к спокоен? Такой искусный моряк
никогда  бы  не  сдался  без отчаянной борьбы, а между тем он не делал ровно
никаких  распоряжений.  Ну  да,  конечно, опасность вовсе не так велика, как
это кажется...
     Таковы  были  соображения,  которыми  обменялись  между собой матросы и
которые рассеяли в них страх, поселив в них доверие к будущему.
     Зато  сам  Ингольф утратил всякую надежду. Он ограничился лишь тем, что
велел  покрепче  притянуть  руль  к  бакборту.  В  таком  положении руль мог
несколько  замедлить  роковой  приход  корабля к центру водоворота, заставив
его делать круги значительно шире.
     Между  тем  неизвестная  яхта  все  шла  параллельно Розольфскому мысу,
который  был  в  этом месте настолько низок, что все движения кораблика были
видны  очень  хорошо.  "Ральф"  находился  по  другую  сторону того же мыса,
описывая   свой   первый   концентрический   круг  с  возраставшей  по  мере
приближения  к  земле  быстротою.  Увлекаемый  потоком,  он  вскоре дошел до
подводных  скал.  В эту минуту он был отделен от шхуны, подходившей с другой
стороны  в  обратном направлении, лишь полосою утесов шириною метров сто, не
более.   Тогда   Альтенс,   согласно   приказаниям   Ингольфа,   дал   шхуне
предостерегающий  сигнал,  и  на грот-мачте брига появился целый ряд огней и
флагов.
     Все    с    нетерпением   ждали   ответного   сигнала   на   этот   акт
мореплавательского  братства, на этот поистине благородный поступок в момент
собственной  гибели,  но  шхуна  продолжала  идти  своим  путем,  не обращая
внимания  на  сигналы  "Ральфа".  На  палубе  шхуны  не видно было ни одного
человека,   и,   когда   корабли   встретились,   идя   по   противоположным
направлениям,  таинственная шхуна показалась совершенно безлюдною. Между тем
по всему было видно, что ее ведет опытная рука.
     - Странно!  - пробормотал Ингольф. - Хоть бы флагом отсалютовали в знак
благодарности  -  и того нет... По всему видно, что яхта знает здешние места
лучше  нас  и что предостережение наше было совершенно не нужно, но все-таки
не  мешало  бы  сделать  салют  людям, которые, сами идя на смерть, пытаются
спасти других...
     На  лице  Надода изображалась самая низкая радость. Этот человек только
и  находил  удовольствие  в зле, и неудача Ингольфа обрадовала его настолько
сильно, что он не мог этого скрыть даже в минуту собственной гибели.
     - Послушай,  Надод,  -  сказал  ему капитан, которого всегда бесила эта
вечная  злоба  товарища,  - послушай, если ты не уймешься, я, честное слово,
выброшу  тебя  за  борт,  хотя  бы только для того, чтоб умирать не вместе с
таким зверем.
     - Я  вовсе  не  зверь,  -  возразил  Надод с отвратительной гримасой. -
Звери  -  все  человечество, которое я ненавижу, и меня всегда радует, когда
люди обнаруживают неблагодарность или вообще делают какую-нибудь подлость.


IV

     Сигналы  с  яхты.  -  Смелая  лодка.  - Неожиданное спасение, - "Ура" в
честь неизвестной яхты.

     Ингольф  пожал плечами. Ему было теперь не до того, чтобы заводить спор
о  подобных вещах. "Ральф" чрезвычайно быстро примчался в глубину бухты, так
как  в  этом  месте  течение было необыкновенно сильно. В следующие немногие
секунды  должна была решиться участь корабля. Что с ним будет? Налетит ли он
на   утесы   или   понесется   дальше  по  течению,  продолжая  вращаться  в
круговороте?  В  первом  случае развязка наступила бы через две минуты, а во
втором  корабль  достиг бы оси водоворота, лишь описав с ним вместе пять или
шесть концентрических кругов с постепенно уменьшающимся диаметром.
     Несмотря  на  уверенность,  выказанную  Ингольфом, матросы чувствовали,
что  к  ним  возвращается  прежний  страх.  Взоры  всех  были  устремлены на
полукруг  черных,  блестящих  скал,  окружавших заднюю сторону бухты. К этим
скалам  "Ральф"  несся,  как  стрела.  Волны  ревели,  ударяясь  о берег, со
стороны  крутых утесистых стен доносился глухой гул, производимый подводными
безднами и отражаемый гранитными массами, возвышавшимися над водою.
