нер сделал единственное, что тут оставалось: добавил мощность  на
электромагнит.
   Это не помогло: ригели, подрагивая, все же не возобновили движения.
   Рудик увеличил мощность до предельной.
   Прошло несколько секунд - и отмычка  с  легким  щелчком  выключилась:
сработал предохранительный блок. Иначе обмотки магнитов сгорели бы.
   В следующее мгновение ригели, тихо лязгнув, вернулись на свои места в
гнездах металлической же притолоки.
   В царившей вокруг тишине послышался негромкий смешок.
   Рудик невольно огляделся. Усмехался тот самый парень.
   Инженер перевел глаза на Майю. И заметил, что она слегка  покраснела.
От смущения или от гнева - Рудик не знал.
   Ему осталось лишь в свою очередь усмехнуться прежде, чем произнести:
   - Упрямится. Ладно, попробуем иначе.
   Следующим инструментом в его руках оказался  лазерный  резак.  Прежде
чем включить его, Рудик  надел  темные  очки,  другие  протянул  Майе  и
посоветовал ребятам:
   - Отойдите-ка еще. И не смотрите на пламя: вредно для глаз.
   После этого он включил резак,  и  вскоре  на  светлом  металле  двери
появилась ослепительно яркая полоса и запахло горелой краской.
   Зрители молча наблюдали за тем, как светящийся  разрез  двигался  все
дальше, охватывая часть двери, вмещавшую замок, плавной дугой.
   Наконец разрез закончился, и вырезанная часть пластины упала  на  пол
со стуком, от которого некоторые  даже  вздрогнули  -  таким  угрожающим
показался этот звук в полной тишине, что царила в коридоре.
   Теперь доступ к замку был открыт.
   Рудик вынул из сумки толстые изоляционные перчатки. Натянул на  руки.
И,  ухватившись  правой  за  корпус  замка,  попытался   вытащить   его,
одновременно нажимая к себе  и  от  себя  -  чтобы  ригелям  было  легче
высвободиться из гнезд.
   Замок послушно двинулся. Но, пройдя все те же несколько  миллиметров,
снова остановился. Какая-то непонятная сила не позволила  ему  и  дальше
повиноваться руке, крепко сжимавшей его.
   Попытка не удалась.
   На этот раз инженер не  стал  улыбаться.  Он  рассердился.  Здесь,  в
пределах его корабля, где он был  хозяином  всей  техники,  кто-то  (или
что-то) осмелился бросить ему вызов. Проявить неповиновение. Да  еще  на
глазах у всех.
   - Ну, если ты так...  -  пробормотал  он,  обращаясь  к  неизвестному
противнику, - то и мы можем покруче!
   И снова включил резак - на этот раз, чтобы просто-напросто перерезать
ригели в том месте, какое обнажилось, когда ему удалось немного  отвести
замок вправо.
   Но перед этим он вынул еще пару перчаток,  велел  Майе  надеть  их  и
сказал:
   - Теперь, коллега, удерживайте замок, как делал я, а я все это отрежу
к чертовой бабушке.
   Майя снова оттянула замок, и режущий луч коснулся первого -  верхнего
- ригеля.
   В следующее мгновение произошло неожиданное.
   Лазерный луч внезапно стал изгибаться  -  словно  раскаленный  добела
прут, который кто-то незримый схватил и принялся гнуть.
   Это было невозможно - тем не менее происходило.
   Изгибаясь, луч приближался к пальцам Майи. Никакие перчатки, конечно,
не спасли бы ее руку.  Но  она  продолжала  держать  замок  -  то  ли  в
оцепенении, то ли ожидая команды.
   Однако и Рудик на какое-то мгновение растерялся. И лишь  в  последний
миг крикнул:
   - Руку! Майя!  Бросай...  И  одновременно  снял  палец  с  контактной
кнопки, чтобы выключить инструмент.
   Майя отдернула наконец руку. От сильного  испуга  она  побледнела.  А
резак не выключился. Похоже было, что он отказался повиноваться - или же
кто-то невидимо овладел им.
   Луч продолжал изгибаться - и через какие-то доли  секунды  неизбежно,
вырвавшись из замочного углубления в двери, проник бы в коридор -  тогда
без жертв не обойтись.
   - Провод! - крикнул Рудик.
