Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
ю расставленными лапами стал на грунт, предварительно проверив
его прочность очередью снарядов. Еще некоторое время вокруг корабля падал
дождь из остатков сожженной оболочки. Когда он прекратился, открылась вся
округа до горизонта. От плазменного маятника их отделял вздымающийся край
большого кратера. При атмосферном давлении в четыреста гектопаскалей
вполне можно было использовать вертолеты для воздушной разведки.
Начиналась игра по неизвестным до сих пор правилам, но с известной
ставкой. Восемь вертолетов, разосланных в тысячемильном радиусе, никто не
тронул. Из их снимков сложилась карта, охватывающая восемь тысяч
квадратных километров вокруг пункта посадки. Карта типичного
безатмосферного спутника - с хаотическим разбросом кратерных воронок,
частично заполненных вулканическим туфом. Только на северо-востоке
магнетометры зарегистрировали движущийся огненный шар. Он мчался над
скальным грунтом, проплавленным вдоль его трассы, в нечто вроде
неглубокого горячего оврага. Этот район вторично исследовали геликоптеры,
чтобы произвести замеры и спектральный анализ в полете и после посадки.
Один из них был намеренно направлен на сближение с солнечным шаром. Прежде
чем он сгорел, была точно замерена температура и мощность излучения -
порядка тераджоуля. Шар питало и приводило в движение переменное магнитное
поле. Оно достигало 10^10 гауссов.
Стиргард после глубокого зондирования магнитного дна оврага дал GOD'у
указание составить схему укрытой там сети с узлами, от которых отходили
глубоко проникающие под литосферу вертикальные стволы, и не был слишком
удивлен поставленным диагнозом. Предназначение гигантского устройства было
неясным. Однако не оставалось сомнения, что работы были остановлены
внезапно, все входы в стволы и штольни закрыты или завалены взрывами -
после того, как в туннели и колодцы сбросили тяжелые механизмы. Плазменное
микросолнце питали термоэлектрические преобразователи, через систему
магнитопроводов забирая энергию из глубин литосферы - около 50 километров
под наружным слоем лунной коры.
Хотя командир выслал на эту территорию тяжелые вездеходы для более
подробных исследований и дождался их возвращения, сразу же после этого он
объявил срочный старт. Физики, захваченные размерами глубинного
энергетического комплекса, рады были бы остаться подольше и, может быть,
даже открыть заблокированные туннели. Стиргард не разрешил. Непонятным
было состояние пойманных спутников, непонятна стройка, начатая на пустом
месте с таким размахом, еще более непонятно - если незнание можно
разделить по степеням - прекращение этих работ почти что в эвакуационной
спешке. Однако этого он никому не сказал. Мысль, пришедшую ему в голову,
он оставил при себе.
Детальное исследование чужой технологии напрасно. Ее фрагменты, как
осколки разбитого зеркала, не дают единой картины. Они - лишь невнятное
указание на причину удара.
Проблема заключалась не в инструментах этой цивилизации, а в ней самой.
Подумав об этом, он ощутил всю тяжесть доверенной ему задачи, и в этот
момент прозвучал вызов интеркома. Араго спрашивал, может ли он посетить
командира.
- Только для короткого разговора: мы стартуем меньше чем через час, -
ответил Стиргард, хотя не был расположен к беседе.
Араго явился сразу же.
- Надеюсь, я не помешаю...
- Вы, ваше преподобие, конечно, мешаете мне, - ответил он, не вставая,
и указал монаху на кресло. - Однако, учитывая характер вашей миссии, я
слушаю.
- Я не наделен никакими чрезвычайными полномочиями или миссией, меня
направили на мое место точно так же, как вас на ваше, - спокойно возразил
доминиканец. - С одной только разницей. От моих решений не зависит ничего.
От ваших - все.
- Это мне известно.
- Жители этой планеты - словно живой организм, который можно как угодно
исследовать, но нельзя спросить о смысле его существования.
- Медуза не ответит, но человек?
Стиргард посмотрел на него с чем-то большим, чем интерес. Он словно
ожидал важного ответа.
- Человек, но не человечество. Медузы не отвечают ни за что. Каждый из
нас отвечает за то, что делает.
- Я догадался, к чему вы клоните. Ваше преподобие желает знать, что я
решил сделать.
- Да.
- Поднять забрало.
- Требуя контакта?
- Да.
- А если они не смогут выполнить этого требования?
Стиргард взволнованно поднялся - Араго проник в то, что он хотел
скрыть. Придвинувшись к монаху, почти касаясь его коленей, командир тихо
спросил:
- Что тогда делать?
Араго встал, выпрямился, взял его правую руку, пожал.
- Дело в добрых руках, - сказал он и вышел.
