аппараты и  -
last but not least [последнее, но не менее важное  (англ.)]  -  какие  они
привезли известия?
   Известия оказались весьма своеобразными, а посадочные аппараты  -  если
не считать инцидента с антенной -  невредимыми  и  ничем  не  зараженными.
Услышав это, Гаррах не мог удержаться от возгласа:
   - Ну что за коварство!
   - В конце концов даже в Содоме был некий Лот, - заметил Темпе.
   Ему страшно хотелось узнать новости с Квинты, которые до сих пор как-то
трудно доходили до рулевой рубки. Наконец Накамура смиловался над пилотами
и показал им результат разведки - сюжет, переданный из  вакуумной  камеры,
предусмотрительно удаленной от корабля.
   Начинался он со сказки - той самой,  что  пересказал  планете  солазер.
Затем долго показывались  пейзажи:  вероятно,  природные  заповедники,  не
тронутые цивилизацией. Морские  побережья,  волны,  набегающие  на  песок,
красное заходящее солнце в низких тучах, лесные  массивы,  зелень  которых
была значительно темнее, чем земная:  огромные  кроны  некоторых  деревьев
казались почти серыми. На  этом  постоянно  сменяющемся  фоне  засветились
буквы:
   ПРИЕМ ВАШЕГО РАКЕТНОГО  СНАРЯДА  МАССОЙ  ДО  300.000  МЕТРИЧЕСКИХ  ТОНН
ОПРЕДЕЛЕН ПОЛОЖИТЕЛЬНО ПРИ УСЛОВИИ ВАШЕЙ ПАССИВНОСТИ И ДОБРОЙ  ВОЛИ  ТОЧКА
ЭТО КОСМОДРОМ ТОЧКА
   Из тяжелой зеленой мглы выплыла огромная плоскость, видимая с  птичьего
полета. Она матово поблескивала, как застывшая ртуть. Поразительно тонкими
иглами стояли на ней через равные  промежутки,  как  фигуры  на  шахматной
доске, сталагмиты, безупречно белые, остроконечные - и росли. Да, росли  -
то есть выдвигались вверх, окруженные у основания желтой паутинной  сетью,
и наконец застыли. На дальнем небосклоне,  абсолютно  безоблачном,  летели
птицы - каждая с четырьмя медленно взмахивающими крыльями. Судя по  всему,
гигантских размеров. Они тянулись, словно журавли, улетающие  из  холодных
стран. Внизу, у сталагмитов - а человеческий глаз уже  распознавал  в  них
ракеты, - копошилась какая-то цветная  и  темная  мелочь  -  целые  толпы,
вползающие в глубь белых ракет по широким пандусам. Все  напрягли  зрение,
вытаращив  глаза,  чтобы  увидеть  наконец,  как  выглядят  квинтяне,   но
результат был такой же, как если бы гость  с  Нептуна  пытался  разглядеть
внешний облик человека, глядя с расстояния мили  на  олимпийский  стадион.
Цветная движущаяся толпа  все  клубилась  у  подножия  пандусов  и  реками
втекала в белые, как снег, корабли. На их корпусах блестели  вертикальными
рядами иероглифов непонятные  надписи.  Толпа  уже  редела,  и  все  ждали
немедленного старта  этой  белой  флотилии,  но  она  стала  опускаться  с
величественной медлительностью.