   Контакт, к которому он подключил провод  резака,  находился  шагах  в
трех от инженера, и доступ к нему  преграждали  стоявшие  там  Валентин,
Павел и Зоря, все еще, казалось, не понимавшие, что происходит. Рудик не
успел бы добежать, тем более с резаком в руках: слишком много людей было
вокруг.
   - Валя! - крикнула Майя, приходя в себя. Тот рванул шнур  и  выдернул
его из контакта, даже не понимая как следует, что делает.
   Луч погас. Инженер бросил инструмент на пол и вытер  проступивший  на
лбу пот. Поднял голову, чтобы встретить взгляды, которые - он понимал  -
вряд ли будут уважительными.
   Но он ошибся: никто не смотрел на него. Все глаза были устремлены  на
взрезанную часть двери.
   Там происходило и вовсе непонятное.
   Отверстие  во  внешней  пластине  двери  затягивалось   металлической
пленкой.
   Она надвигалась от краев дыры к центру -  словно  работала  диафрагма
фотоаппарата.
   Металл при этом оставался холодным - во всяком случае, никакого тепла
от него не исходило.
   Инженер Рудик плотно сжал губы.
   - Ладно, - сказал он. - Раз так -  попробуем  иначе.  Все  это  очень
интересно, а? Майя, не раздумали работать со мною?
   - Нет, - сказала она, уже почти придя в себя. - Я готова.  А  что  мы
теперь будем делать?
   - Проявим настойчивость, - сказал инженер. - Не  пускают  в  дверь  -
полезем в окно. - Он повернулся к зрителям:
   - А к вам просьба: никакой самодеятельности. Тут дела непонятные -  и
потому  вдвойне  серьезные.  Идемте,  Майя.  Готовиться  тоже   придется
основательно.

***

   Нарев сел в кровати, свесил ноги  на  теплый  пол.  Повернув  голову,
посмотрел на лежавшую  рядом  Милу.  Она  уснула  наконец  после  своего
ночного приключения,  но  не  раньше,  чем  поделилась  с  мужем  новыми
впечатлениями и тревогами. Как и обычно, Мила послушалась  многоопытного
мужа, сказала, что приляжет на несколько минут -  и  вскоре,  как  он  и
ожидал, крепкий сон сморил ее.
   Сам же он почувствовал, что,  наоборот,  больше  не  сможет  спокойно
задремать.
   Мысли, уже  давно  не  оставлявшие  его,  сейчас  вдруг  двинулись  в
массированное наступление и заставили покой отступить куда-то далеко, на
запасные рубежи.
   Нет, вопросы морали, как и всегда, не  очень  волновали  его.  Нарев,
жизнь которого далеко не всегда соответствовала нормам закона  и  этики,
понимал, что всегда и везде многое в обществе происходило и впредь будет
происходить вопреки этим нормам, и его не волновало, если кто-то из тех,
кого они по привычке называли  детьми,  физически  созрев  и  подчиняясь
требованиям возраста, вступит друг  с  другом  (или  не  только  друг  с
другом) в отношения, которых  старшее  поколение,  по  старой  традиции,
боялось, хотя для себя никаких ограничений не устанавливало.
   Плохо было то,  что  родительское  поколение,  привычно  недооценивая
степень зрелости детей, вовсе не  торопилось  поделиться  с  ними  своим
опытом. Поэтому процесс взросления стал, по сути дела, неуправляемым.  А
это было уже  серьезно,  потому  что  чревато  очередным  взрывообразным
ростом населения. В нем, по  представлениям  Нарева,  крылось  множество
опасностей: не в самих  отношениях,  а  в  их  результате.  Корабль  был
рассчитан на строго определенное количество  людей,  и  если  оно  будет
превышено - в жизни сразу  же  возникнет  множество  серьезных  проблем,
которые смогут очень быстро привести к катастрофическим последствиям.
   Но  втолковать  это  детям,  полагал  он,  сейчас  было   бы   просто
невозможно:  уже  само  желание  показать,  что  они  стали   совершенно
взрослыми, могло побудить их пренебречь  разумными  предостережениями  и
действовать очертя голову. Они, конечно, спохватятся - но  скорее  всего
слишком поздно. Всякий процесс хорош до тех пор,  пока  развивается  под
контролем - в этом Нарев был совершенно уверен.
   Как и в том, что наступил последний срок, когда еще можно  установить
такой контроль.