     Вот  бриг  уже  не  более  двадцати  метров  от  скал...  Вот он сейчас
ударится...  Сердца  у  всех так и стучат. Один Ингольф спокоен. Скрестив на
груди  руки,  стоит  он  гордо на мостике и улыбается равнодушной улыбкой...
Вдруг  на  палубе  грянуло  оглушительное  "ура": повинуясь течению, корабль
делает  крутой  полуоборот  на  расстоянии  не  более одного метра от скал и
несется   теперь   вдоль   дугообразного   берега,   по-прежнему  увлекаемый
водоворотом,  с  которым,  к  сожалению,  не может сладить. Во всяком случае
ближайшая  опасность  миновала до поры до времени, а сердце человеческое так
устроено,  что  даже  Ингольф  почувствовал  в  себе  возрождение  некоторой
надежды.  Но  все это было лишь беглым проблеском в кромешной тьме: воротясь
назад,  "Ральф" снова пронесся точно так же, как несся прежде, лишь отступив
на  несколько  метров  от  прежнего пути. Роковой исход не был тайной ни для
кого.  Большинство  матросов  были слишком стары и опытны для того, чтобы не
понимать смысла этого кругового плавания.
     Приближаясь  во  второй раз к Розольфскому мысу, капитан пиратов увидал
яхту,  с  необыкновенной  смелостью  лавировавшую почти у самого края рифов,
которые лишь одни защищали ее от губительного влияния Мальстрема.
     - Они  с  ума сошли, - сказал Ингольф Надоду, - должно быть, им хочется
разделить нашу участь.
     Не  успел  он  договорить,  как  кораблик  повернулся  всем  бортом  и,
распустив  все  паруса,  вошел  в  маленькую  природную  гавань,  совершенно
закрытую  от  ветра.  Благодаря  узкому  входу  в  гавань  вода  в  ней была
спокойна, как в озере.
     Ингольф навел на яхту подзорную трубу.
     В  этот  раз  на  палубе  яхты видно было человек двадцать. Несмотря на
дальность  расстояния,  с  "Ральфа"  можно  было  видеть, как они хлопотливо
бегали по палубе.
     - Они  вынули из трюма и развернули на палубе огромную рыболовную сеть,
-  сказал  капитан  своему помощнику, который подошел к нему и тоже стоял на
мостике.
     - Верно, - отвечал Альтенс, в свою очередь поглядев в трубу.
     - Выбрали  же  они время для подобной забавы!.. Разумеется, это для них
забава, если судить по роскоши и изяществу их кораблика.
     - С  той  стороны  мыса  море  спокойно. Через два часа там смело можно
будет ловить рыбу.
     - А  может  быть,  им  просто  хочется  полюбоваться  на нашу гибель, -
заявил неисправимый Надод.
     Между  тем матросы яхты, причалившей к берегу, стали спускать с корабля
на  сушу  огромную  веревочную  сеть.  Действиями матросов распоряжались два
молодых человека в морской офицерской форме, стоявших на корме.
     Вдруг,  к  удивлению  Ингольфа  и всего экипажа "Ральфа", флаг на шхуне
опустился  и  поднялся  три  раза,  что  на языке морских сигналов означает:
Смотрите и следите за тем, что мы будем вам сообщать.
     Очевидно,  это  относилось  к погибающему кораблю. Прошло еще несколько
минут  - и на гроте шхуны ярко запестрели флаги всевозможных цветов. Ингольф
с  постоянно  усиливавшимся  в  нем  душевным  волнением  перевел вслух этот
сигнал:  Ободритесь!  Мы идем к вам на помощь. Прицепитесь к большому бую из
досок и весел, поставьте паруса против течения.
     По  мере  того,  как  капитан переводил, весь экипаж "Ральфа" буквально
преображался;  когда  же он кончил, то последовал взрыв такого восторга, что
вся  суровая  дисциплина  была  позабыта.  Матросы принялись плясать и петь,
обнимались,  не  помня себя от радости. Ингольф не мешал этому взрыву общего
чувства.  Он  понимал,  что  его  матросы  скорее согласятся сто раз пойти с
одним  кораблем  на целую эскадру, чем хотя бы еще один лишний час пробыть в
виду   близкой  гибели,  от  которой  нельзя  избавиться  ни  мужеством,  ни
энергией.
