хся ходили на двух ногах,  и  если  сделать
спинографию  стаи  бегущих  игуанодонтов,  то  в  планетном  масштабе  при
достаточном удалении они не отличались бы от марафонцев.  Чувствительность
аппаратуры  шагнула  далеко  за  пределы  самых  смелых   мечтаний   отцов
спинографии. Он мог теперь по кальциевому резонансу  обнаружить  скорлупку
куриного яйца на  расстоянии  ста  тысяч  километров.  Когда  он  напрягал
зрение, ему  казалось,  что  среди  мутных  пятен  видны  микроскопические
ниточки, более светлые, чем фон, будто сфотографированный  через  телескоп
застывший танец гольбейновских скелетов. Ему казалось, что если он  усилит
увеличение, то действительно увидит их и они перестанут быть тем,  что  он
домысливал, глядя на дрожащие волоконца, такие же неверные и ускользающие,
как каналы, которые видели давние  наблюдатели  Марса,  потому  что  очень
хотели их видеть. Когда  он  всматривался  в  скопление  слабых  застывших
искорок слишком долго, усталое зрение подчинялось его воле и он уже  почти
мог различить молочные капельки черепов и  тонкие,  тоньше  волоса,  кости
позвоночных столбов и конечностей. Но стоило лишь поморгать  уставшими  от
напряжения глазами, как наваждение пропадало.
   Он выключил аппарат и встал. Закрыв в полной темноте  глаза,  вызвал  в
памяти только что виденную картину, и снова зафосфоресцировали в бархатной
черноте мелкие призраки костяков. Будто слепой, он отпустил спинку  кресла
и поплыл к рубиновому  огоньку  над  выходом.  Ослепленный  после  долгого
пребывания в темноте светом в коридоре, он вместо того, чтобы двинуться  к
лифту, ткнулся в нишу двери, выстланную толстым пористым материалом, и это
его спасло, когда вместе с грохотом на него обрушился гравитационный удар.
Ночные лампы  погасли,  вдоль  вращающегося  вместе  с  кораблем  коридора
загорелись аварийные огни, но он этого уже не видел. Потерял сознание.


   Стиргард  после  совета  не  ложился  спать,  потому  что   знал:   вне
зависимости от того, сколько тактик разработает GOD, машина  поставит  его
перед выбором, сводимым к альтернативе: либо  непредсказуемый  риск,  либо
отступление. Во время дискуссии он изображал решительность, но,  оставшись
один, почувствовал себя беспомощным, как никогда до этой ночи. Все труднее
ему было сопротивляться желанию доверить выбор жребию. В одном из  стенных
шкафов  каюты  среди  личных  мелочей  у  него  хранилась  старая  тяжелая
бронзовая монета с профилем Цезаря и пучком фасций на реверсе.  Память  об
отце, нумизмате. Открывая шкафчик, он все еще не  был  уверен,  что  таким
образом доверит корабль, команду, всю судьбу  этой  величайшей  в  истории
человечества экспедиции монете, хотя уже  подумал,  что  ликторские  розги
означают бегство - а чем, как не бегством, было бы  отступление?  Затертый
же профиль мясистого лица - это то, что, возможно, станет их  гибелью.  Он
преодолел внутреннее сопротивление, открывая в  полумраке  шкафчик,  и  на
ощупь достал из ячейки плоский футляр с монетой. Повертел  ее  в  пальцах.
Имел ли он право?.. Бросок нельзя было сделать при невесомости. Он  всунул
монету в стальную скрепку для бумаг,  включил  электромагнит,  укрепленный
под крышкой стола для фиксации  фотограмм  или  карт  стальными  кубиками.