БЛАГОВЕЩЕНИЕ
После старта командир направил корабль, снова снабженный маской, на
стационарную орбиту вокруг луны, над полушарием, невидимым с Квинты, и
поочередно вызывал к себе коллег, чтобы каждый из них высказался, как он
понимает ситуацию. И что сделал бы на его месте. Расхождение во мнениях
оказалось огромным. Накамура придерживался космической гипотезы. Уровень
квинтянской технологии предполагает издавна развивающуюся астрономию.
Дзета со своими планетами передвигается в разрыве между ветвями
галактической спирали и через какие-нибудь пять тысяч лет окажется в
опасной близости к Гадесу. Точно установить критическое сближение
невозможно, поскольку речь идет о неразрешимой задаче определения
взаимодействия многих масс. Однако некатастрофический проход рядом с
коллапсаром маловероятен. Находящаяся под угрозой цивилизация пытается
спастись. Возникают различные проекты: переселение на луну, превращение ее
в управляемую планету и перегон ее в систему эты Гарпии, отдаленную всего
на четыре световых года и, что еще важнее, удаляющуюся от коллапсара. При
начальной стадии реализации этого проекта ресурсы знаний и энергии
оказываются недостаточными. Может быть также, что одна часть цивилизации,
один блок государств стоит за проект, а другой ему противится. Как
известно, эксперты из разных областей знания редко приходят к полному
согласию, особенно по трудному и сложному вопросу. Появляется другой
проект эмиграции или же бегства в Космос. Эта концепция вызывает кризис:
население Квинты наверняка исчисляется миллиардами и космических верфей не
может хватить на постройку флота, способного осуществить всеобщий Exodus
[исход (лат.)] из планетной колыбели. Если применить земную аналогию,
отдельные государства значительно отличаются друг от друга по
промышленному потенциалу. Ведущие страны строят космический флот для себя
и одновременно покидают фронт лунных работ. Может быть, те, кто работают
на верфях, понимая, что спасательные корабли предназначены не для них,
прибегают к актам саботажа. Возможно, это вызывает репрессии, беспорядки,
анархическую разруху и пропагандистскую радиовойну. Таким образом, и этот
проект останавливается на начальном этапе, а неисчислимые спутники,
блуждающие по системе, - следы его бесплодных усилий. Хотя такая оценка
положения вещей весьма гипотетична, ценность ее не равна нулю.
Следовательно, необходимо как можно скорее найти общий язык с Квинтой.
Сидеральная инженерия, переданная жителям Квинты, может спасти их.
Полассар, знакомый с концепцией японца, считал, что факты в ней
притянуты и переиначены ради поддержки принципа планетной эмиграции.
Сидеральная инженерия не появляется как гром средь ясного неба. Мощность,
использованная для астеносферного [астеносфера - нижний слой литосферы]
оборудования на луне, на три порядка отстает от мощности, дающей доступ к
гравитологии и ее промышленному внедрению. Кроме того, ничто не указывает
на то, что квинтяне могли счесть гостеприимной систему эты. Через
несколько миллионов лет эта окончательно сожжет свой водород. Таким
образом, она превратится в красного гиганта. К тому же Накамура так
подогнал данные движения всей системы Гарпии и Гадеса в пределах
гравитационной неоднозначности, что сделал возможным критическое
прохождение дзеты вблизи коллапсара уже через пятьдесят столетий. Если же
учесть пертурбации, вызываемые спиральной ветвью галактики, то прохождение
откладывается более чем на двадцать тысяч лет. Известие, что беда грозит
через двадцать пять веков, может привести в панику только неразумные
существа. Наука, находящаяся еще в пеленках, как, например, земная в
девятнадцатом веке, может считать свои возможности приближающимися к
пределу. Более зрелая наука, хотя и не предугадывает будущих открытий,
знает, что они возрастают экспоненциально и за несколько лет добывается
значительно больше сведений, чем раньше за тысячелетия. Нам неизвестно,
что происходит на Квинте, но в контакт с ней следует вступить - хоть это и
рискованно. А вместе с тем необходимо.
Кирстинг считал, что "все возможно". Высокая технология не исключает
верований религиозного типа. Пирамиды египтян и ацтеков точно так же не
выдали бы гостям из иных миров своего назначения, как и готические соборы.
Лунные находки могут быть произведением какой-нибудь веры. Культ солнца,
притом искусственного. Алтарь из ядерной плазмы. Предмет поклонения.
