н,  держа  мешок между  ногами.  Люди  приходили  и  уходили.  Но
приходили  они с  пустыми руками,  а уходили с  любыми  небольшими вещами, о
которых  просили.  Старик нес  смокинг. Иммигрантка, закутанная  в  шаль,  с
печальным лицом,  с любовью смотрела на ботинки, украшенные  мехом,  которые
она сжимала в руках, уходя прочь. Два маленьких пуэрториканца нагрузили свои
подарки в новенькую тележку и, лопоча, как бельчата, бежали через сугробы.
     Глаза их сияли.
     Безработный  с  воспаленными  веками  счастливо вцепился  в  переносной
телевизор.  А  люди  все  приходили  и  уходили - маленькая негритянка, едва
умеющая ходить; восьмидесятилетний старик,  когда-то первый парень со шхуны,
которая  уже  двадцать  лет не выходила  в море;  слепой  церковный  певчий,
который невидящими глазами смотрел в снежную ночь, тихо плача, когда его два
соседа несли к нему в квартиру новый орган.
     Голос Корвина перекрывал шум  машин, а  его руки так и летали в мешок и
обратно.
     -  Счастливого  Рождества...   Счастливого   Рождества...   Счастливого
Рождества...  Вот свитер для  вас. Что  тебе нужно, милая,  -  игрушку? Вот,
держи. Электрический поезд? У меня их полным-полно. Смокинг? Сколько угодно.
Чего тебе хочется, дорогая? Куколку?  А  какие  волосы  тебе нравятся больше
всего? Тебе блондинку, брюнетку, шатенку или с волосами, как твои?
     И  снова  появлялись  подарки,  и  Генри  Корвин  чувствовал  радость и
удовлетворение, ранее ему незнакомое. Келокола на далекой колокольне пробили
двенадцать, когда Генри Корвин понял, что большинство людей исчезло, и у его
ног безвольно лежал пустой мешок.
     Беззубый  старичок, надевший  смокинг  поверх  своего  драного  пальто,
глянул туда, откуда шел звук.
     -  Это Рождество, Генри, - мягко  сказал он. - Мир на  Земле всем людям
доброй воли.
     Маленький  пуэрториканец  выстраивал  солдатиков на тротуаре  прямо  на
снегу, он улыбнулся Сайта Клаусу, сидящему на тротуаре.
     - Благослови их, Господь, - прошептал он, - каждого.
     Корвин улыбнулся и почувствовал влагу на щеках, которая не была снегом.
Он с улыбкой коснулся мешка.
     - Всем веселого Рождества.
     Он поднялся и посмотрел на старика около себя. Потом поправил фальшивую
бороду и пошел по улице.
     Старик тронул его за руку.
     - Эй, Сайта! А для тебя ничего нет к этому Рождеству?
     - Для меня? - тихо сказал Корвин. - О, да у меня в жизни не было такого
хорошего Рождества.
     - Но  ведь ты ничего не получил? - настаивал  старик. Он показал пустой
мешок. - Совсем ничего не осталось?
     Корвин потрогал фальшивые усы.
     - Ты что-нибудь можешь придумать? Я не знаю, чегo мне хочется.
     Он глянул на пустой мешок,
     - Думаю, что одного мне хотелось всегда. Стать дарителем всех времен. В
какой-то мере я достиг этого сегодня.
     Он медленно шел по заснеженному тротуару.
     - Хотя, если бы у меня была возможность выбора... любая, -  он помедлил
и оглянулся на старика, - я бы тогда загадал вот что: я хочу, чтобы так было
каждый год.
     Он подмигнул и улыбнулся.
     - Ну, это был бы настоящий подарок, не так ли?
     Старик улыбнулся в ответ.
     - Господь благословит вас, - проговорил Корвин, - и веселого Рождества!
     - И тебе, Генри, и тебе, - отозвался старик.
     Генри Корвин медленно  шел по улице,  чувствуя неожиданную  пустоту,  -
мрак, словно он прошел землю света только для того, чтобы попасть в темницу.
Он не ведал, почему остановился, но затем понял, что  стоит у входа в аллею.
Он глянул туда и, затаив дыхание, смотрел не отрываясь.
     Его  сознание, логика,  понимание  возможного  и  невозможного  в  один
короткий миг сказали ему, что это лишь видение, вдобавок  к ночи иллюзий. Но
это было.
     Далеко  в конце  аллеи стояла упряжка, в  которую были запряжены восемь
маленьких  оленят.  И  еще  более удивительно,  рядом стоял  и  курил трубку
маленький эльф.
