одили, не  угасая,  значительно
дальше, чем во всех остальных.
   В пространстве существовал как бы канал связи.
   Связи с кем? Ответа он не  знал.  Но  начал  упорно  исследовать  это
направление. Без всяких гарантий. Однако лучше искать где-то, чем вообще
не искать нигде. Под этим с радостью подпишется любой суфий, а они -  не
самые глупые из людей.
   Впрочем, был факт, который придавал Функу определенную уверенность.
   Он заключался вот в  чем:  глубокой  ночью,  ощутив  нередкий  теперь
прилив  усталости,  Функ  уснул  прямо  во  время  работы,  сидя   перед
настроенным на канал передатчиком, который он просто не успел выключить.
   И увидел странный сон: он оказался внутри корабля, о  котором  твердо
знал, что это - "Кит", и  о  чем-то  разговаривал  там  с  человеком,  о
котором знал, что это - инженер Рудик.
   Проснувшись, он сразу же загрузил в компьютер файл с портретами  всех
людей, находившихся на борту корабля во время того злополучного рейса, -
и убедился, что видел действительно инженера и никого другого.
   Это давало основания надеяться, что корабль находится  именно  в  том
направлении, куда уходил - или откуда приходил канал.
   Нужно было работать, работать... Так что  с  доктором  Функом  все  в
порядке.
   Чего никак нельзя сказать о другом физике - докторе Хинде. Том самом,
с которым все еще мысленно спорил Карачаров и который, в  свою  очередь,
ничего другого не хотел с такой  силой,  как  столкнуться  с  оппонентом
лицом к  лицу  и  разорвать  его  в  клочья  (не  в  буквальном  смысле,
разумеется) со всеми его гипотезами.
   Однако ему это  не  было  суждено.  Такого  торжества  его  карма  не
включала.
   Можно, конечно, сказать, что ему просто не повезло. Он возвращался из
своего института домой,  его  гравикар  находился  в  пятом,  скоростном
эшелоне, то есть - на высоте примерно трехсот  метров  над  поверхностью
земли, когда антиграв замкнуло,  и  это  полезное  устройство  сразу  же
перестало держать машину  в  воздухе.  Лишнее  подтверждение  того,  что
любая, даже самая надежная техника подвержена непредсказуемым поломкам и
отказам.
   Гравикар доктора Хинда начал падать или, как еще  говорят,  посыпался
вниз в полном соответствии с законом тяготения.
   Нельзя сказать, что такие случаи не были  предусмотрены:  как  только
машина перешла в свободное падение, сработало  спасательное  устройство:
колпак кабины отскочил, кресло вместе с Хиндом было выстрелено вверх,  и
одновременно включился собственный антиграв этого кресла.
   Если бы доктор Хинд, находясь в машине, вел себя так, как  полагается
человеку,  управляющему  движущимся  механизмом,  то  скорее  всего   он
отделался бы легким, в крайнем случае - средним  испугом  и  без  особых
усилий посадил бы свое кресло на первую же  крышу.  Креслом  нужно  было
внимательно управлять с первой же секунды после  катапультирования.  При
всем желании встроить в кресло еще и автопилот  просто  невозможно,  тут
уже все зависит от водителя. Однако в гравикаре автопилот был;  и  Хинд,
едва тронувшись с институтского гравидрома, доверил  машину  компьютеру,
сам же с головой погрузился в мысли о последнем эксперименте с инверсией
вещества; в последнее время физика больше всего интересовала возможность
устранения  парного  взрыва  -  а  вернее,  перевода  этого   взрыва   в
сопространство, чтобы эффект можно было использовать без малейшей угрозы
для какого-либо космического тела в пространстве нормальном. Лишь  после
этого, считал он,  можно  будет  опубликовать  сообщение  о  достигнутых
результатах,  а  также  (Хинду  не  были  чужды  и   соображения   чисто
практические) зарегистрировать открытие и запатентовать разработанные  в
ходе опытов (и, по слухам, существовавшие  уже  и  в  рабочем  варианте)
конструкции. Доктор Хинд отличался в  вопросах  публикации  чрезвычайной
щепетильностью и никогда не позволял себе  даже  намекнуть  на  сущность
любой своей работы до  того,  как  им,  фигурально  выражаясь,  не  была
пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата. Сейчас, по  его
ощущению, до этого оставалось - всего ничего.
