пофеоз "бездействия"
возможны, между прочим, благодаря тому, что все-таки на  протяжении  сотен
тысячелетий производились особые  действия,  в  результате  чего  возникла
цивилизация, а вместе с нею речь  и  письменность,  без  которых  было  бы
вообще невозможно формулировать какие бы то  ни  было  суждения  и  мысли.
Философ-апологет  крайнего  консерватизма  (бездействия  в  биологической,
например, или в технологической сфере) подобен сыну  миллионера,  который,
освобожденный  отцовским  богатством  от  заботы  о  добывании  средств  к
существованию, критикует владение богатством. Будь он последовательным, он
должен был бы отречься от  богатства.  Противник  "биоконструирования"  не
может в свою  очередь  ограничиться  оппозицией  по  отношению  к  "планам
реконструкции"  человека,  а  обязан,  отказавшись  от   всех   достижений
цивилизации, от медицины, техники и т. д., отправиться на  четвереньках  в
лес. Ведь против всех решений и методов, которые он не критикует,  которым
он не  противится  (как,  например,  методы  врачебной  терапии),  некогда
боролись с позиций, довольно близких к  его  теперешней.  И  лишь  течение
времени наряду с эффективностью этих решений и методов привело к тому, что
они вошли в сумму достижений  цивилизации  и  теперь  ни  у  кого  уже  не
вызывают сопротивления.
     Ни здесь, ни в  каком-нибудь  другом  месте  мы  отнюдь  не  намерены
заниматься апологией "революционных реконструкций". Мы  считаем  попросту,
что  всякие  споры  с  историей  беспредметны.   Если   бы   человек   мог
контролировать  и  сознательно  регулировать  развитие  своей  цивилизации
значительно раньше, то она, возможно, была  бы  более  совершенной,  менее
парадоксальной и более эффективной, чем существующая. Но  именно  это  как
раз и не было возможным, поскольку, творя и развивая цивилизацию,  человек
в то же время моделировал и самого себя как общественно мыслящее существо.
     Противник  биоконструирования  мог  бы  сказать,   что   неповторимое
существование  индивидуума  бесценно,  и  поэтому   непозволительно   нам,
невеждам,  манипулировать   с   генотипами,   устранять   одни   признаки,
признаваемые вредными, вводить другие и  т.д.  Да  соизволит  он,  однако,
заметить, что его доводы доказуемы лишь в мире, столь  же  несуществующем,
сколь и похожем на наш.  Ибо  в  нашем  атмосфера  Земли,  когда  к  этому
приводила глобальная политическая ситуация,  на  протяжении  десятков  лет
отравлялась  радиоактивными  осадками.  Большинство  видных  генетиков   и
биологов  подчеркивало,  что  это  должно  повлечь  за  собой  в  грядущих
поколениях  весьма  многочисленные  мутации  и  что   тем   самым   каждый
экспериментальный   атомный   взрыв   означает   определенное   количество
генетических деформаций, заболеваний и преждевременных смертей,  вызванных
новообразованиями, лейкозами и т.п. К  тому  же  эти  взрывы  должны  были
служить  лишь  увеличению  ядерного  потенциала  заинтересованных  сторон.
Жертвы  этой  политики,  которую  по   сей   день   продолжают   некоторые
государства, называющие себя цивилизованными, будут исчисляться по меньшей
мере тысячами (а скорее всего, десятками тысяч). Вот в каком мире мы живем
и в каком рассматриваем проблемы биоконструирования. Нельзя считать, будто
все, что является результатом глобального регуляционного  недомогания,  не
отягощает  нашей  совести  и  нашего  "цивилизационного  баланса"  и  что,
несмотря на такое положение вещей  в  областях,  полностью  контролируемых
нами, мы должны поступать с совершенной прозорливостью (которая ведет  нас
прямо к абсолютному бездействию).
