лне  совпадают;  чтобы  убедиться,
осветил бы миловский номер - и все провалилось бы: тут, между  заборами,
и убежать было бы некуда. Милов, спокойно ведя машину,  прикинул  время,
включил компьютер, на экране снова засветились полицейские машины. Как и
предвидел Милов, они покинули свои точки и приближались,  тоже  по  всем
трем проездам, рассчитывая где-нибудь зажать беглеца  между  военными  и
своими машинами. И, безусловно, шансы на это у них велики.
   Милов напряженно соображал; тут  надо  было  думать  самому,  никакой
компьютер не помог бы. Впереди несколько перекрестков, и все  они  будут
просматриваться из машин. Из этих  поперечных  переулков  лишь  один  не
кончался  тупиком,  но,  крутясь  и  извиваясь,  вливался  -  немного  в
стороне-в другую дорогу,  которая  уже,  в  свою  очередь,  "впадала"  в
магистраль, уводившую из города. В другом направлении она вела к центру,
но гам Милов уже побывал, спасибо. Это было единственным шансом  Милова,
и воспользоваться им даст лишь один случай: если военные  приблизятся  к
нему раньше, чем отставший джип нагонит их  и  тем  самым  лишит  Милова
возможности какого-то маневра, а кроме того, очень быстро  станет  ясно,
что в колонну затесалась чужая  машина.  Тот  джип  тоже  засветился  на
дисплее - значит,  тронулся  с  места;  счет  времени  пошел  теперь  на
секунды.
   Милов через ноктовизор посмотрел на солдат  в  грузовике;  лавки  там
были расположены вдоль бортов, тент сзади распахнут  -  для  вентиляции,
наверное; так что, начни Милов маневрировать, его легко  заметили  бы  -
стоило лишь немного повернуть голову.  Но  солдаты,  какой  и  надеялся,
дремали. А что еще остается поднятому среди  ночи  воину,  если  ему  не
подается никакой команды? Солдат  спит  каждую  свободную  минуту,  если
нечего поесть. Во всяком случае, российский, но Милов полагал, что вояки
всех армии планеты в этом отношении одинаковы.
   Нужного ему перекрестка достигли буквально  за  несколько  секунд  до
того, как, судя по картинке на дисплее, отставший джип появился бы из-за
последнего поворота. Милову казалось,  что  колонна  минует  перекресток
по-черепашьи, чуть ли не совсем  остановилась.  Наконец  настала  и  его
очередь. Мгновенные  взгляды  направо,  налево.  Все  три  подразделения
колонны шли с образцовой синхронностью:  замыкающие  грузовики  как  раз
покидали перекресток. Пора. Милов выключил огни.
   Резко свернул. Невольно втянул голову в плечи, ожидая то  ли  окрика,
то ли выстрела вдогонку. Никто не потревожил.
   Взглянув на дисплей, он уверился, что на нужной дороге и никто  вроде
бы его впереди не подстерегал.
   Милов увеличил скорость, включил ближний свет. Сделал  это  он  после
того, как - видно было в зеркало заднего вида - отставший джип проскочил
перекресток, догоняя своих.  Тогда  Милов  остановился.  Нажал  одну  из
кнопок  на  приборной  панели.  Обождав  секунду-другую,  вылез.  Обошел
машину. Все получилось  как  надо:  прежние  номера  ушли  в  специально
прорезанную потайную (не зная -  не  заметишь)  щель,  их  место  заняла
другая табличка, на сей раз с иорданскими номерами.
   Ми-лову почему-то не понравилось, он вернулся и нажал еще раз; теперь
вылезли тунисские номера. Это его удовлетворило.  Он  уселся,  захлопнул
дверцу и поехал, надеясь на последнюю милость судьбы:  чтобы  у  Докинга
хватило терпения дождаться его, потому что условленные полтора часа были
уже на исходе, а до резиденции английского  коллеги  было  еще  ехать  и
ехать.
   На безлюдном по ночному времени проезде, временами слегка пошевеливая
руль, Милов напевал:
   День, ночь, день, ночь Мы идем по Африке, День, ночь, день, ночь  Все
по той же Африке, Пыль, пыль, пыль, пыль От шагающих сапог...
   Пыли и на самом деле за ним поднимался  густой  шлейф.  Такая  дорога
наверняка не вела к военному городку.

***

   Роялист, похоже, начал нервничать. Он так и не понял, у кого же он  в
гостях. Разговоры шли, но все какие-то обтекаемые, скользкие. Не раз уже
казалось: ага, все ясно -  но  тут  же  что-то  заставляло  предполагать
совершенно противоположное. Вот, например.