   Итак, он основательно задумался - хотя, может, не совсем на эту тему;
и когда произошла авария и его вместе с креслом  вышвырнуло  из  кабины,
ему  понадобилось  несколько  секунд  -  три  или  четыре,  -  чтобы  из
отвлеченного пространства физических понятий вернуться в реальный мир, в
котором он вдруг очутился в воздухе и падал, правда, быстро  замедляясь.
Если бы все происходило не в оживленных городских эшелонах, или хотя  бы
не в вечерний пик, то, возможно, и обошлось бы. Но был именно  час  пик,
эшелоны были плотно загружены всяческим транспортом;  и,  видно,  именно
трех-четырех секунд физику и не хватило для того, чтобы, начав управлять
креслом   (маневренность   которого   была   по   необходимости   весьма
ограниченной), хотя бы удержаться в своем  эшелоне  и  избрать  наиболее
безопасное направление  снижения.  Когда  он  почувствовал,  что  кресло
подчиняется  ему,  было  уже  слишком  поздно:  сверху  он  ворвался   в
нижерасположенный четвертый эшелон и  оказался  прямо  перед  громоздким
аграбусом - метрах в двух-трех.  Предотвратить  смертельное  для  физика
столкновение теперь не смогло бы даже и чудо - да его  и  все  равно  не
произошло.
   Хинда пытались, конечно, сохранить для жизни - как, впрочем, и любого
другого на его месте. Но столкновение и падение с высоты, да притом  еще
удар креслом, оказавшимся сверху, буквально растерли человека по грунту.
Ни  реконструктивная  хирургия,  ни  регенеративная  ничего  не   смогли
поделать.
   Оставалось лишь похоронить физика  -  что  и  было  сделано  за  счет
института.
   В числе неизбежных в подобных случаях печальных формальностей было  и
создание комиссии по  научному  наследию  доктора  Хинда.  Состояло  оно
наполовину из чиновников, на другую - из специалистов. В числе последних
находился и еще один из крупнейших  физиков  этих  времен,  а  именно  -
профессор, доктор и многократный лауреат Авигар Бромли.
   Отложив  свои  дела,  Бромли  приехал  в  Лабораторию  Нетрадиционных
методик (так именовалось научное учреждение, которое создал и возглавлял
покойный доктор Хинд)  и  погрузился  в  изучение  оставленных  погибшим
физиком материалов, о которых, как и все прочие  коллеги,  до  той  поры
знал крайне мало. И чем больше Бромли в них разбирался... ***

   Впрочем, большинству землян не было, в общем,  никакого  дела  ни  до
покойного Хинда, ни до проблем, которыми  он  занимался  последние  годы
своей  плодотворной  жизни.  Но,  хотя  глубоко   заинтересованных   его
наследием было весьма мало, все же Бромли оказался не единственным.
   Еще  одним  специалистом,  которого,  помимо  естественной  скорби  о
погибшем, донимало еще  и  великое  любопытство,  касавшееся  разработок
покойного, был все тот же неугомонный профессор доктор Функ.
   Он был одним из немногих коллег, с которыми  Хинд  поддерживал  более
или менее регулярную связь. Поэтому, невзирая  на  обычную  сдержанность
Хинда во всем, что касалось его работ, Функ был в курсе хотя бы основных
его направлений - в самых общих чертах, разумеется.
   Авигар Бромли, кстати, к числу этих коллег не относился  и  с  Хиндом
даже  не  был  по-настоящему  знаком;  встречались  несколько   раз   на
конференциях, но ни разу даже не поговорили. Так: здравствуй - прощай, и
все.
   Вряд ли нужно пояснять, что если  уж  Бромли  оказался  включенным  в
комиссию по наследию,  то  Функ  был  первым,  чье  имя  назвали,  когда
принялись эту комиссию создавать.
   Возраст доктора  Функа,  по  его  убеждению,  не  позволял  ему  хоть
ненадолго откладывать дела, выполнить которые он считал необходимым. Вот
почему, едва успев получить свой экземпляр копий всей  оставшейся  после
Хинда документации, Функ немедля засел за ее изучение.