Символ мощи или власти над материей. И сразу же раскол, отступничество,
ересь, походы - не крестовые, а информационные. Электромагнитное насилие
для "обращения" еретиков-отступников или, скорее, их священных
информационных машин: Deus est in Machina [бог в машине (лат.)]. Это не то
чтобы правдоподобно, но, во всяком случае, убедительно. Символы веры, так
же как творения идеологии, не раскрывают пришельцам из чужих стран своего
смысла. Физика не уничтожает метафизики. Чтобы дойти до общности целей
людей различных земных культур и эпох, надо по крайней мере знать, что
наличие материального бытия нигде не считалось тем, что полностью
удовлетворяет потребностям существования. Можно считать это допущение
чудачеством. Предположить, что технология всегда расходится с Sacrum
[здесь: священное, божественное (лат.)]. Однако технология всегда имеет
нетехнологическую цель. А когда Sacrum исчезает, остающуюся в культуре
нишу должно что-то заполнить. Кирстинг с такой набожностью отдавался
рассуждениям о мистических вершинах инженерии, что Стиргард еле дослушал
его до конца. Контакт? Разумеется, он тоже был за контакт.
Пилоты не высказали никакого мнения: раздувать воображаемые задачи, да
еще во внечеловеческой сфере, - это было не в их характере. Ротмонт был
готов обсудить технические стороны контакта. Прежде всего то, как
обезопасить корабль от роев квинтянских спутников. Он считал, что Квинту в
прошлом уже посещали иные цивилизации и это кончилось плохо, после чего
наука не стояла на месте. Квинтяне отгородились от вторжения. Разработали
технологию универсального недоверия. Прежде всего нужно убедить их в
мирных намерениях людей. Послать "приветственные дары", а когда они с ними
ознакомятся, ждать их реакции.
Эль Салам и Герберт придерживались того же мнения.
Стиргард поступил по-своему. "Приветственные дары" могли быть
уничтожены еще до посадки. На это указывала судьба патрульной пятерки у
луны. Поэтому он выпустил большой орбитальный аппарат к солнцу, чтобы он,
как телеуправляемый "посол", передал Квинте "верительные грамоты". "Посол"
вручал эти грамоты в виде лазерных сигналов с избыточным кодом, способных
пробить шумовую завесу планеты, давая таким образом урок, как можно
наладить связь. Он передавал эту программу подряд несколько сот раз.
Ответом было глухое молчание.
Содержание послания менялось в течение трех недель на все лады - без
какой бы то ни было реакции. Была увеличена мощность передачи, лазерная
игла ходила по всей поверхности планеты, в инфракрасном, в
ультрафиолетовом диапазонах, модулированная так и этак. Планета не
отвечала.
Используя случай, "посол" уточнил детали внешнего вида Квинты и передал
их на "Гермес". На континентах находились скопления, по размерам
напоминавшие большие земные столицы. Однако ночью в них не видно было
огней. Эти образования в виде расплющенных звезд с кустистыми
ответвлениями давали полуметаллическое отражение. От них шли прямые линии,
что-то вроде коммуникационных артерий. Однако по ним ничто не
передвигалось. Чем более резкие изображения приходили с "посла" (который
постепенно становился шпионом), тем более явно основанные на земном опыте
догадки оказывались иллюзиями. Линии не были ни дорогами, ни
трубопроводами, а пространства между ними часто напоминали леса. Эти
псевдозаросли состояли из множества правильных блоков с выростами. Их
альбедо равнялось почти нулю: они поглощали более 99% падающего на них
солнечного света. Следовательно, они были чем-то вроде фоторецепторов.
Возможно, Квинта поглощала и "верительные грамоты", истолковывая их
своими приемниками не как информацию, а как энергетическую пищу? Невидимый
до той поры на фоне солнечного диска "посол" выжал из себя все. Он
передавал в инфракрасном диапазоне "грамоты", стократно превышая излучение
солнца в этой области спектра. Если рассуждать здраво, он повредил этим
концентрированным светом их приемные устройства; значит, какие-то
ремонтные технические группы должны были исследовать аварию и ее причины;
раньше или позже специалисты распознали бы сигнальную природу излучения.
