И  тут он услышал звук.  Первый, раздавшийся с тех пор, как он вышел из
кафе. Поначалу он не придал ему значения.
     Он так не вязался с  царящей вокруг тишиной. Потом он осознал,  что это
было такое. Телефонный звонок. Он бросился к загородке, схватился за верхний
брус,  глаза заметались,  отыскивая источник. Вон. Телефон-автомат в  парке,
всего  в  нескольких  ярдах от  дороги. Телефон  все  еще звонил.  Он  снова
выскочил  из  ворот  и  помчался  по  улице. Подскочил к  будке,  задыхаясь,
ввалился внутрь и, чуть не оборвав провод, сдернул трубку с рычага.
     -  Алло!  Алло! -  закричал он срывающимся  голосом.  - Алло!  Девушка!
Девушка!
     Телефон молчал. Он чуть подождал и повесил трубку. Сунул руку в карман,
вытащил дайм. Опустил его в щель телефона и подождал. И впервые за этот день
услышал голос. Бесцветный, равнодушно-вежливый голос телефонистки.
     -  Номер, который  вы набрали,  - сказал  этот голос,  - не  значится в
телефонной книге...
     Юноша разозлился.
     - Вы что там, свихнулись? Я не набирал никакого номера...
     -  Пожалуйста, удостоверьтесь, что этот номер  правильный, и  правильно
наберите его.
     - Девушка, я ничего не набирал. Телефон зазвонил, и я снял трубку. - Он
яростно застучал  по рычагу телефона. - Девушка,  девушка, выслушайте  меня,
пожалуйста. Все,  что я хочу  знать, это  где я нахожусь.  Понимаете? Где  я
нахожусь и куда все вокруг подевались. Пожалуйста, послушайте...
     Опять голос в трубке, холодный, лишенный выражения, доносящийся, словно
с другой планеты.
     -  Номер,  который   вы  набрали,  не  значится   в  телефонной  книге.
Пожалуйста, удостоверьтесь,  что этот номер правильный, и правильно наберите
его. - И после долгой паузы: -..Это запись.
     Юноша  повесил  трубку. Он как-то  вдруг  сразу ощутил  окружающий  его
молчащий  город, всей кожей почувствовал разлитую кругом тишину, которую еще
больше подчеркнул голос в трубке:
     - Это запись.
     Все это чертово место было записью. Звуки записали на воск.
     Декорации - на  холст.  Расставили по сцене обстановку. Только лишь для
вида. Но голос... это была та еще шутка.
     Все  эти  неживые   вещи   вроде   оставленного  кофейника,   манекена,
магазинов... на них  можно  было посмотреть и  пройти мимо.  Но человеческий
голос... он  обязательно должен быть  облечен в плоть  и кровь.  Невыносимо,
когда это  не  так.  Словно  что-то  показали  и  тут  же  спрятали.  Злость
примешалась к  той  легкой  тревоге,  что  он  испытывал  ранее. На  цепочке
качалась телефонная книга. Юноша схватил ее, раскрыл и принялся  лихорадочно
листать  страницы.  На него  хлынул  поток имен.  Абель.  Бейкер.  Ботсфорд.
Кайрстейр. Катере. Сенеда.
     -  Ну и где  вы  все? - закричал он. -  Куда  вы  все подевались? И где
живете? R этой книге?
     Он пролистал страницы. Демпси. Фарверс. Гранниганс. И так далее  вплоть
до человека по фамилии  Зателли, который жил на Первой  Северной Улице и чье
имя начиналось на А. Юноша разжал пальцы.
     Книга  закачалась  на  цепочке.  Он медленно  поднял голову,  остановив
взгляд на пустынной улице.
     -  Слушайте,  ребята,  -  тихо  сказал  он.  - а кто  присматривает  за
магазинами? - Окна молча глядели на негр. - Кто присматривает за всеми этими
магазинами!
     Он медленно повернулся, положил ладонь на.дверь и надавил.
     Дверь не  поддалась. Он надавил сильней. Дверь осталась  неподвижной. У
него мелькнула дикая мысль, что он стал жертвой розыгрыша.
     Большого, запутанного и очень  несмешного розыгрыша.  Он  навалился  на
дверь плечом. Никакого результата.
     - Ладно,  - закричал  он.  -  Ладно, это  очень  смешная  шутка.  Очень
смешная. Мне понравился ваш город. Я ценю чувство юмора.