   Желто-коричневые сети паутины, будто  истлевшие,  спадали  с  корпусов,
образуя неправильные круги. Вот уже только белые  острия  возвышались  над
плоским озером ртути, но и они вошли в черный мрак колодцев,  и  вовсе  не
крышки и не ворота замкнулись над ними  -  сама  эта  матовая  ртуть.  Все
опустело, из-за края понемногу  вползало  на  экран  многоногое,  явно  не
живое, а механическое существо с плоским  срезанным  рылом.  Из  него  бил
фонтан светлой желтоватой жидкости,  разливаясь  и  сразу  же  бурля,  как
кипяток: когда он весь испарился, ртуть стала черной, как битумное  озеро,
многоног изогнулся дугой, так что его  средние  ноги  повисли  в  воздухе,
повернулся прямо на смотрящих на него людей и открыл четыре  глаза  -  или
четыре окна? Четыре прожектора?  Но  выглядели  они  как  большие  круглые
удивленные рыбьи глаза с узкой полоской металлической радужной оболочки  и
черным   блестящим   зрачком.   Этот   механический   экипаж,    казалось,
приглядывался к ним - озабоченно и задумчиво. Словно глядел четырьмя этими
зеницами, которые уже не были  круглыми,  но  сузились,  как  у  кошки,  и
одновременно в их середине слабо подрагивало что-то голубоватое. Затем  он
снова припал к черному грунту и, колыхаясь с боку на бок, как сороконожка,
убежал из поля зрения. На небе уже не было птиц, но была надпись:
   ЭТО НАШ КОСМОДРОМ ТОЧКА СОГЛАСНЫ НА  ВАШЕ  ПРИБЫТИЕ  ТОЧКА  ПРОДОЛЖЕНИЕ
СЛЕДУЕТ ТОЧКА
   Далее шло продолжение -  гроза,  с  молниями,  шквалом,  косым  дождем,
секущим ступенчатые постройки, соединенные  друг  с  другом  бесчисленными
воздушными виадуками. Странный город под хлынувшим дождем - вода лилась по
выпуклым крышам, выбивалась из отверстий у подножия мостов, но  это  были,
однако, не мосты, а скорее туннели, трубы с эллиптическими окнами,  внутри
которых проносились полосы мигающего  света.  Наземный  транспорт?  Но  ни
единой живой души нигде, в глубине улиц  -  но,  поскольку  строения  были
ступенчатые,  словно  отлитые  из  металла  тольтекские   пирамиды,   там,
собственно, не было  улиц,  нельзя  было  даже  увидеть  уровня  основания
города, если это только был город, - дождь лил, взметаемый вихрем, который
гнал по гигантским зданиям серебристые волны ливня, молнии били беззвучно,
с пирамидальных  строений  вода  падала  странным  образом:  собиралась  в
углублениях вроде водостоков, на конце загнутых  кверху,  так  что  мощные
струи взлетали в воздух и смешивались с потоком  дождя.  Но  вот  одна  из
молний рассыпалась и стянулась в огненные буквы:
   ГРОЗЫ НА НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ ЧАСТОЕ ЯВЛЕНИЕ ТОЧКА
   Изображение сделалось пепельным и погасло. Из грязной серости  возникли
силуэты каких-то развалин. Где-то в  глубине  отблеском  амальгамы  дрожал
огонь в клубах облаков или дыма. Слой  на  слое  лежали  обломки  огромных
конструкций. На первом плане ровными рядами белели какие-то пятна,  словно
туловища  голых,  разорванных  существ,  вымазанные  в  грязи.  Над   этим
кладбищем цвета железа засветились буквы:
   ЭТОТ ГОРОД БЫЛ РАЗРУШЕН В РЕЗУЛЬТАТЕ УНИЧТОЖЕНИЯ ВАМИ ЛУНЫ ТОЧКА
   Надпись исчезла, а изображение все блуждало по руинам, показывая детали
непонятных устройств.  Одно  из  них,  окруженное  защитой  из  необычайно
толстых металлических плит, лопнуло, и внутри -  тут  телеобъектив  сделал
наезд - снова разодранные останки, прижизненный облик  которых  невозможно
было угадать - как человеческие трупы, извлеченные из общих могил,  -  уже
почти излохмаченные и цвета глины, - и в резком удалении  снова  неоглядно
раскинувшиеся  руины  с  глубокими  рвами,  а  в  них,  словно   тупорылые
насекомые, вгрызались  в  щебень  челюстями  красно-полосатые  приземистые
бульдозеры.   Они   упорно   ползли,   с   натугой   ударяя   в   середину
алебастрово-молочного растресканного фронтона, покрытого пятнами копоти от
пожара, пока не рухнула и эта стена и пыль, поднявшись рыжими клубами,  не
закрыла видимость. Некоторое время в рубке было  слышно  только  учащенное
дыхание  и  стрекот  секундомера.  Наконец  экран  прояснился.   Появилась
странная диадема, кристалл, прозрачный, как слеза, с  углублением  не  для
человеческой головы, с бриллиантово сияющими лучами, а  внутри  ее  дрожал
вплавленный закрытый додекаэдр, бледно-розовая шпинель. Над  ней  надпись:
УВЕНЧАНИЕ КОНЕЦ.