     Человек выступает как "таинственное" существо, только если  приписать
ему какого-то "автора", то есть  индивидуального  творца.  В  этом  случае
многочисленные  биологические  и  технические  противоречия   человеческой
природы заставляют задуматься о тайных и непонятных для нас мотивах нашего
"создателя". Если же признать, что мы возникли в результате проб и  ошибок
эволюции, длившихся миллионы лет, то "таинственность"  сводится  просто  к
каталогу   решений,   которые   можно   было    реализовать    в    данных
эволюционно-исторических  условиях.  И  тогда  мы   можем   приступить   к
рассмотрению  того,  каким  же  образом  надлежит   перестроить   процессы
самоорганизации с целью  устранить  все  то,  что  причиняет  нашему  виду
страдания.
     Все это, разумеется, не означает, будто мы сравниваем  таким  образом
человека с каким-то материальным  предметом,  подлежащим  конструированию,
или  с  каким-то  техническим  продуктом,  подлежащим  усовершенствованию.
Атмосфера   моральной   ответственности   не   должна    покидать    сферу
биоконструирования. Да, эта область связана с огромным риском, хотя,  быть
может, и с не меньшими надеждами. Ведь если человек  навлекал  на  себя  в
прошедшие столетия (да и не только в прошедшие) так много страданий и  мук
в результате  неконтролируемых  цивилизационно-общественных  действий,  то
самое время идти на риск сознательно и с чувством полной  ответственности,
едва лишь позволит это сделать совокупность накопленных знаний,  хотя  эти
знания и будут неполными.

     XV. Рассмотренная в тексте "антистатистическая позиция"  конструктора
ныне, по существу, уже устарела. Надежность устройств нельзя рассматривать
независимо от статистических  методов.  К  этому  с  неизбежностью  привел
технологический прогресс, при  котором  серийное  (массовое)  производство
сопровождается  ростом  сложности  изготовляемых  устройств.  Если  каждый
элемент системы, состоящей из 500 элементов, надежен на 99%, то система  в
целом надежна всего лишь на 1% в предположении, что все элементы  жизненно
важны (для функционирования системы).  Максимально  достижимая  надежность
пропорциональна квадрату числа  элементов,  в  результате  чего  получение
надежного  продукта  невозможно,  особенно  когда  он  представляет  собой
систему высокой  сложности.  Системы,  "подключенные"  к  человеку  как  к
регулятору (самолет,  автомобиль),  менее  чувствительны  к  повреждениям,
поскольку пластическое поведение человека часто  позволяет  компенсировать
нарушение функций. В  то  же  время  в  "безлюдной"  системе,  такой,  как
межконтинентальная  ракета  или  какая-то  автоматическая  система  вообще
(скажем, цифровая машина), не может быть и речи о  подобной  пластичности.
Меньшая их надежность вызвана не только  большим  числом  составляющих  их
элементов и не только новизной реализуемой технологии, она  вызвана  также
отсутствием человека, выполняющего роль амортизатора случайных  нарушений.
Теория  надежности  в  связи  с  лавинообразным   прогрессом   в   области
конструирования является ныне обширной областью науки. Методы, какими  она
сегодня пользуется, являются,  как  правило,  "внешними"  по  отношению  к
конечному продукту (расчеты,  многократные  испытания,  изучение  среднего
времени между отказами и времени старения элементов, контроль  качества  и
т.  д.).  Эволюция  также  применяет  "внешний  контроль"   (им   является
естественный отбор), а кроме того,  и  "внутренние"  методы:  дублирование
устройств, встраивание в них тенденции к самоисправлению  (как  локальной,
так и подчиненной вспомогательно-управляющему контролю центров, стоящих на
более высокой иерархической ступени). И,  пожалуй,  важнее  всего,  что  в
качестве   регуляторов   Эволюция   использует   устройства,    обладающие
максимальной   пластичностью.   И   если,   несмотря   на   принципиальную
эффективность  всех  этих  способов,  организмы  так   часто   оказываются
ненадежными, то виновно в этом в значительной  мере  "нежелание"  Эволюции
пользоваться большой избыточностью при передаче  конструкционно-творческой
информации (как гласит правило Данкофа).