Раздвинул в стороны стопки машинописных листов и лент  и,  как  мальчишка,
которым был когда-то, пустил  монету,  словно  волчок.  Она  вращалась  на
кончике скрепки все медленнее, описывая небольшие  круги,  наконец  упала,
притянутая магнитом, и  показала  реверс.  Возвращение.  Чтобы  сесть,  он
ухватился за подлокотники  вращающегося  кресла  и,  едва  его  комбинезон
прикоснулся  к  сиденью,  почувствовал,   прежде   чем   успел   осознать,
сотрясение, сначала слабое, потом все усиливающееся,  а  затем  гигантская
сила смела фильмы, бумаги, скрепки и темно-коричневую монету со  стола,  а
его втиснула в кресло. Перегрузка возросла мгновенно. В глазах  потемнело,
кровь уже отливала от глаз, но он все еще видел расплывчатое от мгновенных
содроганий пятно света круглой настенной лампы, слышал, чувствовал, как по
стальным стенам, под  их  обшивкой,  пробежал  глухой  стон  всех  швов  и
соединений и как сквозь грохот летящих отовсюду незакрепленных  предметов,
приборов, одежды пробивается далекий вой аварийных сирен,  словно  кричали
не их мембраны, а сам корабль, ощутивший  удар  всеми  ста  восемьюдесятью
тысячами тонн своей  массы.  И  под  это  завывание  и  протяжный  грохот,
ослепленный страшной тяжестью, вдавливающей налитое свинцом тело  в  глубь
кресла, он в последний миг почувствовал облегчение.
   Да. Облегчение, поскольку о возвращении уже не могло быть речи.
   Зрение вернулось к нему секунд через десять, хотя  гравиметр  показывал
еще красные деления шкалы. "Гермес" не подвергся прямому попаданию. Что-то
таранило его, но всегда стоящий на страже GOD парировал атаку, проведенную
так искусно и незаметно, что, не имея времени на выбор соразмерной защиты,
он обратился к последнему средству. Стену гравитации не  могло  пробить  в
этом Космосе ничто, кроме сингулярности, и "Гермес"  уцелел,  однако  мощь
такого резкого ответного удара должна была дать рикошет, и, как орудие при
отдаче, весь корабль  содрогнулся  между  разрядами  сидераторов,  хотя  и
принял на себя лишь ничтожную  часть  выброшенной  мощности.  Стиргард  не
пытался встать, потому что чувствовал себя по-прежнему словно под прессом,
и широко открытыми глазами смотрел, как, тонко подрагивая, большая стрелка
миллиметр за  миллиметром  сползает  с  красного  сектора  круглой  шкалы.
Напряженные до предела мышцы начинали уже подчиняться. Гравиметр  упал  до
черной двойки, и только аварийные сирены продолжали монотонно завывать  на
всех палубах.
   Обеими руками оттолкнувшись от подлокотников, он с трудом  выбрался  из
кресла и, когда встал, поневоле  опираясь  ладонями  на  край  стола,  как
обезьяна, привыкшая горбиться и помогать ногам руками (неизвестно,  откуда
пришло ему в голову подобное сравнение в такую минуту),  то  увидел  среди
разбросанных на полу пленок и карт отцовскую монету,  которая  по-прежнему
показывала реверс, то есть возвращение. Он  усмехнулся,  ибо  это  решение
было уже побито старшим козырем. Гравиметр остановился на  белой  шкале  у
единицы и медленно с нее сходил. Нужно было спешить в рубку, узнать прежде
всего о людях. Он уже был у двери, как вдруг  вернулся,  поднял  монету  и
засунул ее в шкафчик. Никто не должен был знать о его минутной слабости. В
категориях теории игр это не было слабостью, потому что, когда не  хватает
минимаксовых решений, нет лучшего решения, чем  чисто  случайное.  Он  мог
хотя бы перед самим собой оправдать  этот  поступок,  но  не  захотел.  На
середине туннельного коридора вернулась невесомость. Он вызвал  лифт.  Все
решилось. Он не хотел борьбы, но знал  своих  людей  и  знал,  что,  кроме
посланца святого Петра, никто не примирится с бегством.



ДЕМОНСТРАЦИЯ СИЛЫ

   Распознать средства, примененные во время атаки, не удалось, каковы  бы
они ни были: их след исчез из времени-пространства. Записи защитной памяти
GOD'а подтвердили допущения физиков.  Поскольку  все  пространство  вокруг
"Гермеса" внутри периметра  обороны  во  всех  направлениях  "подметалось"
датчиками, они могли обнаружить радарные отражения  частиц  миллиметрового
размера на расстоянии ста тысяч миль. Удар не был лучевым, иначе  осталась
бы  его  спектральная  полоса.  Неожиданное  появление  вокруг   "Гермеса"
нескольких десятков  объектов  с  размытыми  контурами  -  наподобие  роя,
концентрически и почти синхронно приближающегося  к  кораблю,  -  поначалу
казалось загадкой. Они образовались на ничтожном удалении - порядка  одной
или двух миль. Физики, которым оставалось лишь строить  догадки,  взвесили
способы незаметного проникновения сквозь чуткую защиту. Наконец  пришли  к
трем вариантам. Облака частичек не  больше  бактерии  могли  сомкнуться  в
многотонные массы, что подразумевало  недюжинные  возможности  производить
самосоединяющиеся крупицы и направлять их к цели в сильно рассеянном виде.