   "Столько лет упущено", - думал он, досадуя  прежде  всего  на  самого
себя: он ведь был тут самым опытным практическим политиком, Карский  же,
хорошо владея теорией управления, просто не успел  научиться  применению
ее на практике и, следовательно, не умел вовремя замечать все  колдобины
и ухабы,  которыми  усеян  столь  гладкий  (теоретически)  путь  власти.
Восемнадцать лет!  Конечно,  объяснить  это  можно  без  труда:  сначала
душевная приподнятость, вызванная идеей создания Новой планеты, потом  -
неразумные (как он понимал теперь) гонки деторождения, дальше - на много
лет Вселенная, казалось,  сузилась  до  размера  детской,  а  когда  это
торжество инстинктов привело наконец к отпочкованию детского поколения -
некая оцепенелость, продолжавшаяся все последние три  года  и  вызванная
прежде всего тем, что очередная цель, новый смысл существования - дети -
снова оказалась фикцией:  взрослые  сделались  для  них  лишними.  Таким
образом, жить снова стало не для чего, и все, или почти  все,  поколение
взрослых как бы впало в забытье.
   Вывести его из подобного состояния  мог  лишь  какой-то  новый  смысл
жизни, в противном  случае  людям  грозило  преждевременное  старение  и
неотвратимое угасание. Но инстинкт  самосохранения,  хорошо  развитый  у
Нарева, всеми силами протестовал  против  такой  судьбы.  И  вот  теперь
услышанная им от жены новость о замыслах потомков пришлась очень кстати:
она требовала немедленного и серьезного возражения.
   Нужно было что-то предпринимать. Уже некоторое время тому  назад  ему
стало казаться, что он нашел выход. Оставалось лишь  перейти  со  стадии
замысла к осуществлению. Теперь час настал.
   Над этим он сейчас и задумался, поглаживая  пальцами  подбородок,  на
котором уже ощущалась утренняя щетина.
   Прежде он так долго не размышлял бы: то,  что  новый  замысел  возник
именно у него, было бы для него как бы указанием свыше на то, что  он  и
должен возглавить его реализацию - любым доступным способом. Так  он  не
раз  поступал  в  жизни;  впрочем,  нередко   это   приводило   лишь   к
необходимости бросать все начатое и срочно бежать,  куда  глаза  глядят,
спасая свою свободу, а порой и жизнь: на окраинах Федерации нравы бывали
достаточно жестокими. Руководствуйся он прежними соображениями  -  он  и
тут, сейчас, прибегнул бы к силе - совладать с полусонным  обществом  не
составляло труда - и заставил бы  всех  действовать  по  начертанной  им
программе. Однако время и для него не прошло бесследно:  ему  больше  не
хотелось революций.
   Люди делают что-то хорошо, когда действуют не по  принуждению,  а  по
своей вере. И, значит,  раньше,  чем  выполнять  задуманное,  надо  было
убедить  хотя  бы  часть  людей  -  наиболее  авторитетную  часть  -   в
целесообразности и надежности замысла.
   Чем привлечь их на свою сторону, он знал: наверняка  каждый  из  них,
тайно или явно, хотел одного: возвращения детей под родительское  крыло,
под доброжелательную  опеку  старших,  что  гарантировало  бы  спокойное
развитие, застрахованное  от  каких-либо  неприятных,  а  то  и  опасных
случайностей. Ради воссоединения с детьми  старшие  пойдут  на  очень  и
очень многое - если поверят в разумность  предложенного.  Это  -  вполне
достойная цель на ближайшее будущее,  а  о  дальнейшем  можно  подумать,
когда этот рубеж будет достигнут.
   Конечно, если бы он выступил с такой программой на последних  выборах
Судьи, то скорее всего ничего не получилось бы. Потому, что  дети  тогда
еще не ушли в отрыв. Само по себе выдвижение Орланы кандидатом на высший
в мире "Кита" пост явилось сигналом, которого никто - и сам Нарев в  том
числе - не сумел своевременно оценить. Но с тех пор прошло время.  Пора,
пожалуй, думать  о  кандидатах  на  предстоящих  выборах.  О  кандидате,
способном объединить оба существующих здесь государства; иными словами -
о нем, Нареве.