     Но  вот  раздался  свисток  - и команда "Ральфа" опомнилась и встала по
своим  местам. В одну секунду все лодочные весла и все, какие нашлись, доски
были  связаны  крест-накрест и скреплены между собою, а затем все это вместе
было  спущено  в  воду на крепком канате, который привязали к бугшприту. Это
курьезное  сооружение  обладает  свойством  ослаблять  силу волн и замедлять
быстроту  течения. Корабли очень часто пользуются им. Ингольфу оно тоже было
известно,  употреблять  его  в  данную  минуту  он считал лишним, так как не
ожидал  помощи  ниоткуда  извне.  Паруса тоже поставили на "Ральфе", как это
было  рекомендовано  сигналом с яхты, и быстрота, с которою несся по течению
бриг,  заметно  уменьшилась,  хотя  самое течение ничуть не переменилось. Но
все   это   еще   нисколько   не   объяснило,   каким  способом  неизвестные
мореплаватели надеялись спасти бриг.
     Тогда  совершилось  нечто до такой степени смелое, что очевидцы никогда
с тех пор не могли забыть того, что совершилось на их глазах.
     От  шхуны отплыла легкая лодка, в которой сидели только два человека, и
направилась  из  рейда  прямо  в открытое море. Миновав Розольфский мыс, она
достигла  края  мыса  и остановилась. Неужели она намеревалась обогнуть их и
кинуться  в  самую пасть Мальстрема? На "Ральфе" никто не допускал и мысли о
таком безрассудном шаге.
     А  между  тем,  постояв  немного, лодочка пошла дальше вперед, обогнула
рифы и при общем волнении храбро направилась к самому водовороту.
     На  борту "Ральфа" еще никто не понимал, а Надод с усмешкой спросил: уж
не собралась ли лодочка взять бриг на буксир?
     Никто  не  поддержал  эту  нелепую  шутку  насчет  людей, которые в эту
минуту  рисковали жизнью для спасения "Ральфа" сами еще не зная, окажется ли
им по силам такая трудная задача.
     Мистер  Ольдгам, как раз в это время вышедший на палубу подышать свежим
воздухом,  услыхал замечания Надода и глубокомысленно отозвался на него, что
по  его  мнению,  "со  стороны  лодки подобная претензия не имела бы смысла,
хотя в басне и рассказывается о лягушке, пытавшейся сравняться с волом".
     Почтенный  клерк  не  подозревал, какой опасности подвергается корабль.
Не  имея  никакого  понятия  о  мореплавании  и  будучи,  кроме того, крайне
близоруким,  он  не  сознавал  того,  что  кругом его делалось, и был вполне
убежден,   что  все  идет  как  нельзя  более  благополучно.  Вдобавок  еще,
основываясь  на словах Эриксона и Билля, вечно над ним подшучивавших, он был
убежден,  что  "Ральф"  находится  в  водах Океании и что лодка, выплывшая в
море,  -  не  что  иное  как  пирога с туземцами, везущими на корабль свежие
фрукты.
     - Наконец-то  мы  отведаем  этих  знаменитых  фруктов!  -  говорил  он,
потирая руки.
     Он  подошел  к  борту,  облокотился  вместе с другими и стал следить за
движениями пироги.
     Лодка  сначала  прошла  мимо  рифов,  причем  оба сидевшие в ней моряка
храбро  боролись  с  огромными волнами, замедлявшими ее ход. Третий матрос с
яхты  тем временем шел по берегу к рифам, пытаясь сблизиться с нею. На бриге
всех била лихорадка... Чем-то все это кончится?
     Дальше  лодка  не  могла  идти, иначе она угодила бы прямо в водоворот.
Для  того,  чтобы  третий  матрос мог догнать ее, он должен был проделать на
рифах  какое-нибудь  чудо эквилибристики... Это ему, однако, удалось: он лег
на  живот,  до  половины  свесившись  над волнами, и бросил в лодку довольно
объемистый  пук  чего-то.  Вслед  за  тем матросы в лодке налегли на весла и
понеслись   прямо  к  Мальстрему,  в  котором  лодка  их  и  исчезла,  точно
соломинка,  брошенная  в  водопад.  На  "Ральфе"  раздался  единодушный крик
ужаса:
     - Они погибли! Они погибли!
     Но  в  ответ  на  этот  отчаянный  крик  со шхуны грянуло торжествующее
"ура":  лодка  показалась  вновь позади первой волны и понеслась с быстротой
молнии.
     Менее  чем  в десять минут она сделала тот первый круг, который был уже
пройден  "Ральфом",  и  все  матросы брига бросились на корму, чтобы поближе
взглянуть  на  лодку,  подходившую  к  пиратскому кораблю. Но в это время на
яхте  выстрелили  из  пушки,  чтобы  снова  обратить  внимание погибающих на
выставленный сигнал. Увидав на яхте два флага, Ингольф перевел матросам:
     - Готовьте швартовы!