Что-то вроде облаков микрокристалликов, лавинно сгущающихся с  необходимым
запаздыванием уже внутри охраняемого периметра.
   Отдельные  крупицы,  не  конденсирующиеся  как  попало,  а  собственным
взаимодействием формирующиеся в снаряды, должны были отличаться  в  высшей
степени тонким строением. За девять секунд до удара бортовые  магнитометры
зарегистрировали  скачок  магнитного  поля  вблизи  корабля.  В  пике  оно
достигло миллиарда гауссов и через несколько  наносекунд  упало  почти  до
нуля. Этому противоречило отсутствие какой бы то ни было  электромагнитной
активности  накануне.  Физикам  трудно  было  представить  себе   механизм
создания поля такой напряженности, ибо источники его не ускользнули бы  от
внимания датчиков. Теоретически через защиту могли проникнуть диполи, если
их облако само себя нейтрализовало взаимной ориентацией биллионов молекул.
Такая реконструкция хода атаки предполагала  технологию,  которая  никогда
еще не проектировалась, а следовательно, и не проверялась экспериментально
на Земле.
   Другую  возможность  предоставлял  в  высшей  степени  спорный   способ
использования  квантовых  свойств   вакуума.   В   этом   случае   никакие
материальные частицы не  проникали  сквозь  защитный  барьер,  и  на  всем
сферическом  предполье  не  было  ни  единой  крупинки.  Пустота   вмещает
бесчисленное количество виртуальных частиц, которые можно  материализовать
ударом подпитывающей  энергии  извне.  По  этой  схеме  корабль  следовало
окружить    за    границей    обнаружения    генераторами     жесточайшего
ультрарентгеновского  гамма-излучения  и  разряда,  направленного  внутрь,
который, перемещаясь со скоростью света, как шаровая волна, точно на стыке
с защитой вызвал бы туннельный эффект: кванты энергии, вынырнувшие рядом с
кораблем, вытеснили бы из пустоты достаточное количество  хадронов,  чтобы
они ринулись со всех  сторон  на  "Гермес".  Этот  метод  был  реален,  но
требовал тончайшей аппаратуры с точной расстановкой ее в  пространстве,  а
также абсолютной маскировки орбитальных устройств. Все это  представлялось
малоправдоподобным.
   Наконец,   третий   вариант   принимал   во   внимание    использование
отрицательной  энергии,  забираемой  за  периметром  зашиты,  но  требовал
владения  сидеральной  инженерией  в   ее   макроквантовом   варианте,   с
предварительной подпиткой от солнца, поскольку силовые агрегаты, способные
развить  необходимую  мощность  на  планете,  выдали  бы  "Гермесу"   свое
присутствие избыточным нагревом окружающего пространства.
   GOD, захваченный врасплох, прибег к гравитационному  способу  спасения.
Собрав  всю  мощность  двух  силовых   агрегатов,   он   опоясал   корабль
тороидальными обручами тяготения.  Внутри  этих  торов,  словно  в  центре
перекрещенных автомобильных шин, находился  "Гермес",  а  направленные  на
него  снаряды  попали  в  пространство  со   шварцшильдовской   кривизной.
Поскольку каждый  материальный  объект,  попадающий  в  него,  теряет  все
физические признают,  кроме  электрического  заряда,  момента  вращения  и
массы,  становясь  бесформенной  частицей  гравитационной  могилы,  то  от
примененных в атаке средств не осталось никакого следа.  Использованные  в
качестве непробиваемого  панциря  торы  существовали  чуть  больше  десяти
секунд, что обошлось кораблю в 10^21 джоулей. "Гермес" не разделил  судьбу
"Гавриила", то  есть  не  уничтожил  себя  своей  самообороной,  благодаря
тороидальной конфигурации импульсных гравитационных валов. Но поскольку их
нельзя строго  сфокусировать  в  непосредственной  близости  от  эмиттера,
корабль  принял  около  одной  стотысячной  высвобожденной  энергии.   Уже
несколько двадцатитысячных размозжили бы его, как молот -  пустое  выдутое
яйцо.