   Но это не был конец: в галогенном слепящем  свете  темнели  на  плавном
склоне горы безголовые панцирные существа - как стадо скота, пасущееся  на
альпийском лугу, - напрасно взгляд пытался различить, что это  -  огромные
черепахи? гигантские жуки? Камера поднялась выше, пошла вдоль более крутой
скальной стены с черными устьями гротов, пещер; из них  текла  -  нет,  не
вода,  какая-то  жижа,  рвотно-коричневая.   Затем   на   лиловом   слегка
колеблющемся фоне побежали слова:
   СОГЛАСНЫ НА ВАШЕ ПРИБЫТИЕ КОРАБЛЕМ ДО 300.000  МЕТРИЧЕСКИХ  ТОНН  МАССЫ
ПОКОЯ  НА  ПОКАЗАННОМ  КОСМОДРОМЕ  АА  035  ТОЧКА  УКАЖИТЕ   ВРЕМЯ   ТОЧКА
ГАРАНТИРУЕМ ВАМ  МИР  ЗАБВЕНИЕ  ТОЧКА  ПО  ВАШЕЙ  ЦИЛИНДРИЧЕСКОЙ  ПРОЕКЦИИ
МЕРКАТОРА  МЕРИДИАН  135  ПАРАЛЛЕЛЬ   48   ТОЧКА   ЖДЕМ   ВАШЕГО   СИГНАЛА
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ О ПРИБЫТИИ ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА
   Монитор погас, и рубку залил белый дневной свет. Второй  пилот,  сильно
побледнев, все еще бессознательно прижимая руки к груди, смотрел на пустой
экран. Гаррах боролся с собой: крупные капли пота  стекали  с  его  лба  и
блестели в светлых густых бровях.
   - Это... это шантаж, - пробормотал он. -  Нас  обвиняют  в  том...  что
случилось... там...
   Темпе вздрогнул, словно внезапно пробудившись.
   - Ты знаешь - ведь это правда... разве кто-нибудь нас сюда  звал?..  Мы
попали в самую гущу их несчастий - чтобы их усугубить.
   - Перестань! - огрызнулся Гаррах. - Если хочешь покаяния, иди к  своему
монаху - а меня оставь в покое. Это не просто шантаж... это похитрее.  Ох,
вижу, как они пытаются взять нас на крючок. Опомнись, парень, это не  наша
вина, это они...
   - Ты сам сначала опомнись. - Темпе встал, он  больше  не  мог  спокойно
сидеть. - Независимо от того,  чем  кончится  игра,  мы  сделали  то,  что
сделали. Контакт разумных, Боже мой... Если уж тебе так необходимо кого-то
проклинать, кляни SETI и CETI. И себя - за то, что тебе  захотелось  стать
"психонавтом". А лучше всего - заткнись. Это самая разумная вещь,  которую
ты можешь сделать.