     Корвин вдавил большие  пальцы в глаза и  сильно потер их, но  когда  он
посмотрел снова, ничего не изменилось.
     - Мы уже давно ждем, Сайта Клаус, - сказал эльф и выпустил дым.
     Корвин  покачал  головой. Ему  хотелось лечь  в снег и заснуть. Все это
казалось выдумкой,  в этом не было никакого сомнения.  Он глупо улыбнулся и,
хихикнув, указал на трубку.
     - Из-за этого вы не растете.
     Затем  он  снова  хихикнул  и  решил,  что  ложиться спать нет  смысла,
поскольку было очевидно, что он именно это и делал - спал.
     В голосе маленького эльфа слышалось легкое нетерпение.
     - Ты слышал меня? Я сказал, что мы долго ждали, Сайта Клаус.
     Корвин переварил это, медленно поднял правую руку и показал на себя.
     Эльф кивнул.
     - Впереди у нас - год тяжелой работы,  мы будем готовиться к следующему
Рождеству, поэтому помни!
     Генри Корвин медленно  вошел в аллею и, как  во  сне,  сел в  маленькие
сани.
     Патрульный Патрик Дж. Флазрти и Уолтер Дандь
     - Вы домой, ссржхкн Флаэртн? - спросил Даиди.
     Флазрти улыбнулся ему в ответ, глядя тусклыми глазами.
     - Иду домой, мистер Данди.
     - Иду домой, сержант Флаэрти. Это самое лучшее Рождество в моей жизни.
     Послышался какой-то звук.
     Данди вздрогнул.
     - Фла... Фла... Флаэрти?  Я могу  поклясться, что... -  Он посмотрел на
полицейского, который моргал и тер глаза.
     - Вы это видели?
     Патрик кивнул.
     - Думаю, да.
     - Что именно вы видели?
     - Мистер Данди, я думаю, мне не стоит вам этого  говорить.  Вы подадите
на меня рапорт за то, что я пью на посту.
     - Валяйте, - настаивал Данди. - Так что вы видели?
     -  Мистер  Данди...  это был Корвин! Такой же, как всегда... в  санях с
оленями... он сидел рядом с эльфом и ехал прямо на небо!
     Он закрыл глаза и испустил глубокий вздох.
     - Я говорил о его размерах, не так ли, мистер Данди?
     Данди кивнул.
     - Да, о размерах.
     Его голос  казался  тонким  и напряженным. Он повернулся к  долговязому
копу[Коп - распространенное прозвище американских полицейских. ].
     - Послушайте, что  я  вам скажу. Вам лучше идти ко мне домой. Мы сварим
себе кофе, и мы нальем туда виски, и мы будем...
     Его голос  дрогнул, когда  он  уставился на снежное  небо,  и когда  он
оглянулся на Флаэрти, на его лице была какая-то ослепительная улыбка.
     -  И  мы возблагодарим  Господа за Чудеса, сержант Флаэрти. Вот  что мы
сделаем. Мы возблагодарим Господа за чудеса.
     Рука  об  руку  двое мужчин шли в  ночи, и,  перекрывая затихающий звук
маленьких  колокольчиков, раздался  глубокий перезвон церковных колоколов. В
этот  момент,  они  вступили  в  следующий  день. Удивительный  день.  Самый
восхитительный день из всех восхитительных дней- день Рождества.

ПОЛУНОЧНОЕ СОЛНЦЕ

     "Секрет  настоящего  художника, - много  лет назад  говорил  ей  старый
учитель, - заключается не в том, чтобы перенести  краску на холст, а в  том,
чтобы  передать  эмоции, используя масло и кисть как  разновидность  нервных
каналов".
     Норма Смит взглянула  из окна  на гигантское солнце, потом -  на холст,
закрепленный на мольберте, который она установила возле  окна. Она  пыталась
нарисовать солнце, и физически  ей это  удалось - огромный желто-белый круг,
накрывший, казалось, полнеба. И уже можно было определить его неровные края.
Оно было обрамлено огромными движущимися протуберанцами.  Это движение можно
было  увидеть  на  ее  полотне, но жара,  -  невыносимая, испепеляющая жара,
накатывавшаяся  волнами и  жарившая город снаружи, не поддавалась кисти и не
могла  быть  описана. Она ни на что не походила. И не имела прецедентов. Эта
длительная,  нарастающая   и  губительная   жара   подобно  невидимому  огню
путешествовала по улицам.