   Он точно так же, как и Бромли, - но несколько раньше -  понял,  каким
было главное направление и разработок, и проектов, которыми в  последние
годы занимался Хинд. Но, кроме этого, он - в отличие от своего коллеги -
сразу же уяснил для себя и другое: работы погибшего Хинда  теперь  могли
помочь ему перевести идею поиска и спасения давно исчезнувшего "Кита" из
умозрительной в чисто практическую область.
   Функу стало ясно, что пропавший  корабль  можно  вернуть.  Для  этого
нужно только найти его и связаться с его обитателями.
   Если они, конечно, еще живы.
   Связь, в первую очередь нужна связь.
   Ну и, кроме того, средства. И достаточно немалые.
   Проблему связи Функ надеялся решить сам.
   Что же касается денег - в этом могло помочь только открытое обращение
к обществу.
   И это тоже, по-видимому, предстояло сделать ему самому.
   Функ привычно посетовал про себя: вот всегда такие масштабные  задачи
возникают не ко времени! Если бы Хинд пришел  к  своим  результатам  лет
двадцать... ну, пусть даже пятнадцать тому назад, когда  он,  Функ,  был
еще совершенно молод!..
   Впрочем, судя по его дневникам, Хинд уже и двадцать, а  то  и  больше
лет  тому  назад  этой  тематикой  занимался.  Но  записи  были   крайне
невразумительны - писалось для  самого  себя,  то  есть  намеками,  -  а
строгих доказательств Функ не обнаружил ни в одном файле.
   Да, всегда не хватает каких-то пятнадцати-двадцати лет. Прямо беда.
   Что делать!.. Выход только один: действовать побыстрее.
   И он действительно сразу же принялся за дело.

***

   Может, идеи Хинда,  только  что  осмысленные,  чрезмерно  взволновали
старого физика; возможно, и какие-то другие причины сыграли свою роль, -
так или иначе, предпринятая сразу же первая попытка установить  связь  с
"Китом" тем способом, который был разработан Функом и представлялся  ему
единственным, обещающим  нужные  результаты,  -  попытка  эта  оказалась
неудачной: посланную информацию никто на корабле так и не  принял.  Хотя
Функ  и  ушел  в  глубокую  медитацию,  ни  увидеть,  ни  иным  способом
воспринять что-либо ему не удалось. Невзирая на то, что столь неожиданно
обнаруженный им канал беспрепятственного прохождения информации  до  сих
пор, похоже, все еще действовал.
   Неудача расстроила старика; он, конечно,  огорчился  бы  еще  больше,
если бы рассчитывал на мгновенный успех, - однако немалый  опыт  заранее
подсказывал,  что  неудач  в  этом  тонком   деле   неизбежно   окажется
значительно  больше,  чем  достижений.   Это   ведь   не   по   телефону
соединиться... Тем не менее разочарование оказалось более глубоким,  чем
он ожидал.
   Здравый смысл подсказал ему, что не следует пытаться снова  и  снова:
на каждый вызов уходило немало сил, и чем дальше, тем больше требовалось
времени, чтобы их восстановить. А ведь даже и тогда, когда сил  хватало,
никто бы не мог гарантировать удачного результата.
   Не мог - потому что связь, которой он пользовался,  чтобы  установить
обмен с  "Китом",  не  была  инструментальной;  она  действовала  не  по
принципу "аппарат - аппарат", а  совершенно  иным  образом:  "человек  -
человек". То есть и приемником, и передатчиком сигналов здесь могли быть
только люди, у которых необходимые для этого способности были бы развиты
должным образом. Таким способом общения люди пользовались  всегда  -  но
лишь очень  немногие,  большинство  же  либо  и  не  подозревало  о  его
возможности, либо что-то слышали - но не верили, а потому  и  не  могли.
Хотя нужные  для  такого  общения  свойства  -  пусть  и  в  зародышевом
состоянии - заложены в каждом.
   За последние  годы  Функу  удалось,  серьезно  занимаясь,  не  только
научиться  использовать  эти  свойства,  но  даже  и  подвести  под  них
некоторую физическую базу - просто потому, что это было  необходимо  ему
для полной уверенности в реальности и надежности "прямой связи", как  он
называл это про себя.