   Поскольку некий авторитет все никак не приезжал для того, чтобы с ним
потолковать, Петр Стефанович совсем уже было  поверил,  что  держат  его
менты.
   Загорский стал развивать версию о том, что он человек,  к  преступным
делам совершенно непричастный. Выпить не чуждается - это да, но не более
того. Ну а уж если человек немного перебрал, то с него, как говорится, и
взятки гладки.
   Так что в этой истории он, так сказать, сторона пострадавшая.
   - Ну конечно, ну понятное дело,  -  соглашался  с  ним  собеседник  -
всегда один и тот же. - Ты чистый лох, так, что ли? Фраерочек.
   - Нормальный гражданин я...
   - Ну да, ну да. Плеснуть под жабры - вот и вся твоя вина...
   - В смысле выпить? Ну, я ведь вам сказал откровенно...
   - Да слыхал я, что ты тут верзил. Значит, никогда не барабанил?
   - Простите, не понял...
   - А вот один наш черпун божится, что вы с ним лет более десяти  назад
вместе мочили рога на Печоре, у комиков в зоне. И ты там отзвонил полный
червонец, в республике нефти, по мокроте, и кликали тебя тогда  Роялист.
Врал, что ли, кустарь?
   - Честное слово, не знаю, о чем вы...
   На самом деле знал, конечно, и перетрухал. Хотя он  понимал  отлично,
что кто-то мог его по тем временам запомнить. Но если запомнил, то никак
не гад легавый: у тех с глаз долой - из сердца вон,  если  живешь  тихо,
нет, кто-то из своих, фартовик какой-нибудь. Значит, он все-таки к уркам
залетел? Пожалуй, самое время горлом брать.
   - Ну а если и так, тогда все должно быть по закону. Я тебе не шнурок.
Не впшварь какой-нибудь. Что же вы меня на погосте  держите?  Тоже  мне,
барин нашелся. Давай собирай сходняк, там и по-трекаем...
   - Это бы можно, - согласился собеседник. - Коли ты  и  в  самом  деле
чистый хомутник... Только одна незадача. Тот урка голову кладет, что век
ему свободы не видать, если у того хмыря, у тебя то есть,  вот  на  этом
месте  (собеседник  одной  рукой  ухватил  себя  за  кисть  другой)   не
красовалась наколочка, хорошая  такая  наколочка  -  церквушка  с  тремя
куполами, а значит, у тебя тогда уже три срока были ломаны. Но что-то  я
такой наколочки не вижу. Или ты ее свел так гладко? Потому-то и козырный
к тебе не спешит: не раскусили мы тебя еще. Ну-ка!
   И он, неожиданно схватив Петра Стефановича за руку, задрал ему рукав.
А тот и не противился, уверившись окончательно, что здесь хата и  дальше
баки вколачивать - себе в убыток.
   - Да не будь ты оленем! - ухмыльнулся  он.  -  Была  наколка,  верно,
сейчас нет и не ищи. Не сводил я ее.
   - Такого не бывает, - не поверил  тот.  Петр  Стефанович  сам  задрал
рукав повыше.
   - Вот браслет, видишь? И на другой руке так же...
   И  он  показал  на  тонкий,  нитяной  шрам,  что  кольцом   опоясывал
предплечье сантиметрах в десяти от кистевого сустава. Блатной моргнул.
   - Это что?
   - Руки я сменил, только и всего. - Роялист  чуть  ли  не  наслаждался
произведенным эффектом. - Старые отрезали - новые поставили. Те у меня в
одном деле пострадали, работать больше не могли. Ну и заодно от уголовки
отмазался: этих пальчиков там нет...
   - Врешь ты, - сказал собеседник, не очень, правда, уверенно. - Такого
не бывает.
   - Много ты понимаешь.
   - Где же так?
   - Да не у нас, понятно. За ближним кордоном.
   - Фартово... И во что встало?
   - Одному не поднять. Только я не за свои.
   - Ну, это я волоку: свои у нас не держатся, зато все чужие - наши.
   - Верно, только я не про  то.  Нужна  была  моя  работа,  вот  мне  и
поставили новые грабли. -  Роялист  с  удовольствием  поглядел  на  свои
пальцы. - Экстра-пальчики.
   - Кому же ты так понадобился? Тем самым, кто тебя сейчас подрядил?
   - Об этом не с тобой трекать. Пусть бондарь  придет.  И  дайте  ксиву
начиркать, чтобы большие люди знали, что я не сгорел, и шли меня  отсюда
вынимать.