   Итак, нужно согласие для начала хотя бы нескольких. И  в  том  числе,
разумеется,  ныне  действующего  Судьи  -  Зои.  Но   она-то   наверняка
поддержит: трое детей - надежный залог того. А раз Зоя - то,  значит,  и
капитан Устюг: он, по мнению Нарева, до сих пор  боялся  снова  потерять
любимую женщину. И, разумеется, нужно привлечь к  обсуждению  проекта  и
администратора  Карского,  все  еще  пользовавшегося   среди   взрослого
населения "Кита" наибольшим авторитетом; заслуженно или нет  -  на  этот
счет у Нарева, как мы уже знаем, было свое мнение.
   Но именно то, что оба они - вечные  оппоненты  -  выступят  с  единым
мнением, скорее всего и окажется гарантией успеха.  Главное  -  упредить
молодых: то, о чем, по сбивчивому рассказу жены, говорил  Истомин,  было
весьма похоже на правду. Так что медлить не приходилось.
   Разговор о детях так или иначе неизбежно возникнет уже сегодня:  зная
свою жену, Нарев в этом не  сомневался.  Значит,  нужно  переговорить  с
намеченными людьми еще до того. Чтобы,  начавшись,  обсуждение  проблемы
сразу же повернуло бы в нужное русло. И такой поворот быстро приведет  к
восстановлению в мире  "Кита"  безмятежного  спокойствия  и  осмысленной
жизни.
   Так  полагал  Нарев,  потому  что  ночные  вибрации  он  благополучно
проспал: бессонница не находилась в числе его недугов.
   Приведя таким образом мысли в порядок, он осторожно  -  чтобы  раньше
времени не разбудить Милу  -  встал  и  направился  в  ванную:  бриться,
мыться, наряжаться. Визит  его  будет  официальным  -  следовательно,  и
выглядеть нужно было соответственно.

Глава 2

ЗЕМЛЯ

   Итак, первыми словами Функа, обращенными к журналистам, были:
   - Могу сообщить вам совершенно достоверно: исчезнувший более двадцати
лет тому назад "Кит" не погиб. Он существует до сих пор, и на борту  его
все еще обитают живые люди. Но это далеко не все. Главное - то, что  еще
и сегодня остается возможность спасти их и вернуть на Землю!
   Усиленный электроникой  голос  его  разнесся  по  обширному  залу.  В
следующий миг Функ невольно зажал уши ладонями. Но не от  громогласности
своего  голоса,  а  от  того  неимоверного  шума,  которым   заполнилось
помещение, как если бы в центре его произошел мощный взрыв.
   Из этого гвалта в  первые  мгновения  невозможно  было  вычленить  ни
единого связного слова - пока  кто-то  не  догадался,  в  свою  очередь,
воспользоваться усилителем и на предельной его мощности не перекрьш  все
прочее:
   - Откуда вы знаете?
   Функ  заранее  не  сомневался  в  том,  что  такой  вопрос  неизбежно
последует. И подготовил ответ.
   Он понимал, что не имелось ни малейшего смысла объяснять, какого рода
эта  связь  была  на  самом  деле:  цивилизация,  вот  уже  тысячу   лет
исповедующая экспериментальную науку и не считающаяся всерьез со знанием
интуитивным, не приняла бы его слов всерьез. Все, от кого зависело  хоть
что-то, нужное для реализации его замысла,  несомненно  решили  бы,  что
патриарх физики пространства просто спятил и мелет  совершенную  ерунду.
Старческий бред, не более того. Нет, рассказывать, как  обстоит  дело  в
действительности, сейчас было не только бессмысленно, но и просто опасно
- если не  для  него  самого,  то  для  замысла,  во  всяком  случае.  А
следовательно - для науки. Нужен был ответ  убедительный,  но  в  то  же
время и предельно обтекаемый.  Так  что  сейчас  Функ  не  промедлил  ни
секунды:
   - Сложно объяснить вкратце. Пока вам придется поверить мне на слово.
   - Каким же образом вы собираетесь их спасти?  И  почему  до  сих  пор
никто не сделал этого, если это возможно?
   Вот на этом как раз можно и нужно было задержаться хоть немного. Ради
этого, собственно, Функ и появился перед микрофонами.
   - Строго говоря, это не моя находка.  Способ,  о  котором  я  говорю,
разработан почти до конца безвременно погибшим доктором Хиндом.  Я  хочу
лишь завершить его труд. Однако это станет возможным,  лишь  если  будут
соблюдены два условия. Во-первых, я надеюсь, что мне будет предоставлено
право использовать не только разработанные доктором Хиндом теоретические
предпосылки, но и созданные им и частично уже реализованные конструкции.