     По сути дела, 99% всех страданий и старческих заболеваний  связано  с
проявлением ненадежности  все  большего  числа  систем  организма  (потеря
зубов,  упругости  мышц,  зрения,   слуха,   локальная   атрофия   тканей,
дегенеративные процессы и т.д.). В будущем главное  направление  борьбы  с
ненадежностью  устройств  в  технике   будет,   очевидно,   сближаться   с
эволюционным, однако с тем существенным  различием,  что  Эволюция  скорее
"встраивает" в свои творения конструкции, "преодолевающие ненадежность", а
человек-конструктор более  склонен  к  применению  методов,  "внешних"  по
отношению  к  конечному  продукту,  чтобы  не  усложнять  его   чрезмерным
количеством  элементов.  Критерии  деятельности  в  обоих  случаях  весьма
различны. Так, например, "материальные затраты"  для  Эволюции  не  играют
роли, поэтому количество расходуемого наследственного материала (спермиев,
яйцеклеток)  не  имеет  значения,  лишь  бы  его  хватило  для  сохранения
непрерывности вида.  Изучение  эволюции  отдельных  технических  устройств
показывает,  что  рост  эффективности  (повышение   надежности)   является
процессом,  происходящим  значительно  позже,   чем   отыскание   решения,
оптимального в целом. Так, принципиально, то есть в общем плане,  самолеты
тридцатых и даже двадцатых годов очень походили на современные - это  были
машины тяжелее воздуха, поддерживаемые подъемной силой крыльев, приводимые
в движение двигателем внутреннего  сгорания  с  электрическим  зажиганием,
машины  с  такой,  как  сегодня,  системой   управления   и   т.п.   Успех
трансокеанских перелетов был достигнут не в результате увеличения размеров
(ибо и прежде строили большие самолеты, иногда даже больше современных), а
лишь в результате повышения надежности функций, в то время недостижимого.
     Количество  элементов,  растущее   экспоненциально,   резко   снижает
надежность очень сложных устройств.  Отсюда  огромные  трудности  создания
устройств столь сложных, как многоступенчатая  ракета  или  вычислительная
машина. Увеличение надежности  путем  дублирования  элементов  и  передачи
информации тоже имеет свои пределы. Устройство с наилучшим резервированием
вовсе не обязательно является оптимальным решением. Это немного похоже  на
прочность стального каната: если он слишком длинный,  то  никакой  прирост
толщины уже не поможет, ибо канат оборвется  под  собственным  весом.  Тем
самым если не вмешается какой-то неизвестный нам фактор, то сбои в работе,
вызванные   экспоненциальным   ростом   ненадежности,   установят   предел
построению чрезвычайно сложных систем (скажем, электронных цифровых  машин
с сотнями миллиардов или биллионами элементов).
     Возникает  весьма  существенный  вопрос:   станет   ли   когда-нибудь
возможным  производство  устройств,  способных   превысить   этот   "порог
надежности", то есть более эффективных в этом отношении, чем  эволюционные
решения? По-видимому, нет. Аналогичные пределы подстерегают нас,  пожалуй,
на всех уровнях материальных явлений, то  есть  также  в  физике  твердого
тела, в молекулярной технике и т.п. Старение на  тканево-клеточном  уровне
многие биофизики считают кумулятивным эффектом "элементарных  молекулярных
ошибок", "атомных ляпсусов", какие живая клетка допускает  в  ходе  своего
существования, причем эти "ошибки" выводят  в  конце  концов  систему  как
целое за пределы обратимых изменений. А если это  так,  то  можно  в  свою
очередь спросить, не вытекает ли статистичность законов  микрофизики,  эта
характерная  недостоверность  результатов,  тяготеющая  над  каждым  самым
простым материальным актом (например, над распадом  радиоактивного  атома,
соединениями атомных частиц, над захватом этих частиц атомными ядрами), из
того, что в_с_е, что происходит, "ненадежно". И что,  следовательно,  даже
атомы и их "составные части" - протоны, нейтроны, мезоны, - понимаемые как
своеобразные  "машины",  то   есть   системы,   проявляющие   регулярность
поведения, и сами не  являются  "надежными"  элементами  той  конструкции,
которую мы зовем Вселенной, а  также  не  образуют  "надежных  устройств",
входя в состав химических молекул, твердых тел, жидкостей, газов. Не лежит
ли, одним словом,  статистическая  ненадежность  действия  в  основе  всех
вскрываемых Наукой законов Природы? И не  построен  ли  Космос  как  древо
Эволюции по принципу "Надежная система" (точнее, относительно надежная) из
"Ненадежных компонентов"?  И  не  является  ли  своеобразная  "полюсность"
космической структуры (материя  -  антиматерия,  положительные  частицы  -
отрицательные частицы и т. д.) как бы необходимой, поскольку н_и_к_а_к_о_й
д_р_у_г_о_й к_о_с_м_о_с н_е б_ы_л б_ы в_о_з_м_о_ж_е_н из-за подстерегающей
"ненадежности действия", которая стала бы на пути  какой  бы  то  ни  было
эволюции, навсегда фиксировав мир  на  стадии  "первичного  хаоса"?  Такая
(надо признать, полуфантастическая) постановка проблемы  может  показаться
антропоморфической или  хотя  бы  открывающей  лазейку  для  дискуссии  об
"Инженере Космоса", то есть "Творце Всего Сущего", но это  не  так.  Ведь,
установив, что Эволюция не имела никакого индивидуального творца, мы можем
все  же  обсуждать  ее  конструкторское  мастерство,  а  следовательно,  и
упомянутый выше принцип построения сравнительно надежных систем из  весьма
ненадежных компонентов.