     Но  теперь  это уже  не смешно. Понимаете? Совсем не  смешно. Какой это
умник запер меня? - Он  принялся колотить в дверь руками  и  ногами. Крупные
капли пота выступили на  его лице. Он закрыл глаза и  бессильно привалился к
стенке. Открыв через какое-то время глаза и бросив случайный взгляд вниз, он
увидел, что дверь слегка приоткрылась. Внутрь.  Он  осторожно потянул ее  на
себя, и она открылась.
     Не совсем  полностью из-за того, что ему удалось  ее погнуть, но почти.
Он толкал ее вместо того, чтобы потянуть на себя. Как все просто.
     Он  почувствовал, что  ему следовало бы  рассмеяться или  же извиниться
перед кем-нибудь, но конечно же, приносить извинения было некому.
     Он вышел  из  будки и побрел через  парк к зданию  с большим стеклянным
глобусом и  вывеской  "Полиция".  И  внутренне улыбнулся. В поисках закона и
порядка, подумал он.  Но не  только  закона и  порядка.  В  поисках здравого
смысла. Может быть, его удастся найти хотя бы здесь. Когда он был маленьким,
мама говорила  ему, что, если  он  потеряется, надо  подойти к доброму  дяде
полисмену и сказать свое  имя. Что ж, сейчас он и был маленьким потерявшимся
мальчуганом, и подойти было не к кому.
     Что же касается имени... может быть, кто-нибудь назовет его ему?
     Помещение полицейского  участка было темным и прохладным. Проходящий от
стены до стены барьер делил его пополам.
     Прямо за барьером было место дежурного, а у стены - стол радиооператора
с рацией и микрофоном. Зарешеченная дверь справа вела в изолятор. Он подошел
к барьеру,  прошел через турникет и направился к микрофону. Взял его в руки,
осмотрел аппаратуру и, совершенно неожиданно для себя, словно повинуясь воле
тех,  кто затеял  этот  розыгрыш, включил  связь  с полицейскими машинами. -
Внимание всем.  Внимание  всем.  Неизвестный  человек забрался  в  помещение
полицейского участка. Очень подозрительный тип. Вероятно, собирается... . .
     Голос прервался. Там,  где было  место дежурного, лениво  поднимался  к
потолку  дымок.  Юноша  медленно  опустил  микрофон  и  подошел  поближе.  В
пепельнице дымилась большая, на  четверть выкуренная сигара. Юноша  взял ее,
посмотрел  и положил обратно. В нем  поднялись напряжение, страх,  ощущение,
что за ним наблюдают. Он резко обернулся, словно надеясь застигнуть врасплох
соглядатая.
     Никого. Ор толкнул зарешеченную дверь. Она со скрипом отворилась. Юноша
вошел  в  изолятор.  В нем  было  восемь  камер, по четыре  с каждой стороны
коридора,  и  все  они  были  пусты. С  того  места,  где он  стоял,  сквозь
решетчатую дверь последней камеры была  видна раковина. Из крана текла вода.
Горячая вода: он видел поднимающийся парок. На полочке лежала влажная бритва
и  кисточка для  бритья, вся в мыльной пене. Он на мгновение прикрыл  глаза,
потому что это было слишком.  Покажите мне домовых,  подумал он,  привидения
или чудовищ. Покажите мне разгуливающих мертвецов. Сыграйте похоронный марш,
рвущий покой утра. Но не пугайте меня обыденностью вещей. Не показывайте мне
окурки в пепельницах, воду из  крана и мыльный крем на кисточке для  бритья.
Это пугает сильнее призраков.
     Он медленно зашел в камеру и приблизился к раковине.  Протянув дрожащую
руку,  коснулся  мыльной  пены  на  кисточке.  Она была  настоящей. Она была
теплой. От  нее  пахло кремом для  бритья. Из крана текла  вода. Бритва была
марки "Жиллет", и он подумал о  транслировавшемся по  телевидению чемпионате
мира, о "Нью-йоркских гигантах", четыре раза подряд обыгравших "Кливлендских
индейцев". Но,  Господи, это было, наверное, лет  десять назад. А  может,  в
прошлом году. А может,  этому только предстояло случиться. Потому что теперь
у него не было базы, точки отсчета, даты, времени,  ориентиров. Он не слышал
скрипа медленно закрывающейся  двери,  пока  не  увидел  ее  тень на  стене,
вырастающую медленно и неотвратимо.
     Он  всхлипнул и  бросился  к  выходу,  проскользнув  в  самый последний
момент. На  мгновение  схватившись за дверную ручку, он тут же  отпрянул  и,
прислонившись к двери противоположной камеры, уставился на захлопнувшуюся на
замок дверь, словно на какую-то ядовитую тварь. .
     Что-то  подсказало  ему, что надо бежать. Бежать.  Бежать  со всех ног.