     В  одну минуту десятки рук спустили в море все свободные канаты - и как
раз в самую пору: лодка приближалась с головокружительной быстротой.
     В  ней  сидели  два  моряка, подобных каким вряд ли можно было найти во
всей  Норвегии, этой родине смелых мореходов. Подъехав к бригу, они схватили
спущенные веревки, привязали их к лодке и крикнули:
     - Тащи!
     Голоса  их  были  так  спокойны,  как  если  бы  все  это происходило в
безопаснейшем рейде.
     Блоки  заскрипели,  и лодка, поднятая восемью сильными матросами, разом
была втянута на корабль.
     Ингольф  ожидал увидеть двух грубых моряков, привыкших ко всяким бурям,
и  велико  же  было  его  удивление,  когда  на палубу проворно вскочили два
молодых  человека лет по двадцати пяти. Оба были высоки, стройны, с изящными
манерами...  Прежде  чем  он  успел опомниться, молодые люди окинули глазами
весь  экипаж  и  узнали  капитана  по  шведскому  мундиру, с которым Ингольф
никогда не расставался.
     - Надо  спешить,  капитан,  -  сказал  один  из  них, - ведь нам дорога
каждая  минута.  Велите  тянуть  за  эти  веревки,  они притащат на ваш бриг
канат,  крепко  привязанный  к  рифам  и  могущий  устоять  против всей силы
Мальстрема.
     Они  говорили про тот самый канат, который Ингольф принял за рыболовную
сеть.
     Эти  слова  разом объяснили Ингольфу всю суть. Обогнув Розольфский мыс,
молодые  люди нарочно прошли мимо рифов, чтобы принять с яхты пук веревок, и
пустились в водоворот, чтобы передать бригу этот якорь спасения.
     Рискованная  операция удалась лишь благодаря необыкновенному мужеству и
самоотверженности   молодых   моряков,   но   теперь  было  не  до  взаимных
любезностей:  нужно  было  докончить скорее дело, так как "Ральф" далеко еще
не находился вне опасности.
     Ингольф  от  всего  сердца  пожал  руки  своим  спасителям  и  принялся
исполнять посоветованный ими маневр.
     Шестьдесят   матросов   "Ральфа"   легко   притянули   на  борт  канат,
укрепленный  на  Розольфском мысе, привязали его к шпилю. Со страхом ожидали
все,   окажется  ли  канат  довольно  крепок,  чтобы  бороться  с  течением.
Победа!.. Канат выдержал!.. "Ральф" спасся!..
     Двадцать  человек  принялись  вертеть шпиль, и бриг постепенно вышел из
водоворота.  Встав под ветер, он благополучно обогнул рифы и бросил якорь по
другую  сторону  мыса  в  той  небольшой  гавани,  куда  еще  прежде  пришла
неизвестная яхта.
     Весь   экипаж  брига  выстроился  на  палубе  и  прокричал  по  команде
троекратное "ура" в честь своих спасителей.


V

     Друг  Фриц.  - Его проделки. - Пункт помешательства мистера Ольдгама. -
Сыновья герцога Норрландского. - Припадок ярости.

     Один  только  человек  из  всего  экипажа  не догадывался об опасности,
которой подвергся "Ральф".
     Человек  этот был мистер Ольдгам, который, выспавшись сном праведника у
себя  на  висячей койке, лишь на короткое время вышел на палубу полюбоваться
на  пальмовые рощи, будто бы росшие тут на гранитных утесах. Так, по крайней
мере, уверил Ольдгама его приятель Эриксон.
     - Господа,  -  сказал  Ингольф  двум морякам, когда восторг на "Ральфе"
несколько  поутих,  -  мы  вам  обязаны  жизнью;  знайте же, что восемьдесят
храбрых  моряков навсегда сохранят об этом воспоминание и с радостью отдадут
за вас жизнь, если представится к этому случай.
     - Наш  подвиг вовсе уж не так велик, капитан, как это кажется с первого
взгляда,  -  отвечал  один  из  незнакомцев.  - Мы с братом выросли здесь на
берегах   и  очень  часто,  из  любви  к  искусству,  вступали  в  борьбу  с
Мальстремом.  Способ,  который  мы  употребили  для спасения вашего корабля,
удавался  нам  и  раньше, когда мы спасали другие корабли; после этого могли
ли  мы  упустить  случай сохранить для нашей родины такое прекрасное военное
судно?