     Девушка положила  кисть и  медленно  прошла через комнату к  маленькому
холодильнику. Она достала молочную бутылку,  полную воды, и аккуратно отлила
в стакан. Сделав глоток, девушка почувствовала  холодную жидкость, влившуюся
в   нее.  За  последние  несколько  недель   простое  питье  вызывало  очень
специфическую реакцию. Она действительно не могла припомнить, чтобы хоть раз
она чувствовала воду. Раньше она испытывала сначала жажду, потом облегчение;
но теперь даже глоток  чего-нибудь  холодного сам по себе  был событием. Она
поставила бутылку назад в холодильник  и быстро взглянула на часы, стоящие в
книжном  шкафу.  Они  показывали  11.45. До  девушки  донеслись  шаги. Ктото
спускался по ступенькам, и она медленно подошла к двери,  открыла ее и вышла
в коридор.
     Маленькая  четырехлетняя девочка рассудительно  смотрела на нее,  потом
глаза остановились на ее стакане  с водой.  Норма села на колени и приложила
стакан к губам ребенка.
     - Сьюзи! - вмешался мужской голос. - Не пей у леди воду.
     Норма  взглянула на  высокого,  мокрого от пота  мужчину в расстегнутой
спортивной рубашке.
     - Все нормально, мистер Шустер, - сказала Норма, - У меня ее много.
     -Ни  у  кого  ее нет в  большом  количестве. - Мужчина дошел  до нижней
Ступеньки и подвинул девочку  в сторону. - Такого понятия как "много" больше
не существует. - Он взял девочку за руку и повел к двери  напротив. - Миссис
Бронсон, мы уже едем, - проговорил он, постучав в дверь.
     Миссис Бронсон открыла дверь и вышла в холл.  Это была  женщина средних
лет в  тонком домашнем халате.  Ее  лицо  блестело  от  пота. Выглядела  она
неряшливо и уныло, хотя  Норма могла вспомнить, что не так уж давно это была
очаровательная, довольно красивая женщина, да и выглядела она намного моложе
своих лет.
     Теперь ее лицо было усталым, волосы  растрепались  и не  были уложены в
прическу.
     - У вас есть  газ? - спросила миссис Бронсон ровным утомленным голосом.
- Высокий мужчина кивнул.
     -  У меня двенадцать баллонов. Я посчитал, что  его  хватит, по крайней
мере, до Буффало.
     - Куда вы едете? - спросила Норма.
     По ступенвкам спускалась жена высокого мужчины.
     - Мы пытаемся добраться до Торонто, - ответила она. - У мистера Шустера
там живет двоюродный брат.
     Миссис  Бронсон  погладила  девочку  по  голове, потом  вытерла  пот  с
маленького  пылающего лица,  -  Не  думаю,  что это мудро -  так  поступать.
Автострады  забиты.  По радио  говорят, что они стоят бампер к бамперу. Даже
невзирая на нехватку газа и все остальное...
     Шустер перебил ее: - Я знаю, - кротко сказал он, - но в любом случае мы
должны попытаться.  - Он облизнул  губы.  - Мы  просто хотели  попрощаться с
вами, миссис Бронсон. Мы  наслаждались жизнью здесь. Вы были очень добры.  -
Потом как-то обеспокоенно он обратился к своей жене: - Пойдем, дорогая.
     С этими  словами он  поднял  единственный чемодан и,  держа ребенка  за
руку, начал спускаться вниз по ступенькам. Жена пошла за ними.
     -  Удачи  вам!  -  крикнула  им  вслед миссис  Бронсон.  -  Безопасного
путешествия! , - До свидания, миссис Бронсон, - отозвался женский голос.
     Входная дверь  открылась и  закрылась.  Миссис  Бронсон долго  смотрела
вниз, потом повернулась к Норме.
     --Теперь мы остались вдвоем,- мягко сказала она.
     - Они последние жильцы? - спросила Норма, показывая на ступеньки.
     -Последние. Во всем доме нет никого, кроме тебя и меня. ..
     Из  квартиры  миссис Бронсон вышел мужчина.  В его  руках была  сумка с
инструментами; - Вода снова бежит, миссис Бронсон, - сказал он. - Я  не могу
дать гарантию, как  долго она  будет, но какое-то время она не причинит  вам
беспокойства.
     Он быстро взглянул на Норму и нервно показал на сумку.
     - Вы можете заплатить наличными? - спросил он.
     - У меня есть счет в банке, - ответила миссис Бронсон.
     Слесарю было не по себе..
     - Мой  шеф велел мне брать только  наличными. -  Он извиняюще улыбнулся
Норме. - Мы работаем двадцать четыре  часа в сутки. В городе каждые  полторы
минуты ломается холодильник. Все пытаются делать лед, а  когда ток отключают
каждые два часа, машины не выдерживают.