   Однако в любом способе связи, кроме передатчика, нужен еще и приемник
- то есть человек, не только  обладающий  нужными  способностями,  но  и
желающий и хоть  кое-как  умеющий  ими  пользоваться.  Для  установления
надежного общения Функу надо было, чтобы хоть один  человек,  отвечающий
этим условиям, находился среди пленников "Кита" (именно  пленниками,  по
его представлению, являлись люди, унесенные кораблем  в  неизвестность).
Если сейчас он посылал свои сигналы практически наугад и ответа  на  них
не получал (хотя и чувствовал, что они дошли до какого-то адресата), то,
определив точно, кто на корабле наиболее продуктивный партнер, Функ смог
бы связываться с этим человеком уже более или  менее  регулярно.  А  без
этого весь его проект оказался бы только лишним сотрясением воздуха.
   Еще  только  собираясь  приступить  к   своим   экспериментам,   Функ
предусмотрительно запасся списком всех, кто находился  на  борту  в  том
злополучном рейсе. Далее, ему  удалось  собрать  все  -  или  почти  все
существовавшие  в  Федерации  сведения  об  этих   людях:   родословную,
биографию,  данные  о  карьере,   увлечениях,   результаты   медицинских
обследований - одним словом, все, что могло бы ему  пригодиться.  Немало
времени ушло на анализ этих данных -  чтобы  с  наибольшей  вероятностью
определить человека, который мог бы оказаться необходимым ему партнером.
   Больше всего сведений было об администраторе Карском, что  совершенно
естественно;  самая  скудная  информация  имелась  о   жене   футболиста
Еремеева:  она,  если  не  считать  непродолжительного  времени,   когда
девушкой,  еще  до  замужества,  увлекалась  (да   и   то   любительски)
оформлением жилых интерьеров, более не занималась никакой деятельностью,
кроме семейной жизни,  -  и  потому  данные  о  ней  никого  всерьез  не
интересовали. Исчерпывающие сведения,  прежде  всего  по  медицинской  и
психической линиям, имелись также о членах экипажа. Очень немного было о
некоем Нареве (информация о нем была главным образом отрицательной) и  о
полицейском инспекторе Петрове. Хотя, что касалось  этого  человека,  то
Функ предполагал, что данных о нем было предостаточно, однако служба,  к
которой он относился, никогда не стремилась делиться  имеющимися  у  нее
сведениями с кем бы то ни было.
   Проведенные Функом анализы данных оказались столь же неутешительными,
сколь   были   тщательными;   выяснилось   (с   девяностошестипроцентной
вероятностью), что  никто  из  интересовавших  физика  людей  эзотерикой
никогда не занимался ни профессионально (что было заранее ясно), ни  как
увлечением (на что Функ,  откровенно  говоря,  рассчитывал).  Результаты
обязательного регулярного психического тестирования  имелись  только  на
Карского и членов экипажа; таким образом, выбирать, по сути, можно  было
только из них.  Произведя  необходимую  обработку  данных,  Функ  только
покачал головой: выяснилось, что наименее инертной  психика  была  не  у
Карского (на что физик втихомолку надеялся), и даже не у капитана, но  у
корабельного инженера - иными словами, у человека, которого люди  вообще
должны были интересовать менее, чем кого угодно другого. Но не  доверять
выводам не было оснований - потому  бортинженер  Рудик  и  оказался  тем
возможным партнером, которого Функ увидел  во  сне.  После  этого  физик
попытался вызвать инженера на связь. Инженер послание получил, это физик
знал достоверно.
   Ответа, однако, не последовало, а другие попытки  вообще  результатов
не дали.
   Это можно было объяснить  двумя  способами:  либо  инженер  не  желал
устанавливать связь, потому что не верил во все  эти  материи,  либо  же
какие-то другие мотивы оказались в это время  в  его  психике  настолько
преобладающими, что на долю Функа не оставалось уже ничего.
   Возможно, речь шла о какой-то опасности, грозившей лично инженеру,  а
возможно, и всему кораблю. Не  получая  никаких  ответов,  Функ  не  мог
решить, что  именно  тут  играло  роль;  но  вероятная  угроза  кораблю,
внешняя, от сил природы, или внутренняя, исходившая от самих  же  людей,
так или иначе заставляла физика торопиться с решением задачи, которую он
сам же перед собой и поставил.