     Эти  слова  были  для всего экипажа "Ральфа" ушатом холодной воды. Даже
Ингольф  покраснел,  несмотря  на  все  свое самообладание, но впрочем скоро
оправился   и,  понимая  необходимость  доиграть  до  конца  навязанную  ему
собеседником  роль, кинул быстрый предостерегающий взгляд на своих матросов,
как  бы  говоря  им: "Смотрите же, будьте у меня осторожнее!" Затем он смело
отвечал:
     - Будьте  уверены,  господа,  что  королю  будет доложено о той великой
службе, которую вы ему сослужили.
     Едва  он  произнес  эти  слова, как оба молодых человека быстро подняли
головы, и в их глазах сверкнула молния ненависти.
     - Это  совершенно  лишнее,  милостивый  государь,  - гордо возразил тот
моряк,  который  до этого времени молчал, - и мы вам будем очень благодарны,
если вы ничего подобного не сделаете.
     Ингольфа  заинтересовала  причина  подобного  нежелания, и, кроме того,
какое-то смутное предчувствие зародилось у него в душе.
     - Но  ведь  обязан  же  я донести до начальства, - заметил было он, - и
тогда...
     - Вы  сейчас  сказали,  что  очень благодарны нам, - быстро перебил его
моряк,  -  в таком случае исполните нашу просьбу, не говорите никому о нашей
вам услуге - и мы будем квиты.
     Ингольфу  очень  хотелось  продлить  пререкания, но он сдержал себя и с
поклоном ответил:
     - Хорошо,  господа.  Вы  так  много  для меня сделали, что я не в силах
противиться  вашему  желанию:  оно  для  меня закон... Тем более, что у вас,
конечно, есть свои причины... Хотя и непонятные для меня...
     Пират  вступил  на  скользкую  почву. Молодые люди нахмурились. Ингольф
вовремя  спохватился и ловко закончил фразу, которая едва не приняла для его
спасителей оскорбительный оборот.
     - Да,  с  особенною  силой  проговорил  он,  - я совершенно не понимаю,
почему  вы  не  хотите  доставить  мне  удовольствие  огласить  ваш  из ряда
выходящий подвиг, за который вам, конечно, дали бы большую награду.
     - Все  наше  честолюбие состоит в том, чтобы время от времени оказывать
услуги  нашим ближним, и больше нам никакой награды не нужно... Оставим этот
разговор,  капитан...  Цель  наша  достигнута - и прекрасно, не о чем больше
толковать...  Кстати, позвольте задать вам один вопрос: военные корабли сюда
почти   никогда   не  заходят,  поэтому  вам,  вероятно,  дано  какое-нибудь
особенное  поручение. Уж не ищите ли вы дерзкого пирата капитана Вельзевула?
Ходит  слух, что его недавно видели близ Эльсинора, и очень может быть, что,
скрываясь  от преследования, он направился... Капитан, что с вами? Вы ужасно
побледнели...
     Ингольф  едва  не  лишился  чувств, услыхав этот неожиданный вопрос, но
быстро пересилил себя и, насколько мог, оправился.
     - Нет,  это  так...  ничего...  пройдет,  - отвечал он. - У меня всегда
после  сильного волнения делается сердцебиение... это уже давно... Вы видите
- мне уже и лучше.
     К  счастью, офицеры и матросы были в это время уже на своих местах, так
что  последнюю часть разговора слышал один только Надод. Красноглазый издали
наблюдал  за  молодыми  людьми,  наблюдал  внимательно,  как  хищный  зверь,
подстерегающий  добычу.  Можно  было  подумать,  что  их лица напоминали ему
что-то  знакомое,  и он старался теперь припомнить, что именно... Услыхав их
вопрос,  так  поразивший Ингольфа, Надод тоже сделал жест изумления, но этот
жест  не  был  замечен  молодыми  людьми,  так как Красноглазый стоял от них
далеко, возле самого борта.
     Впрочем,  капитан  не  дал им времени на размышление и пояснил, что ему
дано  простое гидрографическое поручение, не имеющее ничего общего с погоней
за знаменитым корсаром...
     - Знаменитый  корсар!  Вы  делаете  этому  гнусному  разбойнику слишком
много  чести,  капитан,  называя  его корсаром... Мне очень жаль, что вам не
поручено  померяться  с  ним, потому что, имея такой сильный корабль и такой
прекрасный экипаж, вы без тр