   Люди вышли из этой переделки невредимыми: кроме Стиргарда и  Кирстинга,
все спали или хотя бы лежали, пристегнутые  к  своим  койкам,  как  Темпе.
Корабль теперь не имел боевого оснащения. Полассар потребовал - что бы  ни
произошло - выйти в перигелий, чтобы пополнить  мощность,  потерянную  при
отражении атаки. По  дороге  "Гермес"  пробил  облако  разреженного  газа,
принятое поначалу за развевающийся  в  солнечном  вихре  протуберанец,  но
анализаторы показали, что  к  панцирю  пристали  бесчисленные  молекулы  и
каталитически  разъедают  его.  Взятые  пробы  выявили  их   специфическую
агрессивность, свойственную уже знакомым вироидам. Стиргард  проделал  то,
что в разговоре  с  апостольским  делегатом  назвал  "поднятием  забрала".
"Гермес" развеял облако серией термических ударов, а  прилипшие  к  бортам
эрозионные вирусы уничтожил простейшим  способом:  включив  охлаждение  на
максимум, промчался, вращаясь,  как  жаркое  на  вертеле,  сквозь  вершины
протуберанцев солнца,  распростертые  в  каких-то  световых  секундах  над
фотосферой, после чего погасил скорость до стационарной и,  обратившись  к
дзете   кормой,   открыл   энергопоглотители.   Часть   энергии   заправки
поддерживала систему охлаждения, остальное поглотили сидеральные агрегаты.
   Мнения команды  по  поводу  характера  событий  и  дальнейших  действий
разделились.
   Гаррах, Полассар и  Ротмонт  сочли  историю  с  облаком  второй  атакой
квинтян. Кирстинг и Эль Салам решили, что это не преднамеренное  нападение
на  корабль,  а  своеобразная  случайность:  "Гермес"  как  бы  попал   на
заминированный участок, подготовленный задолго до его  прибытия.  Накамура
занял  среднюю  позицию:  туча  не  была  ни  ловушкой,  поставленной  для
"Гермеса",  ни  западней  для   квинтянских   орбитальных   аппаратов,   а
представляла собой "свалку" микромахического оружия, обычно применяемого в
военных целях вблизи планеты, в  перигелий  же  загнал  ее  гравитационный
дрейф солнца вопреки намерениям воюющих сторон.
   Араго  молчал.  GOD  занимался  программированием  доступных  вариантов
защитных действий, как наступательных, так и примирительных.  Предпочтения
нельзя было отдать ни одному из них: данные для оптимизации любого  такого
процесса были явно недостаточны.
   Герберт видел единственный выход в отказе от контакта, от  демонстрации
силы, но не считал себя достаточно компетентным, чтобы участвовать во  все
более обостряющихся спорах. Темпе, вызванный командиром, пока восполнялась
утраченная мощность, сказал, что  он  не  является  экспертом  SETI  и  не
командует кораблем.
   - Здесь никто не  может  быть  экспертом  -  ты,  наверное,  успел  это
заметить, - возразил Стиргард. - И я тоже. И  все  же  каждый  имеет  свои
соображения. Также и ты. Я не прошу твоего совета,  меня  интересует  твое
мнение.
   - GOD лучше знает, - с усмешкой сказал пилот.
   - GOD представит двадцать или сто тактик. Больше ничего он  сделать  не
может. Я знаю, что тебе известно то же самое, что нашим экспертам вместе с
GOD'ом. Минимум риска - в отступлении.
   - По-видимому, так. - Темпе, сидя напротив командира, все еще улыбался.
   - Что в этом забавного? - спросил Стиргард.
   - Вы спрашиваете меня в частном порядке, астрогатор, или это приказ?
   - Приказ.
   - Ситуация наверняка не слишком веселая. Но  я  уже  достаточно  хорошо
знаю вас, чтобы сказать, чего вы наверняка не сделаете. Мы не обратимся  в
бегство.
   - Ты в этом уверен?
   - Абсолютно.
   - Почему? Считаешь ли ты, что нас атаковали один раз или два?
   - Это не важно. Так или иначе, они не желают  контакта.  И  я  не  имею
понятия, что у них еще припасено.
   - Любые попытки будут небезопасны.
   - Это ясно.
   - И что же?
   - Видимо, я люблю опасности. Если бы не любил, то лежал бы  уже  вторую
сотню лет в Земле под надгробным памятником, потому что умер  бы  в  своей
постели, окруженный заботливой родней.