   В поисках способа ускорить решение Функ пришел к  выводу,  на  первый
взгляд казавшемуся парадоксальным: если он, будучи передатчиком, не  мог
найти на "Ките" подходящий приемник, то не  следовало  ли  поступать  от
противного, а  именно  -  искать  такой  передатчик,  который  наилучшим
образом соответствовал  бы  имевшимся  на  борту  корабля  приемникам  -
какому-то из них?
   Таким передатчиком - в наилучшем варианте - мог бы стать  человек,  у
которого настройка на приемные свойства кого-то  из  китян  была  бы  не
выработанной, а изначальной,  заложенной  от  рождения,  или,  на  худой
конец, выработавшейся  за  долгое  время  совместной  жизни.  Наибольшим
образом таким требованиям соответствовали  бы  родители,  дети  или,  на
худой конец, супруги запертых в "Ките" людей. Надо было  браться  за  их
поиски. Благо - все, или почти все данные  о  семьях  узников  "Кита"  у
физика уже имелись.
   С новой надеждой он взялся за поиски.
   Но и тут судьба не желала улыбаться ему.
   Оказалось, что у всех членов экипажа своих  семей  не  было.  Лишь  у
штурмана имелись родители  -  очень  далеко,  на  окраине  Федерации,  в
маленькой системе Трады.  Даже  если  бы  можно  было  послать  за  ними
специальный корабль, они достигли бы  Земли  лишь  через  два  с  лишним
месяца. Таким  временем  Функ  не  располагал.  Да  и  кораблем,  кстати
сказать, тоже. Кроме того, возраст родителей не позволял надеяться,  что
одного или другого из них удастся  подготовить  в  приемлемый  срок  или
вообще не подготовить. Пришлось сбросить их со счетов.
   Родители Рудика - очень позднего, как оказалось, ребенка - скончались
в преклонном  возрасте,  у  капитана,  который  происходил  из  династии
галактических пилотов, родители погибли вместе во  время  испытательного
полета, когда ему было девять лет. Родительский дом бортпроводницы  Веры
находился на Анторе, там, кроме родителей, жили ее многочисленные братья
и сестры. Связаться с ними удалось не без  труда:  обитали  эти  люди  в
бескрайней анторианской степи, вдалеке от крупных узлов связи; когда  же
Функ смог наконец переговорить с ними,  единственным,  что  он  услышал,
было: "Я сто раз ей говорила - нечего идти на корабли. Земля ей, видишь,
понадобилась - как будто здесь плохо!" Сотрудничать они отказались: была
пора сенокоса, и никто из  них  не  мог  позволить  себе  отлучиться  из
хозяйства. Может, предложи им Функ немалую  компенсацию,  кто-нибудь  из
них и  нашел  бы  такую  возможность.  Но  большими  деньгами  физик  не
располагал. Да и перелет пришлось бы оплачивать.
   О родственниках Нарева, близких  или  отдаленных,  не  было  известно
вообще ничего.
   Инна Перлинская оказалась одинокой - после трех разводов -  женщиной,
бездетной (видимо,  мешала  профессия),  родители  которой  теоретически
могли еще быть в живых - но их ведь нужно еще найти,  а  поиски  обещали
затянуться очень надолго: были они, как удалось  установить,  всю  жизнь
легкими  на  подъем,  и  в  каком  углу  Федерации  их  искать,  не  мог
посоветовать   совершенно   никто,   даже   департамент    галактических
коммуникаций: по его данным, актриса не  поддерживала  связи  с  ними  с
ранней молодости.
   С родителями Карского, судя по данным, все  обстояло  благополучно  в
смысле здоровья, хотя возраст их вызывал глубокое уважение. Они, однако,
относились к  административной  элите,  и  связаться  с  ними  оказалось
чрезвычайно трудно; узнав же, какого рода помощи  от  них  ожидают,  они
просто прекратили разговор.
   Отца физика Карачарова Функ когда-то знавал лично  -  и,  помня  его,
даже  не  стал  пытаться  разговаривать  с  ним  на  нужную  тему:   для
Карачарова-старшего все, что хотя бы на миллиметр  выходило  за  пределы
официальной науки, заслуживало  по  меньшей  мере  костра.  Было  просто
удивительно, что у такого отца вырос достаточно  нетрадицион