   Вечером  Сезам  вместе  с  аппаратами  был  втянут  на  корабль.  Араго
потребовал от Стиргарда, чтобы он собрал общий совет по поводу  дальнейших
действий. Стиргард решительно отказал. Никаких советов  или  заседаний  до
конца решительной фазы  программы.  Направляемый  гамма-лазером  фальшивый
"Гермес" исчез за выпуклостью Сексты и полным  ходом  двинулся  к  Квинте,
обмениваясь с ней условными сигналами, паролями и  отзывами.  Темпе  после
дежурства хотел увидеться  с  командиром  -  тот  отказался.  Не  принимал
никого, сидел один в своей каюте. Пилот поехал на среднюю палубу - ему  не
хватило духу пойти к Араго: он вернулся с полдороги и по интеркому  вызвал
Герберта, не застав его в каюте. Тот оказался  в  кают-компании  вместе  с
Кирстингом и Накамурой. Корабль маневрировал, чтобы  держать  малую  тягу;
они оставались в тени, и тяготение было слабым. При виде ужинающих  коллег
Темпе вдруг ощутил, что с утра ничего не ел. Он молча сел за стол, положил
себе на тарелку мяса с рисом, но, когда тронул его вилкой,  ему  в  первый
раз в жизни сделалось нехорошо при виде этих сероватых волокон; но  что-то
нужно было съесть, и он, выбросив содержимое тарелки в кухонный слив, взял
из автомата подогретую витаминную кашицу.  Лишь  бы  чем-нибудь  наполнить
желудок. Никто не обратился к нему, и, только когда он сунул тарелку и нож
с вилкой в моечную машину, Накамура еле  заметной  улыбкой  пригласил  его
сесть  рядом.  Сев  напротив  японца,  который,  вытирая   губы   бумажной
салфеткой, ждал, пока уйдет Кирстинг  и  они  останутся  втроем  вместе  с
Гербертом, на свой манер  наклонив  набок  голову  с  гладко  причесанными
черными волосами, выжидательно смотрел на пилота. Тот пожал плечами в знак
того, что ему нечего сказать. Нечего.
   - Когда мы отворачиваемся от мира, мир не исчезает, -  внезапно  сказал
физик. - Где мысль, там и жестокость.  Они  ходят  парой.  Это  приходится
принять, если нельзя изменить.
   - И поэтому командир никого не допускает к себе? - вырвалось у пилота.
   - Это его право, - невозмутимо ответил японец. - Командир,  как  каждый
из нас, должен сохранять  лицо.  Даже  наедине  с  собой.  Доктор  Герберт
страдает, пилот Темпе страдает, а я не страдаю. Об отце Араго  не  смею  и
упомянуть.
   - Как это... вы не страдаете?.. - не понял его Темпе.
   - Не имею права, - спокойно объяснил  Накамура.  -  Современная  физика
требует такого воображения, которое не отступает ни перед чем. Это не  моя
заслуга, это дар моих предков. Я - не пророк и  не  ясновидец.  Я  жесток,
когда надо быть жестоким, в противном случае тоже не смог  бы  есть  мяса.
Кто-то однажды сказал: "Nemo me impune lacessit". Разве  он  сейчас  этого
стыдится?
   Пилот побледнел.
   - Нет.
   - Вот и хорошо. Ваш друг и коллега Гаррах устраивает  представления.  В
маске великого гнева на лице, как у демонов  в  нашем  театре  кабуки.  Не
следует впадать ни в гнев, ни в отчаяние - ни  жалеть,  ни  мстить.  И  вы
теперь сами знаете почему. Или я ошибаюсь?
   - Нет, - сказал Темпе. - Мы не имеем на это права.
   - Ну что же, тогда кончим разговор. Через тридцать... - он посмотрел на
часы, - семь часов "Гермес" сядет. Кто будет тогда дежурить?
   - Мы оба. Таков приказ.
   - Вы не будете в одиночестве.
   Накамура встал, поклонился им и  вышел.  В  пустой  кают-компании  тихо
шумела моечная машина и слегка дула климатизация. Пилот взглянул на врача,
который сидел все так же неподвижно, подпирая  голову  руками,  и  смотрел
прямо перед собой невидящим взглядом. Темпе  вышел  из  кают-компании,  не
обменявшись с ним ни словом. И в самом деле, говорить было не о чем.