   - Ага, как же. А потом с ксивой тебя послать и  за  тобой  воздух  не
нюхать, так, что ли?
   - Своего пристяжного пошлете. Я не шестерка - самому ксивы таранить.
   Ох, с большой  радостью  Роялист  сам  и  понес  бы  свою  записочку,
понимал, что пустой это разговор, втирание шаров насчет того, чтобы  его
так просто отпустили.
   Собеседник его задумался.
   - Стукну пахану - может, и разрешит...
   - Только побыстрее давай. И проясни: у вас-то что ко мне? Я  что,  не
тому дых прикрыть хотел? Вашему, что ли?
   - Большой князь из-за кордона приехал с  нашими  потолковать.  Другим
это не в цвет оказалось. Вот тебя и навели.
   - Так с ними и толкуйте.
   - Знали бы мы - кто. Таких в Москве - три бражки. И бобер тебя  будет
колоть на то, кто же из них тебя зарядил. Чтобы нам ненароком не  в  тот
хоровод не попасть.
   - Ну, раз  такое  дело...  я  за  других  досрочно  освобождаться  не
согласен.
   Скажи бобру: я гнать порожняк не стану, пусть приходит.
   Собеседник с минуту смотрел на Петра Стефановича тяжело, в упор,  как
бы сомневаясь насколько можно Роялисту верить. Наконец вздохнул:
   - Лады. Только ты бобру - без особого интереса.  Он  тебя  держит  за
косушника, ему с тобой трекать западло.  Вот  если  сдашь  давальщика  -
пахан с ним и потолкует, и придется тому мяукать за то, что нам на хвост
наступил. Но если ты на того шьешь накладку...
   - Курва буду. Век свободы... все в натуре.
   - Тогда ладно. Чиркай...

Глава девятая

   "Вашингтон пост":
   "Как сообщили нашему корреспонденту, нижняя палата Конгресса намерена
потребовать объяснений военного министра по  поводу  посылки  войскового
подразделения США в Индию для  участия  в  операциях  по  обнаружению  и
возвращению  владельцам  похищенного  бета-углерода.   В   министерстве,
однако,  придерживаются  мнения,  что  сообщение  о  посылке  войск  без
согласия Капитолия является чистой воды вымыслом. Правительство Индии не
обращалось к  Соединенным  Штатам  с  просьбой  об  оказании  помощи,  и
президент, в свою очередь, не  намерен  предпринимать  никаких  подобных
шагов".

***

   - Значит, не выдержал все-таки, - сказал Мерцалов. В  голосе  его  не
было, однако, полного удовлетворения. - Ну  а  дальше?  На  кого  же  мы
теперь выходим?
   - Кличка - Банкир. Во всяком случае, так записка адресована.
   - Куда же предполагалось ее доставить?
   -  Всего  лишь  передать  официанту  в  ресторане.  Официанта   зовут
Василием.
   Прежде чем отдать - передать привет от Десятичного.
   - Кто понесет?
   - Один паренек - не из штатных...
   - Не опознают?
   - Вряд ли. Он в таких делах не участвовал.
   - Ну ладно. Официанта этого потом не упустить.
   - Успеем приготовиться. Сегодня он отдыхает, его смена - завтра.
   - Вот и позаботьтесь, чтобы комар носа не подточил.
   - Сделаем, Сергей Симонович.
   - Ну а с другой стороны - с банковской - пытались заглянуть?
   - Так точно. Начали с того, где у этих фондов счета.
   - И что?
   - Полное ничего.  В  "Интеркредите"  все  очень  надежно.  Начиная  с
президента банка...
   - Понятно. Хотя, конечно, Банкир - не обязательно профессия. Хорошо.
   Свободны пока.
   Проводив выходившего Грибовского взглядом, Мерцалов задумался. Сейчас
самое важное - разобраться, ведут ли какие-нибудь ниточки к возникшему и
исчезнувшему Берфитгу. Вряд ли  он  и  есть  тот  самый  Банкир:  трудно
предположить, что англичанин настолько  связан  с  московскими  бандами,
чтобы иметь у них свою кличку, тем более что (по  полученным  данным)  в
Москве он до сих пор вообще не бывал. Впрочем,  еще  не  факт:  в  таком
обличье не бывал, ну а с другими паспортами - вполне даже...  Хорошо  бы
на него взглянуть все-таки. Если он вернется сюда, конечно.  Безусловно,
номер в "Империуме" числится за ним, оплачен на  четыре  дня  вперед,  и
барахлишко его там осталось, однако все это может  быть  просто  финтом:
ждите меня здесь, а я стану действовать в другом конце мира. Ну что  же,
будем ждать, ничего другого нам все равно не остается.