     XVI. Ввиду значительного интереса к проблемам внечувственных  явлений
нелишним будет, пожалуй, добавить следующее. Люди  очень  любят  повторять
истории о "вещих снах" или рассказывать  о  происшедших  с  ними  и  с  их
близкими  случаях,  доказывающих   будто   бы   существование   телепатии,
криптэстезии и т.п. Поэтому надо разъяснить, что такие рассказы,  даже  из
уст  очевидцев,  с  научной  точки  зрения  никакого  значения  не  имеют.
Отклонение их наукой вовсе не вытекает, как склонны полагать некоторые, из
пренебрежения,  якобы  проявляемого  ученым  по  отношению   к   "простому
человеку", оно попросту вытекает из повелений научного метода. Для  начала
приведем простой пример, заимствованный у С.Брауна. Пусть 500 психологов в
какой-нибудь стране начнут исследовать  статистическими  методами  наличие
телепатии. Согласно статистике, половина из них  получит  результаты  ниже
средних  или  средние,  а  вторая  половина   вследствие   отклонения   от
статистически ожидаемых результатов - положительные. Пусть теперь  сто  из
этих пятисот психологов получат  исключительно  "важные"  результаты.  Это
утвердит их в убеждении, что "здесь, однако, что-то есть". Среди этих  ста
половина в  ходе  дальнейших  исследований  получит  мизерные  результаты,
которые склонят их оставить исследования, но вторая половина  еще  сильнее
утвердится в убеждении, что они обнаружили телепатические явления. В конце
концов на поле боя останется 5-6 человек,  которые  несколько  раз  подряд
получили положительные результаты, и эти уже "потеряны". Им никак  уже  не
объяснишь, что сами они  стали  жертвами  статистики,  с  помощью  которой
воевали.
     И совсем уже в общем плане: отдельные случаи не могут иметь  значения
для науки, коль скоро простой расчет  показывает,  что  если  каждую  ночь
нескольким  миллиардам  людей  снятся  сны,  то   содержание   этих   снов
"исполнится" по меньшей мере в нескольких ста случаев из этих  миллиардов.
Если добавить к этому естественную неясность и туманность снов, а также их
эфемерный характер и вкусы публики,  смакующей  "загадочные"  явления,  то
дальнейшее распространение подобных рассказов становится очевидным. Что же
касается явлений, совсем уже непонятных, вроде каких-то видений и  т.  п.,
или приостановки законов природы  (то  есть  "чудес"),  то  наука  склонна
скорее  признавать  их  обманом  чувств,   галлюцинациями,   чем-то,   что
померещилось, и т.п. Это не  должно  обижать  заинтересованных,  поскольку
ученые исходят при этом не  из  каких-то  "академических"  соображений,  а
только из интересов науки. А наука является сооружением слишком  спаянным,
воздвигнутым ценой слишком многих скрупулезных усилий, чтобы ради  первого
же,  второго   или   десятого   варианта   явлений,   не   соответствующих
фундаментальным, открытым на протяжении столетий законам  природы,  ученые
готовы были бы вышвырнуть за борт эти достоверные  истины  и  заменить  их
непроверяемыми - прежде всего  из-за  их  н_е_п_о_в_т_о_р_я_е_м_о_с_т_и  -
феноменами. Ведь  наука  занимается  явлениями  п_о_в_т_о_р_я_е_м_ы_м_и  и
только  благодаря  этому   может   предвидеть   явления,   п_о_д_о_б_н_ы_е
исследуемым ею, чего никак уже нельзя сказать о ESP.