Но снова проходили дни, и ничто не менялось. Зафиксированные на снимках
изображения ночного и дневного полушарий планеты только увеличили их
загадочность. Ничто не рассеивало тьму после заката солнца - оба больших
континента, выступающих из океана, с крутыми снежными вершинами горных
цепей, расцвечивались ночью только призрачным пламенем полярного сияния,
но и эти сияния, превращающие безоблачные приполярные льды в призрачное
зеленое золото, блуждали не беспорядочно, а поворачивались, словно
направленные невидимой гигантской рукой, против вращения Квинты. Ни на
внутренних морях обоих континентов, ни на поверхности океана не было
обнаружено ни одного судна, а поскольку отсутствовало движение и на
разбегающихся прямых линиях, проходивших через лесистые равнины и
нагромождения скальных хребтов, они также не могли служить целям
коммуникации. В южном полушарии из океана, как бесчисленные бусинки,
рассыпанные по безбрежным водам, торчали погасшие вулканы архипелагов - по
всей видимости, безлюдных. Единственный континент этого полушария, у
самого полюса, покоился под огромным ледником. Из мутного серебра его
вечных снегов выступали одинокие скальные пики, вершины восьмитысячников,
прихлопнутых ледяными крышками. Вблизи экватора, под обручем замороженного
кольца, день и ночь бушевали тропические грозы, и щит заатмосферных льдов,
словно головокружительно бегущее зеркало, усиливал блеск их молний
фиолетовыми брызгами отражений. Отсутствие следов цивилизованной
активности, портовых городов в устьях рек; выпуклые металлические шитые
горных котловинах, закрывающие их дно броневой облицовкой, только
спектрохимически отличимой от естественной скалы; отсутствие движения в
воздухе - хотя наблюдения обнаружили около ста гладких, окруженных низкими
постройками, покрытых бетоном космодромов, - все это приводило к
неотвратимому выводу, что вековая борьба загнала квинтян в подземелья и в
них они проводят жизнь, обреченные смотреть на просторы неба и Космоса
металлическим взглядом радиоэлектроники. Замеры тепловых перепадов открыли
на поверхности Гепарии и Норстралии соединенные зарытыми глубоко в грунт
разветвлениями термические пятна - словно бы пещерные города. Тонкий
анализ их излучения, казалось, опровергал это предположение. Каждое из
обширных пятен, достигающих сорока миль в диаметре, отличалось странным
градиентом выдыхаемого тепла: самым горячим был центр, а источник этого
излучения находился под литосферой у границ мантии. Может быть, квинтяне
черпали энергию из жидкого нутра своей планеты? Огромные геометрически
правильные области, первоначально принятые за сельскохозяйственные угодья,
в сущности, представляли собой скопления миллионов пирамидальных головок,
посаженных, как керамические грибы, на площади в десятки километров.
Приемно-передающие радарные антенны - так определили их наконец физики.
Планета, вся в тучах, грозах, циклонах, как бы нарочно замерла и
притаилась, слыша неустанный зов сигналов, просящих хоть какого-нибудь
отзыва.
Наблюдения археологического характера - попытки открыть следы
исторического прошлого: развалины городов, какие-то строения,
соответствующие земным произведениям культовой архитектуры - храмы,
пирамиды, древние столицы, - не принесли бесспорных результатов. Если
война разрушила их до основания или если человеческий глаз не в силах был
их разглядеть из-за их полнейшей чуждости, то мостом, перебрасываемым
через эту отчужденность, могла быть единственно техническая деятельность.
Следовало найти устройства, наверняка огромные, при помощи которых
океанские воды выбрасывались в космическое пространство. Размещение этих
устройств можно было рассчитать, используя универсально действующие
критерии, установленные физикой. Исходя из направления вращения кольца, из
его расположения около экватора, можно было делать выводы о расположении
планетных водометов. Тут, однако, поиски затруднял еще один фактор:
несомненно, это оборудование было установлено на стыке суши и океана - в
областях, над которыми пробегало теперь скованное космическим холодом
кольцо, и постоянное его трение о разреженные слои атмосферы скрывало
расчетные места сплошным ливнем и грозами вечного дождливого сезона, так
что даже попытка установить метод, которым пользовались в прошлом веке
квинтянские инженеры, выстреливая свои моря в вакуум, окончилась ничем.
Фотографий, содержавших "косвенные улики", скопилось в архивах корабля
множество, но ценность их представлялась не большей, чем у пятен на
таблицах теста Роршаха. Человеческий глаз мог приписать звездообразным
фигурам, повторяющимся на разных континентах, столько же привнесенных с
Земли предубеждений и представлений, сколько разнообразных фигур можно
увидеть - а в сущности, лишь вообразить, - разглядывая скопление
чернильных брызг. Беспомощность GOD'а перед этими тысячами снимков
показала, что в машине, предназначенной для абсолютно объективной
переработки информации, глубоко засело косное наследие антропоцентризма.
Вместо того чтобы узнать что-то о чужом разуме, заметил Накамура, они
убедились, как тесно люди связаны мыслительным родством с компьютерами.
Сама близость чужой цивилизации, до которой, казалось, уже рукой подать,
отделяла ее от них, оборачивалась насмешкой над всеми попытками пробиться
к ее сути. Они боролись с навязчивым впечатлением: это коварство, ловушка,
зловредно расставленная для экспедиции, словно Кому-то - но кому? - нужно
было бросить вызов их надежде, чтобы в самом конце дороги, у самой цели
выявить ее неосуществимость. Те, кого удручала эта мысль, скрывали ее,
чтобы не заразить пораженческими настроениями товарищей.
После семисот часов бесплодной радиодипломатии Стиргард решился послать
на Квинту первый посадочный аппарат, названный "Гавриило