   Ждать, однако, вовсе не значит бездействовать. Нет,  ожидание  у  нас
будет активным...
   Мерцалов снял трубку.
   - Силов? Вот что нужно: аккуратно, не  высовываясь,  установить,  как
продвигаются дела в областном губернаторстве  относительно  продажи  или
аренды санатория в Липках... Подробно: в каком состоянии дело  сейчас  и
когда у них намечено продолжить или закончить переговоры. Если возможно,
узнать, когда и каким способом будет оплачиваться покупка или  аренда...
Вот-вот. И  главное,  кто  ведет  переговоры  от  администрации.  Затем:
устраивались ли прежде дела такого рода - если да, то с  кем,  и  вообще
все, что можно выяснить, до самых мелочей.
   Сколько  раз,  где,  как  контактировали  при  этих   переговорах   с
покупателем.  Как  и  где  проводили  время.   Как   только   установите
представителя с нашей стороны, поинтересуйтесь им  вплотную.  Биография,
послужной список, уровень доходов и расходов, значится ли у нас... И  на
всякий случай вот что:  не  лечился  ли  в  клинике  "Гортензия"  или  в
какой-нибудь другой, но того же фонда, "Лазарет". - Он послушал.  -  Да,
вот именно, за рубежом, не исключено, что за  каким-то  ближним...  Если
лежал там, то по какому поводу. Уяснили? Отлично. Теперь дальше. Все  те
же вопросы, но в приложении к Министерству здравоохранения,  в  связи  с
делом по предстоящему открытию клиники упомянутого фонда. Да-да, у нас в
Москве, а вы, выходит, и не в курсе совсем?  Что  же  вы  так,  а?  Надо
знать, что происходит в родном городе... Вот пока все.  Докладывайте  по
мере поступления данных, сразу же, не откладывая  на  после  обеда!  Ну,
работайте.
   Закончив разговор, Мерцалов занялся другими делами - их вдоволь было,
- и больше часа о Берфитте даже не  вспоминал.  Он  умел,  когда  нужно,
совершенно  переключаться;  хотя,  конечно,  только  на  первый  взгляд:
подсознательно отставленное на время  дело  продолжало  проворачиваться,
возникали новые версии, и все это потом всплывало  в  достаточно  четком
уже оформлении. Поэтому, когда позвонил Силов, генералу не потребовалось
никакого труда, чтобы снова целиком оказаться в берфиттовском материале.
   - Выяснили, товарищ генерал, относительно переговоров о санатории...
   - Докладывайте.
   - Соглашение готово к подписанию.
   - Когда?
   - Предположительно завтра.
   - Где?
   - Там, у них, в губернаторстве, как и обычно.
   - А этот подписант? Ну, вы понимаете...
   - Пока не возникал.
   - Значит, так. Ждать: в "Империуме", в губернаторстве, в  аэропортах,
на вокзалах - Питерском, Западном, Юго-Западном.  Как  только  появится,
доложить незамедлительно. Смотреть по спискам  пассажиров,  а  также  на
таможенных постах.
   Только учтите: он может возникнуть и под другой фамилией.
   - Нужны фотографии.
   - Есть, размножены. Подошлите кого-нибудь и немедленно развезите.  Но
предупреждаю: снимки десятилетней  давности.  Да  уж  такие  прислали  -
видимо, другими просто не располагают... Говорят, правда, что  не  очень
изменился за это время. Если  поведете  его,  особо  отметьте  в  случае
посещения им банков, это нам очень нужно. Уяснили?
   - Так точно.
   - Вот и давайте.
   Мерцалов положил  трубку,  поджал  губы,  нахохлился,  размышляя.  Не
получится ли так, что дело и копейки не стоит?  Скорее  всего  окажется,
что приезжий действует целиком в  рамках  закона,  совершенно  легально,
сделки его выгодны обеим сторонам, и все, что  мы  сможем  сделать,  это
помахать ему ручкой, когда он сядет в самолет, чтобы возвратиться в свой
офис  где-нибудь  на  Британских  островах.  А  покушение  на   убийство
иностранного гражданина, господина Докинга, может статься, и не является
покушением на убийство, а просто не очень умелая попытка  взять  хороший
куш цветной капусты у  заграничного  лоха.  Разве  не  может  так  быть?
Вполне.
