрьме, хотя за десять минут перед тем его видели там.
     - Ну,  стало  быть, этот человек, - сказал Иоиль, указывая на адмирала,
- стало быть, этот человек убил его, как убил раньше...
     - Замолчи, негодяй! - вскричал, задыхаясь, Коллингвуд.
     - Говори! - повелительным тоном произнес Эдмунд.
     Иоиль молчал, не зная, что ему делать.
     Он  знал,  что  скажи  он  слово - и потоками потечет кровь. Его пугали
последствия.  Поблизости  находилось  пятьсот  англичан, готовых ринуться на
защиту  своего  вождя,  а  в  замке было в ту минуту слишком мало народа для
борьбы  с ними. Не желая брать на свою голову такой ужасной ответственности,
он решил выиграть время.
     - Мне  нечего  больше  говорить!  -  громко  ответил  он Эдмунду на его
требование  и  потом  прибавил  тихонько:  -  Ради  Бога, ваша светлость, не
спрашивайте меня теперь... Скоро вы узнаете все.
     Коллингвуд  желал одного: как можно скорее убраться. Он чувствовал, что
у него под ногами горит земля.
     - По-видимому,  мы  имеем  дело  с каким-то нелепым шутом, - сказал он,
принужденно  улыбаясь.  - Засим, герцог, позвольте с вами проститься, причем
я  не  могу не отметить того факта, что вчера мое вмешательство признавалось
полезным, а сегодня оно уже перестало нравиться.
     Гаральд  в  ответ  только  поклонился и ничего не сказал. Коллингвуд со
всеми  офицерами  удалился  из  замка,  будучи  убежден, что Иоилю ничего не
известно  о  страшном преступлении. Равным образом адмирал не знал, что этот
человек,  до  глубины души возмутившись виденной им ужасной сценой, дал себе
клятву   сообщить   розольфцам  тайну,  касающуюся  смерти  герцогини  и  ее
семейства.
     - Ну,  -  сказал  Эдмунд,  как  только адмирал вышел за ворота замка, -
объясни же нам, что означают твои слова: "Скоро вы узнаете все".
     - Я  согласен  говорить  только  при  самом  герцоге  и его сыновьях, -
отвечал Иоиль, - а больше ни при ком.
     Все лишние удалились.
     - Мы слушаем, - сказали оба брата.
     - Пошлите  вашим кораблям приказ затопить те две шлюпки, которые сейчас
пройдут мимо них, - посоветовал Иоиль.
     - Что это значит?
     - Вы знаете ли, кто этот человек?
     - Адмирал Коллингвуд... Ведь ты же сам его так зовешь?
     - Нет, я не про то... Известен ли вам его титул? Он герцог и пэр.
     - В первый раз слышим.
     - В  списках  членов  верхней палаты английского парламента он значился
под именем "Чарльза, шестого герцога Эксмута".
     - Бог  мой! - вскричал Гаральд. - Так он брат моего несчастного зятя?..
Отчего же он мне ничего не сказал?
     Олаф и Эдмунд ужасно побледнели, но не произнесли ни одного слова.
     Пеггам, негодяй Пеггам был нотариусом и поверенным этого человека!..
     Безмолвно  с видом твердой решимости ждали они дальнейших разоблачений,
предугадывая истину уже из того, что Пеггам был другом Коллингвуда.
     - Да,  -  продолжал Иоиль, желавший, во избежание столкновения на суше,
дать  Коллингвуду  время  сесть в шлюпку, - адмирал Коллингвуд - брат вашего
зятя...  А  знаете  ли  вы,  герцог  Норрландский,  каким образом Коллингвуд
получил  наследство  от  своего брата? Он утопил его в море вместе с женой и
детьми, при помощи нотариуса Пеггама и Надода Красноглазаго.
     - О негодяй, негодяй! - вскричал Черный герцог, поднимая к небу руки.
     - Олаф!
     - Эдмунд!
     - О,  брат мой!.. О, какое ужасное воспоминание!.. Ведь это нашу сестру
бросили тогда в море!.. Ведь вот что тогда мы видели!.. О изверги!
     В  ужасе  и  тоске,  с  помутившимися глазами, молодые люди ломали себе
руки.
     - И мы не помогли ей... Мы ее не спасли!..
     - Да  что  же  вы?  Бегите  скорей!  - вне себя от горя и гнева крикнул
Гаральд. - Бегите, велите палить картечью в этих разбойников!
     Олаф  и  Иоиль  хотели  броситься  из  комнаты,  но Эдмунд остановил их
жестом.
     - Что ты делаешь! Ведь они от нас уйдут! - упрекнул его старый герцог.
     - Отец,  -  возразил  внушительным  тоном  Эдмунд,  -  при этом изверге
находится  пятьсот  неповинных  человек.  Наша  месть  да  не  коснется  их!
Наконец,  он  даже недостоин того, чтобы умереть от пули при взрыве картечи:
такая смерть для него слишком почетна.
     Все  более  и более воодушевляясь, молодой человек продолжал с пылающим
лицом:
     - Не  правда  ли, Иоиль, ведь он стоял там поодаль, с закрытым лицом?..
О,  как  только  я  вспомню,  что  наша  бедная  Леонора стояла перед ним на
коленях,  умоляя  пощадить  ее  детей!..  Нет,  он  должен умереть жестокою,
медленною  смертию...  Нужно  довести  его  до  того, чтоб он сам умолял нас
пресечь  поскорее  нить  его  жизни...  Боже  мой!  Что со мной делается?! Я
положительно  схожу  с  ума!.. Ведь я видел, как этот изверг вырвал у матери
из  рук  ее  полугодовалого  ребенка  и  кинул  его,  у  нее же на глазах, в
отверстую  пучину!..  Я  это  видел  -  и ничего не мог сделать для спасения
несчастных жертв!
     - Как!.. Вы это знаете? - удивился Иоиль.
     - Мы  были  спрятаны  на острове Бедлоэ, - отвечал, рыдая Эдмунд. - Нас
было трое, а против нас было...
     - Шестьдесят человек экипажа, - пояснил Иоиль.
     - Отец,  -  сказал  Эдмунд, немного успокоившись после слез, - согласен
ли ты доверить своим сыновьям дело отмщения?
     - Согласен!  -  мрачным  тоном  отвечал  старик.  -  Отомстите  за свою
сестру,  за  ее  несчастного мужа, за их детей... Отомстите за наше семейное
горе: это ваш первый и самый священный долг.
     - И мой также: нас теперь трое! - произнес вдруг чей-то молодой голос.
     С  этими  словами  из  башни  во  внутренний  двор, где происходила эта
сцена, выбежал Ингольф и бросился к ногам старого герцога.
     Из  комнаты  старого  Розевеля  он  слышал  все  разговоры и, не слушая
никаких доводов старца, в последнюю минуту не в силах был себя сдержать.
     - Ингольф!  -  воскликнули  в один голос все трое - Черный герцог и оба
брата.
     Их удивление было безмерно.
     - Я  не Ингольф, - возразил капитан, - я Фредерик Биорн, возвращающийся
в родной дом после двадцатилетнего отсутствия.
     - Фредерик!..  -  пролепетал  старый  герцог. - Какой Фредерик? Кто это
сказал - Фредерик Биорн? Где он?
     - Фредерик  Биорн  -  я,  -  отвечал  капитан. - О мой отец, узнайте же
своего сына!
     Он  проворно  расстегнулся  и обнажил свою грудь. Все сейчас же увидели
на  ней