     С видимым усилием он снова посмотрел на миссис Бронсон.
     - Насчет этого счета, миссис Бронсон...
     - Сколько я вам должна?
     Мужчина смотрел на свои инструменты и низким голосом проговорил:
     - Я должен взять с вас сто долларов.
     Он печально покачал головой.
     Спокойный голос миссис Бронсон не мог скрыть ее ужаса:
     - Сто долларов? За пятнадцатиминутную работу?
     Мужчина кивнул с несчастным видом.
     - За пятнадцатиминутную работу. Остальные конторы просят по двести и по
триста за такую работу. Так длится уже месяц. С тех пор, как... -  Он глянул
на улицу через окно коридора. - С тех пор, как это произошло.
     Последовало  тревожное   молчание,  и  наконец  миссис  Бронсон   сняла
обручальное кольцо.
     - У меня больше не осталось денег, - тихо сказала она, - но это золото,
оно дорого стелит.
     Она протянула ему кольцо.
     Мастер  не мог  посмотреть  ей в глаза.  Он сделал  быстрое  судорожное
движение, которое  нельзя было  принять ни  за согласие, ни за отрицание. Он
посмотрел на кольцо и покачал головой.
     - Идите и продайте его, - отвернувшись,  сказал  он.  - Я  не  принимаю
женские обручальные кольца.
     Он подошел к ступенькам.
     - До свидания, миссис Бронсон. Удачи вам. - Он помедлил на ступеньке.
     Над  ним  в  окне  виднелось  желто-белое  солнце. Теперь  оно  светило
постоянно, но теперь оно было злом, которое нельзя более игнорировать.
     - Я собираюсь попытаться вывезти  свою  семью сегодня вечером, - сказал
мастер, глядя в окно. - Поедем на север. В Канаду,  если получится. Говорят,
там холоднее. - Он обернулся и  посмотрел на двух женщин. - Не то, чтобы это
что-то изменило, - просто попытка оттянуть... оттянуть это.
     Он улыбнулся, но улыбка вышла кривой.
     - Как и то, что все стремятся установить холодильники и кондиционеры. -
Он покачал головой. - Все ерунда. Просто попытка оттянуть это, вот и все.
     Он начал медленно спускаться.его широкие плечи сутулились.
     - О Господи. - Донеслось до них, когда он дошел до площадки и продолжил
спуск. - Господи, как жарко!
     Его шаги пересекли нижний вестибюль.
     Норма облокотилась о стену возле двери.
     - Что теперь будет? - спросила она.
     Домовладелица пожала плечами.
     - Я не знаю. По радио я  слышала, что они будут включать воду только на
один час в день. О времени сообщат дополнительно.
     Она вдруг взглянула на Норму.
     - А ты не собираешься уезжать? - выпалила она.
     Норма покачала головой.
     - Нет, уезжать я не собираюсь.
     Она выдавила из себя улыбку, затем повернулась и пошла в свою  комнату,
оставив дверь открытой.
     Другая  женщина  вошла за ней. Норма подошла к окну.  Солнце обдало  ее
жарой и странным, почти злобным светом. Он  изменил целый город. Улицы, дома
и магазины приняли тошнотворный устричный цвет. Воздух был тяжелым и сырым.
     Норма чувствовала, как пот бежит по спине и ногам.
     -  Я  продолжаю  придерживаться  этой  дурацкой  мысли,  -  проговорила
художница, - этой дурацкой мысли, что я проснусь, и ничего этого не будет. Я
проснусь в  холодной кровати, и на улице будет ночь,  и ветер будет шуметь в
ветвях, на тротуаре будут тени, а в небе будет светить луна.
     Она повернула лицо и выглянула в  окно. Это было равноценно тому, чтобы
стоять перед открытой печью. Волны жары ударили ее,  проникали  в  ее  поры,
проталкивались в ее тело.
     - И шум  движения, - более мягким голосом продолжала она, - автомобили,
мусорные ящики, бутылки молока, голоса.
     Она подняла руки и потянула за шнур от подъемных жалюзи.
     Дощечки  сомкнулись, и комната  погрузилась в тень, но  жара  осталась.
Норма закрыла  глаза.  Потом  задумчиво сказала: - Не странно  ли  это... не
странно ли, что  многие  вещи  мы принимали как должное, - она помолчала,  -
когда имели их?
     Руки миссис Бронсон походили на двух нервных порхающих птичек.