   Размышления эти были  совершенно  справедливы.  И,  однако,  Мерцалов
своим крупным носом явственно чуял: нет,  здесь  не  праздные  мысли  по
воскресным дням, тут  что-то  достаточно  крутое,  но  не  хватает  пока
информации, чтобы все эти отдельные пятна краски  на  холсте  слились  в
одну легко воспринимаемую картину...
   Он тряхнул головой. Конечно, если бы знать, что такие дела возникнут,
надо было бы своевременно вытащить Милова из архива и стряхнуть  с  него
нафталин. Кстати, пора бы ему уже  прибыть  в  распоряжение  английского
коллеги в Карачи и оттуда доложиться. А он молчит. Не  похоже  на  него.
Интересно, во что он там еще ухитрился ввязаться?..

***

   Докинг был хмур и как  будто  всем  на  свете  недоволен;  во  всяком
случае, трясясь на сиденье джипа рядом с Миловым, подолгу не  произносил
ни слова, уставившись на текущую под колеса  ухабистую  пыльную  дорогу,
которой, казалось, не будет конца. Бесконечная,  она  так  никуда  и  не
приведет, настолько на ней пустынно и неуютно. Пальмы, редко раскиданные
по сторонам, невысоко возносили перистые макушки,  и  не  пахло  от  них
никакой тропической экзотикой - напротив, все сильнее становилась  тоска
по широколиственной Европе,  по  уютным  островам,  столетним  паркам...
Время от времени англичанин, сам того не замечая, сердито шмыгал  носом,
других признаков жизни подавать не желая. Не будь у  Милова  устоявшейся
привычки к одиночеству даже на людях, он, пожалуй, обиделся бы. А так он
спокойно вел машину, временами отводя взгляд от дороги, чтобы скользнуть
глазами по заднему зеркальцу. Впрочем, чаще  -  по  дисплею  компьютера,
чтобы убедиться,  что  никого  вдали  не  видно,  преследованию  они  не
подвергаются и могут спокойно продолжать  путь  в  наиболее  экономичном
режиме: горючее сейчас и в самом деле следовало  расходовать  аккуратно,
потому что возможности  пополнить  его  запас  в  обозримом  будущем  не
предвиделось.
   Милов ехал полевыми дорогами, все круче забирая к востоку.  До  этого
они успели уже, держа курс на юго-запад, спуститься к  озеру  Натрон  и,
оставляя его справа, пересечь ровную, по линейке проведенную  границу  с
Данзанией. Оттуда, перевалив через невысокий хребет, по едва  намеченным
колеям отправиться на восток - до Ньякабинди, Буквимбу, чтобы оттуда, не
доезжая до Мабуки, выскочить на автобан, по нему устремиться  на  юг  до
Нзеги и там свернуть круто вправо,  на  другое  шоссе,  что  уводило  на
северо-восток; по нему - таков был план Милова - добраться до Бахарамулы
и, обратясь тылом  к  озеру  Виктория,  рулить  уже  прямо  к  раиндской
границе. Сомнительным в этом плане было лишь форсирование  реки  Катера.
Но места там не дикие, и Милов надеялся, что кто-нибудь да перевезет,  а
нет, то наверняка сыщется брод. Можно, конечно, найти и объездной  путь,
однако это означало бы лишь дополнительную  потерю  времени.  Милову  же
казалось, что следовало поскорее разобраться: за чем же они, собственно,
пустились в погоню и  не  относятся  ли  их  предположения  к  чистейшей
фантазии, возникшей из-за перегрева умов под экваториальным солнышком.
   На сердитого  Докинга  Милов  поглядывал  лишь  изредка,  каждый  раз
внутренне усмехаясь: он отлично  понимал,  какие  мысли  терзали  сейчас
честную полицейскую  душу.  Докинг  формально  невинность  свою  соблюл:
Милова он на побег не наталкивал, а то, что промешкал на окраине Майруби
вроде бы без особых на то причин - ну мало ли что помешало  тронуться  в
путь в намеченный срок: например,  не  на  чем  оказалось  добраться  до
аэропорта... Однако Докинг был человеком изначально честным, и раздирало
сейчас его, с одной стороны, сознание своей вины. Долг службы  диктовал,
как только Милов на своем супертанке подъехал к гостиничке,  где  Докинг
вот уже целый час исшагивал комнату по диагонали,  стараясь  утихомирить
свое нетерпение, надо было сразу вызывать полицию и держать  Милова  под
арестом. А с другой стороны, сделай он так, его  еще  пуще  пожирали  бы
сомнения. Милов владел оперативным м