   Посадка  "Гермеса"  прошла  в  высшей  степени  зрелищно.  Спускаясь  в
назначенную точку планеты, он  изрыгал  такое  тормозное  пламя,  что  его
искра, наблюдаемая мириадами неисчислимых глазков, раскаленной иглой вошла
в молочную пелену туч, разрывая их под собой  на  мгновенно  розовеющие  в
отблеске огня и быстро разлетающиеся по сторонам клубки, - и в это окно, в
прожженную   пламенем   дыру   корабль   погрузился   и   исчез.    Клочья
циррокумулюсов, скручиваясь волокнами в спирали, начали закрывать прорыв в
облачном покрове Квинты, но еще не затянули ее полностью, когда  через  их
просветы ударил желтый блеск. Все это было видно с запаздыванием в  девять
минут -  столько  времени  нужно  было  световому  сигналу,  чтобы  пройти
расстояние, отделявшее их от планеты, - и  тогда  же  был  получен  сигнал
ориентированного на  Сексту  передатчика  того  "Гермеса"  -  в  первый  и
последний раз. Тучи еще раз разбежались над местом  спуска,  на  этот  раз
мягче и медленней, а по рубке, заполненной людьми, пробежало что-то  вроде
короткого сдавленного вздоха.
   Стиргард, стоявший у экрана на фоне безупречно белого  огромного  диска
Квинты, вызвал GOD'а:
   - Дай мне анализ взрыва.
   - Есть только спектр излучения.
   - Определи причину взрыва на основании этого спектра.
   - Оценка будет вероятностной.
   - Знаю. Действуй.
   - Есть. Через четыре секунды после выключения главной тяги  центральный
стержень реактора пустил его вразнос. Дать варианты причины?
   - Да.
   -  Первый:  в  корму  ударил  нейтронный  поток  с  таким  соотношением
медленных и быстрых, чтобы пробить всю конструкцию реактора. Реактор  даже
после выключения начал работать, как  размножитель,  и  в  плутонии  пошла
экспоненциальная цепная реакция. Второй  вариант:  кормовую  броню  пробил
кумулятивный снаряд с холодной аномалоновой головкой. Дать доводы в пользу
первого варианта?
   - Да.
   - Атака баллистического типа разбила бы весь корабль.  Нейтронный  удар
мог  уничтожить  только  силовой  отсек;  предполагалось,  что  на   борту
находятся живые существа, отделенные от силового отсека рядом  перегородок
антирадиационной зашиты. Показать спектр?
   - Нет. Молчи.
   Стиргард только теперь заметил, что стоит в белом блеске Квинты, как  в
ореоле. Не оборачиваясь, выключил изображение и с  минуту  молчал,  словно
взвешивая в мыслях слова машины.
   - Кто-нибудь хочет высказаться? - спросил наконец командир.
   Накамура поднял брови и медленно, словно  бы  с  полным  соболезнования
почтением, нарочито церемонно сказал:
   - Я сторонник первой гипотезы. Корабль  должен  был  потерять  мощь,  а
команду надо было сохранить. С  некоторыми  повреждениями,  но  живой.  От
трупов много не узнаешь.
   - Кто другого мнения? - спросил командир.
   Все оцепенело молчали - не  столько  от  того,  что  произошло  и  было
сказано, а от выражения лица Стиргарда. Почти не разжимая губ, словно  его
челюсти схватила судорога, он заговорил:
   - Ну, что же вы, голуби, сторонники  добра  и  милосердия,  отзовитесь,
дайте нам и им шанс на спасение. Убедите меня, что мы должны вернуться  на
Землю и принести ей скромное утешение, что есть миры и похуже, чем она.  А
их оставить погибать самостоятельно. На время ваших  уговоров  я  перестаю
быть вашим командиром. Я только внук норвежского рыбака, простак,  который
забрался выше своих  возможностей.  Я  выслушаю  все  аргументы,  а  также
оскорбления, если кто-то сочтет их полезными.  То,  что  я  услышу,  будет
стерто из памяти GOD'а. Я слушаю.