Убираться  отсюда.  Сматываться.,  Словно  в  ухо  ему  прошептали  команду.
Последний  приказ мозга, из последних сил обороняющегося  против  осадившего
его кошмарного  страха,  могущего  вот-вот  ворваться  в  крепость. Все  его
инстинкты взывали: спасайся! Рви отсюда к чертовой матери! Беги! Беги! БЕГИ!
     Он  выскочил  наружу  и  бросился  вдоль  по  залитой  солнцем   улице,
споткнулся  о бордюр  тротуара и чуть  не врезался головой в заборчик вокруг
парка,  но ухватился за перекладину  и устоял. Перемахнул  через заборчик  и
бросился по парку. Бегом, бегом,  бегом. На него надвинулось здание школы со
стоящей перед ним статуей. Бег взметнул его по ступеням пьедестала, и только
тогда он остановился, вцепившись в бронзовую ногу героически глядящего вдаль
педагога,  скончавшегося  в 1911 году,  чья фигура высилась  над ним  темным
силуэтом на фоне  неба. Крик  вырвался из его груди. Он глядел на окружающий
его покой, магазины, кинотеатр и не мог удержать слезы.
     - Куда же все подевались? Пожалуйста, Бога ради, скажите мне... куда же
все подевались?
     Перевалило за  полдень. Юноша  сидел на бордюре тротуара, глядя на свою
тень и, другие тени, окружившие его. Навес над магазинной витриной, табличка
автобусной   остановки,  светофор   на  углу...  бесформенные  пятна  теней,
вытянувшихся в ряд по улице. Он медленно поднялся и кинул быстрый взгляд  на
автобусную  остановку  в полубезнадежном ожидании увидеть подошедший большой
красно-белый автобус,  открывающий двери,  из которых  высыпает толпа людей.
Люди. Вот кого он хотел видеть. Живых людей.
     Весь день на мего наваливалась тишина. Она  стала теперь осязаемой, она
давила на него,  он весь был с ног до головы укутан в  нечто обволакивающее,
жаркое, шерстяное,  вызывающее зуд  по  всему  телу. Если бы  он  только мог
разорвать это нечто и вырваться на волю.
     Он  медленно  побрел по центральной  улице: сороковая  или  пятидесятая
прогулка по этой улице за сегодняшний  день.  Он шел мимо ставших  знакомыми
магазинов,  заглядывал в ставшие знакомыми двери,  и  все  было, как всегда.
Прилавки и нетронутые товары.
     Он  в четвертый  раз за сегодняшний день вошел в банк  д в четвертый же
раз прошел по отсекам  кассиров, пригоршнями набирая мелочь и разбрасывая ее
вокруг.  Он  прикурил  от  стодолларовой купюры  и  хрипло расхохотался, но,
бросив  полуобгорелую  банкноту на пол,  вдруг  понял,  что больше не сможет
смеяться. О'кей, он в состоянии прикурить от сотенной бумажки. И что дальше?
     Он вышел из банка, перешел через дорогу и направился к аптеке.
     На окне висело прилепленное пластырем объявление о распродаже.
     На церкви  ударил колокол, и юноша вздрогнул. На какое-то мгновение  он
испуганно прижался к стене, но потом понял, что это было такое.
     Он зашел в аптеку. Большое квадратное помещение,  по периметру которого
шли  прилавки и полки  с образцами товаров. В углу -  большой  сатуратор. На
стене  за ним  -  зеркало и рекламные  плакаты мороженого, соков, газировки,
прохладительных напитков. Юноша остановился у табачного отдела, выбрал  себе
самую дорогую сигару, содрал с нее обертку и понюхал.
     - Хорошая сигара, вот что нужно этой деревне, - сказал он вслух,  идя к
сатуратору.   -   Хорошая   сигара.   Пара  хороших   сигар.   И   хотя   бы
пара-другая-людей, чтобы оценить их.
     Он бережно  поместил сигару  в  нагрудный карман  и  обошел  сатуратор.
Осмотрел  оттуда   помещение,   пустые  кабинки,  переключатели  музыкальных
автоматов около каждой из  них.  И ощутил  безмолвие этого помещения, так не
вяжущееся  с  его  обстановкой.  Это  помещение  было  создано для  активных
действий, оно стояло на грани того, чтобы ожить, но не могло переступить эту
грань. Около сатуратора стояли бачки с  мороженым. Юноша  взял ложку, снял с
полки  под  зеркалом стеклянное  блюдечко  и  положил  себе  двойную  порцию
мороженого. Полил  его сиропом, добавил орехов, положил сверху вишенку  и не
забыл про взбитые сливки.