И во-вторых - если на осуществление проекта найдется достаточно средств.
Вы понимаете, что ни в каких бюджетах такие  расходы  не  предусмотрены;
значит, рассчитывать можно только на все человеческое  общество.  Может,
нужно создать соответствующий фонд. Возможно, найдутся и другие решения.
Так или иначе - общество должно быть информировано об этом, и  выполнить
такую задачу можете вы, и только вы.
   Разговор, казалось, повернул в  конкретное  русло,  и  шум  понемногу
улегся; вопросы теперь проходили без помех.
   - Не скажете ли вы, где находится корабль сейчас и можно  ли  увидеть
его?
   Когда будет очередной сеанс связи и намерены  ли  вы  пригласить  для
участия в нем официальных лиц, а также представителей  информации?  Кто,
кроме вас, занят в эксперименте? Удалось ли установить точное расстояние
до "Кита"? Как далеко находится он от Земли? От границ Федерации?
   Функ отвечал спокойно, по порядку:
   - Мне известно направление, в котором находится корабль. Что касается
расстояния, то его еще предстоит установить; сейчас ясно лишь,  что  оно
крайне велико - но преодолимо.
   - Но хотя бы направление установлено достоверно? Каким образом?
   - Иначе  связь  была  бы  невозможной.  Установлено  оно  при  помощи
аппаратуры, находящейся в моем  распоряжении.  Это  комплекс  уникальных
инструментов,  существующих  пока  лишь  в   единственных   экземплярах.
Принадлежат они мне.
   Устройства весьма сложные и требующие  тончайшей  настройки...  (Это,
если   разобраться,   никак   не   было   ложью.   Напротив,   полностью
соответствовало действительности. Функ не сказал только одного: говоря о
комплексе экспериментальной аппаратуры, он имел в виду лишь самого  себя
- свои физическое и эзотерическое Я, а кроме того - молодого Юрия с  его
подсознательной связью с матерью. Все равно никто - или почти никто -  в
этом зале его толком не понял бы.) - ...Поэтому пока я  не  привлекаю  к
этой  работе  никого  -  во  всяком  случае,  ни  специалистов,  ни  лиц
официальных. Инструменты пока настроены только на мои параметры,  всякое
постороннее вмешательство приведет скорее всего к их расфокусировке и  к
нарушению канала связи, установленного с  большим  трудом...  (Это  тоже
было правдой - учитывая, что пока еще он мог устанавливать  связь,  лишь
когда Юрий пребывал во сне. Конечно же, даже намек на это  привел  бы  к
полному провалу.) - Что касается  точного  местонахождения  корабля,  то
его, как я уже сказал, еще предстоит установить.  На  сегодня  положение
можно охарактеризовать вот как: я его слышу, но еще не  вижу.  Однако...
Он обождал, пока не стихнет шум, усилившийся после  этого  заявления.  И
продолжил:
   - Предугадываю очередной вопрос:  почему  же  я  не  обождал  с  этим
заявлением  до  времени,  когда  можно  будет  с  достаточной  точностью
говорить и о местонахождении корабля? Отвечаю:  я  совершенно  уверен  в
том,  что  местонахождение  удастся  установить  в  ближайшем   будущем.
Возможно, счет пойдет на дни, максимум - на  недели.  Однако  из  обмена
информацией во время связи уже сейчас стало  известно,  что  корабль  не
обладает более возможностью самостоятельного передвижения: в  результате
испытывавшихся перегрузок его двигательные устройства вышли из строя,  и
восстановить их  при  помощи  имеющихся  на  борту  средств,  по  мнению
экипажа, не представляется возможным.
   Следовательно, вернуть корабль можно лишь одним способом: отправить к
нему специальную экспедицию, снабженную всем необходимым для  серьезного
ремонта. Как вы  понимаете,  подобную  экспедицию  нельзя  снарядить  за
неделю или за месяц, да и средства на  ее  отправку  понадобятся  весьма
немалые - следовательно, их нужно изыскать. Вот  я  и  выступил  с  этим
заявлением -  чтобы  все,  кого  это  касается,  смогли  уже  немедленно
приняться за дело, четко представляя себе всю сложность задачи.
   Нетрудно  понять,  кому  адресовалось  сказанное:  фирме   "Этернус",
разумеется.
   - Скажите, профессор: так ли уж нужно вытаскивать  неизвестно  откуда
старый корабль? Не следует ли