   -  Это  не  смирение,  а  издевательство.  А  символический  отказ   от
полномочий командира ничего здесь не меняет. -  Араго,  словно  для  того,
чтобы его лучше было слышно, шагнул вперед, отделился от остальных.  -  Но
если каждый до конца должен поступать по совести, будь то в  драме  или  в
трагифарсе - ведь никто не режиссирует свою жизнь и не учит  заранее  свою
роль, как актер, - я скажу: убивая, мы никого  и  ничего  не  спасем.  Под
маской "Гермеса" крылось коварство, а под  маской  стремления  к  контакту
любой ценой видна не жажда знания, а мстительность.  Все,  что  бы  ты  ни
предпринял, отказавшись от возвращения, окончится фиаско.
   - А возвращение - это не фиаско?
   - Нет, - ответил ему Араго. - Ты знаешь наверняка,  какой  убийственный
удар можешь им нанести. Но ни в чем другом у тебя такой уверенности нет.
   - Да. Это правда. Вы кончили, святой отец? Кто еще хочет говорить?
   - Я. - Это был Гаррах. - Если ты, командир, захочешь повернуть назад, я
приложу все силы, чтобы помешать. Ты меня  остановишь,  только  заковав  в
кандалы. Знаю, что по  диагнозу  GOD'а  я  уже  ненормальный.  Хорошо.  Но
ненормальные мы здесь все до одного. Мы изо всех сил старались убедить их,
что ничем им не угрожаем, четыре месяца позволяли атаковать себя,  вводить
в заблуждение,  заманивать  в  ловушку,  обманывать,  и  если  отец  Араго
представляет здесь Рим,  то  пусть  вспомнит,  что  сказал  его  Спаситель
Матфею: "Не  мир  я  принес,  но  меч".  И  что...  но  я  и  так  слишком
разговорился. Будем голосовать?
   - Нет. Со времени их разочарования прошло пять часов,  медлить  нечего.
Эль Салам, ты должен включить солазер.
   - Без предупреждения?
   - Какие предупреждения после похорон? Сколько тебе нужно времени?
   - Дважды по шестнадцать минут на пароль и  отзыв  плюс  наведение.  Еще
через двадцать минут может резать.
   - Пусть режет.
   - По программе?
   - Да, в течение часа.
   - Накамура, обеспечишь нам наблюдение. Кто не хочет этого видеть, может
уйти.


   Хорошо укрытый облаками пылевой маски, светящейся от наведенного дзетой
излучения, солазер открыл огонь в  час  ночи,  с  трехчасовым  опозданием,
потому что Стиргард потребовал точной коллимации, чтобы удар в  кольцо  по
касательной пришелся именно там, где была приготовлена  ловушка.  Пришлось
выждать, пока планета не повернется вокруг своей оси на необходимый  угол.
Восемнадцать тераджоулей  слились  в  световую  шпагу.  Скачок  фотометров
засвидетельствовал, что невидимый в пустоте  нож  солнечной  фрезы  ударил
сбоку в кромку  кольца  и  сорвал  его  наружный  обруч.  Глухое  и  немое
изображение, которое можно было закрыть ладонью, показало всю мощь, взятую
у солнца, когда она разрядилась в столкновении света, более твердого,  чем
сталь, с гигантским ледяным колесом, растянутым на тысячи миль. Сам  центр
удара был виден  сначала  как  искрящийся  разрыв,  из  которого  брызнула
распухающая белыми клубами метель, окруженная странно изогнутыми дрожащими
радугами. Ледовое кольцо кипело, испарялось и, обратившись в газ,  тут  же
замерзало и рассеивалось в  черной  пустоте  за  огненной  зоной,  образуя
длинную,  тянущуюся  полосами  за  край  планеты  вуаль.  Она  уходила  за
горизонт, так как лазер  резал  в  направлении,  противоположном  вращению
планеты. Стиргард приказал ударить в косо сияющий диск кольца  так,  чтобы
вывести  его  из  динамического  равновесия.  Сосредоточенной  в  солазере
мощности хватало на семь минут тераджоулевого резания.
   - Этого достаточно, - определил GOD.
   И  действительно,  наружное  кольцо  уже  лопалось,  а  во  внутр