     Подняв голову, поинтересовался:
     - Ну  что?  Кто-нибудь  хочет  сандэй[Сандэй  -  сливочное мороженое  с
фруктами, орехами и т.д." ]? - Подождал, слушая тишину. - Никто? О'кей.
     Он подцепил ложкой изрядный кусок сделанной  смеси и сунул  в рот. Вкус
оказался  превосходным.  Впервые  за  этот день он  увидел  в  зеркале  свое
отражение и не слишком удивился увиденному.
     Лицо было отдаленно знакомым.  Нельзя  сказать, чтобы красивое, но и не
отталкивающее. И молодое,  подумал он. Довольно-таки молодое. Лицо человека,
которому еще  далеко  до тридцати.  Лет  двадцать  пять,  двадцать шесть, не
больше. Он внимательно оглядел отражение.
     - Прости, старина, -- сказал он, - но что-то не припомню  твоего имени.
Лицо вроде знакомое, но имя совершенно вылетело из головы.
     Он отправил в рот еще одну ложку мороженого, подержал во  рту, пока оно
не растаяло, и проглотил,  наблюдая за  действиями отражения. Потом небрежно
махнул рукой в сторону зеркала.
     -  Я  скажу,  у  чем моя  проблема.  Мне  снится кошмар,  а  я не  могу
проснуться.  Ты  -  его часть. Ты, это мороженое и  эта сигара.  Полицейский
участок и  телефонная  будка...  и  этот манекен.  -  Он  поглядел  на  свое
мороженое, обвел взглядом аптеку, снова поднял глаза на зеркало.
     -  Весь  этот треклятый  город... где бы он ни был... и  чем бы  он  ни
был... -  Он наклонил  голову набок, неожиданно что-то вспомнив, и улыбнулся
отражению.
     - Я  сейчас  вспомнил  кое-что.  Это Скрудж  сказал.  Помнишь  Скруджа,
старина... Эбензера  Скруджа? Он  сказал это  призраку,  Джекобу  Марли.  Он
сказал:  "Ты  можешь  быть недопереваренным  куском  мяса.  Моей страстью  к
горчице.  Крошкой  сыра. Куском недожаренного  картофеля.  Но  от тебя  веет
могилой больше, чем от самой могилы".
     Он положил ложку и отодвинул мороженое.
     - Понял? Вот кто ты такой. И все кругом. Вы то, что я ел вчера на ужин.
- Улыбка  сошла с его лица. В голосе появилось напряжение.  - Но я вижу  все
это. Вижу. Как я хочу проснуться.  - Он повернулся  к  пустому  помещению. -
Если  я  не  могу проснуться,  я. должен  найти  кого-нибудь,  с  кем  можно
поговорить. Я это должен сделать.  Я  должен найти кого-нибудь,  с кем можно
поговорить.
     В глаза ему бросился сложенный пополам  лист плотной бумаги, стоящий на
прилавке. Это было расписание баскетбольных игр карлсвильской средней школы,
сообщающее, что 15-го сентября  Карлсвиль  играет  с "Коринфскими  дылдами".
21-го сентября  Карлсвилю  предстояло  играть  против  Лидсвиля.  В  декабре
намечались  игры  еще  с  шестью-семью  средними  школами,  о  чем  довольно
официально сообщал висящий на стене плакат.
     - Я, должно  быть,  очень  впечатлительный  человек,  - сказал  наконец
юноша.  -  Очень,  очень впечатлительный. Все верно  до последней детали. До
последней мелочи.
     Он пересек помещение и остановился у книжного отдела с выставленными на
вращающихся  подставках  книгами.  Названия  замелькали  перед  глазами,  не
задерживаясь  в голове. Истории про убийства с полураздетыми  блондинками на
обложках  и  заглавиями типа "Смерть в публичном доме". Известные  романы  и
сборники  юмористических  рассказов.  Одна  из  книг  называлась  "Полностью
свихнувшийся". На ее обложке было нарисовано улыбающееся подмигивающее лицо,
под которым шли  слова:  "Альфред Е.Ньюман говорит: "Чтобы я расстроился? Да
никогда!" Некоторые книги  казались  знакомыми.  В  голове  мелькали обрывки
сюжетов,  персонажи. Он  медленно  пошел,  отстраненно  вращая  подставки  с
книгами. Подставки скрипели, перед его глазами проплывали заглавия и рисунки
на   обложках.  И  вдруг  он  увидел  название,  заставившее  его  торопливо
остановить кружение одной из подставок.
     На   обложке  книги   была  бескрайняя  пустыня   с   крохотной,  почти
неразличимой фигуркой человека с воздетыми руками, устремившего взор в небо.