     Лично я  считаю  решающим  "эволюционный"  аргумент.  Ибо  количество
людей, видевших,  слышавших  или  переживавших  "телепатические  явления",
каким  бы  оно  ни  было,  близко  нулю   по   сравнению   с   количеством
"экспериментов",   какие   провела   естественная   эволюция   за    время
существования видов, на протяжении миллиардов  лет.  И  если  эволюции  не
удалось "накопить" телепатических признаков, то  это  значит,  что  нечего
было накапливать, отсеивать и сгущать. Здесь нам могут возразить, что  эти
явления свойственны якобы не только высшим организмам, таким, как люди или
собаки, но и таким, как  насекомые.  Но  эволюция  насекомых  продолжалась
несколько сот миллионов лет, и этого времени по меньшей  мере  достаточно,
чтобы заполнить весь класс членистоногих одними без исключения телепатами.
Ведь трудно представить какой-нибудь признак, сильнее помогающий выжить  в
борьбе за существование, чем возможность добывать информацию об окружающей
среде и о других существующих  в  ней  организмах,  минуя  органы  чувств,
"телепатическим информационным каналом". Если статистика, собранная Райном
или  Сеулом,  что-то  отражает,  то  этим  "чем-то"  являются,   вероятно,
некоторые  динамические  структуры  человеческого   мозга,   подвергаемого
испытанию на "угадывание" длинных случайных серий.  Полученные  результаты
могут свидетельствовать о том, что каким-то непонятным  для  нас  способом
система  типа  мозга  может  иной   раз   "нечаянно"   напасть   на   след
наивыгоднейшей стратегии угадывания последовательностей этого типа  и  тем
самым поднять получаемые результаты несколько выше  среднего.  Но,  говоря
это, я сказал даже лишнее, поскольку с таким же успехом речь может идти  о
совпадении двух псевдослучайных серий (серии "извлечений карт"  Зенера 6  и
серии "извлечений" испытуемым  их  мысленных  эквивалентов)  в  результате
"везения" и ни о чем более.
     Во время чтения корректуры этого  издания  я  познакомился  с  книгой
"Разум во Вселенной" Макгоуэна  и  Ордуэйя.  Они  полагают,  что  создание
"разумных автоматов" является закономерностью развития всех  биологических
цивилизаций  Космоса.  На  Земле   же   этому   будет   благоприятствовать
антагонистическая  ситуация,   поскольку   сторона,   которая   подчинится
управлению стратегической машины, обретет  преимущество  над  противником.
Начатое  в  сфере  вооружений  и  перенесенное   в   эту   новую   область
соперничество должно привести к объединению, так как  на  высокой  ступени
уже автономной, то есть планируемой и управляемой этими машинами, эволюции
людей они  убедятся  в  том,  что  сотрудничать  полезнее,  чем  укреплять
антагонизм. Это должно открыть эпоху всеобщего благоденствия,  за  которое
биологическим  существам  придется  расплачиваться  значительной   потерей
личных свобод. Через некоторое время автомат-правитель, установив в  конце
концов контакт с подобными же правителями других  планет,  покидает  своих
подданных,  дабы  отправиться  в  "лучшие   края"   Космоса.   Осиротевшее
биологическое  общество  строит  себе  очередной  автомат,  и  этот   цикл
многократно повторяется.  Его  начало,  в  понимании  авторов,  не  лишено
признаков "правдоподобия", чего нельзя  уже  сказать  о  следующих  этапах
(благоденствия под властью  машины  и  ее  "исхода"  в  Космос).  Миграции
электронных экс-правителей по Галактике являются вымыслом чистейшей  воды.
Правление автоматов носит, согласно этим авторам, черты  "