   - Иначе говоря, ты считаешь демонстрацию силы необходимой?
   - И да и нет. Считаю крайней мерой, которой не удастся избежать.
   На столе Стиргарда, прижатая стальным кубиком, лежала  стопка  печатных
листков с графиком на первой странице.  Пилот  узнал  его.  Час  назад  он
получил копию от Эль Салама.
   - Вы уже прочитали это?
   - Нет!
   - Нет? - удивился пилот.
   - Очередная гипотеза физиков. Я хотел сначала поговорить с тобой.
   - Прочитайте, пожалуйста. Конечно, это гипотеза. Но на  меня  произвела
впечатление убедительной.
   - Можешь идти.
   Исследование под заголовком "Система дзеты как космическая  сферомахия"
подписали Ротмонт, Полассар и Эль Салам.
   "Цивилизация, которая не только уничтожила свою беспроводную связь типа
радио и телевидения, заполнив всю ионосферу белым шумом, подавляющим любой
сигнал, но, сверх того, тратит львиную долю глобальной продукции и энергии
на производство оружия, заполняющего ее внепланетное пространство, - такая
цивилизация представляется невозможной и абсурдной. Однако следует учесть,
что такое положение не было ею ни сознательно запланировано, ни  умышленно
достигнуто, ибо оно возникло постепенно в процессе эскалации конфликта. За
исходную  мы  примем  ситуацию,  при  которой  широкомасштабная  война  на
поверхности  планеты  становится   равносильной   тотальной   гибели.   По
достижении этой  критической  точки  гонка  вооружений  была  вытеснена  в
Космос.  Конечно  же,  ни  одна  из  сторон-антагонистов  не  намеревалась
превратить всю солнечную систему в военную сферу чудовищных размеров,  они
действовали поэтапно, реагируя на шаги противника.  Когда  дело  дошло  до
конфронтации в Космосе, ничто уже не могло удержать ее роста, а тем  более
ликвидировать ее ради решительного заключения мира.
   Анализ такой модели,  согласно  теории  игр  с  ненулевым  результатом,
выявляет в случае подобного  состязания,  что  при  отсутствии  доверия  к
заключаемым  договорам  о  разоружении  существует   потолок   возможности
соглашения противников путем переговоров. Это обусловлено тем,  что,  если
нет доверия к доброй воле  противника,  доверия,  классически  называемого
pacta servanda sunt [договоры следует  выполнять  (лат.)],  договоренность
требует контроля над вооружениями, то  есть  допуска  на  свою  территорию
вражеских экспертов.
   Когда же гонка, достигая  все  более  высокого  коэффициента  полезного
действия, вступает на путь микроминиатюризации,  контроль  при  отсутствии
доверия теряет эффективность. Заводы оружия, лаборатории и арсеналы  можно
тогда  скрывать  безупречно.  В  то  же   время   становится   невозможной
договоренность  даже  на  минимально  узком   уровне   взаимного   доверия
(например, отказываясь от введения нового вида микрооружия,  сторона  _не_
обрекает себя на быстрый  проигрыш),  и  тем  более  нельзя  ликвидировать
вооружения, которыми обладаешь, опираясь на обещания антагонистов, что они
поступят точно так же.
   Возникает вопрос: почему вместо прогнозированной когда-то на Земле  эры
биомилитарных методов борьбы мы наткнулись на  мертвую  сферомахию  вокруг
Квинты?
   Это случилось, видимо, потому, что противники уже  достигли  в  области
биологического  оружия  потенциала,  так  же  способного  уничтожить   всю
биосферу, как прежде  ее  мог  уничтожить  стратегический  обмен  ядерными
ударами. Таким образом, никто уже не может применить ни того,  ни  другого
оружия первым.
   Что же касается криптомилитарной макроальтернативы, то есть  причинения
псевдоприродных стихийных бедствий врагу при помощи  манипуляции  климатом
или сейсмическими явлениями, то подобные акции, возможно,  и  проводились,
но стратегического разрешения принести не могли, поскольку тот, кто  умеет
действовать криптомилитарно сам, может  распознать  аналогичные  действия,
если испытает их со стороны противника".
   После такого вступления авторы обрисовывали модель  сферомахии.  Модель
представляет собой шар с Квинтой в центре. Древние локальные войны перешли
в войны мировые, а затем - в ускоренную гонку вооружений