На  горизонте   виднелась  горная  цепь,  из-за  вершин  которой,  казалось,
поднимались слова, образующие название книги: "Последний человек на Земле".
     Юноша стоял,  не в  силах  отвести  взгляд  от этих слов, чувствуя, как
сливаются воедино  заглавие  и  рисунок  на  обложке.  В  этом  было  что-то
важное... что-то  очень  важное...  что-то такое,  из-за чего вдруг  у  него
перехватило  дыхание,  что   заставило  его   резко  крутануть  подставку  и
превратить заголовок в размазанную движением полосу.
     Но когда  вращение  замедлилось,  обложка  снова  стала  видна  ясно  и
отчетливо. Теперь он видел, что таких книг здесь стояло много.
     Множество  книг повествовало  о  последнем  на Земле  человеке. Шеренги
крохотных фигурок воздевали руки посреди пустынь, и обложки глядели на юношу
с подставки, которая вращалась все медленнее и в конце концов остановилась.
     Он  попятился, не в силах отвести  взгляд от книг,  и  уперся  спиной в
дверь. Мельком взглянув в зеркало, он увидел свое отражение: бледный молодой
человек,  стоящий в дверях аптеки, выглядел усталым, одиноким, отчаявшимся и
- испуганным.
     Он вышел  с напускным  спокойствием, хотя  и мозг, и  тело конвульсивно
дергались.  Сойдя с  тротуара,  он остановился  и, медленно поворачиваясь, в
который уже раз оглядел все окрест.
     И вдруг закричал:
     -  Эй! Эй! Эй,  кто-нибудь!  Кто-нибудь видит  меня?  Кто-нибудь слышит
меня? Эй!
     Через  мгновение пришел  ответ.  Глубокий  и  звучный колокольный  звон
возвестил о  том, что  время не  стоит  на месте. Колокол пробил пять раз  и
замолк, лишь эхо какое-то время висело в воздухе, но вскоре растаяло и  оно.
Юноша двинулся по улице  мимо ставших знакомыми магазинов, не обращая больше
на  них  никакого  внимания;  Глаза  его были широко  открыты, но  ничего не
видели. Он  все думал  о  заглавии книги  "Последний  человек  на  Земле"  и
чувствовал   себя   так,   словно  проталкивал  холодный  и  тяжелый   комок
непережеванной пищи по сопротивляющемуся пищеводу.
     "Последний человек  на Земле". Название и обложка с холодной и пугающей
отчетливостью  стояли  перед  его  глазами.  Крохотная  одинокая  фигурка  с
воздетыми руками посреди пустыни. Нечеткая одинокая фигурка, чья судьба была
начертана на фоне неба и цепочки гор: последний человек на Земле. Название и
рисунок не выходили у юноши из головы.
     Он  не  замечал,  что солнце становилось все менее  и менее ярким.. Оно
готовилось завершить свой сегодняшний путь по небосклону.
     Был вечер. Юноша сидел на скамейке в парке, неподалеку от стоящей перед
школой  статуи.  Он играл сам с собой в крестики-нолики,  выигрывая игру  за
игрой и тут же стирая  ногой победу, чтобы начать все сначала. Перед этим он
съел  сэндвич в  маленьком  ресторанчике.  Прошелся  по  универмагу. Зашел в
школу, прошелся по пустым классам и подавил импульсивное желание написать на
доске что-нибудь  матерное. Сделать что-нибудь такое,  что  могло бы вызвать
чей-то  протест,  возмущение, негодование. Сорвать окружающие его декорации.
Он  нисколько  не  сомневался, что все  вокруг  -  лишь  декор.  Похожий  на
реальность  сон.  Если  бы он только мог сорвать эти декорации и обнаружить,
что они скрывают... увы, это было не в его силах. .
     На его руке зажглось пятно света. Он недоуменно поднял голову.
     На  улице  загорелись  фонари. Засветились гирлянды в парке.  По  всему
городу  один за другим зажигались  огни. Уличные фонари.  Витрины магазинов.
Мерцающая реклама кинотеатра.
     Он поднялся  со  скамейки  и  направился  к  кинотеатру. Остановился  у
кассы-автомата. Из металлической  прорези торчал билет. Он взял его, сунул в
нагрудный  карман и  совсем  уже  шагнул  в дверь, как  вдруг  его  внимание
привлекла  афиша.   На  афише  крупным  планом  был  изображен  летчик  ВВС.
Повернувшись в профиль к зрителю,  он провожал взглядом проносящийся над ним
реактивный истребитель.
     Юноша  шагнул  к  афише.  Руки  медленно и