     - По радио  выступал ученый, - сказала она, заставив себя говорить. - Я
слышала его  сегодня утром. Он сказал, что  будет еще жарче. С каждым  днем.
Что сейчас мы очень близко от Солнца. И что поэтому... вот почему мы...
     Ее  голос Смолк. Она  не могла заставить  себя  произнести  это. Ей  не
хотелось говорить это вслух.  А слово звучало "погибнем".  Но, сказанное или
нет, оно висело там, в горячем воздухе.
     Ровно четыре  с половиной  недели назад Земля неожиданно  и необъяснимо
изменила свою эллиптическую орбиту и устремилась по той, которая постепенно,
секунда за секундой, день за днем приближалась к Солнцу.
     В полночь было так же жарко, как и днем, и почти так же светло.
     Больше  не было ночи  и  темноты. Все  маленькие человеческие  предметы
роскоши - кондиционеры,  холодильники и вентиляторы перестали быть таковыми.
Это были жалкие и панические средства временцого выживания.
     Нью-Йорк  уподобился  огромному  больному  высыхающему  животному,  чьи
жизненные силы сгорали.  Он  очистил себя  от  обитателей. Они  двигались на
север в  Канаду в  безнадежной гонке с солнцем,  которое уже начало обгонять
их. Это  был мир жары. Каждый день  солнце становилось больше и больше, жара
нарастала  день  за днем, пока термометры не закипали;  дыхание,  движение и
разговоры были полны скуки. Это был мир бесконечного зенита.
     На  следующий  день Норма тяжело поднималась  по ступенькам  с  сумкой,
полной  продуктов.  Консервная банка и пучок вялой моркови  лежали на  самом
верху. Она  остановилась на площадке между  двумя этажами и перевела дух. Ее
легкое ситцевое платье прилипло к ней, как мокрая перчатка.
     - Норма? - раздался голос миссис Бронсон. - Это ты, дорогая? .
     - Да, миссис Бронсон, - слабым задыхающимся голосом сказала девушка.
     Она снова  начала подниматься,  а ее квартирная хозяйка вышла  из своей
комнаты и взглянула на сумку.
     - Магазин был открыт? .
     Норма улыбнулась.
     -  Широко. Думаю,  за  всю  свою  жизнь я  в  первый раз  пожалела, что
родилась женщиной.  - Она  поставила сумку на пол. - Вот все, на что у  меня
хватило сил. Там не было никого из персонала. Просто куча народа, хватающего
все, что под руку подвернется.
     Она снова улыбнулась и подняла сумку.
     - По крайней  мере, мы  не  умрем  с  голода, а  на дне есть  три банки
фруктового сока.
     Миссис Бронсон прошла за ней в ее комнату.
     - Фруктовый сок! - Она захлопала в ладоши,  как маленький ребенок, в ее
голосе слышалось возбуждение. - О, Норма... может, откроем одну из них прямо
сейчас?
     Норма повернулась к ней, мягко улыбнулась и погладила ее по щеке.
     - Конечно, откроем.
     Она начала освобождать сумку, в то время как вторая женщина открывала и
закрывала ящики кухонного стола.
     - Где открывашка?
     Норма показала на самый дальний ящик слева.
     - Вон там, миссис Бронсон.
     Руки женщины дрожали от волнения, когда она открыла ящик,  перерыла его
внутренности  и наконец  достала открывашку. Она донесла ее до Нормы и резко
выхватила банку  из  рук  девушки.  А затем  дрожащими  руками она  пыталась
воткнуть ее в крышку, тяжело и отрывисто дыша. Банка и крышка  упали на пол.
Она упала на четвереньки, испустив подобный детскому вопль, затем неожиданно
закусила губу и закрыла глаза.
     - О, Боже  мой! - прошептала она. - Я веду себя, как какое-то животное.
О, Норма... извини...
     Норма села на колени подле нее, подняла банку и открывашку.
     -  Вы ведете себя  как  испуганная  женщина,  -  тихо  сказала  она.  -
Посмотрели бы вы, миссис Бронсон, на меня  в магазине. Я бегала по проходам.
Я имею  в виду, действительно  бегала.  Туда  и  сюда, разбрасывая продукты,
хватая и выбрасывая продукты и снова хватая.
     Она улыбнулась, покачала головой и встала на ноги.
     - И при  всем  этом,  - продолжила она,  -  я  была самой тихой  в этом
магазине. Одна женщина стояла в самом центре него и плакала. В  точности как
маленький ребенок, умоляя, чтобы кто-нибудь помог ей.
     Норма снова